Диалог Глаз

Заливистый детский смех звенит во тьме сотнями крошечных колокольчиков. Безголовые лошадки барабанят по спине деревянными копытцами. Утыканные иголками мышки с пчелиными крылышками привязывают к пальцам веревочки и опоясывают руки скользкими длинными хвостиками, весело пища. Дергают куда-то вверх - к циферблату часов, где золотые волк и косуля кружатся в вечном вальсе, но маленький крокодильчик выскакивает с ворчливым кряканьем из большой полосатой картонки и проглатывает их целиком. Зубастая пасть раскрывается - целый полк безногих солдатиков выскакивает из нее верхом на кошках, стуча в барабанчики. Коты весело скачут по кругу, ритмично мяукая и звеня золотыми ошейниками в такт; длинные цепи тянутся за ними, как паутина. Паутина сужается, оплетает щиколотки, грудь и шею - не двинуться, не вздохнуть. Солдатики смеются детскими голосками, кошки мчатся все быстрее. Мир трескается, крошится и рухает - срывается куда-то вниз, во тьму - прямиком в расщелину янтарно-желтого глаза. Глаз расползается, стекленеет - янтарная радужка растекается золотой филигранью по раме гигантского круглого зеркала. Синеволосая румяная голова куклы в отражении с улыбкой напевает тоненьким голоском: Раз, два, три, четыре, пять, Вышли призраки играть, Затаились звери в норках, Воет ветер на задворках, На ветвях замолкли птицы, Что-то странное случится... *** Кейтлин открывает глаза. В них такая тяжесть, словно она проспала всю вечность. До чего странный был сон... даже по меркам снов. И, кажется, он все еще не закончился... Во всяком случае, ей очень хочется в это верить. Где она? Блеклый лилово-рыжий свет заливает помещение - тесное, душное, плотно забитое старыми ящиками и кучей картонок, низкие покатые потолки давят на голову; часть пространства скрыта пурпурной бархатной шторой... Чердак, соображает Кейтлин. Конечно же, чертов чердак. Сон подозрительно обретает черты реальности... либо же ночного кошмара. Она порывается было себя ущипнуть - не тут-то было. Руки не двигаются - веревка давит на запястья - слишком уж ощутимо для сна, деревянный стул противно скрипит под бедрами, стальной ошейник сковывает шею. В голове скребется навязчивое ощущение дежавю...

- Что на этот(!) раз?

На этот раз, однако, одежда все еще на ней - все то же синее платье, и рот, на удивление, свободен - ни намордника, ни кляпа... вот только этот факт ее не слишком обнадеживает. Означать это может только одно: кричать бесполезно. Она дергается, пробуя путы - накрепко. Не встать, не двинуться, не проснуться. Нет... Может это и дежавю, но точно не сон. Ночной кошмар во плоти. Самый страшный из всех кошмаров, теперь еще и самый живой. Опять. Сердце по старой памяти взрывается чередой надрывных ударов - лягает ребра, словно тараном, пульс выплясывает в висках чечетку, дыхание скручивается в клубок... но теперь ей все же удается с ним совладать. Вдох-выдох. Соберись, Кейтлин! Думай! Вспоминай! Как это произошло...? Память ослепляет вспышками - весь вечер проносится в голове в один миг: тьма улиц, бубнеж официанта, потом - огни лавки, смех детей, звенящий в ушах бубенцами, аромат леденцов и мыльных пузырей, толпа народу, невыносимая духота, одуряющая жажда, парад игрушек на полках, снова слова проклятой считалочки, тиканье часов, и во всем этом пестро-радостном гомоне - два выпуклых сверкающих глаза с широкими, как блюдца зрачками, и сияющая от уха до уха желтозубая улыбка... Роджерс. Кейтлин стискивает кулаки и зубы. Страх исчезает, как по волшебству. На смену приходит ярость. Ярость и отвращение. Что-то глухо шуршит за шторой. Тонкий короткий скрип - музыка. Тихая озорная мелодия разливается из старого патефона. Знакомое безмятежное посвистывание журчит ей в такт откуда-то из тьмы. Широкая, как месяц, клыкастая улыбка мелькает в тени, и тут же ее обладатель выскакивает на свет целиком в торжественном реверансе. - А вот и я, голубушка! - пропевает Роджерс, сорвав с головы шляпу. - С добрым утрицем вас! Вернее - уже с вечерком! Как вам спалось, дорогая? - Ты... - выдыхает Кейтлин с утробным рокотом. - Все-таки это ты... - Именно так, голубушка! - весело подмигивает он. - Я - это я! Роджерс, собственной персоной - единственный и неповторимый! - Что ты сделал со мной? - С вами? - удивляется он. - Право же, ничего! Всего лишь дал вам чуточку выспаться! Вы были такой уставшей... - Как!? - допытывается Кейтлин. - Как ты смог? Я не спускала с тебя глаз! Я не ела и не пила ничего, что ты... - Она осекается, наконец припомнив, и округляет глаза в изумлении. - Ты, что, отравил всю(!) газировку в автомате? - Ну... да, - невинно пожимает лапами йордл. - А если бы ее выпил кто-то из детей...? - Со вкусом сельдерея и каштана? Такого еще ни разу не случалось! - категорично мотает он головой. - Да и в обратном случае: ну кто бы удивился, что ребенку вдруг захотелось поспать? Гневный комок воздуха встает у Кейтлин в горле. Голос просачивается сквозь него обескровливающим ядовитым шипением: - Значит, это был ты... - Я всегда был мной, голубушка! - бодро хрюкает йордл. - Я и до сих пор - я! - Ты похитил тех детей. - Что-что? - недоуменно кривится он. - Ах, вот оно что... Вы все о своем... - Что ты с ними сделал? Здесь ты их держал? Здесь развлекался с ними? Здесь резал и потрошил их? - выцеживает Кейтлин гранитным тоном. - Убийца! - Вы правда так думаете? - Улыбка на миг спадает с его лица, брови оскорбленно взлетают вверх. - Милая, вы будто меня совсем не знаете! Признаюсь, конечно, я убивал людей... многих... хе-хех, ооочень многих! - Выпуклый глаз зловеще сверкает из-под монокля. - Но детей(!), дорогая...? Моих очаровательных, беззащитных сорванцов, которых я знаю еще с пеленок...? Право, я ведь не зверь, голубушка!

