За любовь надо бороться...

   Утро встретило её яркими солнечными лучами, ласково гладящими впалые щёки, лоб с морщинкой между бровей и хрупкую фигуру, закутавшуюся в ворох одеял. Серые глаза с трудом распахнулись. После вчерашней истерики под веки будто насыпали песка, а радостное солнце, затопившее своими лучами всю комнату, раздражало безмерно. Волшебница впала в состояние какого-то отупения. В голове было пусто, на душе – тоже. Как-то слишком резко и остро пришло осознание собственного одиночества.     Нехотя оторвав чугунную голову от подушки, волшебница упёрлась в кровать по бокам от ног синеватыми нездоровыми руками с прозрачной кожей, под которой бились кровеносные сосуды, перекачивая кровь.  – Очередной день моего бессмысленного жалкого существования. Доброе утро! – болезненно скривилась Дельфини.    Откинув одеяло, девушка задрала ночную рубашку и с тоской посмотрела на свою обезображенную ногу. За ночь, конечно же, ничего измениться не могло, но надежда во истину умирает последней. Покрывшийся твёрдой тёмной корочкой ожог пробуждал слишком много чувств в груди. Едва коснувшись застаревшей раны холодными пальчиками, волшебница зашипела от боли, отдёргивая руку. “Мазать такую чувствительную кожу будет сущим мучением” – отстранённо подумала слизеринка. Переодевшись и перебравшись из спальни в гостиную, Малфой задрала подол платья и лёгкими массирующими движениями начала наносить вонючую малиновую мазь, сильно щипавшую кожу и вызывавшую нестерпимый зуд.     Домовики предупредительно не попадались на глаза раздражённой хозяйке. Дельфини бы с радостью послонялась по хорошо знакомому дому, но нога нестерпимо разболелась и зачесалась, так что всё, что девушке оставалось, это подняться наверх, в кабинет, и попытаться разобрать имеющиеся бумаги. Старший Малфой был предусмотрителен и не оставлял важных документов и бухгалтерских книг в гадючнике, в который превратилось имение Малфоев. – Тилли, ещё кофе! – приказала Дельфини переворачивая листы массивных учётных книг и вспоминая всё, что отец хотел вложить в её милую белобрысую головку.        Строчки и цифры разбегались перед глазами, плясали и никак не хотели складываться в мало-мальски понятную картину. Фунты мешались с галеонами, приложения со стоимостью акций сливались с графиками доходов. После очередной чашки кофе и изнуряющей ноющей боли начали трястись руки, оставляя за тонко заточенным дорогим пером кляксы и кривые скачущие буквы.    Дельфини в негодовании отбросила от себя перо, с нажимом проводя раскрытыми ладонями по лицу.”Мерлин правый, я не справлюсь!” – в отчаянии подумала слизеринка, опираясь локтями о стол и интенсивно массируя виски. Кто бы научил её документообороту и всем финансовым премудростям? Из взрослых, с которыми она общалась, почти все либо в Азкабане, либо в страхе забились в родовые поместья как в норы. А из “друзей” остались лишь такие же хрупкие сломленные девушки, оставшиеся один на один с документами и едва ли умеющие с ними обращаться.    Вот! Вот они – созревшие ягодки консервативного воспитания! Толпа юных девиц, умеющих только играть на фортепиано, вышивать крестиком, носить волшебные палочки в ридикюле и сплетничать по будуарам, оказавшаяся выброшенная в бушующий океан послевоенных лет.    Остро захотелось снова поплакать от безысходности. Слёзы уже начали наворачиваться на глаза, как Дельфини резко вспомнила о данной себе клятве стать сильнее и взять бразды правления родом в свои руки. Мужчины же не плачут, верно? Тонкие пальцы больно ущипнули руку. – Ай! – пискнула девушка, потирая покрасневший участок кожи. Плакать резко расхотелось. Стало просто обидно.    Тяжело поднявшись из-за стола, Малфой, хромая, добралась до полок с книгами, пытаясь там найти что-то, способное ей помочь. Часы пробили час дня. – Госпожа хочет пообедать? – с тихим хлопком появилась домовуха.    Дельфини вздрогнула и зашипела от прострелившей ногу боли. Дернувшись, она согнула ногу и чуть было не схватилась за ожог рукой через подол платья. Домовушка щёлкнула пальцами, двигая к молодой госпоже удобное кресло, и испуганно заломила руки. – Нет, – прошипела сквозь зубы волшебница, – принеси ещё кофе. И обезболивающее.    Да, это было малодушно и безответственно. Фоули предупреждал, что будет больно. Фоули говорил, что она ещё намучается, если не будет лечиться. И вот пришёл момент расплаты. Самое ужасное, что пить обезболивающее такой силы постоянно было нельзя – слишком большой вред здоровью приносят ядовитые железы пучеглазок, являвшихся главным компонентом таких лекарств. Но Дельфи не устояла. Было так больно, что хотелось получить поцелуй дементора. Нога ныла, дёргалась, колени подгибались, и существовать на голом жизнелюбии было просто невозможно. От болей ещё и аппетит пропал совершенно – а после обезболивающего должны были прийти ещё тошнота и головокружение. Малфой с ужасом ждала этого момента.    