Blown

1 — Знаешь, а я очень люблю итальянскую кухню, — произносит Розалинд, смакуя каждое слово. Она как раз умело (гораздо более умело, чем Люси) наматывает на вилку свои фетучини, помогая себе ложкой. — И Италию тоже очень люблю. Была там в молодости, и это было лучшее путешествие в моей жизни. Знаешь, итальянцы, они… — отложив ложку, Розалинд взмахивает освободившейся рукой в восхищенном жесте, — они умеют жить. Самые настоящие люди, которых я видела. Здесь, в Эл-Эй, люди так, не живут — притворяются. Им кажется, что они увидели в кино то, как должно быть, и пытаются воспроизводить увиденное, но это всегда только пародия. А вот итальянцы… Знаешь, мне даже почти не хотелось там убивать.

Номенклатура психических расстройств DSM-5. Критерии диагностирования антисоциального расстройства личности. Критерий седьмой: отсутствие сожалений, проявляющееся в безразличном отношении к причинению вреда другим.

Это похоже на жуткую пародию на диалог, который мог бы прозвучать в Есть, молиться, любить. — Почти? — уточняет Люси, для которой пища удивительно безвкусна. — Да. Понимаешь, это желание — оно есть всегда. — Почему? — А тебе разве никогда не хотелось кого-нибудь убить? — Розалинд хищно подается вперед, как если бы ответ на этот вопрос представляется ей безумно важным. Люси встречает ее задумчивым (на самом деле, апатичным) прямым взглядом и неспешно качает головой: — Нет, — честно признается она, — не по-настоящему. Иногда мне хочется, чтобы кого-то просто не существовало. Или мне хочется, чтобы кто-то испытал боль или какие-нибудь другие страдания, которые испытываю я, потому что мне кажется, что это справедливо. Но убить… — на секунду она снова задумывается, а потом все-таки соглашается сама с собой, — нет, убить мне не хотелось ни разу. — Сочувствую, — возможно, Люси впервые слышит в голосе Розалинд такие чистые эмоции. Даер ее жалеет. — Так почему у тебя всегда есть желание убивать? — Здесь, в Америке, люди любят говорить о свободе, — в коротких паузах между словами Даер старательно пережевывает фетучини. — Но они не по-ни-ма-ют свободы. Переезжают из дома в дом, заводят детей, женятся, разводятся, стареют. Американская мечта! Ха! Что может быть более несвободным, чем общий идеал. В колледже Люси так не понравился курс про психопатию, что она его почти не помнит, — у нее шли мурашки от каждой темы, каждый лекции, — и поэтому ощущение полного соответствия Даер психопату со страниц учебника вряд ли отвечает действительности. Тем не менее, такое ощущение у нее есть. Логика, явная и чистая, в которой появляются небольшие изъяны — а потом глаза вспыхивают фанатичным блеском и разверзается бездна.

Номенклатура психических расстройств DSM-5. Критерии диагностирования антисоциального расстройства личности. Критерий первый: неспособность соответствовать принятым в конкретном сообществе социальным нормам и уважать законы, проявляющаяся в систематическом нарушении последних.

— И единственная свобода — от них, от самих себя, от этой мнимой свободы — смерть. Глаза Даер и в самом деле вспыхивают, и Люси подавляет приступ тошноты. Слушать ее — как смотреть на кошмарно искалеченного собственными безумными экспериментами человека. Розалинд, конечно, без труда считывает пробившуюся сквозь маску неприязнь. — Тебе отвратительно и непонятно все то, что я говорю. Да? — Да, — соглашается Люси. — Я этого совсем не понимаю. — О! — Даер оживляется, ерзает на стуле, и у Чен душа в пятки уходит от ее возбуждения. — Тебе не понравится, что я тебе скажу, Люси, но у меня есть прекрасный пример, который ты отлично поймешь. Люси не нравится ее готовность делиться мудростью уже на этом этапе откровений. — Вот ты, — Даер не слишком деликатно показывает на собеседницу вилкой, — влюблена в своего офицера. Пытаешься жить с ним вместе. Позволяешь ему о себе заботиться. Он тоже тебя влюблен, хотя, как любой мужчина, сам в своих чувствах разобраться едва ли может. Ты готова ему помочь. Возможно, уже начала покупать в его дом маленькие милые штучки, заводить свои ритуалы. Собака твоя тоже живет с вами. И ты наверняка иногда — нехотя, случайно, но все же — думаешь о том, как могут выглядеть ваши дети. Чен смотрит сквозь голову Розалинд, умоляя себя не слушать.

