Наизнанку-2. Реальная сказка

1885, Июнь. Сказкоград

      Налитые темным цветом облака разрезало вспышкой молнии. Точно проказа, она прошлась по всему небу, ударив острым концом в горизонт, и исчезла под громыхающий залп. Стоявшая все это время у окна принцесса поежилась и, обняв себя за плечи, обернулась как раз вовремя, чтобы застать распахивающего двери графа Дракулу. Тот, быстро оглядев уже находившихся в кабинете Модеста и Наталью, что-то прикинул в уме и спросил, вальяжно усаживаясь в кресло:       — Софья Алексеевна считает нас недостойными своего присутствия?       — Мама сказала, что хочет предаться скорби и молитвам, — ответила Наталья. В те годы она еще не имела той стати и выдержи, которая годами позже будет восхищать всех знакомых, а была лишь совсем молодой девушкой, на плечи которой резко свалилось бремя в виде целого королевства.       — Ничего более пошлого она придумать не могла? — пробурчал граф и закатил глаза, стоило Модесту на него недовольно шикнуть.       Потупив взгляд, Наталья неуверенно сказала:       — Отца не стало меньше недели назад, по всем правилам, как религиозным, так и светским, мама должна носить траур.       — А с каких это пор Софьюшка Алексеевна у нас стала в Бога верить и привязанность к Матвею Владимировичу иметь? — не унимался граф, однако, выслушав короткое, но весьма грозное замечание Модеста, пусть и нехотя, но замолчал и с долей сарказма заметил: — Но говоря о вас, Натали, траур стоит прекратить. Коронационные платья, сами понимаете, в черном цвете не шьют.       Наталье вот-вот должно было исполниться двадцать, но девичьи мечты о пышном праздновании столь знаменательной даты пришлось задушить и спрятать куда подальше в связи со скоропостижной смертью отца и последовавшей за ней чередой тяжелых событий: помпезные похороны в окружении миллиона волшебных существ были больше похожи на ярмарку тщеславия, нежели на скорбное мероприятие; груз ответственности, непосильная и неожиданная ноша, вдруг упавшая на хрупкие неподготовленные плечи — никто не смотрел на нее как на нового правителя, но каждый внимательно следил за каждым ее жестом и словом и выжидал от нее действий, достойных опытного монарха, пусть так и не признавал в этой тоненькой Дюймовочке будущую королеву. Словно в завершение, последней каплей и без того переполненного сосуда, матушка, королева-консорт Софья Алексеевна, придя с похорон, изъявила твердое желание оставить светскую жизнь и уйти в монастырь.       Как бы Наталья не пыталась, отговорить мать от затеи не удавалось, отчего (пусть разумом и осознавала собственную глупость) на нее особенно злилась: никогда не любившая супруга Софья делала совершенно ненужный красивый жест покойному Матвею и в тоже время так явно отворачиваясь от дочери, как никогда нуждающейся в родительской поддержке.       Конечно у Натальи по-прежнему оставалась старшая сестра, но она была настолько далеко, как в физическом, так и в эмоциональном плане, что Наталья с уверенностью могла сказать: она осталась совершенно одна перед лицом наметившейся битвы за престол, неважно, ведись она с призванием народа или другими кандидатами на трон.       — Рано еще платье шить, — верно заметил Модест, устало подпирая висок указательным пальцем. Уставший, седеющий, уже давно не молодой князь Модест Людвигович Лидделл был давним приятелем покойного короля, его советником и хранителем времени. Впрочем, была уверена Наталья, на должности советника он оставался исключительно из признательности к Матвею Владимировичу — сам Лидделл неоднократно жаловался на частые головные боли и сильную усталость и часто говорил о мечте уйти на пенсию. — Законы Сказочного мира соблюдать надо. Помните же: трон может занимать мужчина любого семейного положения, его вдова или же замужняя наследница. Наталья Матвеевна, как мы все прекрасно помним, не замужем, что противоречит сказочному закону о престолонаследии.       — Не вижу проблемы, — хмыкнул граф, открывая резную табакерку и с удовольствием втягивая носом пряный табачный аромат, — закон переписать дело пары часов.       — Королю — да. Не вступившей в права принцессе — нет. У нее нет права изменять королевские законы, тем более в свою пользу.       