Сохрани моё горе

Летняя прохлада приятно ложится на горячую кожу. Он почти забыл, как хорошо бывает ночью вне стен дома и охотничьих вылазок. Когда ничего не тревожит и не беспокоит. Вокруг полная тишина и безмятежность. Вдали от городского шума он чувствует себя по-настоящему живым и полноценным. Люди слишком шумные и их эмоции давят, не дают расслабиться, когда хочется чувствовать пространство. Он стоит почти на опушке леса, где-то далеко за спиной небольшой домик, где они остановились на этот раз. Там – безопасно, но нет возможности слышать природу. Люди мало внемлют ей, делают больно – рубят леса, сушат болота и реки, но ее безмолвные разговоры самое ценное, что он когда-либо слышал. Короткими искрами в воздухе проносятся целые истории о прошлом и настоящем, и Сэм блаженно закрывает глаза, почтительно слушая, не смеет перебивать. Теперь, когда пальцы касаются деревьев и земли, ему доступно многое. Глаза прозревают, а интуиция работает в полную силу. Как можно было быть таким слепым и глухим, считать себя настоящим профессионалом? Он был так немощен и смешон. Теперь все иначе. Ногти легонько царапают кору и впитывают новую информацию. Где-то здесь находятся те, за кем они охотятся уже неделю. Твари хитрые, изворотливые, прячутся среди лесов и умело похищают людей, которым же и устраивают аварии на шоссе. Дорогу считают проклятой из-за одного отрезка, где ломаются насмерть автомобили, но правда куда проще – это место их персональный фуд-корт. Сэм прислушивается, крепко зажмуриваясь, замирая. Нужно быть внимательным, чтобы не упустить, зацепиться за золотую нить, которая ведет его к ним. Поворот, другой, мимо речушки… есть. - Опять полуночничаешь? Видение растворяется, взрывается сотнями игривых искр. Сэм открывает глаза и поворачивается на голос, уже зная, с каким настроением тот пришел. Теперь это кажется такой легкотней. Как щелкнуть пальцами. Дин стоит в теплой куртке, даже ворот рубашки поднял. Ему холодно и все равно вышел из теплой норы, чтобы найти его, а он холода и не чувствует даже. Скорее впитывает в себя, как воздух, воду и пищу. Благодарен всему, что ему только могут дать. Ноги легко уходят прочь от леса, приближают к едва дрожащему брату. По его вискам блестят золотые нити, которые уйдут после того, как он заснет, но сейчас в сумерках он словно светится изнутри, никакого фонаря не надо. Дин смотрит теперь с чертинкой, выжидает, когда младший расслабится окончательно и бдительность потеряет. Это теперь случается редко, но старший надежды не теряет. - Знаешь же, что днем мешает. Зачем вышел? Замерзнешь сейчас тут, а если пневмония? Он почти слышит мысли, как сыто перекатываются эмоции в тесной черепушке. Как же, пневмония. Рядом с таким горячим братом можно разве что ожог получить. Хотя это и неправда – температура с того раза у Сэма повысилась разве что на пару градусов, но Дину кажется, будто у него в машине и постели персональный обогреватель без возможности выбрать режим. Но жалуется он так, для буффонады. Кто кого еще перегревает – про себя хмыкает Сэм и подходит еще ближе. От старшего идут волны умиротворения и довольствия, и он даже не пытается что-то скрывать, почти сразу протягивает руки и заключает в медвежьи объятия. Притягивает голову, чтобы зарыться в отросшие еще на несколько дюймов волосы. Вдыхает запах пота, пороха и леса - словно первый раз. И никак надышаться не может. А Сэм и не против – в ответ обнимает до хруста, водит носом по шее, считает удары сердца своим сердцем. Они одни в целом мире, который закончится с рассветом солнца. Но пока луна освещает их замершие в мгновении фигуры – им больше ничего не нужно.