Международная классификация болезней 10-го пересмотра. Диагностические критерии личностного расстройства, соотносимого с психопатией. Критерий первый: бессердечное равнодушие к чувствам других.

— Но ты прекрасно сама знаешь, что это все — иллюзия, — последнее слово Даер выплевывает, как будто бы оно грозится прожечь ее язык насквозь. — Американская мечта. Общепринятое счастье. И ты стараешься добраться до этого счастья, хотя не можешь этого сделать — ты слишком много пережила для такого примитивного конца. Калеб! — у Люси не получается сделать так, чтобы ее лицо не дернулось при упоминании мужского имени. — Ты не можешь доверять мужчинам после Калеба, и ты прекрасно это знаешь. Ты не можешь жить спокойной счастливой жизнью, будучи зависимой от адреналина. Это все не для тебя, но ты, там не менее, убедила себя в том, что это именно то, что тебе нужно, несмотря на то, что ты из-за своих нынешних особенностей можешь иметь лишь субститут. Ты соглашаешься на этот субститут, обманываешь своего принца и всех окружающих, потому что это принято — хотеть дом, мужа и собаку. Потому что ты хочешь американскую мечту. Потому что тебя убедили в том, что это — единственная стоящая вещь, которую хочется хотеть. Люси чувствует, что где-то в этих словах логика выгибается, переворачивается с ног на голову и отражается в искривленных зеркалах, но не может точно указать на место излома. Она смотрит перед собой, напряженно возводя в сознании высокую-высокую стену, чтобы не слушать и не слышать Даер, но какие-то фрагменты фраз все равно пробиваются к сознанию: имя Калеба, американская мечта, субститут. "Я подумаю об этом потом", — мысленно велит Люси сама себе, тем не менее чувствуя, как тяжелеет от внезапно нахлынувших мыслей голова. Когда слова не оказывают никакого эффекта, она повторяет их еще раз, и, видимо, пауза затягивается. — Ничего не ответишь? — спрашивает Даер с явным разочарованием в голосе. — А я не знаю, что ответить. 2 Они возвращаются в участок, потому что всегда так делают — так проще скоординироваться, так положено, так прописано в инструкциях. Тим выходит из джипа первый и громко хлопает дверью, хотя никогда себе этого не позволяет, и оказавшийся с ним в одной машине Нолан следит за ним через зеркало заднего вида, рассеянно кусая обветренные губы. — У него тяжелый день, — бормочет сидящая на заднем сидении Катрин Леблан, с которой они едва знакомы. — У нас у всех тяжелый день, — тихо отзывается Нолан, тяжело вздыхая. Соглашаться с женщиной ему не хочется, потому что он по-детски отказывается признавать, что похищение Чен значит для Брэдфорда больше, чем для них всех. Леблан смотрит странно, но ничего не отвечает и выходит из машины, чтобы с неожиданной грацией броситься вслед за быстро удаляющимся Брэдфордом. Через зеркало Нолан видит, как она хватает мужчину за руку, останавливает его и обнимает, а сам Тим наверняка неожиданно для самого себя обнимает ее в ответ крепко-крепко, как будто бы в его мире совсем не осталось других опор. Джон нехотя сглатывает. В его голове проносится мысль о том, что Брэдфорд выглядит так, как выглядел бы сам Джон, если бы Розалинд Даер пришла за Бейли. Ему кажется, что он пьян от всего происходящего. Тиму тоже так кажется. Он вцепляется в худое тело Леблан так сильно, как только может, и едва сдерживается, чтобы не заплакать. На это нет времени, и слезы делу никак не помогут. У него будет время на срыв потом. — Все будет нормально, — тихо произносит Леблан ему на ухо. От нее это звучит совсем не так убедительно, как от Лопес, но Тим все