Омеги, гоблины, яйца

Возвращаясь домой, Эги еще на подходе чувствует, что течка у папы в самом разгаре. Запах на всю округу и крик. Свалив хворост под навес, он заглядывает на летнюю кухню, видит пустые столы и полки, вздыхает и уходит со двора. Пока папу не отпустит, еду добывать самому. Надо навестить курятник и узнать, кто доил коз. Наверняка соседи. — Здравствуйте, дядя Вадин, а Реми дома? — от калитки кричит Эги пожилому альфе. Реми омега и сирота, ровесник Эги. Дядя Вадин взял его на воспитание еще малышом. С тех пор они и дружат. — Дома, дома, где ему еще быть? Работает, — ворчит дядя Вадин и с трудом разгибает спину. Ему уже тяжело копаться на грядках, но больше некому. Реми находится во дворе под навесом. Вокруг него пучки дранки, лоза и недоделанные корзинки. Чуть в стороне стопка готовых. Эги садится на свободный пенек, и жестом спрашивает с какой корзиной можно помочь. Плести он тоже умеет, но не так красиво и ровно. Поэтому Реми отдает ему самую неудачную корзинку, если Эги испортит, не жалко. — В лесу был? — не спрашивает, а утверждает Реми, указывая на испачканное плечо. Или на засосы, выглядывающие из-под ворота рубашки. На его лице осуждение, под которым прячется зависть. Реми проводит течки один и очень мучается. Эги приглашал его сходить в лес, но тот боится и гоблинов, и отца. — Был. Отделался за один день, — хвастается Эги. — Сильно мучился, ага, — кривит губы Реми, пряча улыбку. Нет, завидует все же больше. Его тоже накроет через несколько дней, уже сейчас несет прокисшей малиной, будто сидишь в чане с брагой. Тоже не самый лучший запах, хоть с клопами Эги и не сравнить. Но клопы уже отблагоухали, а малина только начинает бродить. — Когда яйца ждать? Реми все знает. И про гоблинов, и про яйца. Они так долго вместе, что уже никаких секретов. — Как созреют, так будут. Через месяц обычно. Подарить тебе одно? — ответно шутит Эги. Все рожденные яйца он собирает в корзину и относит гоблинам. Вот эта, кривая, которую он плетет, вполне сгодится. Реми кривится и фукает, делает вид, что сосредоточен на работе и вдруг просит: — Дашь потрогать живот, когда они подрастут? Трогать беременный живот — это омежье удовольствие. Один кладет руки на округлившийся живот, другой чувствует прикосновение и оба тащатся. Это возбуждает. Каждый раз, когда Эги с яйцами, они гладят живот и дрочат друг другу, спрятавшись от чужих глаз. — Конечно, — соглашается Эги. Ему для друга ничего не жалко. Дальше они говорят ни о чем, потом идут есть, собирают готовые корзины для отправки на рынок, замачивают новые прутья, снова едят и наконец укладываются спать в обнимку. Домой Эги пока нельзя, там и без него дел полно. Папа сам себя не оплодотворит. Едва в доме Эги наступает затишье, в течку сваливается Реми. Ему всегда плохо, но в этот раз особенно долго. На пятый день, проходя мимо дома друга, Эги видит хмурого дядю Вадина, сидящего на крыльце. По виду понятно, что если бы мог, он бы забил на все запреты и помог приемышу. Но дядя Вадин давно не может. Он уже даже почти не пахнет. Только когда сильно рассердится, прорезается слабый запах горелого торфа. Так что ему остается ждать и молиться, чтобы Реми пережил очередную течку. Омегу без приданного не торопятся взять в мужья. Омег больше, чем альф, есть из кого выбрать. На шестой день у Эги созревает план. Вернее, он подумывал об этом уже давно, но теперь решил сделать. Ранним утром, почти еще ночью, он вскрывает сарай, где страдает Реми, взваливает его себе на плечо и уходит в лес, к горе. Реми жутко воняет, штаны промокли от смазки, запаховые железы опухли, живот ввалился и сил у него совершенно не осталось. Он горячий и потный, с пересохшими, потрескавшимися губами и заострившимся лицом. Эги видел, что в сарае стоит вода и еда, но, кажется, Реми не ел и не пил все эти дни. Он без сознания, что упрощает переноску тела. Дойдя до границы территории гоблинов Эги принимается отчаянно свистеть. Он устал, спина отваливается, Реми постоянно сползает, руки уже не держат, и вообще, он слабый омежка и не нанимался. Или нанимался? Гоблины отзываются не сразу, выглядывают из кустов и удивленно похрюкивают. Эги никогда не приходил к ним одетым, да еще не один. — Помогите же, — пыхтит он, и гоблины выходят, забирают Реми, обнюхивают, переговариваются, постоянно оглядываясь на Эги. — Это Реми, у него тяжелая