Язык власти

«Самые опасные сделки заключаются не в кабинетах, а за чашкой кофе, когда формальности отступают, уступая место человеческому любопытству»

Элайза выбрала уединённое место для встречи — небольшую кофейню, скрытую в переулке вдали от делового центра, чтобы избежать нежелательных встреч с коллегами и представителями прессы. В помещении царил насыщенный аромат свежесмолотого кофе, смешанный со сладковатым запахом вспененного молока. Алиса пришла на десять минут раньше условленного времени и заняла столик в глубине зала, расположившись спиной к стене, чтобы видеть входящих. Элайза появилась точно в назначенный час. Она была одета не в строгий деловой костюм, а в тёмные джинсы и простой черный свитер. Через плечо у неё висела кожаная сумка-мессенджер. В таком виде она казалась моложе и более открытой. Заметив Алису, Элайза на мгновение остановилась у входа, их взгляды встретились через зал, без слов демонстрируя понимание нарушения установленных правил. — Я рада, что вы пришли, — сказала Элайза, садясь напротив и кладя сумку на соседний стул. Её движения были чёткими, но лишены привычной официальной скованности. — Вы упомянули, что у вас есть информация, которая может меня заинтересовать, — произнесла Алиса, опуская ложку в свой Капучино. Её голос прозвучал несколько резче, чем она планировала, что было защитной реакцией. — Да, но прежде… кофе. Рекомендую в следующий раз заказать Латте с кардамоном. Здесь его готовят лучше, чем в офисных кафетериях, — Элайза сделала заказ официантке и слегка улыбнулась. Когда они остались наедине, Стоун откинулась на спинку стула, внимательно рассматривая Алису. — Вы выглядите иначе, чем на официальных фотографиях. — Вы тоже. Наступила пауза, которую нарушал только звук работающей кофемашины. — Итак, к сути «неофициальной» информации, — вернулась к теме Алиса. Элайза потянулась к сумке, но принесли кофе. Она вернула руки на стол. — Подождёт. Сначала позвольте задать вопрос. Что вами движет? Не как аналитиком, а как человеком. Алиса почувствовала напряжение в мышцах. — Я полагала, что мы здесь, чтобы обсуждать факты. — Факты — это только следствия. Меня интересуют причины. Ваша причина. То, что заставляет вас проводить ночи напролёт за отчётами, которые… давайте будем откровенны, мало что меняют. — А что меняет? Ваши выступления? — в голосе Алисы послышалась ирония, но без прежней остроты. — Иногда — да, — ответила Элайза уверенно. — Иногда одно сказанное вовремя слово может предотвратить панику, дать время на поиск решения, сохранить чью-то работу. Вы видите ложь. Я вижу процесс управления. Несовершенный, но необходимый, как мне казалось. Фраза «как мне казалось» повисла в воздухе, наполненная значением. — Моя причина проста, — тихо сказала Алиса, отводя взгляд к чашке. — Я не могу делать вид, что не вижу очевидного. Это было бы некорректно с точки зрения методологии. Элайза тихо рассмеялась. — Всегда методология. Вы верите, что если идеально выточить деталь, то механизм заработает. — Разве у вас иначе? — Я… стала ставить под сомнение правильность проектной документации, — призналась Элайза, в её взгляде появилась рассеянность. — В последнее время это происходит всё чаще. Последовала пауза, но теперь молчание было проникнуто раздумьями, а не напряжением. — А вы? — неожиданно спросила Алиса. — Что удерживает вас здесь… при вашем интеллекте? Вы ведь так же хорошо видите ситуацию. Элайза встретила её взгляд. В глазах отразилась та же усталость, которую Алиса слышала в её ночных телефонных звонках. — Привычка? Опасения? Или же наивная вера в то, что возможно незначительно изменить ситуацию, внеся коррективы в проект… Я всё ещё не определилась с окончательным вариантом ответа. Но, — она отпила кофе, — беседы с вами побуждают меня активнее искать этот ответ. Алиса ощутила лёгкий озноб. Это перестало быть осторожной игрой. Сейчас происходило нечто другое, гораздо более серьёзное. — Информация, — повторила она, пытаясь восстановить самообладание. Элайза улыбнулась, и в этот раз в её улыбке мелькнула едва заметная искорка озорства. — Ах, да. Завтра будет опубликован указ о «добровольной» заморозке цен в крупных торговых сетях. Официальная причина — борьба с инфляцией. Неофициальная — за этим последует создание компенсационного фонда, финансируемого из бюджета. Средства будут направлены тем же компаниям, но посредством тендера на оказание «логистических услуг». Соответствующие документы уже подготовлены. Новость была подобна бомбе замедленного действия. Элайза передала Алисе механизм её активации. — Зачем? — спросила Алиса, глядя на неё. — Зачем вы мне это рассказываете? Элайза пристально посмотрела на неё в ответ. — Потому что, в отличие от меня, вы открыто говорите о происходящем. И, вероятно, мне необходимо услышать это от кого-то, глядя в глаза. Их первая неофициальная встреча подходила к концу. Однако обе понимали, что это лишь начало чего-то ещё неизвестного, и порядок действий в этой новой ситуации ещё предстоит определить. Кофе почти полностью утратил тепло. Формальный повод для встречи себя исчерпал, однако ни одна из собеседниц не проявила намерения покинуть место. За окном сгущались тени, придавая переулку оттенки синевы, в то время как кофейня постепенно становилась менее оживлённой, погружаясь в полумрак с более интимной атмосферой. — Вы задали вопрос относительно мотива моих действий, — тихо произнесла Алиса, не отрывая взгляда от кружки. Её палец непроизвольно очерчивал край, размазывая остатки пены. — Не совсем корректно утверждать, что я не могу притворяться. Я просто не могу допустить их триумфа. Элайза не прерывала. Она сохраняла неподвижность, всем своим видом демонстрируя внимательность. — Моего отца звали Элиас, — произнесла она, словно исповедуясь. — Он также был экономистом. Работал в министерстве, в вашем, кстати. Много лет назад. Он верил в возможность осуществления реформ. В то, что систему можно изменить изнутри. Она сделала секундную паузу, подбирая слова. — Он занимался подготовкой доклада, касающегося вывода активов через благотворительные организации. Ему удалось установить конкретные имена и схемы. Он пытался привлечь к этому внимание. В итоге его уволили по собственному желанию. Спустя месяц он погиб в автомобильной аварии, произошедшей на абсолютно прямой трассе в ясный день. Голос Алисы дрогнул лишь однажды, при произнесении слова «погиб». Она посмотрела на Элайзу, ожидая увидеть в её взгляде сочувствие, к которому она испытывала неприязнь. Вместо этого она заметила понимание и сильный гнев. — В отчёте указали «уснул за рулём», — завершила она, отводя взгляд. — Подписали и закрыли дело. Воцарилась тишина. Элайза медленно выдохнула. — Теперь я понимаю вашу непреклонность. Это не просто принципы, это личное. Элайза горько усмехнулась, глядя в своё прошлое. — Именно, — откликнулась Алиса. — А ваши собственные? Изначальные идеалы. В чём они заключались? Стоун грустно улыбнулась, её взгляд снова был направлен в прошлое, словно сквозь стены кафе. — Я искренне верила в силу слова. Поступая на факультет политологии, я наивно полагала, что убедительная речь, основанная на фактах, способна изменить мир. Помните призыв «Говори правду власть имущим»? Я была той незрелой девушкой, которая в это верила. Она покачала головой, и в её взгляде промелькнуло отражение былой юности. — Моим первым заданием в министерстве было составление аналитического отчёта о текущем состоянии дел в сельской местности. Честного, без прикрас. Мой непосредственный руководитель вызвал меня и заявил: «Мисс Стоун, у вас огромный потенциал. Однако, вы должны усвоить: наша задача — не выявлять болезнь, а облегчать симптомы, чтобы пациент мог продолжать деятельность». И в его словах была своя правда. Мой отчёт был отправлен в архив. А его «обезболивающие» доклады помогали принимать решения, пусть и несовершенные. — И вас это удовлетворило? — тихо спросила Алиса. — Поначалу — нет. Я протестовала. Затем… я стала опытным мастером по созданию «обезболивающего». Я научилась делать его изящным, убедительным и даже… красивым. Я убедила себя, что сглаживаю острые углы, предотвращаю ещё более крутые повороты системы. Что я — предохранительный клапан. Однако со временем осознаёшь, что ты далеко не клапан. Ты — часть механизма, производящего боль, которую ты впоследствии якобы «облегчаешь». Она впервые произнесла это вслух. И груз, который Элайза годами носила в себе, внезапно стал легче, потому что