Intersex

      Два дня проходят в быстрых скандалах, больше похожих на стычки мелких собак. Мин постоянно цепляется к Юнгу, словно получая удовольствие от его колких ответов.       — Вот тебе и приехали на каникулы, — изнывая от духоты, Чимин машет на себя прошлогодним журналом и пялится в открытое окно.       Домик, что удалось без труда найти, гуляя по карте, оказался не так и плох. Он, конечно, сильно приукрашен на фото агентства, но жить вполне возможно. Тем более что обещанный дикий пляж действительно находится в нескольких шагах.       — Если бы не сезон дождей, то можно было бы почувствовать себя туземцами на каком-нибудь заброшенном острове, — вяло рассуждает Чон, развалившись на диване. Раскинув руки и ноги, парень лежит в одних шортах с мокрой тряпкой на лбу.       — Дождь тебе чем мешает? — ковыляя на подгибающихся ногах, Юнг несёт миску с чипсами и ставит её на стол. Парни начинают стекаться к ужину. Никто из присутствующих не умеет готовить, потому едят, что найдут. — Выходи на улицу, собери ожерелье из ракушек и бегай по пляжу в поиске добычи.       — И что я там добуду? — усмехается Чон.       — Звание первого идиота, — влезает Мин, и четвёрка обменивается смешками.       Чипсы не лезут в глотку. Это в первый день они летели без остановки. На второй день питаться таким образом уже не лезет, но выбора нет. До ближайшего супермаркета две остановки на автобусе. А до забегаловки с чипсами и соджу близко. В бесконечный дождь никому не хочется далеко ехать, потому приходится потерпеть.       — Пойдёмте купаться, что ли, — предлагает Чимин.       Из развлечений только купание и WiFi. И то, и другое на второй день заточения уже надоело. Студенты начинают подумывать, что сидеть в этой глуши до конца августа – наказывать самих себя.       — Выйди на улицу. Там льёт, как из ведра. И купаться не надо, — усмехается Юнг.       Все молчат, но мысленно соглашаются. Море ни к чему, когда с неба так поливает. Скоро береговая линия сократится, и можно будет нырять прямо из окна.       — Мне скучно, — не унимается Чимин, хрустя тошнотворной чипсинкой. — Мы словно в заточении здесь, — дует губы. — Мин! О чем ты думал, когда арендовал дом в этом захолустье? Ни развлечений, ни людей. Даже еды нормальной нет, — бросает недоеденные крошки обратно в общую миску.       Юнг недоволен. Аккуратно вынимая замеченные кусочки, робко улыбается. Хосок внимательно следит за его действиями и едва кивает в поддержку, кривя рот в усмешке.       — Приедут Тэгуки, тогда и повеселимся, — недовольно крякает Мин. Он злится на погоду и Чимина. Раздражает это нескончаемое нытьё сливового и этот парень с большими глазами то же бесит. — Что ты тут ковыряешься? — бросает Юнгу.       — Вынимаю то, что надоел Чимин. Я не хочу есть объедки, — смело заявляет калека.       Словно считывая чужие мысли, что вот-вот воплотятся в обидные слова, Хосок вставляет: «Я видел тут стол для пинг-понга. Может, сыграем?». Смотрит на младшего.       — Почему бы и нет, — живо соглашается Юнг, ощущая на себе взгляд Мина.       Неуклюже выбираясь из-за стола и едва не отдавливая ноги Чимину, парень ковыляет за Чоном в другую комнату.       — Ну надо же быть таким уродом, — задумчиво произносит Юнги, провожая Пака глазами.       — Он не всегда был таким, — печально поясняет Чимин. Парню, любознательному от природы, удалось немного выяснить информации о странном соседе не менее странного жильца тридцать второй. То, что у Сокджина появился сожитель, не стало сенсацией, но шумок на эту тему всё же прошёл. — С ним что-то произошло в старшей школе. Поговаривают, что его толкнули под машину одноклассники или он попал в аварию. В любом случае, его ноги требуют операции. Возможно, он ещё сможет нормально ходить.       Повисает недолгая тишина, и слышно, как Чон хохочет над неповоротливостью соперника. Похоже, Пак плохо играет в настольный теннис, и это сильно веселит, разгоняя уныние серого дождливого дня.       — Думаешь, Чон начнёт копить деньги ему на операцию? — цокая языком, Юнги тянется за сигаретами.       — Не думаю, — Чимин встаёт с места и подходит к другу. Разминает его плечи, заставляя отложить попытку закурить. — Я видел, тут есть кровать в соседней комнате. Может, поиграем? — перефразирует чужие слова.       Медленно растягивая улыбку, Мин хватает руку на своём плече.       — Пока они гоняют мяч?.. — хитро заглядывает в глаза.       Свесившись на головой друга, сливовый закусывает губу. Взгляд с поволокой красноречивее слов.       — Пойдём. Мне как раз хотелось…       Юнги быстро встаёт на ноги. Забывая о сигаретах, сам тащит Пака в соседнюю комнату, а в спину летит задорный смех игроков.

