Blown

— 9-1-1, что у вас случилось? — Я думаю, что увидела похищение. Двое мужчин, очень крепких мужчин, посадили девушку в машину и увезли. — Мэм, почему вы думаете, что это было похищение? — Девушка оставила машину со всеми вещами, с телефоном, с ключами, со всем. И я думаю, что видела у мужчин пистолеты. — Где вы находитесь, мэм? — Волмарт на Калифорния-авеню. Я на парковке. — В какую машину они сели? — Серую! Или серебристую? Серебристый седан, шевроле. — Вы разглядели номера? — Номеров не было. 1 Тим знает, что Джинни его ждет. Она точно подготовила для него аккуратно завернутый подарок, а мальчики наверняка нарисовали по паре косых открыток. Он не хочет расстраивать их своим опозданием и, тем не менее, опаздывает — сидит в машине на пустынной улице в нескольких кварталах от дома сестры и думает. Тим понимает, что что-то испортил в момент, когда не смог сдержаться. Он редко говорит, не обдумав слова, но когда говорит — это кончается вот так. Большими испуганными глазами, побледневшими щеками и зарождающимся жестким выражением лица. Такое выражение он видел дважды за жизнь. В первый раз — когда не выдержал и обвинил Изабель в приеме наркотиков. Во второй раз — два часа назад, когда спросил Люси о том, переспала ли она с ним из-за нагнетания обстановки в работе над делом Даер. Тим был прав тогда, с Изабель. И он уверен в том, что прав и сегодня. Он ничего не знает о том, как продвигается дело с Даер. Люси с Анжелой носятся по стране, возвращаются домой запыленные и с темными синяками под глазами, и единственный человек, с которым он может об этом поговорить — это Уэсли, муж Анжелы, который тоже остается в Лос-Анджелесе и просто ждет, не задавая вопросов. Тиму Уэсли не нравится. Он слишком холеный, слишком аморфный, слишком богатый, и Брэдфорда не покидает ощущение того, что Уэсли не понимает до конца всю смертельность игры, в которую ввязалась его жена, потому что нельзя быть таким спокойным, когда твой самый близкий человек пятый день подряд не пишет сообщений. Это был второй отъезд Люси и Анжелы. Это был первый и последний раз, когда Тим попытался поговорить с Уэсли о сводящих его с ума мыслях. Звук звонка заставляет Тима встрепенуться и посмотреть на экран телефона, закрепленного справа на приборной панели. Это Люси. С момента, в который она вышла из дома, нервно позвякивая ключами от автомобиля, прошло не больше получаса — тогда же он сам решил, что оставаться в доме одному невыносимо. И вот теперь она звонит, чтобы продолжить разговор. Тим колеблется, глядя на переливающуюся серую полоску с зеленой стрелкой на экране, и не берет трубку. У него нет сил говорить с ней. Он не хочет говорить с ней. Не сейчас, когда не может разобраться с собственными чувствами. Он признался ей в любви. Черт. Когда звонок прекращается, Тим кладет руки на руль и упирается в них лбом так, что костяшки больно давят на виски. Телефон тут же начинает звонить снова, и он сидит, слушает рингтон и думает одну простую мысль: он на самом деле любит Люси Чен. Он хотел признаться ей в этом. Он не должен был этого делать до окончания истории с Даер. Тим Брэдфорд так и не берет трубку. После этого дня он еще долго будет заново учиться доверять промолчавшему в этот раз шестому чувству. 2 Новость распространяется быстрее лесного пожара: от одного оператора 9-1-1 к другому, от них обоих к главному оператору колл-центра, от него к дежурным офицерам Мид-Уилдшир, от дежурных к Грею, от Грея к другим участкам. Тим узнает о произошедшем раньше — ему звонит Леблан. Он как раз готовится выходить из припаркованного у дома Джинни автомобиля, когда на экране телефона высвечивается фамилия коллеги, и только теперь его интуиция взвывает как заправская сирена. У Леблан, как и у него самого, в этот Сочельник выходной. — Леблан? — спрашивает Тим чересчур хриплым голосом, испытывая отдаленно похожее на благодарность чувство от того, что сестра не вышла его встречать. У Катрин на заднем фоне слышатся счастливые детские крики. Какая-то девочка — скорее всего, ее дочь — громко и заливисто смеется, и Тиму от этого звука на душе жутко плохо, настолько неуместным