scream

      

***

      Рука снимает с предохранителя на ходу, и стук каблуков её чëрных лакированных сапог с каждым шагом всë сильнее отдаëтся в висках.        Ей сообщили о произошедшем около пяти часов назад и с тех пор сердце всë не находило покоя. Рвалось в бой, кричало в отчаянии. Рука хмурится и невольно сильнее сжимает пальцы на рукоятке, чтобы сдержать внутри внутреннюю дрожь. Она слишком хорошо ощущает то, что каждый нерв в её теле напряжëн до предела от смеси волнения и нетерпения. И будь её воля, Рука сорвалась бы в ту же секунду как обо всём узнала, бросила всё и...        Но она была уже взрослой и у неё было достаточно обязанностей и ответственности для того, чтобы сдержать себя.        И вот заканчивается бесконечно длинный коридор со строгими, обитыми титановыми пластинами стенами. Рука рывком распахивает двери, делает уверенный широкий шаг и замирает. Взгляды встречаются, словно искра с пропаном. И девушка как наяву чувствует этот отвратительный запах горящего керосина. Слишком реально. Слишком ярко. До боли, до попыток сдержать истерический смех.        А вот Фарита не пытается. Она усмехается словно сам дьявол, сверкает адским огнём в глазах и, вновь установив зрительный контакт, убедившись, что за ней наблюдают, медленно, почти издевательски, облизывает свои пухлые губы. И Рука хмурится, сжимая пистолет настолько сильно, что от напряжения начинает дрожать рука. Вся ситуация это похожа на сюрреалистическую смесь пытки и смертной казни.        Рука чувствует себя последней на земле грешницей, на которую совсем скоро обрушится страшная кара. И в этот момент, Каваи забывает обо всём. Мир вокруг пустеет, обращаясь в один бесконечно белый, безликий фон. И лишь Фарита остаëтся прежней. Её взгляд дерзкий и чëрные, словно сам мрак, стрелки.        Стираются звуки, исчезает чувство времени, забываются обстоятельства и остаются лишь чувства. Отчаянно голые, раненные, истерзанные почти в клочья. Эти чувства — взрыв. Эти чувства — едва ощутимые колебания в воздухе, предупреждающие о настоящей буре. Эти чувства опасность — они монстры, готовые разорвать душу так же легко и просто, как исписанный кривым потчерком лист измятой бумаги.        Но вот стоящая рядом Аса тактично кашляет в кулак, привлекая к себе внимание, и Рука, опомнившись, возвращает себе концентрацию. Теперь она видит: на руках Фариты тяжëлые титановые цепи, она сидит за решëткой тесной клетки, не способная ни встать, ни полноценно расправить ноги. У неё волнистые чëрные волосы в беспорядке и потëки крови на лице. Но Руке нравится. Этот сломанный но непокарëнный образ идëт Фарите как никакой другой.        Младшая всегда казалась Руке той ещё высокомерной стервой с замашками садовой розы. Тем лучше было видеть её стебель переломленным пополам.        — Мы поймали её на южной границе, Госпожа. Скорее всего она пыталась сбежать из леса, я слышала, в последнее время дела у них идут неважно. Пожары почти не прекращаются — Аса выпрямляется вся по струнке, словно на построении, смотрит прямо, преданно. А Рука хочет, чтобы Аса свалила к чëрту, не до неё сейчас.        Рука хочет поскорее остаться с Фаритой наедине. Эта стерва давно уже стала её вторым кислородом. Она манит сильнее самой опасной зависимости и выжегает всë внутри, после ксждой встречи обращая душу в горстку жалкого пепла. И сталько бы старшая не смотрела, она всё никак не может понять, чего в её сердце больше: ненависти или всё же любви? Фарита словно пожар охвативший южные леса. Она безжалостна как настоящий монстр, и Рука, как никто, знает насколько острые у неё клыки.        