Blown

Люси знает, что что-то разрушила. Лежа ночью в кровати без сна, она раз за разом проматывает в мыслях вечер и останавливается на лице Тима. Закрыв глаза, девушка видит мужчину перед собой, немного нелепого с маленькой елкой в одной руке и пакетом в другой, отчаянно пытающегося ее порадовать. Ей, конечно, следовало промолчать — она прекрасно умеет врать, это один из ее профессиональных навыков. Но вместо этого Люси просматривает свои воспоминания, слышит свою реплику и видит, как в ответ на ее простое и ошарашенное "Я нашла Розалинд Даер" улыбка медленно сползает с лица Тима. Если прислушаться, в тишине воспоминания слышно, как вдалеке с тихим звоном что-то разбивается. Не в состоянии уснуть, Люси открывает глаза и тянется к прикроватной тумбочке, на которой заряжается телефон. Жмурясь от яркого света экрана, она всматривается в цифры — уже час ночи, и спать остается меньше, чем хотелось бы. Вздохнув, Люси откладывает телефон и, подумав, переворачивается на другой бок. Тим, конечно, крепко спит. Как бы он сам ни думал, сон у него удивительно нечуткий, и Люси иногда встает ночами или долго ворочается, а глубокое и мерное дыхание Брэдфорда все равно не сбивается. Он лежит к ней спиной, — ночи для ноября стоят удивительно жаркие, и вот уже неделю Тим не стесняется спать без футболки, — и Чен теперь всматривается в рельеф мышц, задерживается взглядом на шраме под лопаткой, а потом вдруг тянется к этому шраму, не в силах противостоять желанию прикоснуться. Кожа у шрама сухая и теплая, почти горячая. Кончики пальцев Люси гладят бледные остатки рубца, скользят по ответвлениям шрама и снова возвращаются к его центру. Тим продолжает глубоко дышать. Внезапно завороженная, Люси ерзает и свободной рукой задирает свою футболку и дотрагивается до татуировки на боку — выбитой Калебом дате предполагаемого дня ее смерти. "Как любопытно", — вдруг думается ей, — "жить в XXI веке и до сих пор получать шрамы и переживать пытки. Как будто бы весь прогресс, все движение — фикция и только прикрывает неизменную реальность". Мысль примитивна, ее тысячи раз думали тысячи людей, но от нее все равно становится зябко — и Люси ежится и прикладывает к спине крепко спящего Тима всю свою ладонь. Он по-прежнему теплый, сильный и живой. Не тратя время на колебания, Чен придвигается поближе, игнорируя жару, и упирается лбом между лопатками Брэдфорда. Выдыхает. Ей хочется извиниться перед ним, сказать что-то, что сотрет из ее памяти то выражение лица, но это, конечно, совсем глупая затея. Поэтому извиняться она не будет. Их отношения странные. Люси старается о них не думать, но теперь нечаянно соскальзывает в мысли и упирается в вопрос о том, кто же они друг другу. Все последние недели неопределенность кажется ей комфортной и приятной, ни к чему не обязывающей и как будто бы ломающей привычный ход, но именно сейчас, когда она лежит, уперевшись лбом между теплых мужских лопаток, ей начинает казаться, что неопределенность плоха. На самом деле, ход ее мыслей более сложный — Люси отдает себе в этом отчет. Недели проходят в поисках Даер, а тут она вдруг ее находит — вот ее сообщения на форуме, вот ее попытки выдать себя за другого человека, вот ее слова и фразы. Эфемерная охота обретает четкость, завтра она пойдет к Грею и выложит все карты, потребует взять ее с собой на миссию и будет стоять на своем. Это — предел мечтаний. Сидя вечером на высоком барном стуле и осознавая, что именно произошло, Люси чувствует захлестывающий ее азарт, радость, нетерпение и злость одновременно, она готова нестись вперед, лезть под пули, играть с Даер в игру, а теперь, лежа ночью и слушая дыхание Тима, ничего этого нет. Странно, это все очень странно. Ей по-прежнему хочется сыграть с Даер, загнать ее в угол. Жестокое стремление отомстить, имеющее мало общего с благородными бескорыстными целями, по-прежнему живет внутри Чен, она ощущает каждую неровность этого чувства — но ей слишком страшно. Сама охота совсем не страшная: Люси прекрасно осознает риски. Страшно ей из-за того, что каждый шаг за Даер будет означать разрушение хлипкого умиротворения с Тимом. Сформулировав последнюю мысль, Люси непроизвольно фыркает, отстраняется от Брэдфорда и ложится на спину. Ее взгляд упирается в потолок. Тим обязательно ее поймет. Он не может не понять. Хватит убеждать себя в глупостях. И, тем не менее, утром, когда Тим галантно помогает ей донести до машины сумку с формой, Люси не выдерживает и вместо благодарности быстро поднимается на цыпочки и мимолетно прикасается к его губам своими. Потому что ей суеверно кажется, что разрушить определенные отношения гораздо сложнее, чем неопределенные.