он кажется в сочетании с подкатывающим ощущением катастрофы. — Где ты находишься? Не "Где ты?", а именно "Где ты находишься?" — самый казенный вопрос, который только можно представить в этой ситуации. Плохо, очень плохо. — Приехал поздравлять сестру, — отвечает Тим не совсем четко, а потом все-таки диктует адрес. Катрин отвечает не сразу — на том конце разговора слышится ритмичное постукивание клавиш клавиатуры. — Двенадцать минут до участка Мид-Уилдшир, езжай туда сейчас же, — велит Леблан. — Ты ведь помнишь, что я работаю с тобой в Холленбек? — уточняет Тим скорее для проформы, переключая рычаг передач. Рассчитывать на то, что вечно идеальная Катрин что-то перепутала, не приходится. — До него двадцать одна минута. — Что случилось, Леблан? — задает Брэдфорд вопрос, который ему очень не хочется задавать. Катрин отвечает не сразу, а когда наконец говорит, то звучит более нервно и напряженно, чем Тим предпочел бы: — Все в участке. Я тоже туда выезжаю. И в динамике раздаются гудки. Тим не пользуется телефоном за рулем — он достаточно долго работает в полиции, чтобы знать, к чему приводит подобная халатность. Но когда Сири с третьей попытки пытается позвонить не тому человеку, он со злостью срывает смартфон с крепления и, не снижая скорости, находит в списке последних контактов Люси. Она не отвечает. Тим звонит снова и снова, звонит впустую, и надежда на то, что срочный вызов в Мид-Уилдшир не связан с Чен, постепенно угасает. Ему, черт подери, следовало ответить на ее звонки — и он с силой бьет по рулю, вымещая на нем все накатившие эмоции. Когда Тим съезжает с дороги, на парковке у станции Мид-Уилдшир одновременно паркуется сразу несколько автомобилей. Слишком людно для сочельника. Он паркуется с первого раза, не обращая внимания на то, что машина недостаточно выровнена относительно линий разметки. Из только что заглушенного автомобиля поблизости выходит Лопес. Смотрит она хмуро, ничего не говорит, и только подходит совсем близко, чтобы рядом, почти касаясь плечами, идти с Брэдфордом ко входу в участок. — С ней все будет хорошо, — роняет Анжела, когда до стеклянных дверей остается несколько футов, и Тим дергается. — Я до сих пор не знаю, что случилось, — признается он. Теперь очередь Лопес дергаться. Она кусает губы, открывая дверь, и, не оборачиваясь, выпаливает: — Чен похитили. Она успела позвонить в 9-1-1 и сообщить об этом, прежде чем ее увезли. Тим ожидает именно этого, но земля все равно уходит у него из-под ног. Он с силой хлопает дверью, заставляя дальнюю часть сознания удивляться тому, что она после этого остается цела, и закрывает лицо руками. Буря, настоящая буря поднимается у него внутри, и он шумно вдыхает и выдыхает в свои ладони, как будто бы ему снова пять и отец отобрал у него любимую игрушку. Вот только ему не пять. И речь совсем не об игрушке. 3 Люси сидит на жестком неудобном стуле, и ее мутит. Возможно, из-за запаха драной обивки — кажется, будто бы этот стул вытащили из ближайших мусорных баков, перед этим хорошенько измазав в кошачьей моче. А возможно, дело в ударе по голове. Конечно, били не по затылку, а по лицу, но удар был такой сильный, что мир до сих пор гудит и расплывается, а рассеченная кожа под правым виском саднит. Почему ее всегда бьют именно по лицу? Место, где она находится, напоминает дешевые декорации логова злодея из фильмов про супергероев. Помещение небольшое, но почти без мебели и вещей, темное, влажное. Стены покрашены безликой серой краской, и где-то она осыпается крупными хлопьями, а где-то покрыта темными пятнами плесени. Люси терпеть не может плесень. Заметив ее, она хмурится и заставляет себя отвести глаза, а потом еще раз пробует на прочность хомуты, которыми стянуты ее руки за высокой деревянной спинкой. Пластик больно впивается в кожу, и Люси недовольно фыркает, откидывается на спинку и задирает голову, упираясь взглядом в потолок. Бессмысленно. Надо ждать развития событий. Люси сидит, считает ржавые пятна на потолочных балках и уговаривает себя не бояться. Вообще-то, конечно, ей страшно — она не уверена в том, что понимает, что будет дальше. В паузы между