равно кивает, зная, что ей и самой нужно так себя успокоить. В конце концов, это их сделка с Феррето кончилась катастрофой, и Тим не ошибается, думая, что изнутри идеальная Леблан уже всю себя выгрызла. В участке чувствуется напряжение. Люди кому-то звонят, кто-то резко бросает реплики, которые Брэдфорд не может разобрать, и кажется, что все вот-вот взорвется. Феррето нарушили договоренности, похищена офицер, Даер на свободе. Всех с Рождеством. Грей, вернувшийся в участок едва ли минутой раньше, уже меряет стеклянную комнату широкими задумчивыми шагами. Рядом с ним мечется Харпер, едва-едва вернувшаяся к обязанностям после рождения ребенка, и ее мельтешение кажется рядом с движениями Грея неприятно нервным, беспорядочным. На ближайшем к ним столе стоит раскрытый ноутбук, с которого кто-то что-то говорит. И если в любой другой день Тим поостерегся бы заходить без стука, то теперь он просто открывает дверь и пропускает за собой Леблан и внезапно нагнавших их Лопес и Нолана. По комнате разносится хриплый уверенный голос Мэттью Гарсы — значит, к делу подключили федералов. — Мы нашли магазин, в котором Даер покупала продукты несколько часов назад. Платила карточкой, сейчас ищем параметры транзакции. Если повезет, узнаем владельцев, сообщим вам — нужно будет проверить адрес. По автомобилю у вас есть что-нибудь? Грей останавливается, вдыхает и устало отвечает: — Один из людей Феррето вспомнил марку и частично номер. Это черный мустанг на калифорнийских номерах, среди буквы есть J. Ищем. Под камеры рядом со складом такая машина не попала. В каком супермаркете Даер закупалась? У них есть камеры на парковке? — Я узнаю. В следующий час федералы отрабатывают всю свою немаленькую зарплату, и Тим бесится от того, что их ресурсы позволяют им работать настолько быстро и эффективно — он предпочел бы иметь такие ресурсы сам. Раздражение, впрочем, легко сочетается с надеждой. Выясняется, что владелец черного мустанга найден мертвым двумя часами ранее в мотеле на западе Калифорнии, как раз на дороге, по которой должна была приехать в город Даер. Карточка, которой Розалинд оплачивала покупки в супермаркете, принадлежит женщине по имени Энн Уотер. Женщина замужем, пару месяцев назад родила ребенка, и мечущаяся от беспокойства Харпер уже едет к ее дому через весь город с быстро выданным ордером на обыск и штурмовой группой, пока патрульные другого участка опрашивают соседей и не осмеливаются войти внутрь. Его самого с Харпер не отпускают, хотя просится он не совсем искренне — шестое чувство говорит ему о том, что Люси в другом месте. Это же чувство несколько часов назад не заставило его ответить на ее звонок, он это прекрасно знает, но все же по привычке в него верит. Вместо этого он не может найти, чем заняться, ходит вокруг Грея и ни с кем не разговаривает, не будучи в состоянии оказаться полезным. И примерно так он оказывается в одной машине вместе с Лопес, уверенно ведущей автомобиль по дорогам в ожидании хоть какой-то информации о местонахождении Даер. 3 — Так как ты собираешься меня убить? Вообще-то, этот вопрос следовало задать раньше, но лучше поздно, чем никогда. Даер подходит к ответу на него ответственно. Она откладывает вилку, которую все это время задумчиво вертит в пальцах, садится ровнее и объясняет: — Рада, что ты спросила. Вообще-то, я не собираюсь тебя прямо-таки убивать. Сейчас мы обе съели по лошадиной дозе снотворного. Оно имеет медленное действие, которое должно начаться примерно через пять минут. Смерть наступит позднее — примерно через полчаса. И поэтому убийство