***

Припарковав машину у участка и слишком громко хлопнув дверцей, Люси замирает у автомобиля, рассеянно поглаживая ярко выкрашенную крышу и рассматривая людей. Здесь все по-прежнему. Через высокое стеклянное окно видно, как уже переодевшийся в форму Смитти кружится на стуле на колесиках, а мужчина из выдачи оружия что-то раздраженно ему выговаривает. На парковке стоит, поблескивая серебристыми боками, холеный седан Лопес, и, хотя самой женщины нигде не видно, Чен готова держать пари, что три высоких стакана кофе, которые пытается удержать в руках спешащий ко входу Аарон — это для нее. Перестать наблюдать и двинуться вперед трудно, но не труднее всего остального. Неопределенно хмыкнув, Люси отталкивается рукой от крыши, забирает сумку, запирает машину и, чуть неловко переваливаясь от несбалансированной тяжести, направляется внутрь. Каждое возвращение в участок после отпуска по ранению похоже друг на друга. Люси делает шаг — всего один шаг — внутрь, ловит взгляды офицеров ночной смены, стоящих у входа, и успевает сделать вдох, прежде чем воздух наполняется аплодисментами. Она вымученно улыбается, перехватывает сумку поудобнее и машет хлопающим ей людям. Их становится больше. Услышав знакомое приветствие, работники участка стягиваются в холл, радостно улыбаясь, и кто-то даже подходит ближе, чтобы похлопать ее по плечам и спине и поприветствовать лично. Знакомые лица мелькают, сменяя друг друга, а Чен стоит, чувствуя, что не знает, как реагировать. Ее так уже приветствовали целую вечность назад, после Калеба, и кажется, будто эти аплодисменты снова такие же неуместные. Тогда она была случайно выжившей жертвой, а теперь… нет, теперь, конечно, она получила ранение при исполнении, перенесла сложную операцию и долго восстанавливалась, но все это заслонила Розалинд Даер. Ранения будто бы и не было. — Ну, хватит, хватит, — бормочет она, когда Смитти на правах близкого коллеги сначала заключает ее в крепкие объятия, а потом принимается забирать у нее сумку. — Я сама. Смитти, конечно, искренне ей рад, но Люси знает его достаточно долго для того, чтобы понять: еще больше он рад возможности отделаться от лекции офицера, занимающегося выдачей оружия. Смитти тоже хорошо ее знает, поэтому смотрит с укоризной и нехотя отступает. — Офицер Чен! — перекрывает возбужденные голоса громкий оклик капитана Грея. Он стоит на лестнице, возвышаясь над остальными на пару голов, и Люси чувствует что-то, отдаленно напоминающее благодарность. — Добро пожаловать назад! Планерка через четверть часа! Чен быстро переодевается и привычно и нежно оглаживает темную ткань формы. Руки уверенно скручивают густые и немного отросшие волосы в пучок, закрепляют его шпильками, сбрызгивают голову лаком и приглаживают вечное пушение. Полминуты Люси тратит на то, что стоит перед узким зеркалом, рассматривает себя в отражение и на всякий случай касается пальцами бока в месте шрама после операции. Прислушивается к себе. Ничего. Планерка проходит мимо. Ночь была спокойная, и работы от предыдущей смены почти нет. На участке уже неделю не фиксируют убийств, все мирно, и речь у Грея размеренная и почти безмятежная, а сидящая рядом Лопес почти что дремлет, подперев щеку и шевелясь только для того, чтобы отпить остывший кофе. А Люси всю планерку просто ждет, потому что знает — черта с два ее сегодня выпустят в патрулирование. Она оказывается права. Стоит планерке закончиться, как Грей машет ей рукой, смотря с