размеренным счетом мозг пытается понять, зачем именно Феррето ее похищать; это иррационально, бессмысленно и, честно сказать, просто глупо. Они чисто провели сделку с полицией после провала Тима, и нет никакого смысла рисковать выторгованными условиями. Один промах — и полиция припомнит картелю Феррето весь нарытый Брэдфордом материал; досье хранятся, ждут своего времени, и вероятность того, что после похищения или (тут Люси испуганно ежится, не в силах справиться с нервной дрожью) убийства офицера полиция не использует все возможности, чтобы упрятать Феррето в тюрьму, нулевая. И Люси совсем не понимает, зачем Феррето так рисковать. Она не знает, сколько сидит вот так, рассматривая металлические перекладины и думая обо всем одновременно. Может, проходит полчаса, может, два, а может, гораздо меньше, прежде чем в другом конце помещения открывается дверь и кто-то входит. Люси не спешит реагировать. Рассматривая потолок, она вслушивается в шаги и пытается понять, что может по ним определить. Во-первых, людей двое. Они ступают почти одновременно, и легкое расхождение звука шагов неприятно режет ее слух, как будто бы она слушает фальшивую игру на скрипке. Во-вторых, это мужчины. Люси не может объяснить, почему может определить это с такой ясностью, но тяжесть шагов почему-то не оставляет ей никаких сомнений — двое крупных мужчин, не женщин. В-третьих, они нервничают. А нервничающий преступник — ошибающийся преступник. Люси глубоко вдыхает влажный воздух, морщится от запаха кошачьей мочи и садится ровно, чтобы встретиться взглядом с приближающимися людьми. Затекшая шея от движения неприятно хрустит. Их и в самом деле двое, и они на самом деле мужчины. Один высокий, смуглый и очень холеный, с золотой серьгой в ухе, безвкусно большими и тоже золотыми часами и обеими руками в карманах безупречно выглаженного кремового костюма. Его Люси никогда раньше не видела, и поэтому она позволяет себе задержаться глазами на его лице. Вероятно, это сын или племянник Антуана Феррето — главы картеля; именно Антуан, насколько знает Чен, несколько месяцев назад поручился за ее безопасность в обмен на то, что никакие материалы, полученные во время работы Брэдфорда под прикрытием, не будут использованы для уголовного дела против его банды. Пока мужчины приближаются, Люси внимательно всматривается в породистое лицо родственника Феррето и представляет, что именно с ним сделает Антуан, когда узнает о происходящем. А в том, что Антуан Феррето не в курсе, она после всех раздумий не сомневается. Второй мужчина держится чуть позади. В одной его руке — пистолет, в другой — айфон одной из последних моделей с камерой, направленной на Люси. Слишком увлеченная разглядыванием Феррето, Чен сама удивляется своей способности не выдать свое удивление мимикой — вместо этого она упирается все тем же заинтересованным взглядом в объектив и сжимает челюсти, когда представляет, кому именно отправится это видео. Не то чтобы у нее было много вариантов. — Добрый день, офицер Чен, — слишком высокомерно здоровается родственник Феррето, останавливаясь в нескольких футах от нее, и Люси в его интонации и выборе места для того, чтобы остановиться, чувствует пронзительную неопытность — расстояние слишком большое. Он мог бы сделать еще пять или шесть шагов и по-прежнему быть вне ее досягаемости, но уже не иметь необходимости говорить громче обычного. Даже от камеры бы ее не загородил. От его очевидного промаха Люси становится почти смешно: среди них троих она чувствует себе не жертвой и не офицером полиции, а единственным взрослым человеком. Заслуга адреналина во внезапной смешливости очевидна, и девушка отвечает не сразу, тратя несколько долгих секунд на удержание спокойной маски на лице. Прежде чем вернуть приветствие, она немного откашливается. — Добрый день, синьор Феррето. Мужчина удовлетворенно дергает уголком рта, на секунду оборачивается, чтобы по-дилетантски убедиться в том, что камера по-прежнему направлена на Чен, и задает следующий вопрос: — Или вы сегодня не офицер Чен, а Нова? Наверное, это должно звучать устрашающе, но Люси совсем не чувствует страха. Она до