Проклятые

Поместье Фальклоне. Рассвет. Солнце только начало пробиваться сквозь тяжелые бархатные шторы кабинета Фалькмара, окрашивая комнату в бледно-золотистые тона и выхватывая из полумрака кружащиеся в воздухе пылинки. В кресле сидел не глава а его дочь. В дни отсутствия главы рода обязанности по дому брала на себя Жанна. На столе перед ней громоздились стопки документов: донесения с границ, с их портов. Чернила на пергаментах уже успели высохнуть, но мысли Жанны были далеко не здесь.Она сидела, откинувшись в глубоком кресле из темного дерева, пальцы сжаты на переносице, будто пытаясь выдавить из головы навязчивый образ. Экхарт Вильерфон. Его лицо, его низкий, чуть насмешливый голос, его двусмысленные слова все это крутилось в ее сознании, как проклятая карусель. И самое ужасное она не знала что делать. Обвинить наследника могущественного клана в вампиризме без неопровержимых доказательств было равносильно политическому самоубийству. — Карр. Ты ведь Фальклоне, можешь устроить обыск, — напоминал голос Фельгрейда на изголовье кресла. — Нет, все гораздо сложнее, — мысленно парировала Жанна. — Если весь род Вильерфон вампиры… нет, невозможно. Фокс бы знал. Если доказательства в поместье и есть, Экхарт их уже наверняка уничтожил. Обыскивать бесполезно. Нужно что-то иное. Стук в массивные двери, вытащил Жанну из размышлений. — Войдите, — голос Жанны прозвучал ровно, без повышения тона, но отчеканивая каждое слово. Дверь бесшумно отворилась. На пороге замер Теодор Грейвуд, его фигура в практичном камзоле цвета запекшейся крови казалась еще массивнее в обрамлении тяжелого косяка. Он сделал шаг вперед, двери закрылись за ним с глухим стуком. Его движение было отработанным ритуалом: правый кулак в перчатке к сердцу, левая нога чуть назад почти бесшумный поклон. Голова склонилась ровно настолько, чтобы выразить почтение, но не раболепие. В его глазах, холодных и ясных как горное озеро, читалась не солдатская покорность, а осознанная преданность. Преданность не должности, а им. Фальклоне. — Ваша светлость, дом Геммари обратился с настойчивой просьбой. Они просят предоставить материал. Для новой коллекции «Костницы». В воздухе повисло тяжелое молчание. Жанна не подняла глаз от документа. Только перо на миг замерло над строкой. «Костница — мода на клыки»Украшения из костей по большей части фаланг. Моду ввела Элеонора Вейнсворт светская львица. Когда в ее поместье был убит вампир, паладины упустили несколько пальцев которые отрубили в бою, и Элеонора повесила фалангу на золотую цепочку в знак того, что она пережила нападение вампира. Увидев завистливые взгляды аристократок, из остальных она приказала сплести браслет позолотив кости это вызвало настоящий фурор. Оно стало символом статуса, оружием в социальной войне, данью победы над нежитью, превращенной в безделушку. Геммари — главные ювелиры королевства, извлекли из этого максимум выгоды, создав целую индустрию смерти. Но кости высших вампиров лордов, древних, Орден перестал поставлять сразу, их отсутствие на рынке и сделало украшения еще большей запретной роскошью. Носить же кольца из костей уличного кровососа считалось среди знати дурным тоном, уделом нуворишей и провинциалов, но среди простолюдинов это было своеобразным шиком. Владельцы маленьких ларьков покупали кости которые находили проходимцы и делали их них самые простые безделушки скрепленные обычным сплавом ассиметричные костяшки повышали внутренний статус простолюдинов. Теодор стоял неподвижно, ожидая. В его собственном взгляде, когда он произносил слово, мелькнуло что-то не осуждение, но легкое, едва уловимое презрение воина к этой гротескной моде. Он видел настоящую кровь и кости, а не позолоченные сувениры. Жанна наконец поставила точку. Она отложила перо, но не подняла головы. Ее взгляд все еще был прикован к пергаменту, будто среди строк донесения с северной границы она искала ответ куда важнее просьбы ювелиров.