Фрагменты

Не горю, но болит. Расскажи,

Как мне жить. Без тебя

Как мне быть? Расскажи… Ничего между строк,

Просто не повезло… ©

      —… Багира, ну это же несерьезно!       — Бать, он мне предложение сделал. Как обухом по голове ударило. И вот это снисходительно-пренебрежительное «несерьезно» рассыпалось, будто пепел от стремительного порыва ветра. Он держался за это «несерьезно, ненадолго, глупости» с упорством утопающего, которого надвигающиеся волны несут в открытое море. Да ну, всякое ведь бывает, Багира свободная одинокая женщина, Кот — влюбчивый пылкий мальчишка, могло коротнуть, вспыхнуть, разгореться… Надо только чуть-чуть потерпеть, пережить, переждать, как кратковременную грозу… Натешатся, перегорят, остынут… Отчаянно надеялся и упорно молчал, делая вид, что ничего не замечает; даже не пытался вывести Риту на разговор, напомнить про субординацию, про устав — только хуже будет, это же Багира, из вредного женского упрямства сделает все наперекор… Молчал, когда Кот, схлопотав очередное не слишком серьезное ранение, ошивался в ИВЦ, потеснив его. Носил ей кофе, рвался помогать и с полуслова понимал все указания. Молчал, когда все чаще на столе в ее кабинете появлялись простенькие полевые букеты, веточки земляники, вишневые гроздья. Молчал, в который раз наблюдая, как они садятся в одну машину после рабочего дня. Молчал, замечая, как вдруг стало меняться ее лицо, при виде каплея расцветая какой-то незнакомо-нежной улыбкой. И даже когда заметил их целующимися под дождем на крыльце кафешки, где отмечали чей-то день рождения, вновь промолчал. Ушел, так и не решившись поговорить откровенно. Да и что тут можно было сказать… Железобетонная, годами вымуштрованная контр-адмиральская выдержка в конце концов все-таки треснула по швам. Тогда, не сумев дозвониться, он примчался к Багире домой — Пригов экстренно вызывал группу на срочный сбор, Рита не брала трубку, да еще и Кот куда-то запропастился… Уже мысленно влепив давней подруге строгий выговор, Батя вжал палец в кнопку звонка. Дверь открыл Ионов…

---

      —… Багира, ну это же несерьезно!..       — Бать, а давно у тебя появилась привычка лезть в личную жизнь своих подчиненных? В ее голосе не было вызова, насмешки, игры. Только ровное, убивающе-спокойное дружелюбие. А он смотрел, как она прихорашивается перед зеркалом, подкрашивает губы, поправляет воротник кителя, заправляет за ухо рыжий пружинистый завиток — такая мирная, мягкая, похожая на расслабленную сытую кошку… Наверное, именно тогда его вторично ударило холодящим предчувствием — ведь еще никогда, ни с одним из своих кавалеров, она такой не была… Почему?! Хотелось ругаться, кричать, трясти ее за плечи, выбивая ответ на этот грызущий изнутри вопрос: почему?! Почему он? Не Бизон, не Барс, не Шальной, не какой-нибудь очередной доцент, не убеленный сединами генерал, не… А смазливый каплей, этот мальчишка, которого они с Бизоном воспитали из нелепого смешного Стажера в матерого профессионала… Воспитали на свою голову…

---

      —… Ты же не думаешь, что я буду тебя прикрывать? Мы, конечно, друзья, но…       — А я тебя и не прошу, — равнодушно повела плечами, неспешно отпивая кофе. — Коту предложили место в новом тренировочном лагере, он согласился. … И теперь нам ничто не мешает быть вместе, мрачно договорил про себя Булатов, скрипнув зубами. Но с каменным упорством железного солдата еще упрямился, цепляясь непонятно за что:       —… Багира, ну это же несерьезно!       — Бать, он мне предложение сделал.       — И ты…       — Я согласилась.       — Ты… ты его любишь?       — Он первый, с кем я по-настоящему счастлива. Если это называют любовью, то да. Она ушла. В голове еще долго гулом отдавался звонкий перестук каблуков и это искренне-беспощадное «счастлива». Счастлива. Без него. А может, это и справедливо? Хрупкий фарфор в руке разошелся трещинами. Битая посуда — на счастье. Пусть и чужое.