не в моих руках. Тебя убьют другие люди — те, кто не успеет приехать за полчаса. — А если успеют? — отвлеченно интересуется Люси. — Тогда ты будешь жить свою американскую мечту еще более картонным образом — в конце концов, ты будешь еще более поломанной. — Они ведь и тебя откачают, если смогут. — Не откачают. Я приняла меры. Когда у Люси спросят, почему она не пришла в ужас после новости о снотворном, она скажет, что была в шоке. На самом же деле ни шока, ни даже удивления нет, только легкое разочарование — и на краткое мгновение она чувствует психопаткой и себя тоже. Снотворное имеет грандиозный успокоительный эффект. Она ожидала от Даер чего-то более решительного. Ожидала хитро разыгранной пьесы, горького смертельного яда в обеих тарелках, ужина под дулом пистолета. Выстрел друг в друга. Прыжок из окна. Удушение. В какой-то момент ей даже подумалось, что Розалинд заставит ее забраться в ванную и перерезать себе вены. А может, уронит в наполненную ванную тостер. Тем страннее то, что Люси чувствует, как по ее щеке сбегает первая крупная слеза. — Тогда я хочу сообщить своим коллегам о ребенке, которого ты оставила в том доме за высоким забором. Я знаю: ты обещала мне это в своих мыслях. Розалинд смеряет ее оценивающим взглядом, а Люси за эти секунды успевает оценить, насколько быстро у нее в последние минуты тяжелеет голова. Это злит. — Это правда, — отвечает она наконец, и ее речь немного замедлена. — Держи телефон. Запеленговать сообщение они не успеют. Адрес — Андервуд лейн, 132. Код блокировки 1-7-7-6. Год принятия декларации независимости. Банально. Люси не настолько глупа, чтобы попытаться позвонить кому-то в момент, когда айфон одной из последних моделей ложится в холодную ладонь приятной тяжестью. Вместо этого она послушно открывает сообщения и, поколебавшись, вводит одну единственную строчку и номер, в который верит в этот момент больше всего. Ей необходимо знать, что человек по ту стороны прочитает сообщение вовремя. Вовремя — это достаточно для того, чтобы Чен несколько раз вдохнула, выдохнула и нашла в себе силы на неожиданность. Мозг лениво работает, стараясь разогнаться вопреки наваливающейся усталости. 7.28 PM Андервуд лейн, 132. Люси Люси немного медлит, прежде чем нажать на кнопку "отправить". Около сообщения появляется одна галочка, и Даер тут же тянется за телефоном, но девушка отводит руку: — Подожди. Пусть прочитает. Харпер не подводит — одна галочка сменяется двумя в течение нескольких секунд. На экране тут же появляется серая надпись "печатает". Найла по ту сторону экрана ожесточенно строчит ответное сообщение, но у Люси нет времени. Она очень устала от игры. Ей очень страшно. Ее очень злит само существование Даер, и она знает ровно один способ сообщить о своем местонахождении С нее наконец-то хватит. Сильно и резко, гораздо сильнее и резче, чем когда-либо раньше, Люси подается вперед и бьет Даер ее телефоном в висок, надеясь, что угол дорогого смартфона будет достаточно острым хотя бы для какого-нибудь урона. Розалинд не ожидает удара. Вероятно, так сильно в просчете действий человека она ошибается впервые в жизни, потому что за долю мгновения до встречи угла телефона с виском Люси успевает заметить на идеальном лице тень удивления. Она и сама себе удивлена, что тут скажешь. Удар получается настолько сильным, что Розалинд падает со стула. Падает некрасиво, неловко, едва успевая выставить руку, чтобы смягчить удар, и Люси обрушивается на нее, как какая-нибудь хищная птица, не чувствуя собственной боли. Она пытается прижать Даер к полу, пока