Проклятые

Жанна собиралась на прием Сабрины Ахилл. Она выбрала платье темно-зеленого оттенка, декольте было полностью покрыто вышивкой такого же цвета как и само платье, рукава были свободные и длинные, с с редкой вышивкой, от талии начиналась свободная юбка, волосы были собраны в элегантную прическу. И вот он главный акцент, оружие и символ. Не на шее, не в ушах, а на самой сердцевине ее силы талии. Костяной корсет. Но не обычный. Он принадлежал к самому элитному эшелону Костницы линии, о которой большинство аристократов могло только мечтать, шептаться в салонах да завидовать обладателям единичных экземпляров. Костница — мода на клыки рожденная тщеславием Элеоноры Вейнсворт и превращенная ювелирным домом Геммари в индустрию статуса. Кости тщательно отполированные, подобно слоновой кости, но несущие в себе зловещий холод, кости вампира высшего уровня. Они были белее снега, с едва уловимым перламутровым отливом, выгнуты в совершенные дуги. Кости скреплялись невидимыми шарнирами и тончайшими цепочками из черненого серебра, в промежутках между двумя костями на цепочке подвешен дорогой камень. Рядом с этой мрачной роскошью, дышащей смертью, победой и недосягаемым статусом, любые бриллианты, жемчуга и позолота других гостей казались жалкими, детскими побрякушками, пустой мишурой. Он затмевал все не криком, а леденящим шепотом вечности и абсолютной власти. Поместье Ахилл. Воздух в бальном зале был густ от духов и веселья. Роскошь поместья Ахилл била в глаза: хрустальные люстры, позолота, фрески, изображающие мифические подвиги предков. Но Жанна Фальклоне была островком ледяной сдержанности в этом море суеты. Но все взгляды, жадные и завистливые, притягивало к ее талии. Корсет. Он затмевал все драгоценности зала, напоминая о силе и беспощадности дома бесстрашных Фальклоне. Жанне не надо было искать внимания; к ней тянулись, как мотыльки к холодному пламени, за связями, новостями с границ, вестями об Эйгоне Хайгардене или герцоге Фалькмаре. Она отвечала с ледяной вежливостью. Выслушивая просьбы леди передать их слова Эйгону Хайгардену, Жанна осушила два бокала, ее взгляд скользил поверх голов пока не заметил знакомый черный силуэт на балконе. Фельгрейд. Выйдя в прохладу вечера, Жанна вдохнула полной грудью, отгоняя запах толпы. Ворон сидел на каменной балюстраде, его черное оперение сливалось с ночью. Он повернул голову, желтый глаз сверкнул. — Карр. Вильерфон прибыл, Жанна, — проскрипел его хриплый шепот, больше похожий на шорох сухих листьев. — Птица сообщает обо мне? — Голос позади был низким, бархатистым, с едва уловимой насмешкой. Его голос. Жанна не обернулась сразу. Она дала Экхарту Вильерфону подойти ближе. Он предстал перед ней воплощением ночной элегантности: черный камзол безупречного кроя, перстень с темным камнем на пальце. Во второй руке он держал бокал вина. Ничего лишнего. Только смертельная грация и глаза, в которых мерцали отражения огней бала, как звезды в глубоком колодце. — Вы нуждаетесь в представлении, лорд Вильерфон? — спросила она, наконец поворачиваясь к нему. — Формальности, Жанна? — Экхарт слегка склонил голову, его улыбка была обворожительной и пустой. — Я думал, тебе будет все равно на них после той встречи. Ты ведь воин. Паладин. — Меня учили соблюдать чувство такта, — парировала Жанна, ее черные глаза холодные как ледники, встретились с его бездонными. И тут Экхарт подавился глотком темно-красного вина из хрустального бокала. Это было не театрально, не наиграно. Искренний спазм, заставивший его на миг согнуться. — Чувство такта? — Его голос, когда он заговорил снова, потерял бархатистость, став острым и ядовитым. Он резко махнул в сторону ее талии. — Жанна Фальклоне, ты последняя, у кого есть чувство такта. Нацепила корсет из останков поверженного врага. Эта ваша «Костница»… — Он произнес слово с нескрываемым презрением. — Мода на клыки. Я бы назвал это регрессом. Цивилизованное общество скатывается к обычаям каменного века, к дикарям, вешающим трофеи на шею. Жанна не дрогнула. Она сделала легкий шаг навстречу, ее корсет из костей мерцал в лунном свете. — Планирую нацепить и твои, Вильерфон, — ее голос был тихим, но каждое слово падало, как камень. Она позволила взгляду презрительно скользнуть по его стройной фигуре. — Браслет из тонких… хотя нет, — она чуть покачала головой. — Худощавых костей твоей сестры будет красиво смотреться… на ком-то вроде Сабрины. — Пауза. Удар точнее серебряной стрелы. — Она