Реченька

С утра шел дождь. Я валялась на кровати, прокручивая в голове свои действия. На проверку нескольких металлов ушло почти две недели. Были бы готовые реактивы и справочники под боком — закончила бы быстрее. Но что же делать дальше? Проверять пищевые красители не вижу смысла — мы бы давно все дружно померли. Как минимум я их столько съела, что не счесть. Должно быть что-то еще. Но что? Вспомнился старенький хроматограф с самописцем. На первом занятии мы посмеивались — он прямиком из восьмидесятых, да и выглядел соответственно своему возрасту. Потом поняли, что штука-то хорошая. Рабочая и понятная, особенно для изучения метода в рамках бакалавриата. А сейчас я прям очень хотела его себе в комнату. Не факт, что поможет, конечно. Туда и азот с водородом нужен, и расходники, и стандарты. Тяжело в общем. Но может хотя бы электроды? Была бы я умнее, сама бы их сделала… Ага, а еще бы машины, электричество, нефть бы нашла и начала качать. Была бы тут самой-самой, если бы не одно «но». Понятно какое. В дверь постучали. Я вздохнула и заставила себя встать. Обычно я люблю дождь — гулять под ним одно удовольствие — но сил почему-то настолько нет, что кружится голова. Да и в висках стучит. Но вставать надо. Я все же запретила заходить в мою комнату, чтобы не было лишних вопросов. Грейс терпеливо ждала в коридоре. Уже привыкшая, она притащила чашечку кофе — я и тут к нему пристрастилась так, что не могла представить без него утро. — Кэйа пришел. Он ждет тебя на кухне. Кивнула. Грейс молодец. Взяла кружечку и выпила залпом — кофе обжег язык, но горечь немного прояснила голову. Кэйа по-хозяйски устроился за столом. Он налил себе чая и достал из ящика яблоко. Его волосы блестели в свете лампы — бедолага попал под дождь. Рядом с ним лежало две коробки в подарочной упаковке. Одна темно-синяя с ярко-красной лентой, вторая, наоборот, завернутая в красную бумагу, но перевязанная обыкновенной бечевкой. — Доброе утро, Барб! Как у тебя с настроением? — Как всегда, — ответила я, усаживаясь рядом. Привычный, заготовленный еще в родном мире ответ, который ничего не значит. — Не порядок, — сказал он и пододвинул коробки в мою сторону. — Это мне? — А кому еще? Эй, ты чего такая хмурая? Не сегодня же! За датами я не следила и в родном мире, но как будто бы из близких праздников только день рождения Барбары, поэтому я выдавила из себя самую радостную улыбку из возможных и аккуратно приобняла Кэйю. Настроение у меня не праздничное, но обижать его не хочется. — Открывай скорее. М-да, а вот это я не люблю. Ну не умею я показывать радость. Совсем. И я давно уяснила, что людям моя реакция на подарки кажется либо не радостной, либо не искренней. Но я радуюсь, просто внутри. Кэйа, естественно, слушать отмазки не стал — к этому я тоже привыкла. В синей коробке лежал серебряный кулон с маленьким светло-голубым камешком посередине. Стоило взять его в руки как стало прохладно. — Сейчас он не слишком полезен, — виновато сказал Кэйа, — но я помню, что ты не любишь жару. А я ее действительно не любила. Но упоминала ли при нем? Или тут мы с Барбарой похожи? Ради эксперимента надела — и, о боже, в голове прояснилось. Еще и ноющая боль притупилась. Правда, плечи покрылись мурашками, но я готова перетерпеть. — Спасибо, это очень полезный подарок. А… — Второй от Дилюка, — поспешно перебил Кэйа. Я удивилась, но ничего не сказала. Я в общем-то подарков не ждала. Ой, так это ж в ответ придется что-то дарить? Еще и Джинн явно притащит подарок. А, может, и Лиза! И сестры! Зуб даю Грейс не поздравила, потому что сестры готовят какой-то общий сюрприз. Не дай бог! Разорюсь — у меня из денег одни дотации церкви от города. Но узнать у Грейс дни рождения стоит, хотя я не уверена, что отмазка с временной потерей памяти прокатит. В красной коробке лежала книга. На красивой обложке были изображены мифические животные, среди которых я узнала цилиня, дракона и феникса. Еще несколько остались не опознанными. — Это же тоже от тебя подарок? Кэйа заметно растерялся. Прежде чем он начал оправдываться, я сказала: — Упаковочная бумага хоть и разная, но коробки обернуты одинаково. Да и банты похожи. Ты левша что ли? Он поджал губы и коротко