та не отошла от удара, скрутить ей руки, но у нее не получается — и Розалинд выворачивается, чтобы вцепиться в нее в ответ. Они катаются по полу, как бешеные кошки, не ожидая друг от друга такой примитивной ярости, сметая мебель, и в какой-то момент в руке у Люси оказывается затупленный нож — посуда с остатками ужина ссыпалась на пол, ее осколки режут одежду и кожу, перемешавшись с приборами. У Даер в руке мелькает вилка. Учитывая ситуацию, это гораздо более грозное оружие, чем столовый нож, и Люси рефлекторно откатывается от женщины, когда у той почти получается всадить ей вилку в руку — зубчики легко пропарывают одежду, но входят под углом, не нанося стоящего урона. Вскочив на ноги, Люси пятится, отчаянно ища оружие, превосходящее обычную вилку, сплевывает кровь (откуда она?), но сделать ничего не успевает, потому что Розалинд, извернувшись, хватает ее ногу и тянет на себя. Чен летит вниз, сметая торшер, и больно приземляется на осколки сервиза. Один из них впивается ей в бок, в тот самый, на котором уже красуется шрам от пули Феррето, но боль так и не приходит — Люси слишком зла. — Я удивлена, — выдыхает раскрасневшаяся Розалинд, когда Чен снова оказывается сверху нее. Договорить у нее нет никакой возможности — кулак Люси встречается с ее носом, слышится хруст. Второй кулак тут же обрушивается с другой стороны. Глаза Розалинд удивленно распахнуты, и почему-то в них плещется неразбавленное веселье. — Это того стоило, — хрипло гнусавит она после второго удара, и у Люси от этого комментария окончательно срывает предохранители, потому что потом у нее так и не выходит вспомнить момент, когда ее руки смыкаются вокруг шеи Даер. Если бы Люси была хоть немного в себе, она точно нашла бы любопытным то, что даже у выпившей огромную дозу снотворного Розалинд Даер есть желание жить. Пока она душит женщину, прижав ее к полу всеми своими и чьими-то еще силами, та отчаянно извивается, колотит Люси по бокам и бедрам, не будучи в состоянии дотянуться до ее шеи. В какой-то момент приходит боль — Люси чувствует, как что-то острое впивается ей в верхнюю часть левого бедра, и дергается, но пальцы не разжимает. Второй удар уже гораздо слабее. Третьего не приходит. Позже, во время расследования, Люси скажет, что продержала руки на шее Даер дольше нужного, потому что боялась, что та притворяется — и ей поверят. На самом же деле, Люси не могла заставить себя это сделать. Она сидела сверху Даер, смотря в ее лицо, и не могла поверить в свои действия. Что смогла броситься на Розалинд, смогла повалить, что у нее хватило на это сил и злости. Боже, наверное, она нарушила так много правил, что теперь ей никогда больше нельзя будет работать в полиции. Люси заставляет себя разжать затекшие от напряжения пальцы только спустя несколько долгих секунд после того, как Даер теряет сознание. Тяжело дыша, она проверяет, есть ли на ее шее пульс, и только после этого наконец встает. Это больно. У нее все болит. Спотыкаясь об уничтоженную мебель, Люси доходит до кухонного стола и достает из ящика обычную грубую бечевку, которую так любит повязывать на разные мелочи — абажур, баночки со специями, цветочные горшки. Как в тумане возвращается назад. Тело Даер тяжелое. Совсем уставшая, Люси не может перевернуть его с первого раза, но ей так страшно от того, что Розалинд очнется, что она все-таки переваливает ее на бок и жестко, сильнее, чем нужно, связывает тонкие запястья. — О господи, — тихо-тихо шепчет Чен, когда у нее получается это сделать. — О господи, — пауза. — Эй, Сири? Сири на телефоне Даер, валяющемся