Граф закатил глаза. Наталья же, неуверенными шагами подойдя к мужчинам, негромко спросила, разминая пальцы:       — Я правильно понимаю, что единственная моя преграда на пути к престолу — отсутствие мужа?       Модест кивнул.       — И преграда, Натали, в самом деле огромная, так как вы отказали всем приличным женихам Сказочного мира — причем как России, так и зарубежья. Чесслово, к вам не сватался, разве что, вдовствующий царь Берендей — да и то потому что стар и ходить не может. Девочка моя, — спохватился он, заметив, как глаза-васильки на бледном лице застилает пелена слез. Несмотря на возраст и образ жизни, Модест резво подскочил к Наталье и, по-отцовски обняв ее за плечи, торопливо зачастил: — Господи, да прости ты меня старика дурного, перегнул палку, сказал лишнего.       — Это мы ее хотим на трон посадить? — уточнил граф, хмурясь. — Ну нет, Модест Людвигович, нечего плаксе на престоле делать. Какая там еще кандидатура была: Сказочник? С ним лучше связаться по почте или лично, как думаете?       Модест незаметно для Натальи скорчил графу гневное лицо, а сама она, мягко сняв с плеч мужские ладони, вытерла катившуюся по носу слезу и, точно преобразившись от едких слов Дракулы, оглядела его серьезно-равнодушно и заметила (к всеобщему удивлению, твердым уверенным голосом):       — Я думаю это лишнее, ваше сиятельство. Можете назначить дату свадьбы и коронации на середину июля: жених будет уже через неделю. А теперь, будьте любезны, оставьте меня, мне нужно внимательно изучить кандидатов.       Ошеломленный столь резкой переменой в настроении принцессы Модест послушно вышел, а граф, поравнявшись с Натальей, весело заметил:       — Мою кандидатуру можете вычеркнуть сразу.       — Почему же? — совершенно серьезно спросила она, усаживаясь за грубый широкий стол и оглядываясь в поисках пера.       — По опыту скажу: второй раз я Софью Алексеевну в статусе тещи не вытерплю. Да и грубый я, вам муж помягче нужен, понежнее.       Он вышел, а Наталья, пораженная подобным откровением, несколько минут неотрывно глядела на закрытую дверь, пока перо в ее руке выводило на бумаге знакомое незамысловатое имя.       Федор       Уже на следующий день в компании двух гвардейцев она стояла на крыльце дома на окраине одной сказочной губернии и сама, наплевав на веления этикета и женской чести, стучала в дверь. Отворила дверь низенькая женщина — одетая чисто и прилично, пусть и в весьма простую одежду — и при одном лишь взгляде на Наталью расплылась в улыбке:       — Наташенька, радость моя, ты какими судьбами? — радостно воскликнула она, заключая Наталью в объятия, однако, заметив вооруженных до зубов гвардейцев в форме королевской династии, сдавленно охнула.       — Простите, что я столь внезапно, без приглашения, — сказала Наталья, неловко улыбаясь в ответ на недоуменный взгляд женщины. — Мне нужно переговорить с Федором, Агриппина Семеновна, вы же не против?       По-прежнему с недоумением и страхом поглядывая на стражу, Агриппина Семеновна отошла в сторону, пропуская Наталью и, едва гостья переступила порог дома, спешно захлопнула дверь перед самым носом гвардейцев.       На всем недолгом пути в поисках Федора Агриппина не переставала украдкой поглядывать на Наталью — в первую очередь на платье с турнюром, простое и траурное, но, очевидно, довольно богатое, серьги с черным камнем и шляпку с короткой, чуть прикрывающей глаза вуалью — резкий диссонанс с привычным образом студентки колледжа в форменном платье, аккуратной косой и полным отсутствие украшение — все ради того, чтобы дети из разных сословий не выделялись и не кичились дорогой одеждой, украшениями и принадлежностью к голубой крови.       Федор нашелся в комнате, очевидно являвшейся кухней: в ней стояла большая русская печь, обеденный стол, накрытый на трех человек, красный уголок, в противоположном углу от которого расположился шкаф с травами и специями. За столом, откинувшись на спинку стула, сидел, покусывая кончик курительной трубки и пощипывая длинный седой ус, глава семейства, большой и весьма грузный Валентин Валерьевич. Насколько знала Наталья, он был капитаном 2 ранга, лет десять назад отправившийся на пенсию ввиду пошатнувшегося здоровья; бросить море однако так и не сумел и перевез семью в скромный уютный домик на побережье и настолько увлек сына рассказами о морских просторах, что тот, едва окончив колледж, поступил на морскую службу.       