Ни малейшего намека на то, что слова Теодора вообще достигли ее сознания.Она встала из-за стола. Шелк платья шевельнулся, как тень. Ни слова больше. Ни взгляда. Она двинулась к двери, ее шаги беззвучны на толстом ковре.Теодор лишь кивнул в ответ на ее уходящую спину. Ни тени обиды или недоумения на его суровом лице. Он знал свое место и свою привилегию. Доверие. Жанна могла оставить его одного здесь, среди секретных донесений, планов ордена. Грейвуды шли нога в ногу с Фальклоне не поколениями, веками. Их верность была не службой, а кровным долгом, выкованным в битвах и запечатленным в фамильных хрониках. Дверь за Жанной закрылась так же тихо, как и открылась. Теодор перевел взгляд на груду пергаментов на столе. Его лицо оставалось непроницаемым. Он шагнул к столу, его движения были точными, лишенными суеты. Ворона Фельгрейда дремавшего на спинке кресла, его присутствие не тревожило. Птица лишь приоткрыла один желтый глаз, оценивающе щелкнула клювом и снова погрузилась в дрему. Теодор взял верхний документ. Работа началась. Жанна направлялась в кабинет Фокса. Со дня его смерти ничто из этого святилища не было вынесено. Если он знал, то записал бы это. Его кабинет был застывшим во времени. Массивные дубовые двери, на которых искусно вырезаны грифоны древний символ Фальклоне, казались неприступными. Воздух здесь был густым, пропитанным запахом старого пергамента, засохших чернил и чего-то металлического будто кровь, впитавшаяся в дерево столетия назад, так и не выветрилась. Посередине комнаты стоял огромный дубовый рабочий стол, заваленный картами и свитками. Стеллажи до самого потолка были забиты фолиантами, многие из которых Жанна перечитала уже не раз. Его дневник, строки которого она знала наизусть. Пожелтевшая карта королевства, где география давно изменилась, была испещрена отметками места массовых казней вампиров. Каждый раз, входя сюда, Жанна ощущала на себе незримый взгляд. Возможно, это была тень прошлого, а может сама каменная громада поместья хранила отпечаток железной воли его прежнего хозяина. Жанна провела там весь остаток дня. Листала страницы, вглядывалась в карту, перечитывала знакомые отчеты. Но ничего нового, ничего такого, что она не видела бы прежде. Для Жанны Фокс был не просто предком; он был символом, легендой. Безупречный воин, непревзойденный стратег. Говорили, даже король боялся перечить Фоксу. Он воплощал в жизнь жестокую идеологию Зеральда Хилла Первого, основателя Миниварта: уничтожение всех вампиров. Но Фокс пошел дальше он создал для них ад на земле. Чистилище. Трехэтажная колония, вырубленная в скальной породе глубоко под землей. Сбежать оттуда было невозможно. Каждая решетка, каждый засов был пропитан вербеной. Даже лестница, ведущая к мизерному просвету свободы, цвела ядовитым серебристым цветком. Это место предназначалось для «интересных» вампиров тех, из кого можно было выбить ценную информацию пытками, а затем обречь на вечное заточение. Видеть только камень и решетку, будучи могущественным существом, жаждущим крови и власти разве это не высшая степень ужаса? Доступ в Чистилище строго контролировался главой Фальклоне. Даже король не мог спуститься туда без разрешения. Сейчас там томились лишь три узника чьи знания еще могли пригодиться Ордену. Во времена Фокса сотни. Чистилище было местом, о котором забыла сама смерть. Палачи Фокса славились изощренностью: узников приковывали к потолку над чашей с кровью, которая медленно испарялась, обостряя неутолимую