Роза Ветров

Быстрое горячее сердце бьётся под его рукой, но Арно не смеет отвести взгляд от глубоких тёмных глаз, что, кажется, смотрят прямо в душу, распаляя внутренний огонь всё сильнее. — Ты… Женщина, — только может выдавить он. — Но как… — Это долгая история, — Баата прижимается перемотанной грудью к его груди. — Лучше… Поцелуй меня. Их губы соприкасаются прежде, чем Арно успевает подумать и остановиться. Свободной рукой казар — казарева? казарыня? как правильно назвать? — ловит его за шею, не давая отстраниться. Их поцелуй имеет привкус шадди. — Подожди, — выдыхает он, когда всё же получает свободу. — Это… — Неправильно? — заканчивает за него Баата с самым серьёзным видом. — Почему же? — Ты… — Арно нервно облизывает губы и выдыхает: — У тебя ведь жена. Длинные чёрные ресницы вздрагивают, скрывая болезненную искру в глазах. Казар чуть отстраняется, прижимаясь спиной к стене возле окна, и тяжело вздыхает. Повязка на груди слегка приподнимается. — Она ведь любит тебя, — добавляет он, сам не зная, зачем. — Знаю, — Баата смотрит куда-то в сторону и кусает губы. — И я был бы ужасным человеком, если бы не сочувствовал ей, но… — острое плечо нервно дёргается. — Я не чувствую к ней желания, понимаешь? — А ко мне чувствуешь? — чуть помедлив, Арно касается бледной щеки и получает в ответ слабую улыбку. — Твоё сердце так бьётся… — Твоё прикосновения дарят мне тепло, какого я не чувствовал раньше, — пухлые губы вздрагивают. — А твой поцелуй — как спелая вишня… Я не знаю, люблю ли тебя, друг мой, — это обращение звучит, как мольба. — Но хочу — определённо. Арно утыкается носом в чёрные кудри, вдыхая запах шадди и сосновой хвои. Всё, чего он хотел последние дни и недели, сбывается самым неожиданным образом, но отчего-то от этого не легче. — Возможно, — говорит Баата едва слышно, залезая пальцами под его рубашку. — Утром я буду чувствовать себя подлецом и предателем. Но сейчас я хочу почувствовать… — острые плечи вздрагивают, будто в припадке. — Хочу ощутить, каково это, быть любимым. Арно ловит острый подбородок и впивается в жаждующие дрожащие губы сладким страстным поцелуем. Тело его само сдвигается вперёд, прижимая Баату к стене. Утром он возненавидит себя за это. Но закатное пламя и тихая горная ночь простит их обоих. Тонкие пальцы сползают по спине, царапая кожу ногтями, и Арно запускает пальцы в чёрные кудри, чуть сжимая их. Баата тихо постанывает в поцелуй, цепляясь за его плечо, как за спасительный канат, прижимается всем телом… Как в последний раз. Кто скажет, последний ли? Он проводит рукой от шеи до пояса, почти не спотыкаясь о повязку. Баата вздрагивает всем телом. — Пожалуйста, — шепчут пухлые губы. — Я… — Я не сделаю тебе больно, — выдыхает Арно первое, что приходит в голову. — Обещаю… — Я… — тонкие пальцы дрожат, впившись в его плечи. — Я верю тебе. Посадив Баату на низкий подоконник, он опускается на колени и стягивает сапоги вместо со штанами. Всё-таки женщина… — Ах, — возглас срывается с пухлых губ и тут же затыкается рукой, когда нежный горячий язык проходит между ног. — М-м-м… Но Арно продолжает, нежно поглаживая напряжённые сильные бёдра. Тонкие пальцы сжимают волосы на его затылке, отчаянно и вместе с тем аккуратно, чтобы не сделать больно. Даже в таком положении… Баата думает о чём. — Любовь моя, — чуть отстранившись, он касается губами маленькой родинки на бедре и проводит пальцами по влажной от слюны и соков промежности. — Молчи, дурак, — шепчет Баата, но тёмные глаза почти светятся в темноте. — Лучше… — Ты не понимаешь, — Арно прижимается виском к острой коленке. — Я сделаю для тебя всё… — Мх, — казар отводит взгляд, и в тёмных глазах отражается полная луна. — Если ты продолжишь в том же духе, я точно влюблюсь… Он поднимается на ноги, чтобы поцеловать любимые пухлые губы и возмущения смолкают, утопая в его страсти. Немного выждав, Арно прижимает к себе любимое тело, входя медленно и аккуратно, чтобы не вызвать слишком громкую реакцию. Никто не должен знать секреты юного казара. Баата резко сжимает его бёдрами и шумно выдыхает ему в губы. — М-м-м, — стонет Арно, чувствуя, как сжимается горячее нутро, что принимает его без всяких вопросов. — Тебе нравится? — почти беззвучно спрашивает он. — Да-а-а, — тихий шепот наполняет всё сознание. — Да… Он прижимается всем телом, покрывая поцелуями тонкую шею. Тёмная горная ночь обнимает их за плечи. Сагранна отвечает на их стоны звенящей тишиной.