Федор как раз вернулся с очередного рейса, с улыбкой заметила Наталья, скользнув взглядом по высокой фигуре Федора, стоявшего посреди кухни и, задорно размахивая бескозыркой, весело рассказывающего историю, произошедшую с ним за время плавания. Точно заслышав шелест длинных юбок, он обернулся к дверям и, едва удержавшись на ногах, замер, с открытым ртом уставившись на вошедшую Наталью.       Предложив гостье присоединиться к обеду, но напоровшись на вежливый отказ, Агриппина вынудила мужа покинуть кухню и оставить Наталью с Федором наедине. Едва за ними закрылась дверь, Федор присел в поклоне, с искренним сочувствием говоря:       — Мои соболезнования, Наталья. Мне очень жаль, что я не смог быть рядом во время похорон, как бы мне этого не хотелось. Тебя уже можно поздравить? — спросил вдруг он, закусывая губу и, заметив взметнувшиеся вверх брови Натальи, пояснил, мысленно давая себе оплеуху за столь нетактичное поведение: — Ну, знаешь, как во Франции говорят: король умер, да здравствует королева. Прости, плохой вопрос, тебе сейчас явно не до этого.       — Все в порядке, — поспешила успокоить его Наталья. — Но нет, поздравлять еще рано: согласно Сказкоградским законам, я не могу стать королевой до тех пор, пока не выйду замуж.       — Надо же, — он вдруг занервничал и в желание чем-то занять руки принялся накручивать на пальцы ленту бескозырки. Казалось, слова сходили с его губ сами, без его дозволения и осмысления: — и кто же счастливый муж? Дай угадаю: Саша? Тот статный князь из Дивногорья? Или может, Дракула? Хотя нет, — он усмехнулся и нервно, почти что истерично, но утвердительно заявил: — Саша.       Наталья почувствовала, как щеки наливаются румянцем от нахлынувшего смущения.       — Провал по всем фронтам, Гончаров, — сказала она, мигом беря себя в руки, и даже постаралась улыбнуться. — И как вы морские границы стережете, не представляю?       Он недоуменно нахмурился, да только пальцы, бессмысленно перебирающие голубенькую ленту на форменной фуражке, вдруг сжались в нервном спазме.       Наталья засмеялась — сейчас ей все казалось до безобразного глупо и смешно.       — Федь, ну право слово, ты как маленький. Неужели ты серьезно думаешь, что я вдруг ни с того ни с сего приду к тебе в гости, чтобы обсудить потенциальных женихов?       Неожиданно для нее он поник: опустил голову, отвернулся и, глядя куда-то сквозь тлеющее пламя печки, с тихим вздохом заметил:       — Опять ты со мной, как с вещью, Наташа.       Она была уверена: он понимал ее как никто. Понимал, почему она пришла к нему с этими вопросом, понимал, почему из множества кандидатур ее выбор пал на скоромного школьного товарища, ничем, в общем-то, кроме смазливого личика и познаний в сказочной географии не блиставшего. Зато удобного, как та табуретка, что стояла в углу комнаты, ничем не примечательная, но очень нужная для того, чтобы на ней стояло ведро питьевой воды.       Наталья знала: он был влюблен в нее все годы знакомства — пожалуй, даже больше, чем тот же Саша. Знала, и бессовестно этим пользовалась: именно Федор в течение школьных лет носил ей портфель, именно Федор решал противные и скучные задачки и шел с ней на самые безумные шалости; именно им она осознанно крутила все последние годы дружбы и именно к нему она пришла сейчас, прекрасно понимая: он, как и всегда, не сможет ей отказать.       — Федор, пожалуйста, мне сейчас очень сильно нужна твоя помощь. И дело не в какой-то моей сиюминутной хотелке — сейчас в твоих руках судьба всей Сказочной Руси.       Уже на следующий день они, желая почтить хотя бы одну чистолюбивую традицию, пришли к вдовствующей королеве Софье за родительским благословением.       — Не мужчина, а произведение искусства, — шепнула она дочери, едва только они остались наедине. — Намучаешься ты с ним, как я в свое время с твоим отцом. Девиц вокруг него крутится будет — тьма.       Но Наталья отчего-то не поверила: внутри неподдающееся никаким разумным описаниям чувство, было полностью уверено в верности сделанного ей выбора.

