шоколадные сигареты

***

Следующая неделя прошла будто в тумане для обоих. Макс наблюдал постоянные встречи Ландо и Шарля, те, будто нарочно, не стеснялись обниматься по несколько минут у подъезда. Леклер зачастую приходил под ночь, оставляя время на базовые потребности, среди которых была работа для университета. Но и Макс не скучал. Чуть ли не ежедневные свидания с девушкой, в «личку» которой писали толпами. Ферстаппен вел себя двояко: он ухаживал за ней, дарил небольшие подарки, отпускал вежливые комплименты. Но это было не от сердца, а от холодной, разумной головы, которая кричала: «Это твой последний шанс. Либо она - либо никто», но сердце не сдавалось. Эта подлая шестеренка была сломана. Или, возможно, весь механизм был сломан и лишь эта, маленькая, но особенная шестеренка работала так, как надо? Леклер общался с Ландо, но не испытывал к нему ничего хоть капельки похожего на чувства, возникающие при одном лишь виде Макса, не говоря уже о воспоминаниях по типу ситуации в машине. Монегаск не мог и засматриваться на Ландо, на навязчивого, скучного и громкого парня. Он был словно легкой башней из пары камней друг на друге на фоне огромной, спокойной и холодной как сталь скалы, в пещере которой множество своих недостатков, но переночевав там один раз — ты это не забудешь.

***

В один из дней парни принесли свои работы на осмотр. —Боишься? —спросил Ферстаппен, заводя один из редких на тот момент диалогов. —Ни капли, Леклеры никогда не боятся, —твердо ответил монегаск. —Мне нравится твоя уверенность. —Мне тоже. Тоже нравится уверенность… твоя, —парень отвернулся. —Ты очень смешно смущаешься. —К чему ты это сейчас говоришь? —Просто захотелось, нельзя? —Мне плевать, если честно. Первым вызвали Шарля. Его работа была идеальна, в общем как и всегда. На картине красовался пейзаж, изображающий северную деревушку под вечерним небом. Вдалеке горел свет домов. Населенный пункт готовился ко сну, возможно, кто-то только закончил ужинать, работать или общаться с любимым человеком. Палитра красок была сдержанная, но даже этих цветов хватило для того, чтобы преподаватель похвалил работу: —Недурно, очень недурно. Думаю, стоит слегка детализировать и выставлять на конкурс. Это зачет, Леклер. Следующий. Парень не успел расплыться в улыбке, как в аудиторию зашел Макс, он нес уже открытую работу преподавателю. Шарль не успел подсмотреть картину, но сумел услышать то, что сказал парню преподаватель, посидев полминуты перед ней: —Ферстаппен, это великолепно. Эти мазки, гамма… Сами придумали, или с натуры писали? —восторженно спросил преподаватель. —Можно сказать с натуры. Шарль не успел дослушать, как к нему подошел Ландо. —Привет, как просмотр? —Зачет. Норрис счастливо улыбнулся. —Не хочешь отметить это? Леклер заметил за спиной парня знакомую девушку. Ее длинные волосы всегда бросались в глаза. Ярко-зеленые глаза встретились со взглядом Шарля. Это была Эвелина. Ландо заметил их зрительный контакт и удивился, устраивая монолог: —Что она здесь делает? Их просмотр был час назад. Но кстати говоря, очень приятная девушка. У нее посты такие интересные. Коллажи - отпад! Шарль? Ты чего? Леклер потупил взгляд и взглянул на Ландо. —Все хорошо, —В дверях появился Макс. Шарль нарочно обронил чуть громче: — Не хочешь сегодня на свидание? Застыл не только Ландо, Ферстаппен тоже остановился возле них. Он не повернулся на них, но было понятно — предложение Шарля ударило прямо в точку. Кулаки ненароком сжались. —Я… да, давай —ничего не понимая ответил собеседник. Макс хотел обернуться, но нежный женский голос прозвучал достаточно громко: —Макс, привет, —длинные ноги на не менее длинных каблуках прошли до парня, —как все прошло? Ферстаппен, словно идеально выдрессированный пёс, выпрямился и улыбнулся, будто и не отвлекался на Шарля. —Привет. Все замечательно, препод сказал, я могу рассчитывать на выставку. Девушка вновь улыбнулась, ее пальцы обвили запястье парня. —Ты умница! Предлагаю сходить куда-нибудь в честь этого, я угощаю. Макс самодовольно улыбнулся: —Даже так? Поехали, знаю одно место, —крепкие руки обвили тонкую, словно нить, талию —могу посоветовать одного шеф повара… Его еще Макс зовут. —Да? Не знала что он еще и готовить умеет. Какой разносторонний парень. Я не против посмотреть, на что он способен. Шарля одолело противное чувство. Он ощутил, как эти мысли разрастаются, словно многолетнее дерево, преобретающее новые веточки незнакомой эмоции. Парочка медленно скрылась из виду, оставляя Леклера наедине со своим сгоревшим садом из чувств. Ландо почесал затылок, подбирая нужные слова: —Про свидание это шутка была? —нервно спросил парень. —Отчасти. Так чем собираешься заняться? —Льюис звал в бар, но я знаю ты такое не любишь… —Да плевать, пошли. Норрис удивленно вскинул брови, но ничего не сказал. Он молча достал телефон и написал что-то Льюису. —Пойдем? Льюис сказал, что уже в баре, там еще несколько знакомых будет с потока. —Погнали.

