Тотем Лазурного Дракона

* «Жертвоприношение знамени». В древнекитайской военной традиции это ритуальное жертвоприношение перед битвой, под боевым знаменем, для того, чтобы получить благословение духов.

Кроме побоища, здесь подразумевается и неявная битва между императрицей и Инь Кайяном. А жертвенный барашек – Се Юнь...

***

На девятый день императорская процессия покинула временную резиденцию, направившись на восток. На двадцать первый день священное шествие достигло подножия горы Тайшань, остановившись в уезде Фэнгао. По высочайшему повелению за городскими стенами возвели три жертвенных алтаря: Фэнсы, Дэнфэн и Цзянчань. В первый день нового года император начал величественную церемонию Фэншань. Три дня будет длиться священный ритуал. В первый день император со свитой совершит жертвоприношение Небу у подножия горы Тайшань, на алтаре Фэнсы. Во второй — поднимется на вершину Тайшаня, где на алтаре Дэнфэн запечатает нефритовые скрижали с молитвами. На третий день императорская чета вместе отправится к алтарю Цзянчань на горе Шэшоу вознести дары духам Земли. Именно там императрица должна будет совершить свой торжественный обряд. А тем временем... Мастера боевых искусств, словно в насмешку над императорской церемонией, собирались на горе Суран — там, где когда-то император У-ди приносил жертвы Земле. Суран возвышалась на северо-восточных склонах Тайшаня, всего в десятке ли от места, где нынешний Сын Неба совершал свои священные обряды. *** Канун нового года. Чанъань. Топот копыт на улице Чжунчжэн разорвал ночную тишину. В переулках вспыхнули огни, чиновники в панике закричали: — Кто смеет ездить в запретный час?! — Стоять! — Ловите его! Дон! Дон! Дон! Тревожные звоны огласили улицу, но вороной конь с белыми «носочками», не сбавляя хода, стрелой пролетел мимо величественных красных ворот монастыря Цыэнь. Молодой человек в черном, с мечом за спиной, внезапно поднялся в седле, рывком взмыл в воздух, перемахнул через высокую монастырскую стену, оставив разъяренных преследователей далеко позади. *** У монашеской кельи. Сидящий в медитации духовный мастер Чжиюань вздрогнул. Он отвел взгляд от ночного неба, взял чайник и медленно наполнил две пустые чаши перед собой. Прошло несколько мгновений, прежде чем сзади раздались шаги. Не оборачиваясь, мастер Чжиюань хрипло произнес: — ...Синьчао. Из темноты появилась фигура Шань Чао. Его плечи были напряжены, глаза воспалены от бессонницы. Четко очерченные губы сжались в ледяной решимости, но во всем его облике читалось, что он был на грани безумия. Любой, кто сначала подвергся пытке «Луной в воде», а затем три дня и три ночи мчался верхом без отдыха, выглядел бы точно так же. — Я ждал тебя... — духовный мастер Чжиюань задумчиво посмотрел в небо. — Ты видишь ту звезду? Шань Чао молча подошел к нему вплотную и резко обернулся. В ночном небе невероятно яркая звезда медленно, но неудержимо двигалась к зениту. — Когда я увидел ее, то понял — ты придешь, — духовный мастер Чжиюань взглянул на чай перед собой и усмехнулся. — И, конечно... те, кому положено, тоже это знают. Шань Чао больше не смотрел на звезду над головой. Сверху вниз он устремил взгляд на своего учителя, с которым провел последние два года, и произнес: — Я пришел просить Вас об одном одолжении. Дховный мастер Чжиюань промолчал. — Когда два года назад Вы подобрали меня у ворот монастыря, я забыл все свое прошлое потому, что кто-то вживил золотую иглу мне в затылок. В улине мало кто владеет таким искусством, поэтому кроме того, кто это сделал, я не знаю никого, кто мог бы извлечь иглу. Но после долгих раздумий я вспомнил, что два года назад, когда Вы лечили мои раны, то использовали золотые иглы, вводя их вдоль позвоночника, чтобы исцелить поврежденные меридианы... Шань Чао поднял руку и прикоснулся к точке у основания черепа, медленно продолжая: — Если учитель сможет помочь еще раз, Шань Чао будет безмерно благодарен и непременно щедро отблагодарит в будущем. Но, как и ожидалось, духовный мастер Чжиюань покачал головой. Его изможденное лицо в тени