отеческим волнением. Лопес замечает его жест, хмыкает, болтает стакан с кофе и с уверенностью произносит: — Тебе еще повезло, что Нолан в отпуске. Он бы с тебя пылинки сдувал. Люси внутренне содрогается. В кабинете Грея Чен планировала оказаться с самого начала — сквозь ночь, утреннюю рутину, поездку на работу и планерку она прокручивала в голове возможные сценарии разговора о Даер. Тем не менее, оказаться в нем не так приятно, как было в мыслях, потому что вместо Розалинд капитан озабочен ей. — Садись, — кивает он на стул, хотя никогда не делал это раньше. Люси косится на совсем не потертую ткань серой обивки, на которой сидит разве что приходящая к Грею жена и редкие начальники, и отрицательно машет головой. — Я постою, спасибо. — Как знаешь, — не спорит мужчина. Он садится за свой стол, облокачивается на него, выглядя еще крупнее, чем есть на самом деле, и спрашивает: — Как ты себя чувствуешь? — Все хорошо, — легко отвечает Чен, отбрасывая формальности. — Осложнений после операции нет, я полностью восстановилась, последние полторы недели занималась спортом — и у меня не возникало никаких проблем. Грей медленно кивает, но Люси достаточно опытна для того, чтобы знать — ответом он не удовлетворен, по крайней мере, не полностью. Воздух густеет. — Иногда, — аккуратно и медленно, зачем-то взвешивая каждое слово, начинает капитан, — чаще, чем хотелось бы, полицейские после ранений восстанавливаются дольше, чем принято считать. Физические раны — это одно, но психологически... психологически полицейские не всегда оказываются готовы к возвращению на улицы, где в них непременно будут снова стрелять. — Мне дали допуск, — отвечает Люси коротко и весомо. Разговор идет ровно по тому же сценарию, по которому всегда проходят разговоры после ранений, и ей очень хочется преодолеть его как можно быстрее. — Тем не менее, — с мягкой силой продолжает Грей, — кабинетный работник не всегда может оценить, насколько офицер полиции готов к возвращению на патрульную работу, в которой подвергается ежедневной опасности. — Я получила ранение не при патрулировании, капитан Грей, а в ходе работы под прикрытием, — возражает Чен, прекрасно отдавая себе отчет в слабости аргумента. — Патрулирование пугает меня не больше, чем обычно, я по-прежнему адекватно оцениваю риски. — Тем не менее, — опять протягивает Грей, — я думаю, что тебе лучше пока поработать с детективами. — Хорошо, — легко соглашается Люси. Капитан удивлен. Он приподнимает брови, подается вперед немного сильнее, смотрит вопросительно, а, когда Люси не отвечает ему, все-таки задает вопрос вслух: — В этой покладистости есть подвох, офицер Чен? — Нет, — Люси чувствует, как будто бы у нее вырастают крылья, и внезапно позволяет себе сесть на стул и тоже податься вперед. Сгустившийся воздух от ее оживления почти потрескивает. — Но мне есть, чем поделиться. Могу я?.. Удивление Грея сменяется подозрительностью, он кивает. — Я знаю о том, что Даер сбежала. Говорят, что она пересекла границу с Мексикой, но мне не верится в то, что она останется там надолго, и поэтому я попробовала найти способ найти ее через интернет. И мне кажется, что я нашла. Лицо капитана темнеет, он с силой втягивает в себя воздух и коротко велит: — Продолжай. — Я нашла форум, на котором родственники жертв Даер переписываются и пытаются поймать ее самостоятельно. Я прочитала его, и на нем есть пользователь, который активно включен в переписку и дает остальным советы. Он