***

      Тэхён молчит уже шестнадцать часов. Он замолчал вчера вечером после ужина и уже два часа как проснулся, но так и не разговаривает. Чонгук начинает не на шутку нервничать, чувствуя за собой какую-то вину.       — Тэхёни, что случилось? — в который раз уточняет, поглаживая плечо.       Тэхён делает вид, что не слышит. Перебравшись на матрас старшего, лежащий прямо на полу, Чонгук целует шею, прикрытую волосами.       — Что я сделал не так, кошечка моя? — убирает пряди и прикасается к горячей коже. Плечо зажимает участок шеи, пряча её от поцелуя. Ким всем своим существом показывает, как он недоволен. Это не первая обида и ссора. Были инциденты и посерьёзнее, но сейчас происходит что-то другое.       — Тэхёни, прекрати дуться. Я не знаю своей вины. Ткни меня носом в мою оплошность, чтобы я хотя бы понимал масштабы.       Ситуация крайне запутанная. Старшего тошнит каждое утро, но спасает материн чай. Вчера после обеда Тэхён так повеселел, что пошёл показывать Чонгуку плантацию и рассказывал о воспоминаниях. Это было очень трогательно. Парни гуляли среди бескрайних рядов чайных изгородей, и Ким делился сокровенными мыслями.       — Я так привык жить в этой свободе, просторе, ветре, что переезд в дом отца был для меня ударом, — углубляясь в прошлое, рассказывал Ким.       Дождь начинал накрапывать, но бренно идущих это не затрагивало. Разделяя один зонт на двоих, Тэхён был горд показать младшему место своего счастливого детства. В месте несчастливого он уже был.       — Ты сильно скучал по родителям? — зачем-то уточнял Чон и сам чувствовал вернувшуюся пустоту, в которой утонул, оставшись совсем один.       — Да. Но не долго. Я быстро привыкаю к обстоятельствам, если понимаю, что не могу их изменить. Я не мог вернуться сюда, значит, не должен был переживать об этом.       Молча шагая по выкошенной тропе, Чонгук усваивает услышанное.       — Значит, потеряв меня, ты легко с этим смиришься? — не обида, но осадок горечи, несомненно, был.       — Я не потеряю тебя. Ты всегда будешь со мной. Я просто не дам тебе уйти, — самоуверенно хмыкал Ким.       Эти слова вызвали улыбку. Чон взял Кима под руку.       — А если я умру? — не хотел отставать с расспросами.       — Я сделаю тоже самое, — быстро отвечал Ким и, остановившись, поправлял волосы на голове младшего. — Если жизнь после смерти возможна, я хочу, чтобы ты жил, а я был твоим сердцем.       Удивляясь такому пожелания, Чон вскидывал брови.       — Но тогда бы ты не жил, а просто существовал в моём теле.       — Я не буду биться без тебя, а ты не сможешь без меня жить. Разве это не прекрасно?       Чувство лёгкой грусти обволакивает стоящих под дождём. По куполу зонта стучат капли. Оба смотрят друг на друга и молчат.       — Я и сейчас не смогу жить без тебя, — тихо сознаётся младшим, севшим от волнения голосом.       — А я не хочу биться без тебя. Меня не пересадить в другое тело. Сердце любит лишь один раз. И в этот раз оно любит только тебя.       Прекрасная прогулка завершилась ливнем. Парни промокли до нитки, но были счастливы. Возвратившись домой, приняли ванну и отправились на ужин, а потом что-то случилось.       Спать легли в гробовом молчании. Долго не получалось заснуть. Ким изредка шмыгал в тишине носом, Чон выжидал подходящее время, чтобы поговорить. Оно так и не настало.       — Тэхён, ну поговори со мной, — изрядно нервничая, Чон нависает над старшим и заставляет Кима смотреть в глаза. — Что с тобой происходит? Ты привёз меня сюда, чтобы дуться? Объясни хотя бы, что я сделал не так?       Тэхён смотрит в хмурое лицо младшего. Отводит взгляд, рассматривая такие родные стены. Думает о чём-то, вздыхает.       — А ты уверен, что готов это узнать? — снова смело смотрит в глаза. — Я не злюсь на тебя. Мне просто нужно время подумать.       — О чем подумать, Тэхён? — ещё требовательнее тормошит за плечо.       Поднимаясь с матраса, парень отправляется в ванную. Возвращается быстро, но дышит нервозно. Раздувает ноздри, словно сверху на него накатывает новое негодование.       — Вот, — протягивает Чону незнакомый предмет. Парень определённо видел нечто подобное, но не уверен, что точно знает ответ.       Опускаясь на матрас, Тэхён смотрит на растерянность.       — Что это? — крутит в руках непонятную вещь. Парень мог бы предположить, но, глядя на недовольное лицо старшего, боится признаться в догадках и ошибиться.       — А как ты думаешь? — поджимая колени Тэхён обхватывает их руками. — Что это такое, Чонгук?       Встречаясь взглядами и пытаясь прочесть мысли друг друга, парни молчат.       — Это похоже на несколько вещей, — начинает издалека младший.       Ким закатывает глаза. Вырывая предмет из рук, указывает пальцем на окошко с двумя полосками.       — Это. Тест. На беременность. Чон, — выделяет каждое слово. — А что значат две полосы?       Гулко сглатывая Чонгук теряет связь в услышанном. Мысли начинают роиться и перебивать друг друга. В горле быстро разрастается ком и иссушает ротовую полость.       — Что? — выходит крайне не уверенно.       Тэхён смотрит на младшего серьёзными холодными глазами. Бьёт тестом в лоб, жалея, что это не больно.       — Не идиотничай, Чон. Меня постоянно тошнит. Я отродясь не ел так много острого. Ты до сих пор ничего не понимаешь?! — злится на глупость плоского мужского мышления, полностью забывая, что и сам подвержен иногда так тупить.       Всё слишком очевидно даже для неопытного Чонгука. Парень понимает, к чему клонится этот разговор, но отказывается верить.       «Ты же говорил, что это невозможно». Отстранённо обращается к старшему в мыслях. Тэхён сам говорил, что не способен. Что же получается: он врал? Или это чудо?       Понимая, что будущий папаша завис, Тэхён выдыхает: «Ты оплодотворил меня».       Тут же укладывается на матрас и накрывается одеялом с головой.       Чон боится этих слов и в то же время чувствует волнение внутри. Сердце набирает обороты от раскладывания фразы на составляющие.       «Что я сделал? Это я?».       Укладываясь на ком из одеяла, младший придавливает Кима к полу. Распаковывает голову, путая русые крашеные пряди.       — А это точно я? — самый ужасный вопрос.       Тэхён готов ударить Чона за такие сомнения и уже пытается высвободить руки, но младший быстро добавляет: «Ты не мог сделать это сам?».       Ошарашенно тараща глаза, Тэхён теряет дар речи. Ему даже в голову такое не приходило.       — Ты больной? — тяжело шипит. — Как? — задумывается. — Ты что, думаешь, я сам себя? Что за бред?! Я никогда так не делал! — начинает нервничать и пытается скинуть младшего. Под одеялом и его телом сверху становится слишком жарко.       — Тише, тише. Не нервничай, — гладит голову, расчесывая пальцами пряди и не позволяя сменить позу. — Конечно, не делал. Я верю тебе…       — Когда бы я успел?— продолжает оправдываться Ким. — После ночей с тобой мне уже ничего не надо.       — Тише, тише. Я верю тебе, — обхватывая щеки, Чон целует губы, сдавливая их в бантик. — Это я. Это мой ребёнок, — шепчет, не отрываясь. Целует и расслабляет скованное тело старшего.       Столько изматывающих мыслей впустую. Ким так боялся рассказывать, так переживал. Чонгук ещё не осознал до конца, но где-то на подсознательном уровне он готовил себя к этому. Потому сейчас так легко признаёт сам факт отцовства.       — Я люблю тебя, — зацеловывая лицо, шепчет безостановочно. — Люблю только тебя. У нас всё будет хорошо.       Не удерживая слез, Тэхён всё же вытаскивает руки. Сжимая младшего в тисках, целует в ответ и чувствует расслабление. Его проблема решена.       — Ты не бросишь меня? — зачем-то спрашивает.       — Мы поженимся раньше окончания года. Какую комиссию ты должен пройти? Давай пройдём это вместе. Я всегда буду рядом.       Чонгук готов на решающий шаг. Если он совершил с Тэхёном это чудо, то должен взять на себя ответственность.       Сияя от счастья, Ким не верит своим ушам. Он выбрал самого лучшего мужчину на свете.