теперь его разделял кто-то ещё. Кто-то, кто смотрел на неё не с осуждением, а с тем же пониманием, с каким она только что внимала истории Алисы. — Мы с вами, — медленно произнесла Элайза, встречаясь с её взглядом, — словно два альпиниста, начавшие восхождение с противоположных сторон горы. И теперь мы встретились на узком выступе, осознав слишком поздно, что гора, на которую мы карабкались, — это не что иное, как огромная пирамида лжи. Алиса молча согласилась. В её глазах были слёзы, которые она сдержала, рассказывая об отце. Но это были не только слезы скорби. Это были слёзы облегчения от осознания, что она больше не одинока. Они погрузились в тишину, и пропасть между «аналитиком» и «спичрайтером» исчезла, уступив место чему-то слабому, новому и пугающе реальному. Покинув кафе, они оказались в свежем, ночном воздухе. Уличные светильники проецировали на тротуар удлинённые, искажённые очертания, сплетавшиеся в диковинные формы. Городской шум стих, превратившись в приглушённый, монотонный рокот, напоминающий сопение дремлющего исполина. Они шли рядом, без предварительной договорённости о маршруте, просто удаляясь от освещённых улиц в направлении реки. Беседа затихла, уступив место новому, более выразительному способу общения — безмолвию, наполненному откровенными признаниями, которыми они только что обменялись. Алиса ощущала каждый камень под тонкой подошвой обуви, каждое дуновение ветра, касавшееся её лица. Она исподтишка наблюдала за Элайзой. В свете луны её лицо казалось изваянным из мрамора — чётким и едва уловимо скорбным. Это был уже не противник, не источник информации и не бесстрастный функционер. Это была женщина, которая только что открыла ей свои раны. Они повернули на тихую аллею, ведущую к парку. Ветер с реки усилился, и Алиса невольно обняла себя за плечи. — Замёрзла? — негромко спросила Элайза. — Немного. Вместо предложения вернуться, Стоун замедлила шаг. Расстояние между ними уменьшилось до нескольких сантиметров. Они шли так близко, что рукава их верхней одежды временами соприкасались с едва уловимым шуршанием. Алиса ощущала тепло, исходившее от Элайзы. Оно было столь же ощутимым и реальным, как плитка под ногами. Её рука висела вдоль тела, расслабленная и в то же время напряжённая, как струна. Рука Элайзы находилась в кармане пальто, но когда они обходили скамейку, она вытащила её, и на мгновение их пальцы оказались в опасной близости. Ничто не препятствовало их прикосновению. Никто не принуждал их к этому. Лишь два тела, два магнитных полюса в холодной пустоте ночи. Их руки едва не коснулись друг друга. Микроскопический промежуток между их кожей вдруг стал самым значительным расстоянием во Вселенной. Алиса почувствовала лёгкий озноб. Она заметила, как пальцы Элайзы слегка вздрогнули, почти незаметно, словно от порыва ветра. Это длилось всего мгновение. Всего один нерешительный удар сердца. Затем их шаги вновь стали синхронными, и крошечная пропасть снова разделила их руки. Но всё изменилось. Воздух стал плотнее, электричество невысказанного влечения заставляло каждый нерв вибрировать. Они не смотрели друг на друга, но полностью осознавали каждое движение, каждый вдох друг друга. Они дошли до конца аллеи, где открывался вид на тёмную полосу реки и огни города на противоположном берегу. И остановились, глядя вдаль. Плечом к плечу. Не касаясь. Но уже не разделяясь. Мост, ставший предметом спора между ними, представлялся отсюда лишь тёмным контуром на фоне ночного неба. Символ системы, которая пыталась их сломить. Но в тот момент он казался лишь далёким сооружением, не имеющим к ним отношения. Элайза глубоко вздохнула. — Мне пора, — тихо произнесла она. Её голос был с хрипотцой. Алиса кивнула, не в силах произнести ни слова. Они повернулись друг к другу. И в этот раз их взгляды встретились открыто, беззащитно. В глазах Элайзы Алиса увидела то же замешательство, ту же надежду и тот же страх, что бушевали в ней самой. — Завтра, — произнесла Стоун. Это было не вопросом, а утверждением. Обещанием. Предзнаменованием. — Завтра, — отозвалась Алиса. И она смотрела ей вслед, пока силуэт Элайзы не исчез в ночи, унося с собой тепло её плеча и воспоминание о том, как их руки чуть не соприкоснулись в темноте.