Малюсенький пузырёк с переливающимся ядовито-красным зельем, за который было заплачено десять галеонов, насмешливо поблёскивал хрустальным боком. – Женьшень, полынь, череда, яд лупоглазок, кровь виверны, экстракт чертополоха… – задумчиво перебирала компоненты зелья девушка, стараясь вспомнить уроки своего крёстного.    Тоскливо вздохнув и так и не сумев вспомнить всё, Дельфини уронила голову на грудь, а потом, сделав глубокий вдох, выпила разом весь флакончик, скривившись от омерзительного вкуса, который тут же попыталась запить кофе. Расслабившись и откинувшись на спинку кресла, слизеринка прислушивалась к своим ощущениям. Боль потихоньку притуплялась, сменяясь неприятным липким холодком и лёгким спазмом мышц. Как ни крути, а это всё же было лучше, чем нестерпимая боль.    Аккуратно поднявшись, девушка, почти не хромая, прошла обратно к столу. С тоской посмотрев на документацию, юная мисс Малфой захлопнула все папки и учётные книги, сдвинула их к краю стола, а сама взялась за письмо. Руки всё ещё немного подрагивали, но больше не оставляли омерзительных клякс на пергаменте. “Дорогая мама, как сегодня Ваше здоровье? Я очень волнуюсь за Вас – боюсь, аврорам ничего не стоит повести Вас на суд с больным сердцем. Полагаю, они способны призвать несчастных больных людей к правосудию и на смертном одре.    Боюсь, я пока не смогу Вас навестить в больнице. Вчера у меня не хватило духу и времени сообщить о вынесенном мне приговоре, но скрывать это перед Вами, мама, я не вижу смысла, а потому вот, что вчера я услышала от Визенгамота: я обязана повторно отучиться в Хогвартсе на седьмом курсе, я не могу выезжать за пределы Великобритании на неопределённый срок, на мою палочку наложены ограничения, не позволяющие мне использовать сильных боевых заклинаний, а также часть наших счетов арестованы – это Вы, впрочем, знаете и без меня. Ко всему прочему, мне рекомендовали не покидать дома до повторного вызова в аврорат. Не могу сказать, что последнее меня сильно расстраивает – не думаю, что пока я готова или хочу выходить куда-нибудь.     Я вчера не смогла вернуться в Малфой мэнор. Мне стало страшно при одном приближении к нему, и паника скрутила меня так сильно, что я аппарировала оттуда.    Ещё из неприятных вестей: я вчера встретилась с целителем Фоули, который осмотрел мою ногу и вынес неутешительный диагноз. Он выдал мне мазь, которую я должна наносить на ожог, но она вызывает просто невыносимую боль и зуд в ноге! В день суда я на волне эйфории почти не ощущала боли, но стоило мне оказаться в безопасности родных стен, как нога разболелась с новой силой. Мне не хотелось бы Вас пугать, мама, но я надеюсь на Ваш совет. Возможно, есть ещё какие-то зелья, которые могут облегчить мою боль кроме того, что сварено на основе яда лупоглазок? Я помню о его токсичности и стараюсь не пить часто, но боюсь, что боль попросту сведёт меня с ума!    В любом случае, я надеюсь на скорое исцеление сейчас, когда у меня есть доступ к лекарствам, и я могу целыми днями находиться в уютной мягкой постели. Поправляйтесь поскорее, мама! Мне Вас очень не хватает. С любовью, Ваша дочь.”    Короткое письмо будто высосало весь остаток сил. Аккуратно высушив послание взмахом палочки, сложив его и убрав в конверт, Дельфини устало откинулась на спинку кресла, протяжно выдыхая. – Тилли! Отправь письмо леди Малфой, – протянула конверт Дельфини, тяжело отрываясь от кресла и направляясь в свою спальню – вздремнуть. Буквально несколько часов бодрствования подкосили девушку так, будто она беззубая разваливающаяся от старости старуха. Было ли это откатом после испытанного вчера стресса или побочным эффектом общего ослабления организма – слизеринка не знала, и даже думать об этом не стала.    Прохладные шёлковые простыни мягко обняли изломанное девичье тело, волосы разметались по подушке и застыли лёгкой паутинкой. Тяжёлое дыхание успокаивалось, постепенно растворяясь в воздухе.     На грани сна и яви Дельфини видела себя взрослой, сильной, прекрасной и независимой. Все мечты и надежды были такими реальными, осязаемыми и действительными, что волшебница поверила в себя, окончательно расслабляясь и окунаясь в неясное марево сна. Ах, как было бы прекрасно проснуться железной леди, которой всё по плечу…