***

      Эйфория проходит быстро. Окрылённый Тэхён бескомпромиссно обречён на падение. И это размазывает его.       Приступ тошноты и выворачивающая нутро рвота заставляют вспомнить парня о тяготах своей женской доли. Хорошо чувствовать любовь и заботу младшего, когда он не сводит глаз, но проникнуться состоянием Тэхёна ему не дано.       Чонгук бегает к тётушке с пожеланиями, но едва успевает получить желаемое, как Тэхён меняет мнение.       — Не хочу ничего! — злобно заявляет Ким, в очередной раз выходя из ванной. Синюшная кожа, уставший вид. Тэхён больше похож на каторжника, чем на счастливого родителя. В голову закрадывается мысль, что вынашивать ребёнка ему не стоит.       «Это слишком сложно для меня. Я такое не потяну». Даёт лишь раз слабину своему стойкому убеждению, и оно поселяется где-то между извилин.       — Чонгуки, я больше не могу. Меня вывернуло на изнанку. Поедем в город. Я схожу к своему врачу, — жалобно просит, падая на тюфяк и укладывая голову на чужие колени.       — Зачем? — напрягается Чон. Парень словно чувствует, как поганая мыслишка о невозможности родить свербит в русоволосой голове.       — Морду ему набью, — с усмешкой заявляет Тэхён. — Он убеждал меня, что залёт не возможен. Я ведь спрашивал его напрямую.       — Но это произошло, — пропуская пряди сквозь пальцы, Чонгук смотрит твёрдо и решительно.       Ещё не уложив в сознании понятие, что скоро он, двадцатилетний мальчишка, станет отцом, младший твёрдо решает поддерживать Кима и оберегать его комфорт. Бегает всё утро с поручениями. Носит травяной чай в термосе, но тот уже не помогает. Чем больше Тэхён сомневается в правильности своего положения, тем больше его тошнит.       Поглаживая совсем ещё плоский живот, Чонгук склоняется и целует кожу.       — Теперь понятно, почему от тебя так пахнет, — улыбается, вдыхая аромат с тела.       — Чем пахнет? — удивляется Ким, словно впервые слышит об этом. Нюхает футболку, оттягивая её. — Я ничего не чувствую.       — Зато я чувствую. Ты пахнешь особенно. Это странный аромат. Он ни на что не похож. По крайней мере, я не знаю ассоциации, — внюхивается в живот, целует его и снова тыкается носом. — Ты пахнешь теплом, уютом. Чем-то таким родным и знакомым. Мне кажется, что так пахла моя мама. Я уже не помню.       — Твоя мама? — поражается Ким. — Я пахну женщиной?       — Именно так, — довольно кивает Чон. Это лучшее определение. Идеально подходит для описания всего того, что происходит сейчас внутри. Чонгук чувствует давно забытый запах любимой женщины, потому не может надышаться.       Испытывая укус совести за свои мысли, Тэхён гонит из головы помысел, что не готов вынашивать ребёнка. Чонгук превозносит его сейчас. Он будет наслаждаться ласкающим ароматом и будет ещё сильнее нуждаться в старшем. Это свяжет их воедино по рукам и ногам.       Минуты раздумий вновь нарушает прилив тошноты.       «Откуда только она берётся!». Ругается про себя Ким. Он меняет положение и, тыкаясь носом в шорты младшего, жадно дышит. Неожиданное открытие удивляет: запах ношеной одежды не вызывает отторжение, как бывало. Наоборот, он успокаивает муть в желудке лучше свежего воздуха.       Смущённый Чон не понимает, почему Тэхён так яростно дышит ему в пах. Кожа через ткань греется, заставляя приливать кровь. Возможно, не от жары. Возможно, это воображение играет с парнем в странные шутки. Замечая, что член в шортах младшего начинает расти, Ким кривится и давит на него щекой.       — Даже не думай, Чон. Хватит с меня. Я не один теперь, вообще-то.       Закатывая глаза и рассматривая деревянные своды потолка, младший обречённо вздыхает: «Теперь что, ничего не будет, пока ты не родишь?».       Тэхёна прошибает током. Он старается не показывать Чонгуку, как сильно его поражает этот вопрос. Волоски на руках встают дыбом.       «Рожу?». Ужас не даёт сердцу унять биение. «Я не хочу рожать!». Твёрдое осознание.       Приятно, ккогда пахнешь особенно. Льстит бережное отношение. Поцелуи в живот вызывают небывалый восторг. Ким жаждет всего этого и ради удовольствия готов потерпеть муки вывернутого желудка. Только парень совсем не берёт во внимание, что это не просто так. Скоро живот начнёт расти. Как он будет учиться? Как будет заниматься спортом? Как будет жить?       Оказывается, Тэхён не готов к таким переменам. Он ничего не знает о детях и не собирается строить из себя счастливую… мать.       «Мать?!». Кричит напуганное сознание, и новый приступ рвотного позыва не даёт подняться. Тэхён корежится, краснея от натуги. Закрывает руками рот, поджимая ноги.       Не двигаясь с места, Чонгук с сожалением и тревогой смотрит на старшего. Он никогда не видел беременных и не знает, что это всё означает. Почему организм Тэхёна сходит с ума и изводит своего обладателя.       — А это нормально? — поглаживает спину, чувствуя, как мокрое пятно расползается по брючине. — Тебя стошнило уже три раза. Так и должно быть?       Загнанно дыша, Тэхён растирает по щеке горечь. Осматривает испачканные шорты. Его желудок давно пуст, и это просто слюна, но отчего-то самому становится тошно.       — Нет. Это не нормально, — поднимает голову с бедра. — Токсикоз у мужчин – это не нормально. Вообще, беременные мужчины – это против правил. Тебе не кажется, что это странно? — всем своим видом показывает, как недоволен.       Поджимая губы, Чонгук стирает пропущенную влагу с чужой щеки, не испытывая отвращения. Его совсем не беспокоит жидкость из живота старшего на своей одежде. Парень готов стерпеть что угодно за одно осознание: Тэхён растит в себе их ребёнка.       — Ну зачем ты так говоришь? Ты же у меня не совсем мужчина. Есть в тебе нечто особенное, — ласково улыбается.       — Дурак, — со всей серьёзностью заявляет Ким. — Не смей мне напоминать, что я половинчатый, — фыркает.       — Ты не половинчатый. Ты уникальный, — тянется поцеловать.       — Фу. У меня зубы не чищены, — Тэхён брезгует сам себя и, поднимаясь на ноги, быстро семенит на пальчиках в ванную.       Провожая старшего взглядом, Чон не может налюбоваться. Особых изменений в фигуре нет, но бёдра начинают округляться.