где-то на полу, отзывается мгновенно. — Позвони 9-1-1. Люси слишком устала, тяжелая изможденность прижимает ее к земле, и, когда раздаются гудки, она лежит на полу рядом с Даер и может только говорить. — 9-1-1, что у вас случилось? — Пришлите наряды и скорую на Парк-авеню, 17, 46, — говорит Чен так громко, как только может, и это гораздо тише, чем нужно. — Я задержала Розалинд Даер. — Вы что?.. — удивленно переспрашивает оператор. — Мое имя Люси Чен. Полиция Лос-Анджелеса. Мне нужна помощь. Сил говорить больше нет. Люси слышит, как оператор у нее что-то требует, слышит, как все более взволнованным становится его голос, но не может ответить. Она устала. Она слишком устала. Глаза закрываются сами собой, и с ней остается только угасающее сознание, дальний угол которого твердит, что это не просто усталость. Потом с улицы доносятся вой полицейских сирен, звучит далекий выстрел и близкий звон разлетающегося стекла. И больше ничего нет. 4 — Всем патрулям! 207 на Парк-авеню, 17, квартира 46. Офицер в беде. Повторяю, всем патрулям, Парк-авеню, 17, квартира 46. Офицер в беде. — 7-Адам-15 принял, — отвечает Нолан гораздо спокойнее, чем мог бы сам от себя ожидать, пока Леблан тянется и включает сирену. Следом в эфире отзывается еще пара патрулей. — Это адрес Чен? — бормочет женщина, хмурясь и поправляя портупею с пистолетом. — Да, — коротко отзывается Нолан, выжимая педель газа. Сердце у него колотится как бешеное. — Мы рядом, две минуты. — Если она сообщила о своем состоянии в 9-1-1, значит, все может обойтись, — пытается успокоить Леблан то ли Нолана, то ли саму себя. Получается у нее плохо — краем глаза мужчина видит, что молодое лицо похоже на маску, и готов биться об заклад: его собственное лицо выглядит не лучше. Вообще-то, Нолан — аккуратный водитель. Но когда он тормозит на парковке у дома Люси, Леблан приходится упереться руками в темный пластик перед собой, чтобы не удариться носом о панель. А спустя мгновение и она, и сам Нолан рефлекторно пригибаются — слышится далекий хлопок выстрела. — Это что?.. — шепчет Леблан, прекрасно зная ответ на невысказанный вопрос. — 7-Адам-15, прием! — оживает динамик раньше, чем Нолан собирается сказать хоть что-то. Сердце у него колотится. — 418 на месте вызова! 418 — выстрелы. Джон подавляет желание сообщить, что вообще-то они уже в курсе. — Пошли, — коротко бросает он Леблан, и та, будучи старше его по званию, подчиняется беспрекословно. — 7-Адам-15 принял, входим в здание, — сообщает она рации. — Уходим в режим молчания. В здании испуганная суета. Празднично одетые люди выглядывают из квартир, переговариваются, наперебой спрашивают что-то у проходящих мимо Леблан и Нолана, и у Джона едва хватает самообладания, чтобы раз за разом повторять фразу "Пожалуйста, оставайтесь в своих квартирах". Уже на четвертом этаже у закрытой квартиры Люси топчется ее пожилая соседка. У нее круглые от ужаса глаза, руки старчески трясутся, и она бросается к показавшемуся со стороны лестничной клетки Нолану, сбивчиво рассказывая: — Там дрались! Грохот, крики. Потом стало тише, я уже в коридор вышла, слышала, кто-то ходил. И выстрел вот сейчас. И после этого — ничего. Тихо — Нолан и сам это слышит. Внутри разрастается дурное предчувствие. Леблан, видимо, кожей чувствует, на каком взводе он находится, потому что сама двумя спокойными фразами уговаривает соседку вернуться к себе в квартиру. — Запасных ключей у тебя нет, да? — интересуется женщина для проформы, когда соседняя дверь наконец закрывается. — Нет, — мотает головой Нолан. — Я вышибу, ты заходи