***

Закатное пламя догорало на западе, приглашая ко сну, но герцогиня Алва смотрела на юг, где уже собирались вечерние сумерки. Живот, прикрытый лишь ночной рубашкой, горделиво возлежал на подоконнике и слегка шевелился, будто ещё не рождённый сын любовался небесами вместе с матерью. Эмильенне хотелось верить, что это так и есть. Положив одну ладонь поверх, почти чувствуя его голову у себя под пальцами, она поднесла к глазам листок, покрытый тонкими строчками, что час назад вручил ей Робер. Ах, Робер… Он был столь очарователен в своём смущении, что Эми даже допустила мысль, что не встреть она в своё время своего волшебного герцога, могла бы попасть на крючок этой нежной души и печальных тёмных глаз. Впрочем, у него всё ещё есть шанс с кем-нибудь из её дочерей… Такой, как он, не будет одинок слишком долго, в этом она готова была поклясться всеми кошками этого мира. Поймав глазами чернильные строчки, уже выцветшие от времени, Эмильенна расплылась в улыбке. В них скрывался тот, кого никто и никогда не смог бы превзойти. — Птица малая громко поёт, — прочитала она шёпотом, поглаживая живот. — Заперта птица малая в клетке, — как и многие из тех, кому не повезло родиться женщиной. — Знают все — её место на ветке, рядом с тем, кто всю жизнь её ждёт. Эми усмехнулась, глядя на последнюю строчку. К тому моменту, как её милый Росио написал это, они были знакомы едва ли два месяца… Но для него это была вся жизнь. И для неё тоже. — Птица малая ищет свободы, — в каждом слове слышала ей тоска того, юного Росио, который когда-то залез к ней в окно и оставил на губах незабываемый сладкий поцелуй. — Крыльев белых не знает земля, — это звучало особенно несправедливо и печально. — Её сердце цветёт из огня вопреки всем законам природы. Эми прикрыла глаза, и представила, что это не тёплый летний ветер обнимает её, а он, одинокий ворон в бездне света, её вечный странник, её непобедимый воин, её преданный муж и отец её детей. Её Росио. — Птицу малую ждут мои руки, — она буквально чувствовала эти самые руки у себя на плечах. — Сердце ждёт сладких песен её, — когда они снова встретятся, он получит все её песни с избытком. — Без неё моя жизнь — это дно, и воды толща давит на грудь мне. Она и сама чувствовала подобное. Без него было трудно дышать, двигаться и жить, но теперь… Пожалуй, стоит попросить Робера найти ещё старых стихов. — Но пока обновляю я счёт дней, минут, мимолётных моментов, — сорвалось с её губ давно забытое и вместе с тем вечное. — Когда в доме среди позументов птица малая громко поёт. Ветер подул в лицо, и Эмильенна открыла глаза, чувствуя, как по щекам струятся тонкие ручейки слёз. Горизонт на юге был тёмным. Над ним сияла полная луна.

***

— Так и знал, что найду тебя здесь… Вероника обернулась, чёрные кудри всколыхнулись на ветру. Она была была одета в простую мужскую рубашку и штаны, но ноги были босыми. В руке она держала не карандаш, как обычно, а шпагу. А ещё — научил их стрелять. Просто на всякий случай. — Что ты здесь делаешь? — спросил он осторожно, опасаясь растревожить нежную девичью душу. — Уже поздно… Вероника бросила взгляд на шпагу и подняла её, опасно прижимая острое лезвие к нежной коже щеки, уже загорелой от южного солнца. — Легко забыть, но мы на войне, — её голос звучал не слишком уверенно. — Отец учил меня драться, но… Нужно больше практики. — Твои руки дрожат, — заметил Ричард и тяжело вздохнул. — Почему? С губ почти сорвалась мысль, что женщине не место на поле боя, но Дикон хорошо помнил уроки монсеньора и чётко знал, что дочь Ворона не простит ему такого неуважения. Вероника приехала сражаться… Кто он такой, чтобы возражать? — Я ни разу не убивала, — Вероника бросила быстрый взгляд на клинок и снова сверкнула чёрными глазами в сторону Ричарда. — Мне страшно представить… Как это может изменить меня? — Так вот, что тебя беспокоит… Немного помедлив, Ричард подошёл ближе и коснулся её пальцев. Вероника с готовностью сжала его ладонь. — Я художник, Ричард, — она нервно облизнула губы. — Я ловлю искры чувств в каждом цветке и капле дождя… — И ты боишься поймать то, что увидишь в глазах умирающего человека? — Дикон не помнил своего первого убийства в деталях. — Убитого мной, — её голос дрогнул. — Уверена, я изменюсь… — Изменишься, — с этим он не мог спорить, даже если бы хотел. — Но это всё ещё будешь ты… — Почему ты так уверен? — Вероника поджала губы, и Ричард с трудом подавил желание поцеловать её. — Потому что знаю твоих братьев, — он качнул головой. — Уверен, Андрес был холодным злюкой ещё до того, как впервые убил… — А Алонсо как был, так и остался солнцем, — закончила за него Вероника, слабо улыбаясь. — Спасибо… Это вселяет надежду. — Я… — Ричард почувствовал, как горит лицо, но отстраниться не было ни желания, ни возможности. — Рад помочь, — сдержать ответную улыбку было попросту невозможно. Вероника отстранилась и, всё ещё держась за его руку, совершила движение, слишком похожее на танцевальное. Только с оружием. Он не отказался бы посмотреть на такой смертельный танец.