ведет себя не так, как остальные, и его слова… Две недели назад этот пользователь использовал в сообщении фразу, которую я в этой жизни слышала только от Даер, — Грей хочет что-то сказать, но Люси не дает ему это сделать, продолжая. — Да, да, знаю, это слабая зацепка, но я выписала данные этого пользователя, вот, здесь ссылка на форум, логин и IP. Может, мы можем проверить эту информацию? Пожалуйста. Взгляд Грея наполнен жалостью, но он все-таки берет из рук Люси вчетверо сложенный листок бумаги. Чен кажется, что она слышит его мысли: "совсем с ума сошла, столько времени прошло, а она никак не успокоится", но сам он продолжает молчать. Его пальцы аккуратно раскрывают бумажку, он дважды читает содержимое и глубоко вздыхает, прежде чем замолчать на долгие секунды. — Хорошо, Чен, я передам это IT департаменту. Но! — видимо, капитан замечает вспыхнувшее на лице Люси удовлетворение, поэтому вскидывает руку в упредительном жесте. — Пока не придут результаты проверки, ты работаешь с Лопес и не отходишь от нее ни на шаг. — Конечно, капитан Грей, — покладисто соглашается Чен. — Как скажете.

***

23 декабря, месяц спустя Когда Люси сходит с трапа самолета, ее голова кружится, а пальцы безнадежно холодные. Ладонь скользит по поручню, и только это помогает ей спуститься на собственных ногах, а не кувырком. Рядом зевает Лопес. Она бледная, под ее глазами темнеют тени, а сами глаза красные и воспаленные. У Люси они такие же, раздраженные мелкой и колкой пылью Мохаве. Автомобиль Люси под калифорнийским солнцем совсем раскалился, и даже то, что солнце село пару часов назад, не прогоняет жуткую духоту. Она закидывает назад сумку, позволяет сделать Анджеле то же самое, а потом тяжело опускается на водительское сидение и со стоном откидывается на спинку. — Надеюсь, Даер чувствует себя еще хуже, — бормочет Лопес, вваливаясь в машину с другой стороны. Люси слишком сильно устала даже для того, чтобы соглашаться. Это пятая попытка накрыть Розалинд за месяц — и пятая неудачная. Они с Лопес и еще целая группа ФБР идут по следу, мотаются по стране, не видят родных и душа, а она всегда остается на шаг впереди или, может, на все два. Это раздражает. Это пьянит. Они отъезжают от ангара молча и так же молча выезжают на ведущее к побережью шоссе. Люси рассеянно выжимает педаль газа, — они едут против потока, — открывает водительское окно и жестом просит Лопес выкрутить ручку со своей стороны. Голове постепенно возвращается ясность. Они вылетели из Лос-Анджелеса ранним утром 20-го декабря, вернувшись в него только накануне — Розалинд видели в Альбукерке. Перевернув Альбукерке вверх дном и найдя только труп гостиничного работника, они организовали кордоны на дорогах в сторону Лос-Анджелеса, но спустя еще день камеры засекли ее на заправке у Лейк-Хавасу-Сити — за всеми выставленными постами. К тому моменту, когда они добрались до города, Даер в нем не было, и не нужно было быть гением, чтобы понимать — в следующий раз ее заметят уже в Калифорнии. Отчасти Люси и Анджела молчат именно поэтому — им нечего друг другу сказать. Если бы они были чуть менее уставшими, то думали бы о том, придет ли Даер за ними, пытались бы понять, чувствуют ли приближение развязки или нет, но сил на это нет ни у одной. И, тем не менее, обе немного пьяны затянувшейся охотой. — Я так и не купила никому подарки, — нарушает тишину Лопес, когда они проезжают мимо облепленного рождественскими огнями молла. Люси скашивает