- Кто-то похуже!

- Я знаю обо всем что ты творил, Роджерс! - выцеживает Кейтлин. - Или, лучше: Шляпник? Или Джонни, Сладкий Берти, или как там еще...? - Можно просто: "Дядюшка Роджерс", - ласково мяукает йордл. - Скольких ты убил, дядюшка Роджерс? - лязгает стальной голос. - Сотню? Две? Тысячу? - Ммм... будете смеяться, но я и сам никогда не считал... - Смеяться ей, почему-то совсем не хочется. - Я мог бы припомнить, но боюсь, даже у меня это займет время, а оно нам сейчас ну ооочень дорого, милая! Подобные слова в подобной обстановке ничего хорошего не сулят. Холодная испарина проскальзывает по спине, но виду Кейтлин все же не подает. - Что ты задумал? Пытать меня? Чего ради? - Пытать вас(!), голубушка? - Йордл едва не роняет с глаза монокль. - Ну, что вы, милая, я бы в жизни не причинил вам боли, клянусь шляпой! Звучит заявление обнадеживающе, вот только вопросов вызывает еще больше: - Тогда... для чего все это? - Кейтлин недоверчиво щурится. - Зачем ты притащил меня сюда? - Вы ведь сами хотели сюда попасть, не так ли? - вкрадчиво подмечает йордл. - Думаете, я не заметил, что люк недавно открывали? Хехе, вы сообразительны, голубушка - снимаю шляпу! Все так... здесь я прячу свои самые главные сокровища! Ни один человек еще сюда не ступал... - Смешливо-скрипучий голосок плавно сходит до утробного полушепота. - Здесь живут мои самые редкие, самые уникальные, самые прекрасные экземпляры. Моя личная(!) коллекция, дорогуша. Я ведь обещал вам ее показать... Кейтлин, кажется, вот-вот вывернет от одного только слова: "экземпляр", но все же она выдавливает сквозь зубы: - Как мило с твоей стороны... - Знаю! - гордо хрюкает йордл, скромно оправив на шее бабочку. - Видите ли, я собираю, эту коллекцию, уже сто двадцать пять лет! По свалкам, по подворотням, по обочинам, по заброшенным приютам, но кое-что... кое-что я смастерил сам! Именно я, голубушка - собственными руками! Этакий маленький прыжочек в детство! Оооо, вы бы только знали, каково это...! - радостно подпрыгивает он, мечтательно прикрыв глаза. - Непередаваемое чувство, клянусь шляпой! Нет ничего прекрасней детства - я не устану повторять... Но! У него есть один малюсенький недостаток: оно мимолётно(!). И у нас, у йордлов, хотите верьте, хотите - нет, оно мимолетнее в сотню раз, голубушка. Те же жалкие десять-пятнадцать беззаботных, счастливых годочков в мире духов, что проносятся в один миг, а потом... сотни лет скитаний и убогой посредственности вашего(!) мира! Природа одарила нас феноменальной памятью и вечной жизнью, но вот детство... детство, считай, она у нас отняла. Большинство йордлов его попросту забывают. Верите ли, но даже я его помню всего лишь, как коротенький, сказочный сон... Однако! - Когтистый палец дергается вверх; Кейтлин вздрагивает. - Тем слаще туда возвращаться, голубушка! Кончено, моим выдумкам не сравниться с полетом детской фантазии... но все-таки я решил попробовать. И знаете... кое-чего добился! И вы, милая, будете первой и единственной, кто это увидит... Одна его лапа украдкой потягивается за шторку. Кейтлин смотрит, затаив дыхание, как паутина веревочек плавно вытягивается из-за пурпурного подола на его когтистых пальцах, а потом - один прыжок - и он взмывает на башню из ящиков, словно на пьедестал. - Сегодня(!) - провозглашает он на распев, - вам представилась уникальная возможность, голубушка! Вы увидите мои таланты во всей их красе! Жаль немного, что вам не удалось побывать на моем спектакле... но по этому поводу, специально для вас я приготовил новое представление! Ниточка дергается - штора отъезжает в сторону; всполох света озаряет желтозубую улыбку и монокль на горящем глазу. - Дамы и господа! - торжественно раскидывает он руки. - Под ваши бурные аплодисменты, разрешите вам представить... Единственная и неповторимая коллекция бесподобного мистера Роджерса! Хоп! Потолок загорается - вспыхивает пурпурно-алым вихрем фонариков. Свет ослепляет, парализует. Сыплются конфетти, гремит музыка - трезвонит в ушах, как сотни цирковых бубенцов. Вся комната оживает, встает на дыбы, кружится, качается, пляшет, пестрит. Тучи игрушек - всех виданных и невиданных форм и расцветок, не поддающихся никаким описаниям, душат тайфуном красок. Безобразные рожи - смешные, уродливые, веселые, страшные - таращатся неморгающими глазами со всех сторон. Все, у кого они есть. Коряги с человеческими лицами, воздушные змеи из птичьих костей, марионетки, чучела - все пляшут на ниточках, как на безумном карнавале, зайчики с гвоздями вместо ушей бьют в барабанчики, паровозик из коснервных банок носится по полу зигзагами, безголовые куклы кричат: "Мама!", музыкальные шкатулки играют - каждая - на свой лад - глаз не знает, за что цепляться. Гигантская праздничная карусель в центре комнаты, вращаясь, гонит по кругу маленьких скакунов: иссушенные, перекореженные тельца в золотых сбруйках качаются на веревочках вместо лошадок под веселую мелодию. Похоже на мумии. Кошачьи. Голова кружится вместе с ними, желудок протяжно стонет, искры стреляют в глаза. Музыка, даже чуть притихнув, оседает в висках долгим звоном. - Та-даааа! – Роджерс, спружинив