***

Они с веселыми беседами дошли до местного бара, где сели за большой стол, на которых уже находились закуски. Льюис приветственно встал, знакомя всех друг с другом. Шарль делал заинтересованный вид, общался на отвлеченные темы, обсуждал архитектуру и идеи анархизма. Коктейль за коктейлем попадали в организм Шарля и компании. Свет дискошаров и переливающаяся подсветка добавляла атмосферы. Спустя пару часов в баре появились другие люди. Это были как и одинокие мужчины за 30, так и молодые компании, Леклер не обращал на них особого внимания. Но восторженный крик Льюиса заставил обернуться. Сзади был тот, о ком так старательно пытался забыть Шарль, упиваясь алкоголем — Макс Ферстаппен. Но уже без Эвелины. Гонщик уверенным шагом дошел до столика и сел на единственное свободное место — идеально напротив Леклера. —Ну что, заказываем сет шотов? —спросил Ландо. Услышав вопрос парня, Макс обратил внимание на Шарля, держащего алкогольный коктейль. Взглядом он изучал состояние монегаска, будто сканер. Леклер поймал взгляд гонщика, они установили зрительный контакт, но спустя мгновение кудрявый парень отвернулся к Ландо. Он наклонился непозволительно близко к его уху и прошептал что-то. Норрис покраснел от смущения, его рука сжала стакан с напитком. Пока вся компания обсуждала алкоголь и тусовки, Макс внимательно смотрел на то, как Леклер играл с Ландо, случайно касаясь его плеча или руки. Тот лишь невинно смущался. Ферстаппен тем временем не притрагивался к алкоголю. Он, может, и хотел, но не осмеливался. Ведь любая, даже самая маленькая капелька алкоголя могла разжечь настоящий пожар в Максе, особенно при виде Шарля. Он не позволял лишних эмоций. Каждый взгляд был коротким, словно разряд шокера. Макс действовал как робот: строгий протокол как смотреть, куда, и главное чтобы никто в компании не мог заподозрить хоть малейший интерес к Шарлю. Ферстаппен переставал дышать каждый раз как Леклер взаимодействовал с Ландо. Компания веселилась и общалась, но к полночи все начали расходиться. Гонщик вышел из бара и почувствовал как мелкая морось мерзко капала на кожу. Он быстро нашел небольшой козырек подъезда буквально в нескольких шагах от дверей бара. Покопавшись в кармане, парень понял, что последняя сигарета кончилась еще утром. Как только Макс решил пойти в ближайший круглосуточный магазин сзади послышался голос, такой знакомый. Парень замерел. —Ферстаппен! — голос дрогнул, сдерживая икоту, вызванную алкоголем. — стой! Робот хотел обернуться, но шея предательски застряла в изначальном положении. По коже прошлись мурашки. Даже не просто прошлись, они ураганом пронеслись по всему телу, вызывая бурную реакцию в организме. Чья-то пьяная рука коснулась массивного плеча, заставляя развернуться. Это был Шарль, в чем Макс, хоть и желал, но не сомневался. Ферстаппен мечтал о том, чтобы это была иллюзия его прокуренного мозга. Но нет, это был вполне реальный Леклер, от которого разило дорогим виски вперемешку со всем меню коктейлей местного бара. —Что ты хочешь, Шарль? Где Ландо? — голос слегка проявил нежность, сразу превываясь — он бы тебя не бросил так легко. Пьяный парень слегка покрутил головой, будто этот жест смог бы прогнать литр алкоголя внутри. —Ландо?.. Я от него — Леклер вновь икнул — ушел... Он домой уехал, наверное... Макс устало выдохнул. —А от меня ты чего хочешь? —Подвезешь меня? Здесь пешком идти оче-е-ень долго, а я еще и немн... ого пьяный, — Рука сильнее сжала плечо. —У меня весь салон твоим запахом вискаря пропитается, ни за что. Шарль резко убрал руку и развернулся, медленно уходя. Его длинные ноги переступали друг через друга. —Тогда я пойду сам, в полном одиночестве, —последние слова он специально протянул, делая голос жалким, насколько позволяло состояние. Макс постоял полминуты и прогулочным шагом пошел вслед за Леклером. Монегаск нарастил темп своей ходьбы, начиная игру. Он не оборачивался, но заметно быстрее начал идти. Макс перешел на быстрый шаг. Парень побежал.