выглядело особенно усталым, когда он ответил: — Этот ничтожный монах не способен на это. Шань Чао спросил: — Учитель не умеет или не может? На этот раз Чжиюань долго молчал, прежде чем ответить: — Не могу. Шань Чао размашистым движением откинул полу одежды и с достоинством опустился за стол. Его орлиные глаза, темные и проницательные, пристально впились в мутные глаза старого мастера. — Один человек хотел меня убить. Он сделал паузу после этих слов — вдали, за пределами квартала, сквозь ночную тьму доносились крики столичной стражи, проводившей обыски, постепенно затихающие в направлении главной улицы Чжуцюэ. Но духовный мастер Чжиюань, сидевший напротив, не проявлял ни малейшего намерения звать на помощь. Он лишь перекатил между пальцами буддийские четки и спокойно спросил: — И что же? Пальцы Шань Чао, сжимавшие рукоять семизвездного меча Лунъюань, слегка расслабились. — Этот человек дважды пытался убить меня — и оба раза всерьез. После того, как я потерял память и был принят в монастырь Цыэнь, он знал, где я. Но он не только не пытался больше убить меня, но даже приложил много усилий, чтобы защитить. — Шань Чао пристально смотрел на монаха: — Скажите, учитель, почему? Духовный мастер Чжиюань покачал головой: — Спроси об этом у того, кто хотел тебя убить. Какое это имеет отношение к ничтожному монаху? Но Шань Чао не отступился: — Если это не имеет к Вам отношения, почему тогда Вы отказываетесь извлечь иглу, которую он вживил мне в мозг? Боитесь его? Или потому что Вы с ним заодно?! Взгляд духовного мастера Чжиюаня опустился на стоявший перед ним остывший, нетронутый чай. После долгой паузы он тяжело вздохнул: — ...Синьчао, ты ведь даже еще не пил чая... — Не нужно, — холодно оборвал его Шань Чао. — Сначала ответьте мне. Рука духовного мастера, потянувшаяся к чаше, замерла. Наконец он медленно произнес: — Ты сказал, что этот человек защищал тебя... Как именно? — В день праздника полнолуния середины года, когда наследник престола посетил монастырь Цыэнь, Вы выбрали именно меня, простого послушника, прожившего в монастыре всего два года, чтобы преподнести ту чашу с отравленным кислым морсом. Я должен был умереть после того, как попробовал его... но накануне... Шань Чао резко вдохнул. В его памяти как наяву возникла лунная ночь в Чанъане, похожая на эту, и развевающиеся белые одежды... Он закрыл глаза и произнес: — Накануне вечером у ворот монастыря Цыэнь я случайно встретил командующего Северной стражей... и выпил поданную им чашу чая со снежным лотосом... Духовный мастер Чжиюань с горечью усмехнулся: — Так вот в чем дело!.. Се Юнь заранее дал тебе снежный лотос, дающий неуязвимость к ядам, поэтому ты и остался жив! Не дав закончить фразу, он внезапно схватил чашу и одним глотком выпил остывший чай! Шань Чао не успел остановить его. Духовный мастер Чжиюань кашлянул дважды и указал на чашу перед учеником: — Синьчао... теперь твоя очередь. Брови Шань Чао резко приподнялись. Он стремительным движением выплеснул содержимое своей чаши в кусты — и тут же раздалось легкое шуршание: листья, на которые попала жидкость, мгновенно почернели и завяли! В уголках губ духовного мастера Чжиюаня выступила черная кровь. По его лицу расползалась синева, когда он с горькой улыбкой прошептал: — Се Юнь... раскусил заговор Лю Бинцзе... И он знал, что я могу воспользоваться случаем устранить тебя... Потому заранее дал свой единственный снежный лотос... Он судорожно закашлялся, забрызгав стол ядовитой кровавой пеной. Шань Чао вскочил, прижав ладонь к его груди, и влил в угасающее тело чистую ци — но духовный мастер Чжиюань лишь слабо покачал головой: — А если бы... я не велел тебе подать морс? Если бы не хотел твоей смерти?.. Се Юнь продумал... каждую мелочь... — Почему?!! — Шань Чао тяжело дышал, не веря собственным ушам. — Почему Вы хотели меня убить, учитель?! Два года Вы заботились обо мне! Вы спасли меня у ворот монастыря! Духовный мастер Чжиюань судорожно поднял ледяную руку и схватил Шань Чао, вливавшего ци в его грудь, за запястье — жест, требовавший отпустить. — Меня... слишком