***

      Первый вечер, что выдаётся без дождя, открывает двери запертого домика. Четверо студентов вываливаются гурьбой, радостные окончанию заточения. Находиться на берегу в семнадцати метрах от моря и не иметь возможности искупаться – кощунственно.       Пустой берег манит к себе. Чимин и Юнги бегут к кромке воды, сдирая на ходу футболки. Хосок тоже бы пробежался, но он учтиво идёт рядом с плетущимся Юнгом.       — Ты вовсе не обязан ждать меня, — закидывая голову, парень рассматривает темнеющее небо. Солнце стремительно скрывается за горизонтом, оставляя после себя разводы красно-оранжевого, плавно перетекающего в синий.       Скоро настанет ночь. Тёплая, как парное молоко. Ветер совсем стих, и лишь лёгкий бриз прикасается к коже, шевелит ткань рукавов.       Пак наслаждается погодой и возможностью просто расслабиться. Ему хорошо в компании этих парней, хотя бы потому, что нет повода обороняться. Нападки Мина больше для развлечения, чем для обиды.       — Я никуда не тороплюсь, — смущённо опускает голову Чон и откидывает обломленную ветку дерева, чтобы спутник не споткнулся.       За эти дни Хосок присмотрелся к юродивому на столько, что забота о нём начинает приносить удовольствие. Старший взял бы сейчас Юнга на руки и понёс бы к воде помочить стопы, но парень категорически против. Пак не любит чрезмерной опеки и ругается на Чона, когда тот отрывает его от земли.       — Ты просто не хочешь оставлять меня одного, — заявляет парень, и его пронзительный серый взгляд заставляет Хосока краснеть. — Ты привязываешься ко мне. Тебе нравится возиться со мной, — словно читает помыслы старшего.       — С чего ты взял эту чушь? — отворачивается Чон, желая скрыть своё лицо и очевидные эмоции.       — Я был в хосписе. Там очень много таких. Люди, что на показ выставляют свою добродетель. Они ухаживают за лежачими не потому, что хотят помочь, а потому, что их ублажает эта забота.       — Это не так! — возмущается Чон.       Глаза в надвигающейся ночной мгле блестят, как первые звезды. Пак усмехается, рассматривая старшего.       — Я тебя подловил, — криво усмехается. — Не привязывайся ко мне. Я здесь не на долго, — с едва уловимой грустью.       — Я и не привязываюсь, — фыркает Чон и, сдирая футболку, бросает её в сторону и бежит к остальным.       Счастливо брызгаясь и вереща, Мин и Пак встречают в воде Хосока. Это первый настоящий летний вечер, полный счастливого молодого задора и беззаботности.       Юнг смотрит на купающихся и заходит в воду. Больные ноги не позволяют плавать. Парень и не стремится. Он рад, что вообще может ходить.       Закрываясь от брызг, посланных Мином, не замечает, как приближается Чон. Старший подхватывает лёгкое тело и уносит в сторону, всё дальше отдаляясь от берега.       — Ты хочешь меня утопить? Я не смогу плыть один, — теребит цепочку на шее носильщика.       — Я не отпущу тебя, — погружаясь в воду, Хосок всё тяжелее дышит и с трудом толкает нарастающий в горле ком.       Одежда младшего намокает. Тёплая вода принимает тела. Легонько кружа, Чон придерживает невесомого Юнга. Его полностью держит вода.       — Зачем ты так смотришь на меня? — хмыкает Пак. Поднимает мокрую руку, с которой стекает вода, и прикасается к влажным волосам старшего. — Я скоро уеду, — с ещё большей печалью.       — Куда? — не верит Хосок. Он никак не может осознать сказанного. Год только начался. Учиться ещё больше трёх лет. Куда может сорваться этот калека.       — Далеко. Мы больше не встретимся, — признается младший.       — Но сейчас-то мы вместе.       Тихий шёпот и плеск воды. Приглушенные голоса где-то рядом. Хосок больше не обращает внимания на остальных. Кружа Пака на поверхности моря, он осторожно целует солоноватые губы. Чувствует, как тело на его руках вибрирует и дрожит.       — Останься со мной, — тихо шепчет в приоткрытый рот. — Я позабочусь о тебе.       — Я дам тебе поиграться со мной. Но придёт время, и я уеду, — поглаживая щеку мокрой ладонью, Юнг теряется в тёмном взгляде чужих глаз. На него никогда никто так не смотрел. Он готов всё отдать, что имеет, только бы это не прекращалось.       Всплески воды и весёлый смех разрушают идиллию. Солнце совсем скрылось, и на берег опустилась ночь. Частые фонари вдали почти не делятся своим светом. На берегу начинает загораться собственный свет. Юнги и Чимин разводят костёр, толкаясь и матерясь. Запах дыма от сигарет доносится по ветру.       — Какой волшебный вечер, — поблескивая глазами, доставшимися от смешения разных народов, Юнг улыбается старшему.       — Это ты делаешь его таким, — не отрываясь, Хосок пялится на свою ношу и влюбляется в тёмные серые глаза, каких нет у других.