Они выходили друг против друга бесчисленное количество раз. И каждый раз по воле судьбы ли или из-за собственной слабости, но оставались живы. Самый опасный в округе оборотень и самый лучший охотник. И Рука наконец кривит губы в наслешливой улыбке. Она знает, что цепи сдержат даже её, и никакое полнолуние не поможет. Будут ломаться кости, металл будет впиваться в кожу, разрывать плоть в клочья, но выбраться не позволит.        И от сладостно пугающих картин в голове сердце начинает биться чуть чаще. Это почти похоже на волнение перед первым свиданием. Почти. Потому что эту девушку Рука ненавидит как никого другого. Фарита — болезнь. Настоящая эпидемия.        — Каковы будут дальнейшие указания? — голос Асы вновь вырывает Руку из мыслей и, чтобы больше не терять над собой контроля в присутствии подчинëнных, Рука, прочистив горло, приказывает        — Дальше я разбирусь сама, убирайся.        Аса хмурится настороженно, но кивает так и не сказав ни слова против. Дверь за ней закрывается с тихим щелчком, и они с Фаритой, наконец, остаются наедине. Фарита пользуется этим незамедлительно, откидывает за спину блинные чëрные волны и переводит насмешливый взгляд на пистолет. Провоцирует, выводит из себя. И в этом вся она. В безбашенной, почти дикой смелости. В безумном блеске глаз, желании терзать до хриплых криков.        Истинная стерва.        В воцарившейся молчании они находят что-то близкое друг другу, что-то далëкое от адекватности. И, казалось бы, тишина должна была остудить их пыл и повысить градус адекватности, но атмосфера лишь накаляется. Рука настолько сильно желает прикоснуться к этой бледной израненной коже, что начинают покалывать кончики пальцев. Проблема лишь в том, что девушка не знает, чего хочет сильнее: задушить или заключить в объятия.        — Не выстрелишь? — в воцарившейся тишине её голос полный бесстыдного кокетства с нотками откровенной насмешки, звучит как настоящий выстрел, она гипнотизирует глазами, подталкивает к краю и впрыскивает в кровь смертельную дозу своего яда. Казалось бы волк, но жалит как настоящая гадюка. Рука смотрит с серьëзным прищуром несколько секунд, а после, не меняясь в лице, вскидывает пистолет. Но Фарита не дëргается даже, лишь смотрит с покравительственной мягкостью. Словно всё это часть какого-то безумного плана. Словно Рука лишь марионетка её, и у неё нет реального выбора.        Самое отвратительное, что выбора реально нет. Фариту ждëт казнь, если повезëт, смерть будет быстрой. Но это вряд ли произойдёт. Слишком много крови у девушки на руках, слишком много боли она уже принесла. Скорее всего, её выкинут на всеобщее растерзание как вшивую собаку. И от мыслей этих всё внутри выворачивается наизнанку.        — Даже не скажешь, что скучала? — Фарита усмехается в ответ, но глаза её теряют былую надменность, и словно что-то мягкое, почти нежное просыпается в ней. Она шкпчет одними губами: "скучала". И внутри у Руки всё взрывается от переизбытка чувств, словно произошëл долгожданный передоз и наполнилась до предела чаша терпения.        Она стреляет не глядя, и пуля, что-то внутри их обеих сломав, вспарывпет Фарите щëку. Так опасно. Так близко к провалу. Младшая не дëргается, смотрит всё так же мягко... С уязвимостью?        Рука не знает. Пысталет выпадает из ослабевших пальцев, потому что она не справилась. Потому что всё внутри неё разрушается под напором противоречивых чувств, и ни один вариант не кажется достаточно правильным. Она Фариту ненавидит. Желает собственными руками сломать, обратить в пепел. Желает слышать, как хрустят под напором кости и наслождаться криками. Но несмотря на это, она Фариту сохранит. Только для себя. Только себе...        Чего бы это ни стоило.