пятками, перемахивает на одну из мумий одним лихим скачком. – Йо-хо, быстрее, милая, быстрее! – погоняет он ее шляпой. – Ну, как вам, голубушка? Впечатляет? - несется по кругу ликующий возглас. - Нет слов, - нехотя крякает Кейтлин, отплюнув конфетти. – Твоя работа? - Моя гордость, голубушка! - Вот, зачем кошки… Ты, оказывается, еще и живодер... - Не более, чем кто-либо из детей, дорогая! – поучительно восклицает он, развернувшись в седле так, будто говорить от этого стало удобнее. – Видели когда-нибудь, как детишки потрошат мышей и лягушек? - Нет, - честно признает Кейтлин. - Захватывающее зрелище! О да, для человека, не знакомого с детской находчивостью – скорее жуткое… Но в этом и вся прелесть, голубушка! – вздергивает он палец, наконец спрыгнув на пол. – Многие сравнивают детей с ангелочками – называют невинными, чистыми созданиями… И они правы Но лишь отчасти! Правда же в том, дорогая, что дети… самые милые, самые крошечные, самые добрые и послушные… бывают столь же безжалостны, сколько невинны! Они безжалостны в своей невинности и невинны в своей безжалостности! – жарко выдыхает он, сложив на сердце лапы. – В этом их сущность! В этом их дар! В этом их бесподобность! Оглянитесь же, милая! Ну разве, это не прекрасно? Кейтлин волей-неволей оглядывается, насколько позволяют взбесившиеся в глазах искры. Чучела мышей, котят и птиц с перепутанными головами и торчащей из швов соломой, хищно смотрят на нее в ответ. Распятые на спицах ящерки и жабы, бусы из сушеных жуков, погремушки из собачьих клыков - все сливается в черное месево теней, нависнув сверху, как парад демонов. Ее ведет. Ответить она так и не решается. - Вам страшно, моя милая? – спрашивает йордл так нежно, что от одного этого голоса душа прячется куда-то в самые пятки. - Да. - Соврать не получается, как бы не хотелось. - Я понимаю, голубушка. Правда может пугать. Должна пугать! Но если вы примете ее, милая, то сможете ей восхититься! Видите ли... только отринув оковы морали, можно очистить сознание - вернуть ему первозданную гибкость, пустить фантазию в вольный полет, создать нечто столь же невероятное! Ну разве это не бесподобно(!)? Кейтлин вновь затрудняется с ответом, но все же решает выбрать самый безобидный: - Бесподобно. До мурашек. - Рад, что вы оценили голубушка! – вдохновенно подскакивает йордл. – О, вы бы знали, как приятно спустя столько лет услышать похвалу! Ну просто гора с плеч! Ох, простите… - Он отворачивается на секунду, влажно хрюкнув в платочек; Кейтлин готова поклясться, что правда видит слезу. – Ох, знали бы вы, милая, сколько часов я угрохал на освещение – сначала боялся, что будет маловато, потом побоялся, что будет перебор, а потом не удержался и вытащил все гирлянды, что были… Со мной бывает, не сердитесь, милая! - невинно разводит он лапами, вернув голосу привычный азарт. - Вижу, ты сильно старался, - вздыхает Кейтлин. - Все для вас голубушка! – снимает он шляпу. – Пришлось чуточку повозиться, но не беда - я счастлив, что успел точно в срок! Вы с подругой, кажется, уже начинали поковать вещички... а я ну никак не мог отпустить вас, не дав насладиться такой красотой! - Благодарю, - сдержанно чирикает Кейтлин. - Я насладилась сполна. - О, нет-нет-нет, дорогая, еще не сполна! - качает он пальцем, игриво подмигнув. - Уверяю, все наслаждение еще только впереди! С этой ночи вы сможете любоваться моей бесценной коллекцией каждый день, от зари до зари, еще долгие-долгие годы! Я подарю ее вам, дорогая! Подарю ее всю! - Очень... щедро с твоей стороны. - Но...! - снова вздергивает он палец, - ...Только, пока вы здесь, голубушка. И вы останетесь здесь навсегда. Ведь вы сами станете ее частью. Слова тонут в музыке зловещим эхом. Кейтлин провожает их застекленевшим взглядом. - Что? - все, что ей удается выдавить. - Вы - безупречный экземпляр, дорогая! Вы не представляете, сколько лет я искал такую, как вы! Вы станете венцом моей коллекции! Моим лучшим творением! Моей самой драгоценной, самой бесподобной, самой очаровательной игрушкой... Кейтлин смаргивает. Где-то, в каком-то в забитом уголочке сознания еще попискивает робкая надежда, что все это - просто очередной розыгрыш, вот только смеяться, почему-то, никто не торопится. - Твоей... кем? - решается она открыть рот. - О, не бойтесь, голубушка, - сюсюкает Родждерс. - Это вовсе не то, о чем вы подумали! Она побаивается даже думать, о чем именно подумала. - Я сделаю из вас куколку, милая! Очаровательную, чудесную куколку! Самую настоящую! Прямо в полный рост! Кейтлин застывает, побелев, как полотно. Взгляд ее снова соскальзывает к кошачьим марионеткам на карусели - к их скрюченным лапкам, их сморщенным мордочкам с белеющими клычками, к черным пустым глазницам, и чувствует, как в собственных глазах становится чуть темнее. - Такую же, как эти...? - слова выходят почти без голоса. Если это - ее будущее, то уж лучше пытки. Йордл оборачивается вслед ее зрачкам. - О, нет-нет, это давняя работа, милая, - махает он лапой. - Да, конечно, кошечки тоже прелестны, но все же им не хватает изящества... Вы заслуживаете куда большего! Слово Роджерса, я