***

      В Посоне дожди. Этого и стоило ожидать, ведь тайфун не скоро ослабит свои силы, но для влюблённых это не помеха. Открыв бумажные двери-ставни, молодые люди подвинули один из матрасов поближе к пространству террасы и наслаждаются лёгким тёплым ветром. С чайных полей доносится запах зелени и солёного моря. Шуршащий звуки природы, капель дождя по крыше и струи по полу – всё это зачаровывает парней.       Тэхён лежит головой на коленях младшего и успокаивает себя запахом родного человека. Это звучит странно, и парень сам бы в это ни за что не поверил, но сейчас это необходимо. Киму спокойно. Волнение и мысли–сомнения отступают. Лёгкие поглаживания живота и бёдер убаюкивают старшего. Прикрывая глаза, он и не замечает, как Чон медленно укладывается, просовывая руку в чужие шорты.       До конца не осознав всю тяжесть их положения, наивный парень верит в счастливый исход. Он не представляет, что такое ребёнок. Не знает, как им будет трудно, и безрассудно наслаждается простым человеческим счастьем. Тэхён теперь точно только его. Тэхён подарит своё продолжение. У Чонгука будет маленькая копия Тэхёна. Парень даже не против, чтобы ребёнок получил в наследственность дар от отца и матери.       Прокручивая в мыслях, кем же будет Ким малышу, Чон робко надеется, что Нарэй возьмёт верх над телом. Не нужно косметики и каблуков. Пусть всё останется как есть, лишь бы сменить документы и слышать «мама» от сына или дочери. Лишившись возможности произносить это слово, Чонгук хочет слышать его от других.       Втягивая сладковатый запах тела, парень гладит кожу под шортами. Уже столько дней не касаясь капризного старшего, пользуется моментом тишины.       Чуть приспустив резинку, рассматривает неизменно женское бельё, что прячет под собой нечто очень любимое. Чон целует пенис через тонкую ткань. Прикрывает глаза от удовольствия. Не получая сопротивления от мирно дремлющего Тэхёна, проказничает и спускает бельё.       Мягкий орган целомудренно смотрит в матрас. Чон устраивает голову на чужую ногу и, легонько прикасаясь, водит кончиками пальцев по нежнейшей коже. Смачивая подушечку указательного пальца, гладит по головке, спрятанной в складочках.       Слюна быстро сохнет, палец прекращает скользить. Пододвигаясь чуть ближе, Чон собирает влагу и лижет уретру, играясь с ней кончиком языка.       Тихий сонный скулёж подстегивает продолжить. Тэхён никогда не отказывался от секса и сейчас сам давно чувствует себя брошенным. Даже во сне он готов улыбаться, хоть и не может понять, отчего становится где-то в теле приятно.       Оголяя головку, Чонгук лижет слабо выраженные крылья, что начинают затвердевать прямо во рту. Пенис просыпается отдельно от хозяина и уже полноправно вступает в половой акт со ртом, пока Ким, сладко причмокивая, пускает слюну на ногу младшего.       Шум дождя и шуршание листвы заглушают чужие шаги. Старик тихо бредёт по террасе, любуясь зелёным склоном. Заложив руки за спину, рассматривает поля – своё детище. Жена отправила позвать молодых за стол, и мужчина не знает, что двери не заперты. Открывая рот и поворачиваясь, чтобы позвать через дверь, отец замирает в оцепенении.       Просыпаясь от удовольствия, Тэхён тянется на матрасе, пока голова Чонгука тыкается в его оголённый пах.       Ошарашенный старик сразу понимает, что стал невольным свидетелем чужого таинства любви, и, быстро отворачиваясь, стремится уйти незамеченным. Ему так стыдно за увиденное, за свою задумчивость и невнимание, что, возвращаясь к жене, он не поднимает глаз.       — На тебе лица нет, — сразу подмечает женщина. — Что-то случилось?       — Давай сядем ужинать вдвоём. Тэхёни не может сейчас прийти. Чонгук его тоже занят.       Не совсем понимая, чем можно заниматься в такое время и такую погоду, женщина не стремится задать вопросы. Накладывая в миски сваренный рис, подаёт к столу и опускается на колени.