долго держали на коротком поводке... Всех нас... — Кто?! — взорвался Шань Чао. — Се Юнь?! Духовный мастер Чжиюань затрясся в предсмертных судорогах, в горле хрипло клокотало   он захлебывался кровью. Его взгляд помутнел, в последний раз скользнув по лицу Шань Чао, которое уже расплывалось в его глазах. — Тогда... из-за тебя... твоего рождения... Все оказались втянуты... — Золотой дракон взмывает с Северной пустыни... Золотой дракон... с севера... Зрачки Шань Чао резко сузились, затем расширились. — Он не убил тебя... потому что ты нужен ему... — духовный мастер Чжиюань из последних сил приподнял голову, будто пытаясь приблизиться к уху, но голос его стал едва слышным шепотом: — Осторожен... будь осторожен... ...— Осторожен... с Се... Юнем... Черная кровь хлынула из его рта. Голова духовного мастера Чжиюаня бессильно упала, и его веки сомкнулись. Шань Чао била чуть заметная дрожь. Прошло несколько мгновений, прежде чем он опустил уже остывшее тело настоятеля на землю и отступил на полшага. Во мраке его грудь судорожно вздымалась, и лишь спустя долгое время дыхание успокоилось. Лунный свет очертил резкие линии его профиля — высокий нос, сжатые губы — превратив в статую, высеченную из мрамора безжалостным резцом. Он склонился в последнем глубоком поклоне перед телом, развернулся и исчез в новогодней ночи Чанъаня. На небесах Большая Медведица и Полярная звезда пылали ослепительным светом, поднимаясь к зениту. *** На следующий день, в первый день нового года, у горы Тайшань. Городские ворота с грохотом распахнулись. Императорская процессия хлынула из них, и в мгновение ока склоны покрылись золотистыми знаменами с вышитыми драконами. В сопровождении растянувшейся на несколько ли процессии император покинул уезд Фэнгао и поднялся к алтарю Фэнсы. Императрица У во главе чиновников склонилась в поклоне, возглашая «Десять тысяч лет!». Море пурпурных одеяний и нефритовых поясов простиралось до самого горизонта. По завершении церемонии император сошел с алтаря и, в сопровождении Инь Кайяна, с улыбкой направился к ожидавшим его у ворот чиновникам. Императрица слегка повернула голову и тихо спросила Се Юня: — Где Шань Чао? За спиной Се Юня, где должен был находиться помощник командующего стражей, уже несколько дней зияла пустота — на второй день после новости, что Се Юнь будет бороться за пост главы альянса улиня, Шань Чао бесследно исчез. Видимо, окончательно разочаровавшись, он навсегда покинул своего поглощенного жаждой власти наставника. Холодная усмешка скользнула по губам Се Юня: — Не знаю. Императрица уже собиралась что-то сказать, как вдруг издалека донесся возглас: — Докладываю! Гонец из «Темных врат» на всем скаку подлетел к платформе, одним прыжком взмыл в воздух, оттолкнувшись от спины лошади, и приземлился на колени позади Инь Кайяна: — Докладываю главе! Первый этап турнира на горе Суран завершен. Победители: Лу Туншэн с горы Куньлунь, Ван Канъюй с горы Хуашань, Шэнь Юньшэн с горы Эмэй, Чжоу Юй с горы Цинчэн и Чэнь Хайпин из Хуайнани. Они договорились продолжить бои завтра! Император с интересом спросил: — Какой у них уровень? — Безвестные ничтожества, — равнодушно ответил Инь Кайян и приказал гонцу: — Передай секте «Духов и призраков»: завтра Цзин Лин зачистит арену состязаний. Сопротивляющихся убивать на месте. — Есть! Гонец прыгнул с платформы высотой в несколько чжан, мгновенно оседлал коня и исчез в том же направлении. Императрица резко приподняла тонкие, как крылья стрекозы, брови. Помолчав, она нерешительно переспросила Се Юня: — ...