взгляд, вздыхает и кивает: — Да, я тоже. Может, завтра успеем. Пауза. Лопес наверняка пытается понять, хочет ли поднимать тему о Даер, но все-таки решает, что не хочет, и отзывается обтекаемо: — Может, успеем. А может, опять сорвут. — Может, сорвут, — соглашается Чен, и они еще какое-то время едут по темному шоссе молча. — Так что у вас с Брэдфордом? Люси чуть вздрагивает от вопроса, хмурится и на секунду отрывается от дороги, чтобы бросить быстрый взгляд на рыжий от света фонарей профиль Лопес. Этот же вопрос она задавала ей пару месяцев назад, и тогда ответ был тот же. — Не знаю. Это по-прежнему честно. Они не ведут хоть сколько-нибудь длинных разговоров уже месяц. Она раз за разом срывается в командировки, возвращается в его дом усталая, а он не задает вопросов. Уходя из дома, Люси прикасается своими губами к его губам, и Тим делает то же самое, когда (редко) уходит из дома первый. Каждый вечер, когда они не видятся, один отправляет другому короткую смс-ку "я в порядке", а другой отвечает тем же. Навороченный мустанг пролетает по левой полосе с огромным превышением скорости, резко перестраивается прямо перед носом машины Чен и тут же уносится дальше, оставляя за собой запах выхлопа. Люси не дергает руль, не тормозит и не ускоряется. Спокойная от усталости, она даже не думает о том, что могла бы запомнить номера и сообщить об опасном вождении. — Не знаешь — это в плохом смысле или в хорошем? — уточняет Лопес. Люси в ответ только повторяет: — Не знаю. Честно, это сложно, — она отрывает правую руку от руля и машет ей в неопределенном жесте. — Мы просто не говорили об этом по-настоящему. Анджела долго не отвечает, а потом очень устало и грустно произносит: — У нас опасная работа, Люси. И Люси прекрасно понимает, что Лопес имеет в виду.

***

Во всех окнах дома темно. Несколько минут Люси сидит в машине, смотря на них и пытаясь найти в себе силы сдвинуться с места, а когда выходит из машины, то все равно какое-то время стоит и продолжает смотреть. Поездка с открытыми окнами позволяет мыслить трезво, и теперь она может позволить себе думать о завтрашнем дне. Люси доверяет предчувствиям — они не всегда появляются перед тем, как что-то случится, но зато что-то всегда случается, стоит им появиться. А сейчас предчувствие рвется из-под усталого безразличия, стучится и мечется, и к горлу подкатывает неприятный ком. Предчувствие говорит две вещи. Во-первых, Розалинд не упустит возможности заявить о себе на Рождество. Во-вторых, она не устоит перед соблазном покончить с ней, с Люси. Вероятно, она завтра умрет. Или не умрет. В дверях ее встречает Коджо. Он клацает своими когтями по идеально чистому полу, тихо поскуливает и виляет всем телом, не справляясь с возбуждением. Люси снимает с плеча сумку и опускается перед псом на колени. — Привет, Коджо, малыш, привет, — шепчет она в его уши, пока пес лижет ее руки и лицо. — Привет. Его шершавый язык слизывает со смуглых щек внезапно выступившие крупные слезы, которые Люси не замечает. В доме привычный порядок. Стащив с гудящих ног массивные ботинки и носки, Чен тихо ходит по нему босиком, радуясь прохладе. Едой она пренебрегает, на нее нет сил, но душем пренебречь не может никак. Под теплыми струями мысли окончательно проясняются, выстраиваются в стройные ряды, и тогда же фраза Лопес возникает перед глазами багровыми буквами: "У нас опасная работа, Люси". У них и в самом деле очень опасная работа. Волосы она не сушит — гул фена обязательно разбудит Тима. Надев последнее чистое белье, сложенное в мешочек на дне дорожной сумки, она влажными босыми ногами шлепает по коридору и ненадолго замирает перед дверью спальни Тима, прежде чем войти. Он крепко спит, запрокинув руки за голову. Ночь ясная, до полнолуния остается не больше пары дней, и холодный свет превращает волосы мужчины в седые. Простыня сползла вниз. Она всегда сползает вниз, и в том же холодном лунном свете виден рельеф мышц. Чувствуя, как грусть окончательно заполняет ее, Люси облокачивается на косяк, упирается в него виском, на всякий случай сложив руки на груди и тем самым прикрывая ее, и вздыхает. Брэдфорд кажется ей безумно красивым. Отмереть в этот раз сложнее, чем в предыдущие. С усилием воли оттолкнувшись от косяка, Люси тихо прикрывает за собой дверь и пересекает комнату — комод стоит в дальнем углу. Верхний ящик уже давно выделен под ее вещи. Аккуратно, чтобы не скрипнул заедающий механизм, она выдвигает его и наклоняется, пытаясь нащупать какую-нибудь футболку в стопке свежей одежды — спать просто в белье рядом с Брэдфордом она не может. Как в каком-нибудь дешевом фильме, именно этот момент Тим выбирает для того, чтобы проснуться. Девушка не слышит ни шевеления, ни шороха постели, только его хриплый ото сна голос: — Люси? Она поспешно выуживает из шкафа первую попавшуюся футболку и натягивает ее на себя, чтобы быстро обернуться и сожалеющим шепотом подтвердить: — Да. Прости, я не хотела тебя разбудить. Тиму все равно на ее извинения. Сонно моргая, он мотает головой и приподнимается на локтях, чтобы видеть ее лучше: — Вы поймали Даер? Пауза. — Нет. Пауза. — Иди сюда? Люси благодарна Тиму за то, что он не говорит банальностей вроде "жаль" или "я верю, что у вас выйдет это сделать позже". Прочесывая мокрые волосы пальцами, она закрывает комод, кладет телефон с включенным звуком на тумбочку и подходит к кровати со стороны Брэдфорда, чтобы сесть на ее край. — Я скучала, — тихо и честно говорит Люси, подстегнутая коротким разговором с Лопес. Тим смотрит слегка удивленно, но с каждой секундой выглядит все менее и менее сонно. Он не отвечает целую вечность, как будто бы ответ требует раздумий, а потом все-таки произносит: — Я тоже. Пальцы руки Брэдфорда переплетаются с пальцами Люси, и он тянет ее к себе. — У меня мокрые волосы, — предупреждает Чен, опускаясь на кровать и прикрывая глаза. — Мне все равно. Когда сильные — по-настоящему сильные — руки Тима прижимают ее к себе, Люси кажется, что ей больше ничего не угрожает, что в мире нет ни Розалинд, ни картелей, ни оружия. А когда его губы касаются ее виска, ей кажется, что она летит. Люси изворачивается в его руках, ложится на спину и смотрит Тиму в лицо. Он слегка нависает над ней, серьезный, с ранними морщинами на лбу и внимательными глазами, красивый, вероятно, даже любимый — об эту мысль Чен спотыкается и испуганно задвигает ее далеко-далеко. Она подумает об этом потом. Не пытаясь сдержать порыва, Люси протягивает руку, прямо как тогда, месяц назад, и проводит пальцами по его скуле, прежде чем шагнуть в омут — потому что завтра Розалинд может быть в Лос-Анджелесе, потому что предчувствие суматошно мечется внутри, а на душе бесконечно грустно. — Как твои дни? — спрашивает она одними губами. — Все нормально, — слишком задумчиво для простых слов отвечает Тим. — На работе ничего такого. Все как обычно — все веселье начинается после Рождества. — Я не успела купить