сохраню всю вашу красоту, моя милая! Вы будете настоящей! - восклицает он с неземной улыбкой. - Совсем настоящей, голубушка! Кейтлин встряхивает головой в хилой попытке выгнать взвесь дурноты и паники. Не очень-то помогает. Даже губы размыкаются с трудом... - То есть... чучелом? - Ммм... признаться, подобная идея меня посещала, но тут потребовалось бы мастерство ювелира, - неловко поясняет йордл, почесав когтем ухо. - Сами представьте, что за работа: снять с человека кожу! Да еще без единого повреждения! Кейтлин, как назло, представляет. - О, нет, такое даже Фостер не осилила бы! - отрезает Роджерс. - Да и честно сказать, я всегда находил таксидермию несколько... ммм... грубоватым методом, хотя попытки были... - Ладонь его украдкой указывает на пару пушистых чучел кроликов на полке, наряженных в кружевные рубашечки. - Ну и вообразите сами, голубушка: разве смог бы я(!) снять с вас кожу? - прикладывает он к груди лапу. - О, нет-нет-нет, абсолютно исключено! Такого варварства я бы себе не позволил, клянусь шляпой! Для вас, дорогая, я придумал нечто куда-куда более грандиозное! Нечто совершенно невообразимое! Я просчитал все-все до мелочей! Сделал, фактически, прорыв в науке, но это - уже мелочи... - Что ты задумал? - выдыхает Кейтлин. - Хе-хе, рад, что вы спросили, милая! Вы слышали когда-нибудь, об исследованиях шуримских алхимиков? - Они... искали секрет бессмертия в крови йордлов? - неуверенно припоминает она. - Именно, голубушка! Да, конечно, их теории обернулись страшной карой нашему роду... О, да... я видел это своими глазами, - кивает йордл, на миг помрачнев, но не теряя жажды в голосе. - Конечно, они страшно заблуждались во многом, но кое-в-чем(!)... они все же оказались правы! Бессмертия можно добиться! Можно остановить разложение тканей, как в живом, так и в мертвом теле! Подобного эффекта часто добиваются замораживанием, но я изобрел куда более изящный метод! Видите ли, еще задолго до нашей эры, алхимики Шуримы сделали множество прорывов, как в медицине, так и в фармакологии, но по части бальзамирования тел им, ну, просто не было равных! Патологоанатомы всего мира и по сей день пользуются их знаниями, голубушка! Я собирал и совершенствовал их годами... десятками лет - девяносто семь, если быть точным. Тренироваться, к сожалению, приходилось в основном на кошках, - печально опускает он кончики ушей, - людей в таком же количестве, увы, достать трудновато, хотя и следовало бы для чистоты эксперимента... Однако! Один из моих самых успешных опытов, в итоге подарил мне лучшего друга! - Жизнерадостная улыбка вновь разъезжается на всю морду. - Он все это время был у вас под ногами... - Мистер Пушистик, - соображает Кейтлин. - Он - не мутант... Ты сделал это с ним. - У меня не было выбора, - кисло крякает собеседник. - Кошачий век короток, а мне уж больно не хотелось расставаться с любимым соседом... Успех был грандиозный! До сих пор поражаюсь, что сумел! Однако... мне бы не очень хотелось повторять с вами то же, что и с ним - у вас слишком нежная кожа, моя куколка! Можно вас так называть, да? - Нет! - Славненько! - Ответ его явно не волновал. - Для вас, моя дорогая, я изобрел совершенно новый метод! Открыл новую формулу! Нашел недостающий элемент! Уверен, вы слышали, что делает с организмом мерцание... - Видела, - шелестит ледяной голос. - О да, люди непросветленные, смогли углядеть в нем лишь специфический наркотик, однако(!), у него есть и куда более занятный потенциал, дорогая! В чистом виде, оно ускоряет все процессы в теле, но в определённом(!) сочетании... меняет свойство на ровно противоположное! Объяснять долго - вы увидите сами! О, вам выпала такая возможность: вы не только станете прекраснейшей из игрушечек, но еще и внесете свой вклад в научный прорыв века! Ну разве не чудненько, милая? Кейтлин искренне надеется, что вопрос риторический. - Зачем ты это делаешь? - допытывается она, скрепив дыхание. - Почему я? - О милая... - Голос йордла наливается таким трепетом, словно перед ним реликвия; он складывает лапы у щеки с мечтательным вздохом. - Еще впервые увидев вас на портретике у вашего отца, я понял... понял что вы созданы для искусства. Созданы им быть, дорогая. Созданы для того, чтобы играть. Я знал, что однажды мы встретимся с вами... Что однажды вы придете ко мне и навсегда займете свое место рядом со мной... Оно будет вот здесь! - бодро подскакивает он к маленькому розовому стульчику у стены и любовно оглаживает его по спинке. Кейтлин, проглотив собственный пульс, смотрит на него, как на плаху. - ... Рядом с моей очаровательной Пышечкой! Пышечка, милая, поздоровайся со своей новой соседкой! - оборачивается он к укрытому плащом манекену с лошадиным черепом на верхушке. - Здравствуйте Кейтлин, рада познакомиться! Мы вас уже заждались! - Приветствует череп голосочком Роджерса, дергая челюстью в такт веревочке на его пальце. - Слышали, дорогая, вы ей понравились! О, она у меня с характером, голубушка, но не волнуйтесь, вы с ней отлично поладите! Кейтлин возразила бы, если бы могла подобрать собственную челюсть. Не успевает. Еще три манекена выезжают из тени...