жажду. Других подвешивали на серебряных цепях, металл медленно прожигая плоть. Третьим в глотку вливали раскаленный отвар вербены, выжигая внутренности. Фокс считал это справедливым возмездием за тысячи убитых людей. С его смертью масштаб пыток уменьшился, некоторые методы еще применялись. Фалькмар же запретил их полностью. Само бессрочное заточение в этой каменной могиле было достаточной пыткой. Выходя из гнетущей атмосферы кабинета Фокса, Жанну осенило: Леди Элеонора Вейнсворт. Если кто и замечал малейшие странности в великих домах Миниварта, то только она. Главная интриганка королевства, паучиха, ткущая сети сплетен. Жанна назначила с ней встречу. Королевский дворец. Покои королевы Алинэ. Горничная, бледная как полотно, застыла у двери, боясь пошевелиться. Ее тихий, дрожащий голос все еще висел в воздухе, произнеся роковые слова: — Ваше величество… его преосвященство… приказал конфисковать все вина из вашей личной коллекции… Посчитал это недостойным… для королевы…пить в таком возрасте… «хмельная» так он выразился… Алинэ замерла ее золотые волосы, встали дыбом от ярости, сияя на свету гневным ореолом. Грудь высоко и резко поднималась. Алинэ было сорок, но на ее лице не было явных следов старости. Ее карие глаза, обычно такие холодные и расчетливые, пылали диким, неукротимым огнем. Руки, изящные и быстрые, в слепой ярости швыряли на пол все, до чего прикасаются глаза. — Да как он смеет?! — ее крик не был визгом. Это был низкий, хриплый рык раненой львицы, от которого по спине пробежали мурашки. — Жалкий, тщедушный! Безродная шелудивая СВОЛОЧЬ, которая мнит себя голосом небес! Он посмел прикоснуться к тому, что принадлежит МНЕ?! — Ваше величество, умоляю… — попыталась вставить слово горничная, но была немедленно сметена ураганом. — Заткнись! — проревела Алинэ, и ее взгляд, полный немой ярости, ударил по служанке, заставив ту отпрянуть к стене. — Убирайся! Оставшись одна, Алинэ остановилась перед высоким зеркалом в позолоченной раме.В отражении смотрела на нее не королева, а разъяренная, ослепленная гневом женщина с растрепанными волосами и горящими щеками. Это зрелище на мгновение отрезвило ее. Она медленно, как во сне, подошла к туалетному столику и обоими руками ухватилась за его мраморную столешницу, так что костяшки пальцев побелели. Ее взгляд, темный и бездонный, утонул в собственном отражении. Дыхание ее выровнялось. Ярость, кипящая на поверхности, не ушла, но ушла вглубь, превратившись в нечто холодное, тяжелое и смертоносное. — Я тебя уничтожу, Эрий. Карета Фальклоне остановилась у ворот поместья Вейнсворт. Оно не стремилось к воинственному величию Фальклоне или таинственности Вильерфонов. Это был образец изысканной, почти вычурной роскоши. Белоснежные стены, увитые розами кроваво-красных оттенков. Окна высокие, стрельчатые, с витражами, изображавшими скорее светские сцены, чем религиозные. Ухоженные газоны, фонтаны с капризными нимфами. Но в этой красоте чувствовалась натянутость, как у слишком яркого макияжа. Воздух был густ от запаха роз и… чего-то сладковато-приторного, почти тлетворного. В просторной гостиной, залитой светом через огромные окна, Жанну встретила хозяйка. Леди Элеонора Вейнсворт была воплощением искусственной, отточенной красоты. Ее фигура, подчеркнутая платьем из лилового бархата, была безупречна. Черты лица тонкие, словно выточенные, с высокими скулами и острым подбородком. Глаза большие, неестественно ярко-голубые, с тяжелыми веками, придававшими взгляду томность, за которой прятался острый, хищный ум. Ее светлые, почти платиновые волосы были уложены в сложную башню локонов, украшенную миниатюрной диадемой с аметистами. На длинных пальцах множество колец. Она двигалась