тебе подарок. — А я нарядил елку. Люси хмыкает и, продолжая касаться лица Брэдфорда, ласково гладит его щеку. — Ты выглядишь грустной. — Все нормально. Поцелуй меня? Это второй их поцелуй, и девушка чувствует едва ли не больше, чем чувствовала в первый. Ощущение губ Тима на своих губах пьянит, холод уходит, и только прохлада влажных волос продолжает пробиваться сквозь надежную волну тепла. Она отвечает на поцелуй с удивляющей ее саму отчаянной нежностью. Ее пальцы сами скользят на его затылок, зарываются в ежик волос, и стоит Тиму отстраниться, как Люси сама целует его в ответ. — Ты точно этого хочешь? — успевает Брэдфорд отстраниться достаточно для вопроса, когда они разрывают поцелуй в очередной раз. Голос у него хриплый и серьезный, тихий, и Люси тоже серьезна, хотя удерживать внимание ей почти физически тяжело: — Да. Ты? — Да. Больше они не отстраняются. Люси давно ни с кем не спала. По калифорнийским меркам — целую вечность. Возможно, именно поэтому руки Тима кажутся ей такими горячими и именно поэтому голова так сильно кружится. Брэдфорд нежен, безумно и абсолютно нежен. Люси видит в его глазах очевидное — он боится, что сделает что-то не так. И она тоже этого боится и тоже нежна. Они долго примериваются друг к другу. Руки скользят по рукам, пальцы рисуют хитрые узоры на теле. У них на двоих десяток шрамов, и Люси делает то, что хотела сделать еще месяц назад — целует шрам под лопаткой Тима, и на его груди, и на плече. У Тима от этого сбивается дыхание, она слышит рваный выдох, но понимает его в полной мере только тогда, когда он аккуратно снимает с нее футболку и вместо того, чтобы, как это делают мужчины, рассмотреть грудь, упирается взглядом в татуировку. На секунду это все портит, — Люси хочется надеть футболку снова, все прекратить, остановиться, ее мир почти что рушится, — но Тим мягко переворачивает ее на спину, спускается ниже и прикасается губами прямо к выжженым цифрам. И тогда она выдыхает точно так же. Они ничего не говорят, за все время не произносят ни слова. И даже когда прелюдия заканчивается, Тим только протягивает руку к тумбочке и вопросительно приподнимает брови, а Люси кивает: таблетки она не пьет. Так же молча, подрагивая от прикосновений девушки, Тим на секунду включает лампу на тумбе, чтобы проверить срок годности презервативов. И Люси понимает, что вот в этот момент, именно сейчас, она окончательно и бесповоротно влюбляется. Он входит медленно, внимательно всматриваясь в ее лицо и удерживая ее за талию руками, высматривая признаки боли. А Люси все равно. Она берет его руки в свои, прижимает их к кровати, опираясь на них, наклоняется, глубоко и с силой целует Тима, а потом опускается так низко, как только может. Боль так и не приходит. Люси двигается вверх и вниз, рассматривая лицо Тима. Все-таки высвободившись, он обнимает ее за талию и водит широкими горячими ладонями по спине. Ее спина по сравнению с его руками совсем тонкая, она вся по сравнению с ним такая, и это ощущение — едва ли не лучшее в мире. Они переворачиваются, меняют позы, меняют темп. И вот уже Люси не выдерживает и стонет в тишину, потому что иначе не получается. А Тим, сжав зубы, с замутненным ощущениями взглядом, тихо и глухо стонет в ответ. Когда все кончается, Люси, чье тело до сих пор подрагивает, прижимается к Тиму, игнорируя жар, и кладет голову ему на плечо, а он обнимает ее в ответ и тяжело дышит в затылок. Ни один по-прежнему не произносит ни слова.