- Только не это...

На первом она быстро опознает свое недавно подаренное пурпурное платье с кружевным передничком, оборчатой юбочкой и гигантским иссиня-черным бантом; на втором и третьем - еще два наряда похожего вида, только оттенки чуть отличаются, и рюш побольше. - А вот и ваши платьица, милая! Я подготовил их специально для вас! Одно вы уже меряли - о, вам так к лицу, дорогая - поэтому я, не теряя времени, заказал еще парочку! Как вам голубушка, очаровательно не правда ли? Ответить удается только сдавленным хрипом. - Жаль, на примерку сейчас времени уже не хватит, - досадливо стрекочет йордл, попутно стряхивая с кружевных подолов пылинки, - но, даже если где-то окажется тесновато, думаю, вас это уже беспокоить не будет... О, сколько же я смогу с вами сделать, голубушка - от одной мысли дух захватывает! - раскидывает он лапы, торжествующе подпрыгнув и вспархнув носками, словно крыльями. - Я уже придумал, какие еще костюмчики вам сошью! О, да-да-да, мы чудесненько проведем с вами время - у нас впереди еще целая вечность(!)! - Кейтлин вздрагивает от одного этого слова, не говоря уже о сопровождающей его горящей улыбке в безумных гигантских глазах, пока их хозяин скачет в полупляске кругами, восторженно похрюкивая, и сюсюкает, как заводной: - Только представьте голубушка: целую вечность(!) мы будем вместе! О, не бойтесь, я буду о вас заботиться: буду поить вас чаем, кормить конфетками - самыми вкусными, буду читать вам сказки, ставить музыку, буду наряжать вас в самые-самые красивые платьица, расчесывать вам волосы, вплетать в них ленточки и заколочки... Я и их уже приготовил, взгляните! - В руках его, как по волшебству, открывается целая шкатулка украшений. - Так-так-так, посмотрим... хмм... где-то было... нет, не то... и не это... Ах вот! - Сапфировая брошь сверкает в когтистых пальцах. Он подлетает к ней одним скачком и прикладывает на пробу к ее виску. - О да-да, то что нужно! Как раз подходит к вашим глазам, дорогая! Только взгляните, ну разве не прелесть? Кейтлин дергает головой в попытке укусить его руку - йордл прозорливо отскакивает и грозит пальцем. - Ай-ай-ай, голубушка! Хорошие куколки так себя не ведут! - Я - не кукла! - Севший голос срывается в крик. - Пока нет, голубушка! Но не волнуйтесь, мы это скоро исправим - уже вот-вот! Ох, как бы только мне хотелось еще послушать ваш голосок... Может, споете еще разочек? Так сказать, в последний разочек - специально для меня...? Кейтлин сплевывает. Специально для него. Обиженным йордл не выглядит. Скорее - разочарованным. - Ничего не хотите добавить, куколка? Она добавляет пару слов. Таких, что не произносила еще никогда. - Что ж, - досадливо хрюкает он, - ваш голосок для меня - всегда музыка, но, признаться, я надеялся на что-то чуть более... ммм... мелодичное. Ох, жаль, что мне не удастся сохранить его, но... что ж делать, искусство требует жертв, - вздыхает он и звонко хлопает в ладоши. - Что ж, был бы рад послушать вас еще, моя куколка, но время не ждет - у нас впереди еще очень кропотливая работа! Вернее сказать - у меня! Не бойтесь, от вас ничего не требуется - только быть тихой и послушной! Я уже все подготовил - только схожу за реактивами! Никуда не уходите, милая, я сейчас вернусь! Скрюченная фигурка вновь ныряет за штору. Кейтлин, пользуясь моментом, трепыхается в веревках, рыщет глазами в поисках хоть какого-то выхода: глаз цепляется лишь за крохотное окошко вверху, под коньком крыши, но даже кошка в него не пролезла бы. Тоненький скрип колесиков доносится из тьмы. Сердце уходит в пятки от одного этого звука. Роджерс, сладко посвистывая в такт, выдвигает на свет небольшой хирургический стол. Дрожь обжигает Кейтлин спину, пока она обводит загнанным взглядом расставленные на нем шипящие колбочки, пробирки и мензурки и разложенные в ряд шприцы. Вонь реактивов - невыносимо едкая, тошнотворно-сладкая мешается в воздухе с запахом спиртов, щелочей и кислот - один вздох прожигает ноздри, дурманит. Роджерс споро разливает ядовито-яркие жидкости по пробиркам, засыпает к ним порошочки, разжигает горелки, насаживает иглы на шприцы, ритмично пританцовывая на пятках и напевая себе под нос: - Так-так-так, вот это - вот сюда, а вот это - вот сюда, а вот это - подогреем, а вот это - перельем... Полюбуйтесь, голубушка: мое лучшее изобретение! - вздергивает он к свету янтарно-зеленую колбу. - Пришлось пожертвовать ради него парой-тройкой бессонных ночей, но результат того стоил, клянусь шляпой! Новейшая сыворотка! Уже через минуту она потечет в ваших венках! Правда... вводить придется еще горячей, чтобы кожа сохранила упругость и цвет - будет немножечко жечь, моя куколка, но не волнуйтесь, боль очень-очень быстро пройдет - вы и не заметите, обещаю! Потом, я вколю вам вот это, - стукает он когтем по дымящейся красной мензурке, - может слегка пощипывать, но совсем недолго - уже через пару минут, вы больше ничего не будете чувствовать, дорогая - процедура будет абсолютно безболезненной, слово Роджерса! По крайней мере - для меня, так точно! - Ты... - Кейтлин сглатывает, - будешь бальзамировать меня... жи... - Живьем, голубушка! - кивает йордл. - В этом и вся прелесть! Всего лишь десяток-другой уколов - и вечная жизнь! Обмен веществ почти остановится, но кожа сохранит свою нежность, глаза будут такими же яркими, даже зрение и слух сохранятся! Вы будете вечно молодой, голубушка... - Ликующий крик сходит до любовного полушепота. - Будете вечно прекрасной... Ну, разве можно мечтать о большем? А за побочные эффекты не волнуйтесь - они ничтожны: всего лишь полная атрофия мышц и потеря чувств во всем теле, зато ваши волосы и ноготочки будут расти - я буду их подстригать! А еще слезные железы будут работать - вы даже плакать сможете, как настоящая куколка! Ну не волшебно ли? Кейтлин дергается в веревках - рвется так, что скрип стула оглушает ее саму. Крик звенит от стен рикошетом: - Вай порвет тебя на куски! - О, ваша подруга уже очень далеко отсюда, - невозмутимо сюсюкает йордл, проверяя пальцем остроту шприца. - И вряд ли хоть когда-нибудь вернется. Кейтлин замирает глазами в святом ужасе. Сердце забывает сделать удар.