с кошачьей грацией, но каждый жест был рассчитан, как удар кинжала. — Добро пожаловать, леди Фальклоне! Для меня высочайшая честь принимать вас в своем доме, Жанна, — ее голос был подобен меду, сладок и текуч. Искусно напудренное лицо расплылось в улыбке, в которой искреннего тепла было не больше, чем в блеске ее многочисленных колец. Они совершили светский ритуал: легкие, воздушные объятия, едва касающиеся плеч, и два формальных поцелуя в щеки, которые не оставили ни тепла, ни следа помады. Пахло дорогими духами Элеоноры тяжелой смесью жасмина, сандала и чего-то пряного и едва уловимым запахом воска, которым натирали паркет. Элеонора была, пожалуй, единственной светской львицей, кого Жанна терпела не из симпатии, а из прагматичного признания ее незаменимости как источника информации и мастера интриг. Жанна сделала едва заметный жест рукой в кружевной перчатке. Ее сопровождающий паладин шагнул вперед и вручил хозяйке небольшой ларец из черного дерева, отполированного до зеркального блеска. Элеонора взяла его с преувеличенной осторожностью, словно он мог рассыпаться. — Небольшой знак внимания, Элеонора, — произнесла Жанна, ее голос был ровным, но в нем звучала властная нота. — Помнится, именно вы придумали эти украшения. Элеонора щелкнула замочком. Внутри, на бархатной подушке цвета запекшейся крови, лежал браслет. Он был невероятно сложной работы: звенья, выточенные из мелких, отполированных до ослепительного блеска костей, переплетались с тончайшими нитями черненого серебра, создавая мравочный узор, напоминающий замерзшие ветви или сплетение вен. В центре сиял крупный камень темный гранат, обрамленный крошечными бриллиантами, похожий на каплю крови в инее. Это было одно из тех печально знаменитых украшений, что сама Элеонора ввела в моду символ статуса и триумфа над нежитью, изготовленный из останков поверженных вампиров высшего клана. Получить такой артефакт из рук самой Фальклоне было знаком невероятного расположения. — О боже мой! — вырвалось у Элеоноры, настоящий, неподдельный восторг заставил ее забыть о светских манерах. Она схватила браслет дрожащими пальцами, поднесла к свету, ловя игру лучей на кости и камнях. Веер в ее другой руке задвигался с бешеной скоростью, обмахивая раскрасневшееся лицо. — Жанна! Какая… какая прелесть! Это же работа самого Паскаля Геммари! Уникальная! Я… я не знаю, что сказать! — Ее голос срывался от волнения. Этот подарок был больше, чем драгоценность; это был пропуск в высший эшелон тщеславия. Жанна наблюдала за ее реакцией с холодноватой вежливостью, лишь легкая тень удовлетворения скользнула в глубине темных глаз. — Рада, что он вам по душе, Элеонора. Он действительно подчеркнет вашу уникальность. — Она сделала паузу, давая хозяйке насладиться моментом, прежде чем перейти к делу. — Меня привел сюда не только подарок, но и живой интерес. Интерес к дому Вильерфонов. Элеонора, все еще не отрывая восхищенного взгляда от браслета, на мгновение застыла. — Вильерфонам, леди? — Элеонора наконец подняла глаза, в которых смешались любопытство и осторожность. Она аккуратно положила ларчик на стол рядом, как бы давая понять, что готова к разговору, но пальцы все еще нервно перебирали край веера. — Они… редко появляются на приемах. Затворничество их семейная черта. Она задумалась, ее взгляд стал рассеянным, блуждая по узорам на ковре, а затем внезапно загорелся тем самым хищным блеском, который Жанна ожидала увидеть. Сплетня — ее стихия. Элеонора наклонилась чуть вперед, понизив голос до интимного шепота, хотя в гостиной кроме них никого не было. — Говорят, леди, — начала она с драматической паузой, — Что прекрасная Веневьева, покойная мать нынешних наследников умерла вовсе не