сих пор не понимает, что тут делает, ощущает себя взрослой и чувствует, насколько страшную для себя и своей семьи глупость совершает Феррето. Поэтому вместо ответа Люси задает вопрос сама: — Что я тут делаю? Диалог не строится. Вместо ответа Феррето нервно сжимает кулак, делает несколько стремительных шагов вперед и размахивается. Люси рефлекторно пытается увернуться от удара, почти переворачивает этим неаккуратным движением стул, но врезающийся ей под ребра кулак внезапно играет балансирующую роль. Удар вышибает из Чен дух. Она сгибается, насколько могут позволить ей заведенные за спинку стула руки, хватает ртом воздух и совсем не может понять, зачем Феррето это делает. Очевидно, он отправит видео с ее избиением Тиму, рассчитывая на то, что Брэфдорд понесется спасать свою девушку, но не думается же ему, что Тим приедет один или что полиция Лос-Анджелеса уже не стоит на ушах, растревоженная пропажей Люси? Это все, что Чен успевает подумать, прежде чем следующий удар обрушается на ее еще не оклемавшееся после первого удара тело — мужчина метит в печень, и в этот раз от боли мир Люси совсем темнеет, а стул все-таки валится на бок. Люси жестко приземляется на шершавый бетонный пол, бьется о него головой и плечом, и тут же следует третий удар — пинок в бедра. Все прекращается так же быстро, как и начинается. Феррето спешит отойти на несколько шагов назад, брезгливо морщась и косясь на свои отполированные туфли, и негромко о чем-то спрашивает второго мужчину. Люси продолжает хватать ртом воздух и смотрит на расплывающиеся фигуры снизу вверх, не будучи в состоянии расслышать произносимые слова из-за гула в ушах. Второй мужчина кивает, и они разворачиваются и молча уходят, оставляя девушку лежать на полу в одиночестве. Дверь за их спинами захлопывается. Только теперь Люси позволяет себе зашипеть от боли и заерзать в попытке принять более удобное положение, но от каждого движения становится только хуже, места ударов пульсируют, и она замирает. Открыв рот, Чен лежит, чувствуя щекой каждую неровность бетона, и дышит. Вдох следует за выдохом, и постепенно, медленнее, чем ей хотелось бы, у нее получается выровнять дыхание. Боль постепенно притупляется. Люси искренне надеется, что именно этого отпрыска Феррето во время задержания скрутят максимально болезненным способом. 4 Леблан не показывает ему видео, прежде чем унести телефон в технический отдел. Это заставляет Тима нервно сжимать и разжимать челюсти, щелкать костяшками пальцев и напряженными медленными шагами мерить досконально знакомую комнату со стеклянными стенами. Он ходит между столов, едва ли замечая происходящее вокруг, и напряженно думает, вспоминает каждую строчку из каждого досье, из каждого файла, созданного по результатам работы под прикрытием. Он вспоминает все имена, представляет себе лица, заставляет всплывать каждый адрес, хоть как-то связанный с картелем Феррето. И вся эта информация бессмысленна, пока технический отдел не определит геолокацию видео. Ситуация ему не нравится. Он не понимает, зачем присылать видео с требованиями приехать, не указав адрес — отправивший видео человек или очень туп, или, наоборот, умен и выгадывает время. Второе более вероятно, но для чего выгадывать время?.. Ощущение разыгрываемой многоходовки заставляет нехорошее чувство подниматься все выше и выше. Лопес того же мнения. Нахмурившись, она стоит в углу комнаты рядом с доской, обхватив себя руками, и смотрит в окно, а Тим готов биться об заклад — в этом окне она не видит ничего и никого. Устав мерить шагами комнату, Брэдфорд останавливается рядом с подругой и какое-то время тоже смотрит перед собой. Анжела нарушает тишину первая, повторяя уже сказанную пару часов назад фразу: — С ней все будет хорошо. Тим морщится, не зная, что ответить. Он сам знает, что тяжелые травмы в случае Люси маловероятны — офицерам почти никогда серьезно не вредят, это слишком опасно для преступника. Случись с ней что — и платить будет весь картель. С другой стороны, они уже перешли красную линию, похитив ее. — Я не уверен, — наконец тяжело роняет Тим. — У Феррето была хорошая сделка с полицией, и