кивнул. — Я не хотел, чтобы ты расстраивалась из-за него. Я усмехнулась. Да чего мне расстраиваться? Я бы и не вспомнила о Дилюке, если бы Кэйа не сказал — в конце-то концов даже Барбара не так близко с ним общалась, чтобы он был обязан что-то дарить. Подарки в принципе дело добровольное. — Он сейчас занят, да и… — Спасибо за старания, Кэйа, но не переживай. Я не в обиде. Кэйа хотел что-то сказать, но не успел — в комнату ворвалась Грейс. Она была бледна и, кажется, серьёзно испугана. За ней влетел молодой рыцарь Ордо Фавониус. — Барбара, у господина Таннера приступ! Внутри похолодело. С губ едва не сорвалось требование вызвать скорую. — Ему нужен лекарь. — Он уже там, но прошу вас, Барбара, — залепетал юноша. — Это уже не первый приступ. И я боюсь… Боюсь лекарь сегодня не справится. Я переглянулась с Кэйей. Тот понял меня с одного взгляда. На то, чтобы оседлать кобылку ушло пятнадцать минут. И вот, мы уже помчались вдвоем по размокшей от дождя дороге. Как назло дождь превратился в ливень. Я почти не видела, куда мы скачем — по итогу сдалась и уткнулась лицом в спину Кэйи, чтобы вода меньше попадала в глаза. К винодельне я была насквозь мокрая. Выбежавшие в холл горничные тут же предложили переодеться, но я потребовала показать Таннера. Без понятия, что тут за приступы, я по игре помнила только кашель. Но он все-таки не молод, а кашель мог быть симптомом проблем с сердцем. Я вбежала в комнату Таннера — он лежал на кровати. Его изнеможденный вид по-настоящему напугал — не так давно мы ели за одним столом и обсуждали Дилюка, а теперь он бессильно содрогался в кашле, пока лекарь пытался заставить его выпить лекарство. Лекарь, завидев меня, с облегчением вздохнул и уступил место на кровати. Я села и взяла больного за руку уже на автомате. Перебирать в голове песни — уже привычка. Слова не всегда отражали желание исцелить, порой я пела грустные песни, часто про любовь. Но что поделать — в моем плейлисте таких было слишком много. Но сейчас хотелось чего-то знакомого, ясного, с надеждой на то, что Таннер не только выздоровеет, но и как можно дольше не испытает на себе еще один подобный приступ. — У-трен-ний ра-ссвет, сол-нце под-ни-ма-лось над зем-лёй. Про-сы-па-лся лес, во-схи-ща-ясь ро-зо-вой за-рёй… А ведь это так похоже на винодельню. Уверена, на рассвете она такая же прекрасная: медовые виноградники, тихое пение птиц, утренняя прохлада и блестящая, как россыпь камней, роса. Посреди зелени красивый домик, напоминающий итальянское поместье — о подобном я мечтала с детства. Правда, мечта потом разбилась о суровые реалии взрослой жизни, но здесь сказка будто бы ожила, а я до сих пор не воспользовалась представленной возможностью. — Над о-зе-ром сто-ял, клу-би-лся бе-лый ту-ман, в ов-ра-ге под го-ро-ю ше-ле-сте-ла ли-ства. Луч сол-нца у-лы-ба-лся и с ро-со-ю и-грал, о-со-бе-нно пре-кра-сны у-тром э-ти ме-ста. Обязательно встану пораньше с утра, схожу к озеру и посижу у воды. Надеюсь, там не будет крио слаймов. — Про-до-лже-нье сна, ди-вна-я по-ра… как бо-жестве-нна при-ро-да и про-ста… Я пропела песню дважды на всякий случай. К тому времени лекарь проверил состояние Таннера и поблагодарил за хорошую работу. Диагнозом он назвал старость. Организм уже не справлялся, и единственное, что было в его (и моих) силах это прибегать на помощь в такие моменты и вытягивать Таннера из могилы. — Он же до сих пор работает на виноградниках, — добавил лекарь. — Таннеру давно говорили, что нужно ограничить физический труд, но он никого не слушает. Я глянула на спящего Таннера. Фанат своей работы? — Почему? — Никому не может оставить свою должность. Был бы его сын рядом… — Но он мог бы найти помощника. Не обязательно же передавать должность сыну? Я вообще не совсем понимала, почему вопросом кадров занимается не Дилюк. Нашел бы трудолюбивого человека, поговорил бы на собеседовании и приставил бы к Таннеру. Делов-то! — Должность главного управляющего передается из поколения в поколение. А, ясно-понятно. На самом деле не очень, но, видимо, для местных это важно. Горничные, услышав, что состояние Таннера стабилизировалось, все же утащили меня переодеться в сухое платье, после чего я вернулась к больному. Мало ли.