ведь словно… неживая, не находишь? Экхарт замер. Мгновение всего лишь мгновение его пальцы сжались так, что костяшки побелели. Потом он разжал их с неестественной плавностью. Но Жанна увидела. Увидела вспышку первобытного гнева, которую не смог скрыть даже он. — Я ожидал большего от наследницы ордена паладинов, — прошипел он, его голос утратил всякую бархатистость, став холодным и острым. — Оказывается, Жанна Фальклоне, та, в чьих жилах течет проклятая кровь бесстрашных всего лишь бестактная дикарка — Он бросил слова как пощечину, намеренно чуть согнув спину опустившись до нее. Жанна открыла рот, чтобы парировать, но в этот момент Фельгрейд, стоявший на перилах, резко взметнулся в воздух с громким карканьем. Экхарт инстинктивно, почти незаметно, отступил на шаг назад. Маленький рефлекс. Но Жанна его поймала. — Не ожидала увидеть вампира, что боится ворон, — произнесла она медленно, удивление в ее голосе было искренним. Ее взгляд скользнул от отступившего Экхарта к кружащему в небе Фельгрейду, а затем обратно. Экхарт не ответил. У него его не было. Его внимание привлекло движение внутри. Через огромную стеклянную дверь балкона было видно, как Сабрина, сияя от восторга, рассматривала изящную шкатулку, подброшенную анонимно его подарок. Шкатулка была расписана цветами символ дома Ахилл. Именно по этой причине Сабрина обратила на нее внимание. Она открыла крышку. Внутри, на бархате, лежала маска. Белоснежная фарфоровая, искусно расписанная нежными цветами - ее символ. Рядом маленький флакон с прозрачным маслом. Сабрина, хихикая, налила масло на ладонь, растерла его и аккуратно нанесла на внутреннюю поверхность маски, чтобы она лучше села. Затем, под восторженные вздохи окружения, надела ее. — Что там? — спросила Жанна, следуя за его взглядом, но не видя деталей. — То, что уничтожит ее самолюбие, — ответил Экхарт без тени эмоций. Его глаза были прикованы к Сабрине. — Беги спасать ее. Пока не поздно. Жанна лишь слегка склонила голову, словно вопрошая: С какой стати я должна это делать? Жанна сделала резкий шаг вперед, смотря на Сабрину, надеясь что вот сейчас она взорвется, забыв обо всем пытаясь быть ближе чтобы четче слышать ее крики, но длинный, тяжелый шлейф ее темно-зеленого платья предательски запутался о собственный острый каблук. Голова слегка кружилась пара бокалов крепкого вина, выпитых через силу, чтобы заглушить ярость и не броситься на Сабрину с голыми руками, ослабили контроль и смазали четкость линий. Жанна не умела пить. Она поскользнулась на полированном мраморе, потеряв равновесие и упала бы, неловко раскинув руки, если бы не молниеносная реакция. Руки схватили ее за предплечья с пугающей, неестественной силой и скоростью. Руки Экхарта Вильерфона. Он действовал на инстинкте. Мыслей не было тело среагировало раньше разума, будто само. Как нечто, заставляющее забыть о вражде на долю секунды. Буквально. Он удержал ее от падения, притянув на мгновение слишком близко. Его взгляд, машинально скользнув вниз по линии ее плеча, зацепился за ее шею. Открытую. Изысканно обнаженную вырезом платья, несмотря на вышивку, лишь подчеркивавшую линию ключиц. В мире, где ходят вампиры. Это была не просто открытая шея. Это вызов кричащий: Попробуй Но вампиры знали: Кровь Фальклоне — смерть без разрешения. Осознание ударило Экхарта, как ледяная вода. Он резко, почти отшвырнув, отпустил ее, словно коснулся раскаленного серебра. Жанна, уже успевшая найти опору, отшатнулась, мгновенно протрезвев от адреналина и жгучего стыда. Ее щеки пылали от вина, от нелепости падения, от унижения быть пойманной им. Ярость вспыхнула в глазах, сменив миг растерянности. — Ничего оригинальнее не придумала, Фальклоне, чем бросаться мне под ноги? Влюбилась? — Его голос был низким, шипящим, полным яда и приглушенного шока от собственной реакции и увиденного. Он маскировал мгновенную слабость нападением. — Что? — Жанна выпрямилась во весь рост, отряхивая невидимую пыль со шлейфа. Глаза, холодные и ясные теперь, сверкнули сталью. — Я скорее разобьюсь… — Признай, — перебил он– Твое сердце будет разбито. — Надейся, — усмехнулась Жанна в ответ Она не отступила ни на шаг. — Чтобы осколки моего сердца не разорвали твое. Их взгляды скрестились, как клинки, в этом оазисе внезапно возникшей тишины среди шума бала. Воздух между ними трещал. Казалось, еще мгновение и искра воспламенит все. И в этот натянутый, как струна перед разрывом, миг ворвались крики. Не