течка, ему надо помочь, иначе он умрет. С яйцами я ему помогу и научу, — выпаливает Эги, видит непонимание на лицах, повторяет то же самое, только медленно. Наконец, гоблины угукают и уносят Реми к горе, к самому большому входу в пещеры. Тут он никогда не был. Их не ведут глубоко, где вечная темнота и низкие каменные своды ходов, а останавливают неподалеку от входа, возле костра, на котором опять жарится чья-то туша. Эги приглашают к костру, а Реми кладут на кучу прошлогодней листвы, прикрытой выделанными шкурами. Эги узнает шкуру горного барана и волка. Любопытные гоблины подходят посмотреть, некоторые уже полируют свои члены, но никто не кидается. Все чего-то ждут, Эги не знает чего. Чуть позже происходит сразу несколько событий: Реми приходит в себя и стонет, возится на шкурах, не открывая глаз. Эги дергается к нему, но ближайший гоблин хватает его за руку и не пускает, показывая в темноту. Из подземелья, позвякивая колокольчиками на браслетах, выходит старый гоблин, обвешанный бусами, в короне из перьев и трав. Простые гоблины принимаются ему кланяться, вытявкивая приветствие. Торжественной походкой шаман, а это именно он, подходит к Реми и застывает над ним корявым изваянием. Наклоняется, щупает живот узловатыми пальцами, обнюхивает железы, заглядывает между ног. Чувствуя прикосновения, Реми стонет, тянется к руке, ничего не находит и с тихим скулением сворачивается в плотный клубок. Медленно выпрямляясь, прямо как дядя Вадин, шаман поправляет сползающее на глаза очелье и подзывает к себе одного из гоблинов. Выслушав наставления, тот сразу хватается за член. Остальные гоблины шумят, показывая зубы в улыбках, принимаясь наглаживать себе между ног. Без слов понятно, что намечается большая ебля, Эги вырывается из ослабшей хватки гоблина и бежит к Реми. Следует проследить, чтобы ему не навредили, а помогли. Сказав свое веское слово, шаман удаляется, и начинается оргия. Реми быстро раздевают и утаскивают на плоский камень в середине пещеры, обступают стеной. Эги еле проталкивается, чтобы тоже забраться на камень и сесть у Реми в головах, укладывая его голову себе на колени. Реми стонет, облизывая сухие губы. Тут же передают бурдюк с вином, помогают напоить. Удивляя Эги, гоблины ведут себя не как обычно. Повинуясь приказу шамана, они медленно готовят Реми к первому проникновению, чего никогда не делали с самим Эги. Понимали, что этого не нужно? Или просто никто не сказал? Подняв и раздвинув ему ноги, для лучшего доступа, гоблины принимаются вылизывать промежность, член и яйца, одним этим заставляя кончить его в первый раз. Длинные языки щекочут напряженные соски, исследуют ребра и впалый живот, аккуратно расчищают запаховые железы, убирая кислоту, пока малиновая сладость не наполняет воздух вокруг. Постепенно приходя в себя, Реми откликается на прикосновения, подставляясь, широко разводя колени. Он еще не понимает, что происходит, дело Эги не дать ему запаниковать, но пока все хорошо. Посовещавшись, гоблины выбирают самый маленький член и начинают с него. Все-таки Реми больно. Как ни мал член, это гоблин, а не собственные пальцы. Резким толчком гоблин входит в него и замирает, принюхиваясь. Реми вскрикивает и жалобно стонет, цепляясь за воздух руками. В каждую тут же подсовывают по члену, мол не размахивай руками попусту, дрочи. Гоблин между ног двигается, но делает это весьма странно: вставит, вынет совсем, помассирует живот, вновь вставит, опять вынет. Отойдет совсем, уступая место лизуну. Тот вновь запускает язык в немного растянутую дырку и будто что-то ищет. Массаж живота, член, язык. Действия повторяются по кругу, пока Реми не кончает с протяжным стоном. Из него вываливается что-то скользкое, мерзкое, плюхается на камень. «Застоявшаяся, загустевшая смазка», — понимает Эги. Реми призывно стонет, выгибаясь, зеленый член возвращается на место, и теперь гоблин действует смело, напористо, резко, выбивая из омеги крики и всхлипы облегчения. Эги чувствует, как Реми расслабляется, ему больше не больно, а все лучше и лучше. Гоблины кончают один за другим, наполняя его спермой. Низ живота заметно округляется, подсказывая, что все идет хорошо. Эги надоедает быть сторонним наблюдателем. Да, у него не течка и внутри подрастают яйца, но просто потрахаться он же может? Без сцепки. Попа хлюпает смазкой, намекая, что промедление не в его