первая. Он выбивает дверь с первого удара, и сначала ему кажется, что это не та квартира — настолько картина по ту сторону проема отличается от воспоминаний. Гостиная разгромлена. От светлого уюта комнаты не осталось почти ничего. Мебель перевернута, пол усыпан вещами и осколками посуды, большое окно разбито. Посреди хаоса — два тела. Нолану кажется, что кто-то дал ему под дых. Спотыкаясь, едва ли помня о безопасности (за нее отвечает Леблан), он бросается через комнату и валится рядом с Люси и Розалинд на колени. Красные от кровоподтеков лица абсолютно безмятежны, неестественно расслабленны, и Нолану нужно огромное количество сил, чтобы не оцепенеть от ужаса. Во лбу Розалинд — пулевое отверстие. — Даер мертва, — одними губами произносит Нолан, даже не пытаясь проверить у нее пульс. Прикасаться к Розалинд противно. — В нее стреляли, — в голове проносится внезапная мысль, и он отшатывается назад, оглядываясь на разбитое окно. — Боже… — Снайпер, — выдыхает Леблан. Теперь ее лицо такое же бледное, как и лицо Нолана. — Нужно убираться отсюда сейчас же. Чен жива? Нолану страшно проверять — он уверен в обратном. Тем не менее, его рука сама собой тянется к безжизненно согнутой шее подруги, пальцы привычно нащупывают яремную вену. И на ней есть пульс. — Боже, — шепчет Нолан во второй раз за несколько секунд. — Живая. Она живая. — Возьми ее. Нолан рад подчиняться. Все происходит слишком быстро, шок не желает дожидаться окончания происходящего, и сейчас полуслепо следовать приказам ему в миллион раз проще. Легко, как если бы Люси совсем ничего не весила, он поднимает ее на руки и поднимается сам. — Говорит 7-Адам-15, — нервно докладывает Леблан в рацию, — снайпер на Парк-авеню, 17. Всем патрулям, повторяю, снайпер на Парк-авеню, 17. Тяжело ранен офицер, один погибший. Срочно нужны медики. Повторяю, срочно нужны медики на Парк-авеню, 17… 5 — …снайпер на Парк-авеню, 17. Тяжело ранен офицер, один погибший. Срочно нужны медики. Повторяю… — Вашу мать, — громко ругается Лопес, и Тим знает ее достаточно хорошо, чтобы услышать за раздраженной злостью бессилие. До места им еще минуту, не меньше. Он несется по шоссе к нужному съезду, над головой орет сирена, и слишком много усилие уходит на то, чтобы не вспоминать, как уже месяцы назад они с Люси ехали по этой самой дороге солнечным калифорнийским днем. Она ловила воздух высунутой в окно рукой, щурилась из-за отражающихся от жестяных крыш солнечных лучей, и на заднем сидении лежали цветы, которые он приносил ей в больничную палату. Тяжело ранен офицер, один погибший. Кто погиб, кто ранен? В динамике шипит голос Леблан, хотя до этого говорил только Нолан. Голос у Леблан испуганный, но не паникующий. Нолан ранен и не может говорить? Люси убита? Даер сбежала? Не думать об этом. Не думать. Тим спокоен, спокоен так, что сам себе не верит. Руки крепко держат руль, челюсти сжаты, глаза ищут нужный съезд. Не время психовать, не время выдавать свой страх. Доехать до места. Действовать по обстоятельствам. Он как будто бы снова в армии, и где-то в глубине ему точно известно: накроет позже. Его накроет позже. Автомобиль плавно съезжает на полосы ближайшего ответвления шоссе, и краем глаза Тим видит, как резче и резче выступают скулы Лопес. Она тоже в ужасе, тоже абсолютно спокойна, и Брэдфорд сам не понимает, насколько сильно благодарен тому, что они вместе. Ее близость напоминает ему первые дни в полиции, самые сложные моменты с Изабель, самые лучшие моменты его жизни. Всегда в паре, через все дерьмо, через все хорошее. — Все будет