от лихорадки. — Она сделала многозначительную паузу, давая Жанне впитать намек. — Ее убили. И знаете, кто один из главных подозреваемых? Представьте сам герцог Кассиус! Ее собственный муж! — Элеонора широко раскрыла глаза, изображая шок, но в них читалось скорее жадное любопытство. — А если вам интересны нынешние наследники, Экхарт и Виолетта… Они редко ходят на мероприятия, истинные таинственные, как их и нарек Сакросанкт — Она снова применила свое коронное «но», заставляя слушателя замереть в ожидании. — Через несколько недель прием у Сабрины Ахилл в честь ее совершеннолетия. Вы же знаете Сабрина из рода гордых, так еще и племянница короля — Когда Элеонора произнесла ее имя пальцы Жанны вдруг сжались на подлокотнике. — Она обожает быть центром вселенной. И если ей ненавязчиво намекнуть, что присутствие таинственных на ее празднике сделает его самым обсуждаемым событием сезона — Элеонора многозначительно подняла бровь. — Поверьте, Сабрина свернет горы, лишь бы они там появились. Она сделает все ради внимания — Элеонора откинулась на спинку кресла, довольная своей идеей, но вдруг ее выражение лица сменилось на задумчивое, почти тревожное. — А еще эта Виолетта. Я видела ее пару раз, на больших балах, в толпе. Такая… странная. Бледная, как лунный свет, будто — Она замерла, ища точное слово, ее веер застыл в воздухе. И когда оно нашлось, оно прозвучало почти шепотом, с легкой дрожью, которая могла быть как наигранной, так и искренней:       ⁃      Неживая. Вот оно! Слово повисло в воздухе, холодное и неумолимое, как лезвие ножа. Весь поток светской болтовни, сплетен о Сабрине и даже блеск подаренного браслета мгновенно потеряли для Жанны всякое значение. Ее мысли сузились до одной фразы: Неживая. Внутри все сжалось. Это было не просто описание странности, это был ключ, тот самый намек, который она интуитивно искала. Ее лицо осталось бесстрастным, маска светской дамы не дрогнула, но взгляд стал острее, тяжелее, будто бы он сейчас взвешивал каждую деталь, каждую интонацию Элеоноры на невидимых весах правды. — Жанна, вы не против если к нам присоединиться Леди Серен Геммари? — Ища одобрение в глазах Жанны спросила Элеонора. — Это ваш дом Элеонора, я не смею командовать — Сделав глоток чая сказала Жанна. Через несколько минут в помещение зашла Серен. Ее зеленые глаза сразу заметили присутствие Фальклоне, светлые волосы были убраны в сложную прическу, как единственная дочь Геммари, на ней с ног до головы были украшения из эксклюзивных коллекций Паскаля Геммари. В волосах виднелась шпилька из линии Костницы. — Леди Элеонора, Леди Жанна, я так рада видеть вас — Пропела Серен. Жанна улыбнулась ей в ответ, когда та села в кресло рядом с ней. Ради приличия Жанна досидела положенное время. Они обсуждали последние модные тенденции, дворцовые интриги, Элеонора, сияя новым браслетом, щебетала хвастаясь перед Серен. Но сердце Жанны уже было далеко. — Роза… из… Кэрэлли…венчание…банкротство…и… — Говорят… Марк… Эвер…влюблен…в… — Интригующе рассказывала Элеонора, но Жанна даже не слушала. Как только чашка чая была осушена до дна, она поднялась с изяществом, не терпящим возражений. — Благодарю за чай и беседу, дорогая Элеонора. Не смею вас более задерживать. Леди Серен. Приятно вам провести время. Ее уход был таким же стремительным и властным, как и появление. Шелк темно-синего платья шелестел по полу, тень от шляпки с вуалью скользила по стенам. Она оставила Элеонору одну в ее сверкающей гостиной, в компании Геммари, любующейся костяным браслетом дорогой игрушкой, купленной ценой опасной информации. А в уме Жанны уже строились планы, как заставить призраков дома Вильерфон выйти на свет. Неживая Звенело в ее ушах, как набат.