***

Меня разбудил чей-то разговор. Не открывая глаз, вслушалась: господин Таннер сетовал, что Гай был вынужден вернуться из какого-то путешествия. Тут я и вспомнила, что юноша обманывал отца — на самом деле он служил у ворот, которыми никто толком не пользовался. Гай пытался оправдаться. Сказал, что нашел транспорт-попутку (хотя все знают, что с лошадьми в Монде чуть лучше чем никак) и вообще он мчался без устали лишь бы успеть. Да какой дурак в это поверит? Если бы он путешествовал, то еще не успел бы узнать о произошедшем. Но Таннер, кажись, поверил. Он поблагодарил сына за заботу и спросил про путешествие. Тут-то Гай и завис. Молчание было долгим и очень неловким даже для меня, поэтому я решила подать голос. — Гай, хватит вранья. Признайся уже. Твоему отцу нужен уход и помощь по работе, и ты прекрасно это знаешь. Юноша вздрогнул. Он пролепетал что-то про меня и виновато опустил голову. Но а толку-то? Рано или поздно спалится. И вообще я еще со времен того квеста чувствую себя виноватой. — О чем идет речь? — спросил Таннер. Я мысленно себя похвалила. Мужчина уже полулежал. На его щеках появился румянец, а голос заметно окреп. Не знаю что будет дальше, но сейчас ему однозначно лучше. — Сам скажешь? Гай коротко кивнул и попросил оставить их наедине. Я пошла на кухню, где налила себе стакан воды. Видимо, стоило все же переодеться сразу — несмотря на то, что помимо закрытого платья мне выдали шерстяную накидку на плечи, я прилично замерзла и сейчас чувствовала себя неважно. Нет. Здесь виноват не только холод. Я устала, да и… Просто устала, все. Не хочу ничего делать и решать, хочу спрятаться под одеяло, пока не станет лучше. Но я-то понимаю, что не станет. Значит, нужно заставить себя. — Ты уже чувствуешь себя как дома. Я сразу узнала голос Дилюка. — Не ты ли сказал, что твой дом в моем распоряжении? За спиной раздалось тихое хмыкание. — Я же не думал, что ты так серьёзно отнесешься к моим словам. А я никак к ним не относилась. На часах в коридоре почти три часа ночи, я только проснулась после поездки под ливнем и лечения Таннера. Мне бы попить и все. Сдался мне чужой домой. — Ладно, это не важно. «Не важно, так не важно», — подумала я и сделала жадный глоток. Надеялась, в голове прояснится. Но нет, не помогло. Стоит еще поспать. — Кэйа сказал у тебя сегодня день рождение. Так что с праздником. Интересно, Дилюк забыл или поздравить его все же заставил Кэйа? Дилюк протянул мне обыкновенный мешочек из бумаги, похожей на крафтовую. Там лежало пара тонких шоколадок и баночка с молотым кофе. Я приоткрыла крышку и едва не уткнулась в образовавшуюся щель носом. А запах-то какой! Желание отмахнуться или пробурчать стандартное «не стоило» тут же пропало — вот такие подарочки я люблю. С радостью приму их в любом количестве. — Потрясающий кофе, спасибо. Дилюк молча кивнул. Он уже собрался уходить, как я спросила: — Почему ты не спустился к Таннеру? И почему не спросил, как он себя чувствует? Дилюк остановился у двери. Жаль, он повернулся ко мне спиной — что у него в голове и так сложно разобрать. — Я заходил, пока ты спала. Да и если бы с Таннером было что-то не так, ты бы сообщила. Я закусила губу. И не поспоришь. У меня так скоро разовьется паранойя. Дилюк ответа не дождался. Коротко глянул на меня и покинул кухню. Я же сгрызла одну из шоколадок и после с чистой совестью пошла спать. Гай если что позовёт.