***

      Разгуливая под зонтами по деревенской улице, Чонгук старательно обходит лужи, но в этом нет смысла. Грязные ноги в сланцах всё равно придётся мыть.       Наблюдая, как потрёпанный Хи с колоссальной ленью переставляет лапы, плетясь за хозяином на поводке, парень дивится поводу прогулки. Старик Ло сказал, что собаку пора выгуливать, но, похоже, такие прогулки словно казнь для дворового. Животное явно страдает от старости и артрита.       — Куда мы идём? — без интереса спрашивает младший, понимая, что в такую погоду они на улице совсем одни.       — Сейчас сделаем кружок вокруг, — старик неопределённо машет рукой в воздухе, — и вернёмся. Хи должен разминать ноги перед едой, а то у него проблемы с желудком.       Чон оглядывается на собаку. Пёс низко повесил голову и жалобно смотрит в ответ. Гулять в такую погоду совсем не весело.       — Вы считаете ему на пользу гулять под дождём? Он весь промок. Простудится, — звучит с сомнением в голосе.       — Быстрее сдохнет, — крякает старик и тут же машет рукой. — Ничего с ним не будет. Уже лет двадцать с нами живёт. Сколько ж можно-то?       Никак не отвечая на эти слова, парень пропускает лужу и ухает в неё, разбрызгивая грязную воду. Капли пачкают шорты и штаны старшего.       — Простите, — мямлит в оправдание.       Старик машет рукой. Его мучают серьёзные мысли, и эта прогулка не несёт в себе особого смысла.       Это понимает и Чонгук. Его отозвали из комнаты, когда он успокаивал слезы старшего. Тэхён так измучался от непрекращающейся тошноты, что в один момент у него сдали нервы, и он расплакался от бессилия. Тётушка наглым образом выставила парня за дверь и велела выгулять собаку. Во дворе его уже ждали. Хи и отец Тэхёна были так же поставлены перед фактом и выгнаны в дождь без объяснения причин. Только все всё понимают.       Останавливаясь на полпути, младший прочищает горло для привлечения внимания.       — Мистер Ло,..       — Зови меня дядей. Раз уж вы с Тэхёном…       Оба молчат. Стоят посреди улицы под зонтами и смотрят под ноги. Хи лениво подходит ближе и смотрит на людей, задрав морду вверх.       — Дядюшка, зачем вы меня выгуливаете? — собираясь с мыслями, Чон задаёт главный вопрос.       — Да я не тебя… я Хи, — понимает по чужим глазам, что врать бессмысленно. — Да что тебя… Меня тоже выставили. Жена сказала, что хочет поговорить с Тэхёном наедине.       — О чем? — настораживается младший.       Старик виновато опускает голову.       — У моей супруги брат работает врачом.       — В университете? — понимающе кивает парень.       — Да, — без удивления соглашается старший. — Он промышляет лекарством. После поездки в Китай занялся врачеванием мазями, травами всякими. Змеиный яд, — бормочет, а у Чонгука лицо сползает.       — Яд?! — ужасается парень и, бросая старшего в растерянности по середине дороги срывается с места, не объясняя причин. Скользит на разжиженной от дождей дороги. Бросает зонт, потом теряет сланец. Уже на подходе к своим воротам падает, пачкается, но встаёт.       — Тэхён! — орёт во всё горло, пугая соседских гусей и кур. — Тэхён! — бежит грязный к лестнице.       На террасе вырастает фигура матери. Она смотрит на гостя хмуро и осуждающе.       — Ты что кричишь? — осаждает порыв.       Парень замирает на первой ступени в дом. Смотрит на старшую недоверчиво. Забывает совсем, что эта женщина не чужая. Ким её сын.       — Где Тэхён? — смотрит со страхом и злобой в глазах. Кажется, не услышит ответа сию минуту – кинется душить старую.       — Чего ты взъерепенился так? Спит он, а ты орешь, — упрекает женщина и указывает парню на ведро воды, в котором положено вымыть ноги.       — Почему он спит? — не глядя, что делает, младший не сводит глаз с матери.       — Наревелся, — усмехается старшая и оттягивает ткань на плече. — Всё платье мне замочил. Напоила его новым отваром из корешков женьшеня и минари. Он успокоился и уснул.       Продолжая пребывать в недоверии, Чон наскоро вытирает ноги предложенным полотенцем и почти бегом торопится к Киму в комнату.       Старший спит беззаботным сном. Обнимая подушку любимого, что-то бормочет.       Чон осторожно опускается коленями на матрас. Спохватывается, вскакивает и торопится снять грязные вещи.       — Сейчас, сейчас, — причитает, словно его кто-то ждёт. — Я сейчас приду к тебе.       Вновь опускаясь на колени, откидывает тонкое одеяло и осматривает старшего. Отбирая у него подушку, кладёт себя под голову. Тэхён ищет во сне пропажу и, обнимая тёплое влажное тело Чона, забывается сном.       Сам Чонгук уснуть не может.       Вороша в голове бесконечные мысли, отгоняет самые страшные. Всё больше не доверяет старикам. Они растили Тэхёна, но это было давно. Как можно слепо верить им сейчас. Они же не настоящие родители.       — Чем она тебя напоила? — целуя взмокший лоб, Чон гладит низ живота. Знает, что ничего не нащупает, но надеется, что сможет что-то почувствовать.       — Сладким чаем, — бормочет Ким то ли во сне, то ли слышал вопрос.       «Сладким чаем». Повторяет про себя Чон. «Хорошо бы это было именно так».       Тихие шаги на террасе смешиваются с шумом дождя. Женщина не решается раздвинуть двери. Стоит, прислушивается. Так ничего и не расслышав, оборачивается на скулёж мокрой старой собаки, что торопится под навес. Муж несёт в руках сланец и грязный зонт подмышкой.       — Ну и чего ты его напугал? Что ты ему наговорил? — налетает с расспросами, быстро отходя от комнаты сына.       Муж виновато пожимает плечами.       — Ничего я ему не сказал. Он сам словно чувствует что-то, — поднимает хитрый взгляд. — Беспокоится за Тэхёна-то. Значит, не ошибся наш мальчик с выбором.       — Мальчик-то не ошибся. А вот девочка из него никудышная, — опираясь на перила, жена ждёт мужа под крышей. Старик отцепляет поводок и семенит в дом. — Не справится Тэхёни с беременностью. Она убьёт его, — шёпотом.       Старик меняется в лице от слов жены. Подхватывая женщину под локоть, заводит в дом и даже там с опаской озирается.       — Что ты несёшь? Одумайся! — стучит себе по лбу пальцем.       — Я разговаривала с Квоном. Он согласен со мной. Не по природе это всё. Понимаешь? — шепчет, косясь на двери.       — Весь наш Тэхёни не по природе. Но ничего же. Живёт. Вон парня какого заботливого отхватил, — опираясь на низенький стол, опускается на подушку. — Ты лишнего не говори. Даже не думай. Я не позволю сомневаться, — строго смотрит на жену.       Покорно опускаясь рядом госпожа Ло кладёт голову на плечо мужа.       — Да разве ж я против внучонка-то? Знаешь, что давно хочу понянчить. Только не по нутру Тэхёну беременность. Хоть режь меня, а я тебе говорю, что не по нутру.       — Да что ты заладила, — злобно фыркает старик. — Много ты понимаешь в медицине. Сейчас врачи такие пошли… всё умеют.       — Врачи умеют. А рвота изведет нашего мальчика. Он уже кровью харкает. Не к добру это.

***

      В Инчхоне очередное доброе утро. Солнце застенчиво проглядывает из-за туч, но морось продолжается. Мелкие капли бьют по стёклам, но не портят настроения. Чон в это утро очень рад.       Не стесняясь и не задумываясь о дальнейшем, парень жмётся к спящему соседу. Любуется густыми длинными ресничками. Они подрагивают во сне. Щекотят подставленный палец.       Любуясь миленьким личиком, старший не даёт определение чувствам. Он просто счастлив сейчас. В этом одном дивном моменте, где удалось разглядеть в калеке удивительного человека. Юнг очень весёлый. Звонко смеясь, он не отражает былых мучений. Смотрит открыто, говорит, что думает.       Покоряясь небывалому человеку, Хосок благодарит судьбу и Намджуна. Именно друг настоял на тесном контакте соседа и младшего. Только Джун не предполагал, как далеко это всё зайдёт.       — Ты хочешь выколоть мне глаза? — тихо бормочет Пак.       Так тихо, что Чон не сразу понимает, что это не его мысли, а чужой голос.       Смотрит на открывшиеся глаза и убирает застывший в воздухе палец.       — Я потрогал твои ресницы, пока ты спал, — честно признается.       — Ты привязываешься ко мне, — упрекает младший.       — Нет! — отрицает Чон и хочет встать с кровати.       Парни её не разбирают. Спать ложатся не раздеваясь. Пак отказывается целоваться перед сном, потому Чон может только обнять. С теплом под сердцем от хрупкого тела засыпает самым счастливым человеком.       — Ты второе утро смотришь на меня, когда я сплю. Это неправильно. Так не должно быть, — настаивает младший и тянет руку к глазам, желая поправить несуществующие очки.       Хосок ловит чужую кисть. Перебирает тонкие детские пальчики.       — Почему неправильно? Есть ты, есть я. Почему ты так упорно отказываешься от отношений. Я готов окунуться в них с головой, зная тебя всего неделю, — настаивает, зачарованно смотрит в глаза.       — Ну и зря. Хоби, я же не раз сказал тебе: я уеду. Мы никогда не будем вместе. Мы больше никогда не увидимся, — смотрит с мольбой в глазах.       Не получается поверить в слова. Хосок слышит печаль в голосе, но не верит, что не может изменить чужое решение.       — Куда ты всё рвешься? Я ведь могу удержать тебя, — целует в кончик острого носика.       — Меня ждёт Франция. Я интернационал. У меня родня по всему свету разбросана. Я не вернусь сюда ещё лет пять. За это время ты забудешь меня.       Слезам хочется найти выход. Юнгу до боли жаль, что он не принадлежит себе. В его роду так принято. Никто из близких людей не имеет постоянно дома. Нужно кочевать из страны в страну, чтобы не растерять связь с дальними родственниками.       — Франция? На пять лет? Ты будешь учиться там? — зная конкретное направление бегства, Чон вдумывается в слова.       — Я должен поступить в колледж святого Этьена. Окончив его, уеду в Германию. Я не уверен, что уложусь в пять лет. Так что в любом случае, не привязывайся ко мне, — отстраняется.       Не успевая поймать за руку, Чон провожает хромую фигуру взглядом. Пак стремится выйти из комнаты, что ещё меньше университетских спален. Кровать, стол и комод. Шкафа нет, санузел один на всех. Дом построен не так давно, но ужасно экономично.