- Вай... Нет...

- Что ты с ней сделал? - страшнее ее голос не звучал еще никогда. - Я? Ничего, голубушка, - безучастно хмыкает йордл. - Безусловно, ваша напарница - тоже занятный экземпляр, но увы... такой же милой куколки из нее бы не вышло. Пришлось шепнуть о ней кое-кому, кто давно ей интересуется. Полагаю, она как раз уже в пути... К кому именно, Кейтлин догадывается. Искорка надежды проскальзывает под грудину. Вай жива. Хотя бы пока. Нужно выбраться - любым путем, любой ценой! Сглотнув слезы, она наскоро собирает глаза и мысли в кучу, ища любую зацепку... Йордл, безмятежно насвистывая, досыпает порошочки в колбы. - Почти готово, голубушка! Ваше последнее желание...? - Останови это, Роджерс. Еще не поздно! - хрипит она, застыв замороженным взглядом в булькающей смеси. - Ты еще можешь скрыться и сбежать! - О, правда? И что же заставит меня это сделать? - с любопытством приподнимает он уши. - За нами придут, Роджерс! - снижает она тон до угрожающего. - Тебе не удастся скрыть смерти двух миротворцев! - Еще как удастся, куколка! Вы ведь, помнится, охотились за Джинкс, не так ли...? За той, что, якобы, без шороха и скрипа похитила шестерых детей прямо из их собственных спален... Ну и кого же, вдруг, удивит, что при схожих обстоятельствах исчезли еще и два миротворца, что за ней гонялись? Ее почерк я знаю, как свои пять пяльцев - управлюсь уже к утру - и все власти снова кинутся ловить нашу знаменитую проказницу... за которой им никогда не угнаться. А вы, как и ваша подруга, к тому моменту уже будете там, где вас никогда не найдут.