***

Ткань дорогих джинс нещадно промокала, когда монегаск бежал через очередную лужу. Куртка ненароком слетела, падая на мокрую брусчатку. Ферстаппен переключился на бег, попутно подбирая брендированную куртку Шарля. Дождь участвовал в их игре тоже. Его довольно хорошо уложенная прическа давно испортилась под гнетом воды, стекающей с волос на острые черты лица. С каждым метром морось превращалась в дождь, проливной, холодный, не щадящий никого на своем пути. Несмотря на алкогольное опьянение, Леклер не терял скорости, заставляя запыхаться гонщика. Они забежали в двор. Улицу освещали лишь слабые огоньки чужих кухонь. Гонки подходили к своему логическому концу, но никто не собирался сдаваться. Наоборот, под конец темп достиг кульминации, казалось, что они били все возможные рекорды по скорости. Наконец они остановились. Прямо у подъезда. Макс крепко схватил Шарля за плечи, не давая уйти никуда больше. Еле дыша он прорычал, словно замученный дрессировкой пес: —И что это за херня сейчас была, Леклер? Почему я должен бежать за тобой как девчонка? Парень молча дрожал от холода. Он был в одной водолазке, хоть и дорогой, но тонкой водолазке, успевшей промокнуть насквозь. Его когда-то шикарные кудри превратились в месиво из дождевой воды и волос. Но Макс не мог позволить себе сказать, что это выглядело некрасиво, возможно, парня это даже больше привлекало: эта неряшливость, неидеальность. Губы, словно с мраморной скульптуры Микеланджело, приоткрылись, выпуская клоки горячего воздуха прямо в лицо парня. Сердце бешено стучало, как будто выдавая новую мелодию с невероятным битом. —Ты долго молчать будешь? Если ты пьяный не значит, что… Длинные пальцы приподнялись к груди гонщика. Указательный палец ткнул в мышцу, а после ткнул и средним, будто переставляя ноги. Он осторожно водил по груди, поднимаясь выше, к шеи, к кадыку. Холодная рука перехватила запястье Шарля. —Хватит, ответь хотя бы на один вопрос. Леклер лишь закатил глаза. Несмотря на свое опьянение, парень держался своего характера. Пальцы Ферстаппена сжали руку чуть сильнее, заставляя Шарля скорчиться, симулируя муки. Но Макс принял это за чистую воду, или, может, тоже играл, делая вид, что верил? Но тем не менее, парень резко отпустил руку и посмотрел в глаза монегаску. Что-то в них зачаровало. Тут решала не внешность, а внутренний мир, раскрывающийся в этих ярко-зеленых, хоть порой и наглых, порой надоедливых глазах. Где-то в глубине поселилась эта магия, неизведанная, чародейская. Заставляющая Макса ненароком вспоминать их в тишине ночи. Он не хотел этого делать, но эти глаза были словно вирус в его роботизированной голове. Вирус, который не вытравишь простой очисткой, вирус, что останется под видом системы, но будет воровать прямо из под носа. И пусть этот вирус мешает всем, но никогда не помешает этой машине. Этот вирус заставлял робота перегреваться при малейшем взаимодействии, однако он никогда бы не отказался от вредоносного ПО, понимая, что не вынесет и дня без этих ярко-зеленых пикселей, вселяющих в его код что-то новое, то, что никто не может вписать в программу. Макс знал одно: глаза не врут. Даже самый большой лжец никогда не скроет того, что таит его душа. И смотря в эти зеленые глаза, Ферстаппен обещает самому себе: оберегать этот блеск в них. Плевать на какие жертвы ему необходимо будет пойти, но он сделает всё, что ему под силу. Даже если не под силу. Сделает всё. Плевать от скольких людей ему надо будет отказаться. Потеряв эти глаза - он потеряет и часть себя. Но от чего парень так сильно волнуется? Почему его сердце бешено стучит от