просто возгласы пронзительные, истеричные вопли Сабрины Ахилл, разорвавшие музыку и гул голосов. Они неслись именно оттуда, от того самого места у окна, куда так пристально смотрела Жанна. Когда она нашла силуэт Сабрины она уже схватилась за лицо, но маска словно прикипела. Она забилась, задыхаясь, ее ногти, острые впились в дорогую ткань ее пудрового платья, рвали кружева. Она упала на колени, катаясь по полу, пытаясь сорвать маску, издавая хриплые, животные звуки ужаса и агонии. Праздник превратился в кошмар. Гости застыли в ужасе. Жанна смотрела. Не с отвращением. Не с состраданием. А словно зачарованная. Экхарт хотел повернуться к ней, бросить язвительную фразу. Но он замер. Он увидел ее выражение. Полное отсутствие жалости. Только ледяное, безразличное созерцание. — Ты не…? — начал он, искренне ошеломленный. Он ожидал гнева, праведного негодования, попытки вмешаться чего угодно, но не этого — Я ее ненавижу, — ответила Жанна спокойно, не отрывая взгляда от конвульсирующей Сабрины. Голос был ровным, как ее дыхание. — Больше, чем тебя — В обычной обстановке Жанна никогда бы в таком не призналась. Сабрина, измученная болью и паникой, потеряла сознание. В зале поднялась паника. Музыка умолкла. Праздник был мертв. Экхарт смотрел на Жанну. На ее профиль, освещенный отблесками хаоса из зала. На ее костяной корсет. В его глазах мелькнуло нечто сложное не страх, но глубокое переосмысление противника, стоящего перед ним. Она была не просто воином. Она была чем-то… иным. — До новых встреч, леди Фальклоне, — произнес он наконец, его голос вновь обрел бархатистую сдержанность, но в нем теперь звучала новая нота предостережение и обещание одновременно. Он не стал ждать ответа. Развернулся и бесшумно растворился в тени балкона, как и появился, оставив Жанну одну с карой, которую он обрушил на Сабрину, и с безмолвным вороном, спускавшимся ей на плечо. Внизу, в зале, начинался хаос, но на балконе воцарилась ледяная, зловещая тишина. Спустя несколько дней после приема. Рассвет только начал красить небо в бледно-розовые тона, когда в окно спальни Жанны Фальклоне влетел черный силуэт. Фельгрейд устроился на резном изголовье кровати и принялся методично стучать клювом по темно-бордовым волосам хозяйки, рассыпанным по шелковой подушке. — Каррр! — его хриплый голос прозвучал настойчиво. — Кар-р-р-ррр. Жанна застонала, зарылась лицом в подушку. Но ворон был неумолим. Он клюнул ее сильнее, прямо в висок. — Уйди, пернатая чума… — прохрипела она, но открыла один глаз. И тут же оба глаза широко распахнулись. К лапе Фельгрейда был привязан маленький, помятый дорогой конверт. Сон как рукой сняло. Жанна села на кровать, торопливо развязывая шнурок. Она узнала этот конверт грубоватый, без герба, такой же, как сотни других, приходивших с границы уже как три года. Она вытащила листок, исписанный неровными, корявыми буквами, словно писавшему приходилось держать перо в окопе под обстрелом, но нет Эйгон всегда писал ей таким почерком. Никакой официальности. Никаких титулов. Ее глаза, еще минуту назад мутные от сна, засияли редкой, почти детской радостью. Она жадно впилась в строки:       ⁃      Эй, Жанна чего там происходит в этом змеином гнезде? Слухи ползут быстрее орков на марше! Что за чертовщина случилась на ее совершеннолетии? Весь лагерь только и трещит про какую-то маску и истерику. И чей это был подарок такой «запоминающийся»? Говорят, Ахилл до сих пор не может смотреть в зеркала без крика. Молодец. К слову, слухи про твой новый «аксессуар» дошли аж до передовой. Ребята в восторге. Говорят, выглядишь убийственно — в прямом смысле. Держи их в страхе. Не могу расписывать, война, сама понимаешь. Пару стычек было, ничего серьезного. Но, кажется, скоро смогу оторвать задницу от этой проклятой границы и приехать домой. Возможно скоро увидимся. Люблю тебя, Твой любимый братишка Эйгон. Слово «братишка» написанное с особой небрежностью, будто бы невзначай, заставило ее сердце сжаться. Он знал. Знал о ледяной пустоте, оставленной ее родным братом Стефаном, о той ране, что не затягивалась. напоминание, что у нее «есть» брат. Настоящий. Который любит ее. Который воюет на краю света, но находит время написать ей таким теплым, своим тоном. Жанна прижала письмо к груди, закрыв глаза. Она понимала все хорошее на сегодня закончено. Ей предстоит поездка в королевский дворец для дачи показаний о случившемся на приеме. Говорят у Сабрины Ахилл остались ужасные шрамы.