тот, кто подумал, что можно нарушить условия этой сделки ради того, чтобы встретиться со мной, очень глуп. А глупые люди непредсказуемы. — Я тоже не понимаю, зачем они сделали, — задумчиво соглашается Анжела, медленно кивая и обхватывая себя руками еще сильнее. — Я пообещала Люси, что сегодня кончится хорошо. Эта фраза настолько неожиданна, что Тим не сразу ее осознает. Отвернувшись от окна, он смотрит на Лопес, и она вздыхает, прежде чем пояснить: — Мы переписывались с ней этой ночью. У нее было плохое предчувствие, и у меня тоже, если честно. До сих пор есть. И я пообещала ей, что сегодня кончится хорошо. Тим шумно вздыхает, невольно думая о том, до или после состоялся их диалог, а потом силой воли выбрасывает неуместные мысли из головы и уверенно дополняет сказанное Анжелой: — Люси ждала появления Даер. — Она рассказала тебе о том, как продвигается операция? — аккуратно и устало уточняет Лопес. — Нет, — Тиму почему-то неприятно признаваться в том, что Люси так ничего ему и не рассказала, и он отводит глаза. — Я почти ничего об этом не знаю, только какие-то общие вещи. — Даер в Лос-Анджелесе. Между последними словами Тима и этой фразой Лопес едва ли есть хоть какая-то пауза, и Брэдфорду нужно несколько секунд, чтобы развернуться к Анжеле всем телом, впиться ей в лицо взглядом и хриплым от напряжения голосом уточнить: — Она в этом городе? Анжела тоже поворачивается к нему всем телом и медленно кивает: — Да, скорее всего, да. Мы не знаем точно, она ушла со всех радаров, но все это время, все эти недели Даер стремилась сюда, и у нас так и не получилось ее поймать. Люси думала, что Даер даст знать о себе сегодня. — Только этого нам не хватало, — бормочет Тим. И Анжела, вероятно, хочет согласиться, но не успевает — именно этот момент выбирает Леблан, чтобы влететь в кабинет. — Засекли! — напряженно и громко объявляет она. — Они в складе на шоссе Шермана. Все по плану, выезжаем. План предельно прост и отработан десятками и сотнями операций: окружить здание, обезвредить существующую охрану, тихо войти, обеспечить контроль. Жизнь заложника — приоритет. Тим участвовал в таких операциях так много раз, что уже давно перестал из-за них нервничать, но сейчас он сидит в автомобиле справа от напряженной Леблан и то и дело протирает ладонью бронежилет. Не потому что сомневается в его надежности, а потому что руки у него потеют. За окном проносится праздничный город. День в самом разгаре, и улицы уже начинают постепенно пустеть — люди спешат домой, чтобы приготовить праздничный ужин и разлить первые бокалы алкоголя. "У меня тоже должен был быть праздничный ужин", — думает Тим, и эта мысль впивается ему под ребра противной щемящей болью. Он морщится. — Что именно было в видео? — спрашивает он у Леблан, когда машина съезжает с Голливудского шоссе по выгнутой дуге многоуровневой развязки. Катрин отвечает почти без промедления, смотря на дорогу впереди: — Почти ничего, оно короткое. Люси привязана к стулу, как в каком-то низкосортном боевике. С ней говорит мужчина. Лица не видно. Тим точно знает, что Леблан что-то не договаривает, но прекрасно знает, почему. В конце концов, ему вообще не стоит быть вовлеченным в эту операцию. — И где это происходит? — задает он единственный правильный и допустимый вопрос. — В каком-то большом помещении. Там пусто, бетонный пол, короче, пустой склад. Окон нет. Думаю, там таких помещений немного. Тим просто кивает. Операция проходит слишком гладко. Полицейских хватает на полное оцепление, охраны у склада почти нет, и на минуту Брэдфорду кажется, что все кончится хорошо: сейчас они с Лопес и незнакомым мускулистым офицером войдут в последнее неосмотренное помещение склада и все разрешится. Там будет Люси. Целая, хотя бы относительно невредимая. Возможно, они с ней сегодня даже успеют приготовить праздничный ужин, и Тим извинится, и Люси его простит. Но вот Лопес толкает от себя дверь, Тим скользит внутрь, выставив перед собой руки с пистолетом и совершенно точно не рассчитывая стрелять, и ничего не происходит. Посреди прохладного помещения валяется старый потертый стул с двумя подломленными ножками.