одного взгляда этих глаз? Почему он не испытывал таких же чувств при взгляде Эвелины, хотя ясно, что она испытывает симпатию? Сотни вопросов, вбиваемых в секунду, от чего программа сбоит, долго грузится и вовсе отключается. Но кнопка перезагрузки давно пропала. Пропала в тот день, когда в его жизни появился вирус монегаска. Несмотря на свой грозный взгляд, Макс был довольно эмпатичным человеком. Всё детство он провел под влиянием строгого отца. «Рисование? Какая школа искусств? Ты мужчина или кто?» Эти слова били ровно в точку ранимого и юного сердца. На переменах он рисовал в отдельной тетради, вырисовывая портреты одноклассников. Однажды, по канонам подлости, школьный хулиган нашел эту злосчастную тетрадку. Домой парень вернулся позднее обычного. Тело было в тяжелых ссадинах, а на ребре красовался длинный порез длиной в несколько сантиметров. Он был недостаточно глубоким чтобы подавать в полицию, но этого было сполна чтобы шрам оставался на теле до гроба. Увидев эту картину на теле шестнадцатилетнего парня, отец лишь помахал головой, осуждая Макса за беспомощность и слабость. Парень пытался оправдаться, но без толку, ведь он только сильнее унижался перед папой. Ферстаппен никогда его не считал таковым. Просто мужчина, живущий с его мамой.

***

—Макс, я просто хочу… быть твоим другом, — из воспоминаний парня вытянул дрожащий голос пьяного соседа. —Я не хочу быть всего лишь твоим «хорошим партнером по гонкам», я хочу чтобы мы общались… хочу чтобы… —Я понимаю, о чем ты, Шарли, —обогнал нетрезвенника парень. Проливной дождь колотил по асфальту, перебивая их тишину. Молния, попавшая в соседнее здание будто прошлась по ним. Секунда и Шарль резко обнял Макса. Его дрожащее тело прижалось к мокрой куртке гонщика. Длинные пальцы вцепились в текстиль. Голова уперлась в ключицу. Несколько мгновений потребовалось Ферстаппену для того, чтобы осознать свою строчку в коде и предпринять дальнейшие действия. Холодные от дождя и волнения руки медленно коснулись спины монегаска. Прокуренные пальцы обхватили лопатки, слегка сжимая мокрую водолазку. Пшеноголовый склонился, вдыхая аромат волос Шарля. Это было сочетание дорогих духов и кофе, вводящее парня в состояние транса. Мускулистые руки нервно сжали тело, не желая отпуская того от себя хоть на секунду. Дождь затянулся и вновь забил, с новой, запредельной скоростью. Легкие всхлипы послышались у Макса в плече. —Все хорошо? Ты плачешь? —Шарль лишь молча мотнул головой, уверяя гонщика не отпускать его тело. Ферстаппен запустил одну руку в размякшие волосы монегаска, передавая все возможное тепло парню. Вода стекала по Максу, но разве его это волновало, когда в его объятиях Шарль? Нет. Руки, что пахли шоколадом и никотином заботливо отняли ноги монегаска от земли. Придерживая того за талию и голень, Макс осторожно понёс по пролетам здания, шаг за шагом, в тишине. Каждый редкий всхлип делал острый удар в сердце «бездушного» парня. Для кого-то верхом интимностью является поцелуй, или, возможно половая связь, но для Ферстаппена это были объятия дольше пяти секунд. Объятия бывают разными, но самыми интимными для Макса это объятия, когда руки касаются шеи, а пальцы врезаются туда, куда колотящееся сердце укажет. Оказавшись в квартире, гонщик снял с Шарля мокрую одежду, но не позволял себе лишних касаний. Оставив монегаска в немногочисленной одежде, тот положил его на сухую кровать,укрыл одеялом и закрыл жалюзи, создав идеальную атмосферу для сна. Леклер не сопротивлялся, чары Морфея обвалились на парня. Макс, осознав, что сделал вещи первой необходимости, начал заниматься собой.