интересах. Скинув одежду, Эги укладывается поперек камня и подхватывает себя под колени. Намек понимают моментально. Не церемонясь, в него въезжает крупный член, толкает яйца внутри, те нажимают куда-то, и сразу простреливает удовольствием. Знал бы, что трахаться с яйцами в матке так приятно, приходил бы каждый раз. Теперь знает, гоблины не отвертятся. На камне тесновато. Голова Реми лежит на груди Эги и тот толкает его плечами в ритме ебли, грозя столкнуть совсем. Поднятые ноги держат сами гоблины, то сгибая его пополам, то укладывая его лодыжки себе на плечи. Устав держать голову на весу, Эги свешивает ее с края камня и тут же получает член за щеку. Свободную руку занимает еще один член. Дрочившие рядом гоблины забрызгивают спермой все, куда попадут. Голова идет кругом от обилия ощущений, а яйца внутри все трутся и трутся о волшебное место и это не простата. Простату натирает член. Эги с криком кончает, гоблин не останавливается, и Эги кончает еще и еще, сходя с ума от гиперстимуляции. Совсем уже пришедший в себя Реми, унюхав знакомый запах, переворачивается на колени, подается назад, подставляясь, а сам всасывает опавший член Эги и сосет с причмокиванием и урчанием, будто самый вкусный на свете леденец. А гоблины все меняются, трахая без остановки. Внезапно Реми замирает посередине движения, медленно поднимает голову. Из приоткрытого рта тянется нитка слюны, взгляд направлен в никуда. Эги закрывает рот, отталкивает очередного ебаря и садится, показывая, что ему все, хватит. И так внутри опять развели болото. Как бы недозревшие яйца не скинуть. Реми в гоблиновской сцепке. Для него это первый опыт, несколько гоблинов держат, чтобы он не дернулся, но Реми не до того. Скосив глаза к носу и высунув язык, он кончает без остановки, напустив уже целую лужу спермы на их каменное ложе. Эги тихо хихикает и дотягивается до его соска. Реми кончает еще раз, содрогаясь всем телом, и разом выключается, расползаясь безвольной кляксой. Очень хочется спать. Из Эги будто вынули все кости. Он переползает на шкуры и отрубается там. На спине ссадины, локти и колени в царапинах, но сейчас не больно, сейчас хорошо. Вечер наступает слишком быстро. Надо помыться, собрать хворост и идти домой, а ноги не держат. Может остаться в лесной избушке? Только дома будут волноваться. И пропажу Реми уже наверняка обнаружили. С трудом соскребая себя с мягких шкур, Эги тащится к реке, следом гоблины под руки ведут Реми. Эги стоило большого труда объяснить, почему им надо вернуться. Реми удивлен, что гоблины не противоречат, а кидаются помогать. Одни собирают хворост, другие крутят веревку, двое занялись одеждой, четверо ведут их купаться, поддерживая и охраняя, будто большую ценность. Хотя, действительно ценность, яйца же. Холодная вода взбадривает, но солнце совсем низко, даже бегом не успеть, а Реми ходит и то с трудом. Натрудили его задницу, болит. Выход находят опять сами гоблины. Переговорив, выделяют троих самых рослых. Один взваливает на плечи вязанки хвороста, другие подставляют спины. Эги цепляется первым, по его примеру забирается на спину гоблина и Реми. Гоп-гоп, зеленые лошадки! Никогда еще Эги не добирался домой так быстро. Прощаются на окраине. На штанах Реми мокрое пятно. Он прикрывается и краснеет. — Об спину натер, представляешь, — шепчет, отворачиваясь. — Ты как? — Эги и сам видит, что хорошо, но лучше спросить. — Теперь я тебя понимаю. — То-то же, — улыбается Эги и треплет его по волосам. — А ты не верил. В следующий раз сразу иди. — А если отец не отпустит? — Подговорю гоблинов и они тебя выкрадут, — смеется Эги и напоминает: — Еще яйца рожать. Это тоже очень приятно. Будто только вспомнив о подарке гоблинов, Реми гладит округлившийся живот и опять мучительно краснеет. — Ты же мне с ними поможешь? — Обязательно, — горячо заверяет Эги и тут видит бегущих к ним взрослых. — О гоблинах ни слова. Тебя отпустило, и мы ушли за дровами. Запомнил? — Конечно, — кивает Реми и взваливает свою вязанку на плечо. — Я же говорил, что все с ними в порядке, — громко говорит папа и обращается уже к Эги. — Ты почему никого не предупредил, негодник, что вы ушли за дровами? Смылись до рассвета и с концами. Хоть толкнул бы. — Извини, пап, не подумал, — склоняет голову Эги. Папа ругает, а сам принюхивается и улыбается. Все-то он знает, все понимает. Как же Эги с ним повезло.