***

      За кухонным столом сидит задумчивый Мин и его суетливый друг. Оба пьют кофе из цветных кружек. Чимин взахлёб пересказывает сон, что донимал его уже утром, а Юнги делает вид, что слушает.       Приход Юнга спасает Мина от обязанности реагировать на произнесенную тираду из тысячи слов. Старший даже благодарен за это, потому встаёт со стула и идёт за ещё одной кружкой. Понимая, что его собираются обслужить, парень присаживается на стул и смотрит в ответ удивленному взгляду.       — Что не так? — хмурит брови, глядя на Пака.       Чимин тянет руку и тыкает пальцем в шею.       — Это что, засос? Вы так быстро проходите стадии сближения? – усмехается старший. Мин недовольно смотрит, оборачиваясь.       Юнг выглядит абсолютно спокойным. Его словно не затрагивает эта тема.       — Хосок запутался. Не судите его. Это скоро пройдёт, — равнодушно сообщает, но чужое присутствие нарушает спокойствие.       — А если не пройдёт? — в дверях стоит недовольный Чон. Он держит руки на груди и тяжело дышит, задетый словами Пака. — Что, если я влюбился в тебя?       Наступает тягостное молчание. Юнг опускает голову, словно провинился.       — Я устал тебе повторять, что скоро уеду, — тихо бормочет, наступая себе на горло. Парень тоже хочет окунуться в это безумие. У него никогда не происходило ничего подобного. Даже до случившейся трагедии в его жизни не было любви. Кто же виноват, что она воплотилась в идеальном лице старшекурсника. — Мы никогда не будем вместе, — поникшим и обречённым голосом.       Хосок не готов так быстро сдаться. Он совершенно забывает о присутствующих. Мин замирает с кружкой кипятка в руке, Чимин едва дышит, впитывая в себя свежие новости.       — Зачем тебе уезжать? Что за кочевой образ жизни? Неужели ты не хочешь остаться со мной? — обхватывая чужие плечи, разворачивает Пака к себе.       Присев на корточки, смотрит в опущенное лицо. Юнг шмыгает носом, не зная, как отвязаться от настойчивости Чона. Он как ребёнок, обнимает старшего за шею и, поглаживая затылок, тихо шепчет: «Прости меня».       — Ну, хватит разводить мелодраму, — сердце Мина не камень. Он чувствует, что эта сцена затрагивает его чувствительность, потому спешит развеять нарастающую печаль.       Ставит кружку перед сидящим Юнгом.       — Не завтра же ты уезжаешь. Будьте вместе сейчас, раз так хочется. Может, вы разбежитесь через неделю, а драматизируете так, что Чимин сейчас расплачется, — хлопает сливового по лопатке.       У Чимина от сотрясения вытекают слезы из глаз.       — Ты из меня так душу выбьешь, дурак, — возмущается парень, растирая ручейки слез по щекам.       Накал страстей рассеивается. Парни улыбаются. Хосок стаскивает Юнга со стула и, игнорируя один свободный, садится на место младшего. Усаживает Пака к себе на колени и жмётся к его спине щекой, обхватывая руками поперёк груди и живота. Слышит, как загнанно бьётся сердце младшего.       «Я заставлю тебя передумать. Ты не уедешь от меня».       Обслуживая и Хосока Мин решает сменить тему этого утра.       — Я звонил Чонгуку вчера. У него какие-то проблемы.       Чимин вздергивает голову.       — Почему ты мне не сказал?       — Ты уже спал, — отмахивается Мин. — Они гостят в Посоне. На чайной плантации.       — Там живёт его приёмная семья, — припоминает Хосок.       — В точку, — крякает Юнги. — Тэхён чем-то заразился и теперь мучается с желудком. Чон хочет уговорить его сменить место и приехать к нам сюда.       — Нас здесь всех заразить? — подаёт голос Юнг.       Все молчат. Почему-то никто сам не додумался, что инфекция может быть заразной. Это настораживает, но отменять приезд друзей уже поздно.       — Я уже выслал Чону адрес, — признается Юнги. — Они приедут сегодня вечером.       — Тогда пусть купят гитару, — спохватывается Чимин. — А то музыкант есть, а инструмента нету.       Мин тут же хватается за телефон. Нужно придумать парням причину, по которой те могут беспрепятственно присоединиться к летнему отдыху. Пусть привезут гитару. Может, она прикроет собой урон от инфекции.