***

Когда я проснулась, за окном было все еще темно. Я поежилась от холода и потянулась за дополнительным одеялом, которое любезные горничные оставили на спинке стула. Но тело сдавило с такой силой, что я упала обратно. Что со мной? Я вытянула руку над головой — хотела прямо, но она по-странному скосила в сторону, как будто мышцы разом ослабели. В голове запищало. К горлу подступила тошнота — неприятная, тягучая. Такая, которая не дает спать, но и не приводит к рвоте. Коснулась щеки — теплая. Странно теплая. Нужно попробовать спеть. — Шаг во тьму… в э-тих тра-вах бы лечь… у-снуть… Язык заплетался то ли от усталости, то ли сонливости. Я находилась на грани между сном и явью. И попытки ухватиться за краешек реальности оказались безуспешными. Вокруг зашелестела трава, а темнота обняла так крепко, словно ночное небо опустилось и накрыло землю одним плотным, невероятно тяжелым покрывалом. — В э-тих тра-вах бы пить пе-ча-а-аль… как гу-сто-е ви-но… Это как спать и не спать одновременно. Просыпаться на доли секунды и снова проваливаться в пропасть беспокойного сна, где шумел легкий ветер и журчала винная река. — На бе-ду в э-тих во-дах ду-шой ко дну… И вода в реке темная, горькая. Она чем-то похожа на кофе — она жгла язык, но почему-то я продолжала падать и падать в пустоту. — В э-тих звё-здах о-стрей, чем сталь, ис-кать теп-ло. Тянуться к бесконечно далеким звездам — это как просыпаться и проваливаться в сон снова и снова. Пока организм окончательно не сдастся от усталости.

***

Утром облегчение не пришло. Я попыталась выдавить из себя пение, но голос отказывался слушаться. Я едва могла двигаться. И думать. Мысли ускользали так быстро, что я не понимала были ли они вообще. В голове — туман. И звенящая пустота, оставляющая за собой ощущение того, что я что-то забыла. Кто-то давал мне виноградный сок. Потом еще и еще, пока не начало сводить зубы от кислоты. Потом пришло время густого, вываренного яблочного отвара. И воды. Мне давали много воды — как доктор прописал, да. Меня рвало не так часто. Но я постоянно ощущала тошноту. Моя кожа была сухой и горячей. А мысли расплывчаты. Мысли.

Слова.

Фразы.

Все вокруг — калейдоскоп. Такой же яркий и непонятный. Я не знала, сколько времени прошло; работало ли мое пение или я зря сотрясала воздух глупыми попытками промычать знакомые мелодии. Я не понимала, легчало мне или нет. Но одно знала точно — я заболела.