- Думаешь, никто тебя не заподозрит? - не отступает Кейтлин. - Миротворцы перевернут весь дом! - Я дурачил ищеек веками, голубушка, - сладко хихикает йордл. - Конечно же, будут вопросы, будут обыски, разбирательства, однако... что-то мне подсказывает, что единственный миротворец, который взаправду мог бы раскрыть подобную тайну... как раз сейчас сидит передо мной в веревках, и уже вряд ли кому-то что-то расскажет. Остальных же обвести вокруг пальца - раз плюнуть - мне не впервой! С вашим новым шерифом, вероятно, придется повозиться, но и на него нужный рычажок у меня отыщется... - Мой отец сдерет с тебя шкуру, когда узнает! - рычит Кейтлин. - Весь гнев моего клана обрушится на тебя! - И что же они сделают? Пришлют ко мне охотников за головами? - иронично склоняет он голову. - Дорогуша, даже мне(!) трудновато припомнить, сколько сотен людей пытались меня убить, но, как видите, я все еще здесь - живой и целехонький - Родждерс во плоти! И полезных знакомых у меня хватает - не меньше, чем у вашего могучего клана, и даже побольше, чем у вашей почтенной покойной матушки! Вашего отца я, конечно, уважаю - немножечко жаль его огорчать, но, увы, искусство дороже! Не унывайте, ему есть, чем гордится: его милая девочка станет настоящим шедевром! Хммм, пожалуй, надо будет прислать ему небольшой подарочек в благодарность за вас... Вы знаете, какие конфетки он любит? - Ты готов на все это... ради одной игрушки в своей коллекции? - Кейтлин уже не столько говорит, сколько просто давится словами. - Ну... да, - склабится йордл. Кейтлин сдается. Его ничем не проймешь. - Ты безумен. - Я этого никогда не скрывал! Воронья голова вылетает вместо кукушки из песочных часов на стене с надрывным кваканьем. Квакает один раз. - Ай-ай-ай, время поджимает! - оглядывается Роджерс еще на десяток разномастных часов на стене, включая солнечные, и вздергивает в лапе бурлящую колбу. - Вот и сыворотка нагрелась - уже все готово! Надеюсь, вы не боитесь уколов? Ну не волнуйтесь - рука у меня легкая - как комарик укусит, клянусь шляпой! - Толстый шприц сверкает в его руке иглой; янтарная жидкость ядовито шикает, медленно наполняя его. Кейтлин холодеет от одного этого звука. Наверно, так ягненок пялится на тесак мясника. - Если ты сделаешь это... - хватает она последнюю ниточку, - если ты сделаешь это, Роджерс, то никто, уже никогда не найдет похитителя твоих детей... Йордл печально кивает, приопустив кончики ушей. - Мы ведь оба знаем, что малышей уже не спасти, голубушка... Вы знали это еще до того, как войти в мою лавку, не правда ли? А убийцу его участь еще настигнет - я позабочусь о этом. Все ваши записи у меня. Даю слово Роджерса, милая, я доведу до конца ваше дело. Вам же... больше не о чем беспокоиться. - Он шагает ближе, ближе шипят и пузырьки сыворотки; холодный блеск проскальзывает по острию иглы зловещим пророчеством. - У вас впереди еще прекрасная, бесконечная, жизнь... Вы будете моей. Вечность. Последний скачок - и два длинных ботинка вдавливают в кресло ее колени. Когтистая лапа ложится ей на шею стальной хваткой - не дернуться. Кейтлин отчаянно уводит голову в сторону от блеска иглы, но тем самым дает ей лишь больше простора. Холод в собственных глазах, отражается ей в стекле шприца. Вся комната, с вихрем фонариков и безумных рожиц меркнет на его фоне. Все, кроме искрящейся счастливой, как у ребенка, улыбки йордла. - Не сопротивляйтесь, милая - будет совсем не больно... - Ты пожалеешь, Роджерс! - собственный крик оглушает ее саму. - Будь проклят! - О, это все говорят... Сладкой вечности, куколка! Холод с кончиком иглы касается шеи. Гул удара прокатывается по комнате - доски в полу отзываются жалобным скрипом. - Это еще что? - вздергивает уши йордл. Снова удар. Второй, третий - грохот. Оглушительный, резкий, как выстрел. Доски разлетаются в щепки - алый вихрь вылетает из них с глазами демона и пронзительным возгласом: - Кейт! - Вай! - Ух ты! Живая! - оторопело оборачивается йордл. - Роджерс! - Вай бросается вперед, как разъяренный бык. - А-а! - Скачок к столу - взмах лапы - снаряд прилетает ей в грудь и разрывается громадой ползучих кристаллов, пригвоздив к месту - не шелохнуться. - Нет! Вай! - Кексик... - отзывается хрип из сдавленного кристаллами горла. - Вырвалась, значит, - сетует подступающий к непрошенной гостье Роджерс. - Досадное упущение... Писал же: "Не спускать с нее глаз!"! Похоже, Ренни вас недооценила... - Ты продал нас ей! - рычит Вай в тщетных попытках выломать из кристалла хоть одну руку. - Грязный предатель! - Предатель? - оскорблённо вскидывает он брови. - Дорогуша, я никого не предавал! Я верен моей малышке от начала и до конца! Правда слушать меня она так и не научилась... И вот пожалуйста! Что ж, позвольте вас поздравить, дорогуша: вы второй человек, кто смог увидеть мою коллекцию! - Коллекцию...? - Вай запоздало оглядывается, только теперь заметив, чем заставлена комната. - Правда, похвастаться этим, вы уже не сможете... - Нет! Стой! Она здесь ни при чем! - одергивает визг Кейтлин, но впустую - йордл отскакивает обратно к столу - берет новый шприц. - Я бы позволил вам полюбоваться, как ваша очаровательная подружка становится моим новым шедевром, но, боюсь, кристаллы столько не выдержат. - Игла хищно всасывает в сосуд лиловую жидкость. - Жаль огорчать мою милую Ренни, но от вас слишком много хлопот, дорогуша - выбора нет! - Подонок! - выплевывает Вай. - Стой! Не надо! - отчаянно молит Кейтлин. - Тебе нужная только я! Возьми меня, делай со мной, что хочешь, но отпусти ее! Прошу тебя! Я сделаю что угодно! - Не слушай ее! Бери меня! Рената ищет меня! Кейт не при чем! - А вы и правда друг друга любите, - умилятся йордл, сложив лапы на сердце вместе со шприцем. - Ну что за прелесть! Так бы и заплакал, клянусь шляпой! Жаль - воссоединение будет недолгим... - Пожалуйста, сэр... Я прошу вас... - не сдается Кейтлин; слезы вырываются из глаз холодным градом. - О, голубушка, мне и самому горестно вас разлучать... - Маленькие ножки в длинных ботинках крадутся к Вай мельтешащими шажками; красная* капля стекает по игле шприца. - ... Вот только, сыворотки на двоих не хватит. И ваша милая подруга ну никак не вписывается в мою коллекцию... - Ты сдохнешь, Роджерс! - рычит Вай, елозя в кристаллах. - Только тронь ее, и, клянусь, я достану тебя на другом конце света! - Боюсь, вашей клятве сбыться не суждено, дорогуша, - сочувственно качает йордл головой. - Живой вы отсюда не выйдете. Доза синильной кислоты об этом позаботиться... Кейтлин, милая, закройте глаза - вам лучше этого не видеть... - Вай! - Кейт! Острие иглы мерцает у Вай перед самым глазом и... Что именно происходит дальше, они понимают лишь спустя несколько минут. Сначала: звон. Пронзительный звон стекла - осколки падают на пол с окошка под крышей, чья-то юркая тень мелькает в нем, будто призрак, что-то небольшое округлое неоново-яркое влетает в него и с едким щелчком цепляется йордлу в шиворот. - Ай-ай! Ну что еще? Кейтлин успевает разглядеть лишь мельком. И не верит собственным глазам. - Это же... Йордл вертится волчком, надрывно хрюкая, маша лапами, словно пытаясь отогнать муху. Едва свернув голову, он замирает. Тихо охает: - Милая... И стальной ключик проворачивается у его глаза. Взрыв. Кейтлин жмурится. Вай чертыхается. Гром встает в ушах пробкой. Комната вздрагивает, звон, треск и грохот поломанной мебели и игрушек раздаются со всех углов. Щепки летят в лицо вместе с обрывками какого-то тряпья и каплями чего-то вязкого и липкого. Ноздри пронзает запах гари, приторной сладости и обожженной плоти. - Кейт! - Вай распахивает глаза первой. - Ты жива? - Жива, - кашляет неуверенный голосок. Кейтлин решается приоткрыть один глаз. И быстро жалеет, что решилась. На первый взгляд в комнате мало что изменилось. Тот же хаос, только теперь еще чуть более безумный. Безобразные игрушки стали еще чуть более уродливыми и теперь уже действительно сломанными. Их хозяина это, вероятно, порадовало бы... если бы он был в состоянии. Поколотые фонарики тускло мерцают, словно в агонии. Из всех оттенков в комнате красного становится больше всего. - Кекс! Вай выламывается из кристаллов; судя по количеству застрявших в них осколков, они послужили ей хорошим щитом. Бросается к подруге, хватает ее лицо в руки, впивается в голубые глаза своими...

- Жива!/Жива!