***

      Эту ночь Чонгук почти не спал. Сна лишила бабка со своими отварами и старик со змеиным ядом. Тэхён всю ночь потел и ворочался, как в лихорадке, пугая младшего до безумия.       Едва над зелёным склоном чайного поля брезжит рассвет, Чон поднимается со своего матраса. Он придвинул вечером его вплотную к тюфяку старшего и всю ночь поправлял на нём одеяло.       Отлëженные бока требуют движения. Парень выходит на террасу в одних шортах и, облокачиваясь на перила, смотрит вдаль. Бесконечные ряды чайных кустов уводят взгляд к горизонту. Он розовеет от солнца, но тёмный полог из туч не даёт начаться хорошему дню. Скоро снова пойдёт дождь, об этом громко заявляет тишина, накрывшая чайный домик.       Цикады, что «пели» колыбельную этой ночью, затихли, ожидая очередного потопа с небес. Чонгук слушает тишину и чувствует, как сильно хочет уехать отсюда. Это прекрасное, тихое, красивое место. От чистоты воздуха кружится голова, но не сейчас. Над Тэхёном словно нависла опасность. Младший не понимает, откуда конкретно она исходит, но внутренний голос убедительно требует на повторе: «Увези, сбереги и спрячь».       Тяжело вздыхая, слышит, как тихо отъезжает в сторону дверь. Лёгкие шаги босыми стопами приближаются и голого плеча касается тёплая нежная ладонь. Сердце в кулак сжимается.       Оборачиваясь, парень видит бледное лицо. Ким сильно похудел. Его черты изменились. Только сейчас Чон окончательно признает то, что щетина больше не растёт на мягких щеках старшего. Он меняется.       Исхудав плечами, руками, в талии, приобретает в груди. Без намёка на домогательство, Чонгук задирает футболку и осматривает изменения.       — Она увеличивается, — тихо подтверждает то, что Ким и сам знает. Парень чувствует, как меняется. Словно вулканы внутри извергаются, заставляя менять гормональный фон.       — Я становлюсь женоподобным. Это ужасно, — грустно опускает глаза.       — Мне не нравится твой настрой. Это мать на тебя так влияет? — Чон старается скрывать злость, но она лезет без спроса.       — При чем здесь она? — Тэхён тоже испытывает смешанные чувства. Он о многом поговорил с мамой и приходит к выводу, что не готов к беременности. Не готов вынашивать и родить. Он ни к чему этому не готов. Это слишком сложно и против его внутренних убеждений. — Я просто устал. Меня измучила тошнота. Мне совсем не нравится, как меняется фигура. А ведь ещё совсем нет живота, — вываливает на младшего своё недовольство. — И самое главное: кем я буду этому ребёнку?       Чонгук замирает от этого вопроса. В его голове нет проблем с определением. Почему тогда Ким не понимает своего предназначения.       — Ты будешь мамой, — выходит не слишком уверенно.       — А может, папой? — ехидничает старший. — А может, я могу отыгрывать обе роли? Сам родил, сам воспитаю. Будет девочка – научу играть в куклы. Будет мальчик – будем вместе играть в футбол. Универсальный родитель. Два в одном. Просто супер. Всегда об этом мечтал, — окончательно растеребив нервную систему, парень резко разворачивается и уходит в комнату.       Поверженный Чон смотрит в сторону. Ищет внутри себя оправдание Киму или хотя бы подсказку, как быть, но на ум ничего не приходит.       Входя в тёмное помещение и оставляя открытой дверь, младший опускается на матрас. Тэхён сидит в позе лотоса, стараясь успокоить себя правильным дыханием.       Чон усаживается сзади. Обнимая старшего и укладывая руки на его животе, гладит кожу, целует плечо.       — Почему ты не берёшь меня во внимание? Я же буду рядом с вами. Я буду выполнять роль отца. Я сам буду ходить с сыном на футбол, а если будет дочь, научу её завязывать бантики.       Тэхён усмехается.       — У этого ребёнка не будет нормальной матери. У него будет два отца, — поворачивается назад и осматривает хмурое лицо младшего. — Ты только подумай, каково ему будет жить в такой семье? Его будут дразнить и задирать в школе. Да что там… проблемы начнутся уже в детском саду. А если он получит мою наследственность? Ты хоть понимаешь, какое это увечье? Это разрушает морально изнутри.       — У нас сильные характеры. Мы поможем ему. Не будем давить, и он определится с полом быстрее, — уверенно настаивает Чон обесценивая проблему.       Тэхён взрывается. Отскакивая от младшего на другой матрас, сверкает угрожающим взглядом.       — Да ты, видно, совсем ничего не понимаешь! — вскрикивает и переходит на громкий шипящий шёпот. — Ты даже не представляешь, о чем говоришь! — взмахивает и трясёт руками в воздухе, пытаясь обозначить масштаб чужой глупости. — Ты хоть можешь себе представить, через что я прошёл, пока выработал этот сильный характер? Ты хоть можешь представить, сколько слез я пролил, не понимая, кто я: мальчик или девочка. Родители поддерживали меня, но это не помогает. Член от этого не отпадает, и дурацкая вагина не срастается. Но главное даже не это… — делает паузу, желая достучаться до тупой головы младшего. — Проблема вот здесь… — стучит пальцем по виску. — И никакие поддержка, опора не помогут. Когда тебя рвёт на части и ты не принадлежишь самому себе – хочется только одного… Сдохнуть и не мучиться больше.       Чонгук молчит, сверля в искажённом лице дыры. Он хочет что-то произнести, но боится разозлить старшего ещё сильнее.       Тэхён находит в себе силы рассказать свою историю до конца.       — Я был готов свести счёты с жизнью. К девяти годам сил на определение уже не хватало. Меня спасло внезапное появление отца. Я не хотел с ним ехать. Жизнь в деревне была привычной. Меня здесь все знали, и многие закрывали глаза на мои странности. Я мог менять настроение по четыре раза за час и метался от компании мальчишек к компании девочек. Обладая неопределённой внешностью, подходил и к тем, и к другим. Но отец поставил точку на моих метаниях. Он забрал меня к себе и назвал «Нарэй». В каком-то смысле я был благодарен ему. Мой сильный характер стал проявляться только благодаря сопротивлению чужим прихотям. Старик ломал меня, но я не сдавался и вырастил себя тем, кто я есть. Точнее был, но ты разрушил мои старания до основания.       Опустив голову, сожалеет о своих рухнувших планах на жизнь, а Чонгук молча поднимается. Не произнося ни слова, цепляет с пола свою футболку и, на ходу одеваясь, уходит прочь. За углом террасы стоит окаменевший старик Ло, но парень не обращает на него внимания. Сбегая в пустое пространство чаёв, спешит унять боль от ожога. Ядовитые слова Кима выжигают душу кислотой. Тэхёна не отравить змеиным ядом, он сам является его источником.       Старик качает головой. Услышав весь тяжёлый разговор, исповедь своего приёмного сына, Ло и не думал никогда, что, обласкивая маленького мальчика, он не помогает ему. Это страшно осознавать, но Тэхёну всегда было больнее.       Несмело проходя в открытую дверь, вздыхает погромче, желая обозначить своё присутствие.       — Ты всё слышал? — не оборачиваясь, Тэхён узнаёт старшего.       — Мне очень жаль, что я не смог тебе ни чем помочь, — горестно кается старший, переминаясь у входа.       — Ты дал мне больше, чем помощь. Благодаря тебе я люблю этого идиота. Я могу чувствовать себя счастливым.       По небу проходит раскат грома, и дождь стеной обрушивается на крышу, на деревья, растущие у дома. Снова начинает подниматься в воздухе запах сырого дерева и земли. Такой родной с детства аромат вызывает приступ тошноты. Ким старается перетерпеть его.       Отец замечает серый цвет лица и торопится найти жену, попросить принести отвар. Разворачиваясь, бросает на прощание: «Тебе предстоит сделать непростой выбор. Какое бы решение сейчас ты не принял – это может сделать несчастным одного из вас. Ты можешь наградить малыша проблемой, и он всю жизнь будет с ней мириться. А можешь лишить проблем себя, но это ранит Чонгука. Он очень сильно любит тебя и действительно хочет этого ребёнка.       «И что мне теперь делать?». Обречённо вздыхает Ким, оставаясь один на один со своей бедой.