нормально, — произносит Лопес в который раз за день, когда до поворота к дому Люси остается несколько десятков футов, и проверяет, хорошо ли затянуты ремни пуленепробиваемого жилета. — Даер сама не понимает, с кем связалась. — Люси слишком добра, чтобы с ней справиться, — роняет Тим фразу, которую не решается произносить вслух целый день. В горле у него появляется ком, и он усилием воли сгоняет его вниз, вглубь, чтобы не мешал дышать. Лопес смотрит странно. На секунду Тиму кажется, что она сейчас на него наорет, но этого не происходит. Вместо этого она подается вперед, кладет руку ему на плечо, пренебрегая правилами безопасности, и спокойно и уверенно говорит: — Люси мстит Даер за свою жизнь. Не нужно в ней сомневаться. — Я не сомневаюсь, — вяло огрызается Брэдфорд. — Я в ужасе. Он тормозит совсем рядом со стеной дома и подъездом, и спустя пару секунд со стороны въезда во двор раздается истеричный визг сирены — медики почти на месте. Разговаривать о жизни больше нет никакой возможности. — И как мы поймем, откуда может стрелять снайпер? — бормочет себе под нос Лопес, вертя головой, но не спеша выходить из машины. — Куда выходят окна у квартиры Люси? Тим сам удивлен тому, что знает ответ на этот вопрос. — На другую сторону, — отвечает он, рывком открывая дверь. — Здесь нас загораживает здание. Сюда! Водитель за рулем скорой ему незнаком — мужчина средних лет, седеющий, в очках. Понятливо кивая через стекло, он спешит направить автомобиль прямо на Тима и останавливается совсем рядом, так, что высокое зеркало заднего вида едва не бьет Брэдфорда по лицу. Тот не обращает на это внимания. — Так нас не подстрелят? — деловито уточняет водитель, не размениваясь на извинения. — Посмотрим. — 7-Адам-19 на Парк-авеню, 17, — за спиной Тима хлопает дверь джипа, пока Лопес докладывает в рацию об их прибытии, — мы входим. "Мы входим", — мысленно повторяет Тим, отщелкивая кнопку на кобуре. В коридоре здания так пусто и тихо, что Тим шестым чувством ощущает: это заслуга Леблан. Вот, кто может заставить людей запереться в своих квартирах. Шаги по бетонному полу почти не отдаются эхом, зато дыхание в них слышно отлично — других звуков все равно нет. Возможно, именно поэтому Тим вздрагивает всем телом, когда от ближайшей лестницы слышится грохот и испуганный злой крик. — В порядке? — вопль Нолана настолько не сочетается с тем, что Брэдфорд успевает вообразить себе за прошедшую долю секунды, что сбивает его с толку. Вцепившаяся в оружие Лопес мотает головой, как если бы сбрасывала наваждение. — Да! — раздается стон Леблан. Нолан показывается в коридоре раньше, чем Тим успевает понять, что к чему. Крупная мужская фигура протискивается в узкий проход, спешно разворачивается к выходу и почти врезается в Брэдфорда и Лопес. В руках у него тело Люси. Она выглядит кошмарно. Голова разбита, лицо все в кровоподтеках, одежда местами разорвана, а поза настолько неестественна, что едва ли ее может принять живой человек. Нолан держит ее бережно, поддерживая голову плечом, но лицо у Люси слишком расслабленное, а руки и ноги болтаются, выдавая полное отсутствие тонуса в мышцах. Как у тряпичной куклы. — Живая? — если бы Тим мог думать о чем-то подобном, то он не узнал бы свой голос. — Пока да, — Нолан кивает так быстро, как может, почти как болванчик, и безумное выражение его лица точно отражает выражение лица самого Тима. — Медики уже тут? Облегчение, обрушившееся на Брэдфорда, настолько сильное, что голоса у него нет. Он утвердительно кивает, не будучи в силах оторвать взгляд от маленькой фигуры в руках Нолана.