И набирает в грудь воздух... - Кекс! Хватит давать всем подряд похищать себя! - обдает Кейтлин оглушающий рев. Кейтлин смаргивает - вороная бровь оскорбленно взлетает вверх. Разозлиться, однако, она не успевает. - О, кексик... - Поцелуй впивается в губы. Такой отчаянный и жадный, как сама радость жизни. Кейтлин отвечает. Целует так, словно пытается напиться подругой. Долго, горячо, бездумно. Потом Вай все же срезает с нее веревки и снова сгребает в объятия - самые крепкие, самые желанные. Они ныряют в них, как в последний раз, дрожа всем телом, и обе смеются. Смеются сквозь слезы. Обеим на них плевать. - Вай... - Кексик... - Я так испугалась... - Я чуть не опоздала... - Ты цела? - Какая разница... - У тебя кровь... - Кейтлин проводит бледным пальцем по багряной полоске над серым глазом. - Она не моя... Они все-таки оборачиваются, мрачно оглядывая то, что осталось от ее владельца. Кейтлин зажимает рот ладонью. Осталось... немногое. Потрепанная, изломанная, как печная труба одинокая шляпа лежит у них под ногами. Своей головы она уже не дождется. - Что произошло? - хрипит Вай. - Ты видела? Кейтлин шагает вперед, словно под гипнозом, препарируя глазами пол. Дурнота стискивает горло, но ей удается ее пересилить. Среди обломков, щепок, ошметков и останков кукол и еще многого того, что Роджерс, вероятно, все же рассчитывал сохранить в целости, горят неоном и осколки того, что нарушило его планы. Кусок зубастой гранаты таращится вверх желтым глазом из под хмурой неоново-голубой бровки. - Это она, - отчеканивает Кейтлин. - Она была здесь. Караулила у окна. Вай мечет взгляд к разбитой форточке под крышей. Тут же кидается к ней. - Паудер! Тишина. - Она уже ушла, - произносит Кейтлин вполголоса, не отрывая взгляда от жестянки, все еще не решаясь поверить, что ее проклятие сбылось. Радоваться этому, или нет - она сама не знает. - Не хотела, чтобы мы ее видели. Вай возвращается, понурив голову. Встает с ней плечом к плечу. Тоже смотрит. Минуту, или больше они проводят во взаимном молчании. - Она... спасла нас? - Вай едва верит, что говорит это. Кейтлин сама не уверена в ответе. Из всего увиденного, услышанного и пережитого за эту ночь, самый очевидный факт теперь кажется самым безумным. - И убила Роджерса, - шепчет она, изумленная собственной догадкой: - последнего, кто любил ее... кроме тебя. Ради тебя. Вай болезненно щурится, бегая глазами, словно собирая ими осколки в паззл...

- Думаешь, он правда...

- Его последнее последнее слово, Вай.

- Тогда почему...?

- Он не знал. Рената скрыла от него. И Джинкс не рассказывала ему о сестре.

Бросает последний взгляд в окно. Что-то в ее вздохе едва уловимо отдает влажным свистом. - Что теперь, кексик? Кейтлин, медленно набрав в грудь воздух, прячет лицо в ладони, растирая глаза. - Пойдем, Вай. Не хочу больше видеть это место. Вай подводит ее к пролому, разгребает в стороны выбитые доски, заботливо подает руку. - Сможешь спрыгнуть, кекс? Кейтлин с сомнением роняет взгляд под ноги и задумывается всерьез. - Он не мог втащить меня здесь... - Кекс, ты серьезно(!)? Мы только что чуть не...! - Должен быть другой люк, Вай. - Она снова обводит глазами комнату. Взгляд цепляется за темный угол позади карусели - стальное кольцо тускло поблескивает в полу. - За мной, Вай. - Я тебя ненавижу, - скребет по зубам сдавленное рычание. Вай шагает вслед за подругой. *** Дом и правда полон тайн и сюрпризов, а также двойных стен. Особенно с торцовой стороны. Потайные коридорчики шириной всего в метр, пронизывают здание между ними, как кроличьи норы. Для чего их строили - девушки побаиваются даже гадать, однако планировка чертовски находчивая. Кейтлин мысленно клянет себя за то, даже не додумалась прежде сравнить длину дома изнутри и снаружи Первый проход выводит их прямиком в ванну хозяина - низенькое зеркало в пол служит дверью. Йордлу в него пролезть не проблема, но вот двум подругам приходится постараться. Входная же дверь заперта на все замки - приходится разворачиваться. Следующая дверь открывается им через старый банный шкаф в квартиру Фостер. Старушка сладко похрапывает в кресле-качалке. В одной ее руке покоится уже знакомый пустой пузырек с зеленой этикеткой, и вряд ли внутри были сердечные капли... Вторая же ладонь, как и следовало ожидать, придерживает не менее знакомый двуствольный дробовик. Две подруги, окинув его вороватым взглядом, без лишних слов и шороха, шмыгают обратно. Последний проход, наконец, приводит их в собственную ванну. Самым ожидаемым путем... - Зеркало, - отчеканивает Кейтлин сокрушенным тоном. - Все-таки чертово зеркало... - Мы ведь обыскивали его со всех сторон, - разводит Вай руками. - Только снаружи. А открывалось оно изнутри. Единственный вход был у Роджерса. Он протащил меня здесь... - Парочка тросов с крюками, все еще болтающиеся в проеме за золотой рамой подтверждают ее догадку. Она задумчиво дергает один на пробу. - Похоже, наверху лебедка. Для безумца он и правда хорошо все продумал... - Но... для чего все это? - хмурится Вай. - Что он хотел с тобой сделать? Кекс...? Кейтлин вздыхает, воровато скользнув взглядом в зеркало. Лицо в отражении настолько белое, словно и правда сделано из фарфора; в уголках распахнутых кристально-голубых глаз мерцают мелкие капельки. Если бы не треснувшие сосуды, они казались бы просто стеклянными. Еще никогда от их вида ей не становилось так холодно. - Вай... я правда похожа на куклу? Вай смаргивает. - Чего? Кейтлин закрывает глаза.