***

Безвременье. Сказкоград

      Как и на любого человека, чей возраст давно перешагнул отметку не то что что в пятьдесят, а больше даже, чем четыреста пятьдесят, на графа Дракулу переодически накатывали ничем не объяснимые приступы тоски по прожитым годам и ушедшим людям. В такие моменты он не находил ничего лучше, чем мирно пройтись по коридорам замка, стены которых хранили портреты жен, детей и людей, оставивших в жизни графа особый след.       Многие из отображенных на старых и не очень полотнах давно уже лежали в земле. Так, из портретов восьми жен и еще двух невест, все еще была в добром здравии (пусть и неимоверно седая и существенно располневшая после пяти родов) только шестая жена Аксинья — девица в молодости весьма яркая, пусть и незнатная, но с нравом настолько упрямым, что граф даже был рад, когда придя к нему одним пасмурным днем, графиня попросила развод — влюбилась, мол, в проезжего молодца, жизни больше без него не представляет. Окинув ее портрет коротким взглядом, граф снисходительно усмехнулся, подумав о том, что надо бы послать бывшей супруге письмо, да разузнать о здоровье, и, сделав несколько шагов вперед, остановился перед портретом второй жены.       Илона Силадьи, чей единственный прижизненный портрет граф надеждно схоронил от глаз немагов, всегда вызывала у графа особые, трепетные чувства. В ней не было неземной красоты, которой могла похвастаться последняя, восьмая супруга Юлия Воронцова, ни яркого характера шестой Аксиньи, ни кроткости и доброты четвертой Александры. Она просто была… живой. Забавной, юной, наивной и открытой. Точно солнышко, поселившееся в его мрачном замке. Их супружество было весьма недолгим — всего несколько лет, до тех пор пока граф не обратился в вампира и, инициировав свою смерть, вместе со старшим сыном не скрылся в тени сказочных просторов, оставив супругу в счастливом вдовствование.       Чем-то Илону невольно напоминала Красная Шапочка. Вроде и не было между ними ничего общего: ни внешне, ни характером, но в то же время что-то неведомое, неясное, но отчетливо улавливаемое делало этих двух совершенно не похожих дам в сознании графа очень схожими.       Стоило ему подумать о Красной Шапочке, как вдруг ее силуэт мелькнул в конце коридора и скрылся за одной из дверей. В голову графа тут же прокралась шальная мысль, и, не желая оттягивать ее воплощение, он уверенно направился вслед за девушкой.       Она нашлась в гостиной с клавесином. Сложив руки за спиной, Шапочка стояла возле окна и улавливала столь редко гостящие в графском замке лучи солнца. Те мягко подсвечивали ее бледное лицо и, оседая на черных волосах, отражались темно-рыжими бликами. В тяжелых, тоскливых вздохах вздымалась перетянутая тугим корсетом грудь; редко, в ясной грустной надежде трепетали густые черные ресницы и чуть сжимались губы. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, что в данный момент больше всего она тосковала по свежему воздуху.       «Очень кстати», отметил про себя граф, и произнес спокойным будничным тоном:       — Прогуляться не хотите?       Ошеломленная столь неожиданным предложением Шапочка вздрогнула и испуганно отшагнула в сторону. Граф даже заинтересовался на мгновение, что настрашило ее больше: его внезапное появление или суть произнесенных слов? Впрочем, он бы и не удивился, если она испугалась обоих факторов.       — Что, простите? — переспросила Лидия, беря себя в руки, однако в потускневших черных глазах всполыхнула искорка надежды.       — Вы все прекрасно слышали, дорогая моя. Дважды повторять не буду. Жду вас через десять минут у крыльца. Не придете — дело ваше.       Дракула не засомневался ни на мгновение, что Красная Шапочка подоспеет аккурат к назначенному времени и, несмотря на личные неприязни, согласится взять спутника под руку (это было обязательным условием графа для совершения прогулки) и вместе с ним пойти по мощенным камнем дорожкам графского парка. В тот день ему казалось, что настала его очередь дергать за ниточки.       