***

Не то чтобы парень имел многоступенчатый уход как это делал Шарль, раскладывая миллионы баночек по раковине и обмазываясь кремами от различных премиальных брендов, но и не умывался хозяйственным мылом как его отец. Макс вовсе не был похож на отца во многих вещах. Он контролировал свои чувства, не позволял лишнего ни в чем: от взглядов до касаний. Стоя перед зеркалом в ванне, парень рассматривал свой шрам в районе одиннадцатого ребра. Раны заживают на теле, но внутри они кровоточат при любом, даже малейшем воспоминании. Так со всеми травмами, которые пришлось пережить Максу: от побоев со стороны отца, до очередных бессонных ночей, в надежде не остаться вовсе беззащитным.

***

Самый большой страх парня — стать беззащитным, снова. Шугаться шагов за спиной, шорканий в прихожей после восьми вечера, дерганий ручки двери, глухой звук удара об спину. В свои шестнадцать, почти семнадцать он попробовал первые сигареты, что купил ему местный торгаш. Этот хоть и мерзкий на первую затяжку вкус, позволял Максу забыть обо всем: о том кто он, из какой он семьи, как к нему относятся «друзья» и одноклассники. Побег от своих чувств перерос в привычку, вредную, но такую спасающую. Не сказать, что Макс пытался избавиться от нее, ведь это всяко лучше, чем заливаться алкоголем как «любимый» папа или затягивать веревку на своей шее. Ферстаппен задумывался об этом. Но страх держал его, словно на цепи. Макс пришел в гонки случайно, друг попросил помочь. И будущему гонщику понравилось. Понравилось влиять на исход гонки, понравилось забывать о своих проблемах, нажимая на педаль газа. С первых заработанных денег он купил подержанную, но надежную гоночную машину, улучшал её при любой возможности. Впрочем, зачем ковырять старую рану? К тому же, Макс часто загружал себя делами и встречами, пытаясь не отвлекаться на навязчивые мысли. Выйдя из ванной комнаты он остановил взгляд на Шарле. Мирно спящий парень выглядел до жути притягательно. Незнакомые ранее позывы заботы внутри кричали, прося об одном. И он сделал это. Подошел к кровати, где спала принцесса и поцеловал в лоб. Почти невесомо, но этого хватило Максу, чтобы измерить температуру и вновь почувствовать его на своих губах. В такие моменты на фоне должна играть старая песня из прошлого десятилетия о любви, но, к сожалению или к счастью, они не в фильме, и даже не в сериале о подростках. Ферстаппен лег в кровать, все еще будучи напряженным. Парень редко был расслаблен, ведь в такие момент он, по его же мнению, более уязвим. Среди всех своих компашек, всех девушек, мечтающих покататься с ним Шарль был словно ангелом, сошедшим с небес. Он смешно пьянел, его улыбка отзывалась в животе тысячей покалываньями. Спустя некоторое время усталость оказалась сильнее желания обдумать новую технику вождения и глаза закрылись, падая в сон.