С неподдельной радостью Лидия вдыхала свежий, чуть прохладный воздух и подставляла лицо порывам ветра и изредка выходящему из-за туч бледному солнцу — теплая и ясная погода всегда обходила стороной графские угодья, точно проклятую болотистую местность. Граф и сам сильно удивлялся столь благоприятной погодой, окружившей его замок, хотя какая-то часть его прекрасно понимала, что дело было в погодных магах, создающих иллюзию живого окружающего мира. Наверняка в очередной раз напортачили с ветром, направив его не в ту сторону.       Красная Шапочка довольно давно не была на свежем воздухе, чем и объяснялась ее жажда почувствовать ветер и не через стекло заколдованных окон ощутить на себе лучи солнца. Точно маленький ребенок она, ловя порывы ветра, забавно морщила нос и часто-часто озиралась по сторонам, пытаясь запомнить и насладится окружающими ее живыми видами.       Как и любой природный маг, она была особенно зависима от окружающего мира и эта прогулка, нельзя было не отметить, определенно пошла ей на пользу: на бледных щеках наконец-то заиграл живой румянец и тонкие, вечно сжатые в недовольстве губы, то и дело трогала едва заметная улыбка, которую не отпугивало даже непозволительно близкое присутствие графа.       — Может вы руку мою все-таки отпустите? — решилась наконец Красная Шапочка, едва ли не впервые за всю прогулку обращая взор на Дракулу.       — Чтобы вы сбежали? — спросил граф, расплываясь в ехидной усмешке. — А хотя, знаете, неплохая идея, может тогда приведете меня к тому, кто украл Ключ.       — Я же уже говорила, что знать не знаю, кто и зачем украл этот чертов Ключ. У меня не было пособников.       — И все же, зачем вы его тогда украли? — в который раз спросил граф, вскидывая брови и с интересом поглядывая на собеседницу. Она, немного подумав, со вздохом призналась:       — Насолить хотела. Только дурак не знает, какой мощью обладает Сказочный Ключ, вот я и хотела вас позлить и подставить. Встречный вопрос можно? — граф молча кивнул и с интересом уставился на нее. — Зачем вы со мной нянчитесь? Давно бы отправили меня в темницу, и легче будет и мне, и вам.       Граф громко фыркнул. Ей-то , конечно, легче станет в сырых мрачных темницах, полных крыс и туберкулезников. Про чудесные тюремные обеды, коими нормальный хозяин даже свиней кормить не станет, и говорить смысла не было. Бывал он там однажды, когда на троне еще дед Натальи сидел, эти курортные несколько недель граф вспоминал даже спустя сто лет с содроганием.       — Нравишься ты мне, — спокойно сказал граф. — Такой ответ устраивает?       — Еще скажите, что вы в меня влюблены, — сказала Красная Шапочка, закатывая глаза.       Граф пожал плечами. Шапочка же задумчиво стихла и опустила взгляд. Сказанное графом она всерьез не восприняла, хотя и нашла в его словах почву для размышлений.       Они уже шли по направлению к замку, когда граф резко остановил ее и развернул к себе, нарушая вновь повисшую между ними тишину.       — А если, пусть это и невероятно глупо, я скажу, что вас люблю, что вы сделаете?       — Не говорите столь громких слов, граф, — Шапочка, пораженная его словами и действиями, только и могла, что настороженно смотреть на Дракулу, боясь даже моргнуть. — Бросаться клятвами о любви сродни богохульству.       — Не верю в Бога уже как четыреста лет, так что…       Раньше, чем она успела хоть как-то обдумать его слова, граф крепко сжал руки на ее плечах и осторожно, настойчиво, но одновременно с тем удивительно нежно коснулся губ Шапочки.       Конечно же, она пыталась вырваться. Толкала графа в грудь, сжимала губы, усердно отворачивалась, да только граф словно не замечал ее тщетных попыток. Лишь крепче прижимал ее к себе, поглаживал худые плечи и пытался насладить грубыми, неподатливыми губами, точно бы они были последним спасением его погрязшей в грехах души.       — Я не буду просить прощения, Лидия, — шепнул граф, прерывая поцелуй и утыкаясь носом в ее висок, жадно вдыхая аромат ее волос. — Лишь поклянусь в том, что этого больше не повторится, пусть мы оба в это не особо верим.       Он наконец отпустил ее и, оглядев замершую в испуганном ожидание девушку, возобновил путь к замку, как ни в чем не бывало приговаривая:       — Хватит, пожалуй, на сегодня прогулок, вы так не думаете?       Вот только он, упрямо отказываясь смотреть в ее сторону, так и не заметил, как в глазах Красной Шапочки блеснул огонек зародившейся идеи. Она вновь намеривалась перетягивать ниточки в свою сторону.