Неужели правда безвестные? Се Юнь не ответил. Инь Кайян, стоявший за спиной императора, безмолвно поднял взгляд. Глава «Темных врат» был облачен в черные одежды с вышитыми серебряными узорами, изображающими питонов, которые развевались на ветру. Его мрачный облик резко контрастировал с белоснежной формой императорской стражи Се Юня. По обе стороны от императорской четы — черное и белое, атмосфера была напряженной и наполненной скрытым противостоянием. Се Юнь холодно произнес: — Победите сначала, потом говорите. *** На следующий день император взошел на вершину Тайшань, где на алтаре Дэнфэн запечатал нефритовые скрижали, возвестив об этом Поднебесной. Тем временем в десяти ли от горы. На вершине горы Суран, возвышался гигантский алтарь. Рядом с ним был установлен столб такой толщины, что трое человек не смогли бы обхватить его. На вершине столба развевалось знамя с огромными иероглифами: «Великое состязание по боевым искусствам». Знамя гордо реяло под хмурым небом. Вокруг алтаря собрались ученики разных школ. Пятеро победителей вчерашних боев стояли на открытой площадке, и вот, голос старца Чанцин-цзы, главы школы Удан, разнесся над горой: — ...Секта «Духов и призраков» захватила власть, угнетая героев Центральных равнин! Сегодня все благородные школы собрались здесь, чтобы искоренить это зло!.. Внезапно внешние ряды ахнули от ужаса. Чанцин-цзы поднял глаза — и его голос оборвался. Оказалось, что на площадку снизу со всех сторон полетели цепи с крюками из темного железа. Сотни черных фигур в масках, цепляясь за них, взобрались на гору и с ревом налетели со всех сторон, в мгновение ока достигнув вершины Сурана и окружив арену! Чанцин-цзы громовым голосом, от которого задрожали небеса, вскричал: — Кто посмел явиться сюда?! — Раз уж весь улинь собрался здесь, почему не пригласили секту «Духов и призраков»? Толпа в шоке обернулась — сотни черных фигур расступились, открывая дорогу юноше с огненно-красными волосами и прекрасным лицом, за спиной которого сверкали огромные крюки. С улыбкой он поднялся на алтарь и сделал общий поклон: — Цзин Лин, первый ученик секты «Духов и призраков». Услышал, что вы выбираете лидера улиня и решил поучаствовать. Надеюсь... на ваше снисхождение. На мгновение воцарилась тишина, затем площадь взорвалась криками и проклятиями: — Мы собрались, чтобы уничтожить секту «Духов и призраков», а ты смеешь претендовать на пост лидера?! — Беспримерная наглость! Неужели думаешь, что в Центральных равнинах не осталось героев?! — Гнать его! Немедленно! Чанцин-цзы ударил о землю Алмазным посохом, затем поднял его, нацелив на Цзин Лина: — Секта «Духов и призраков» грабит и убивает людей! Вы уничтожили десятки малых школ, не говоря уже о недавней резне в усадьбе «Кузница мечей». Сегодня здесь собрались праведные школы, а не подонки вроде вас! Убирайтесь! Но Цзин Лин лишь усмехнулся, глядя на старца: — Это нелогично. Раз глава альянса улиня определяется поединком, то участвовать может любой мастер боевых искусств, включая секту «Духов и призраков». Разве что... старейшина уже понял, что никто здесь не способен меня одолеть, и потому... Лицо Цзин Лина, способное заставить трепетать сердца юных дев, сейчас было искажено неприкрытой жестокостью. Чанцин-цзы сжал посох, но юноша уже повернулся к пяти кандидатам. Его голос, тихий и почти мягкий, прорезал пространство, будто лезвие: — Что, герои вдруг струсили? Чжоу Юй с горы Цинчэн и Чэнь Хайпин лично сталкивались с Цзин Лином во время резни в «Кузнице мечей» и онемели от ужаса. Только Лу Туншэн с горы Куньлунь, чья школа давно враждовала с сектой «Духов и призраков» из-за артефакта и потеряла там учеников, рванулся вперед: — Демон! Осмелился бросать вызов героям! Порву!.. — Брат Лу, стой! Чжоу Юй и Чэнь Хайпин одновременно схватили его за руки. В тот же миг вспышка стали — быстрее, чем мгновение ока — пронеслась в воздухе. Тут же Лу Туншэн почувствовал, как братья силой пригнули ему голову, и ледяной порыв острием скользнул по волосам! Вжих!!.. Лу Туншэн в ужасе резко обернулся — позади него во флагшток с размаху вонзился огромный крюк из темной стали! Сотни клинков в мгновение ока сверкнули на площадке. — Как ты посмел поднять руку на собравшихся?! — в гневе прогремел Чанцин-цзы. Однако Цзин Лин лишь лениво встряхнул запястьем и усмехнулся: — Жаль... Еще чуть-чуть — и первая голова сегодняшнего дня украсила бы наше знамя. Без тени смущения он направился к флагштоку. Толпа расступилась перед ним, будто сама не понимая, почему отступает. — Этот мир рек и озер слишком долго пребывал в спячке, — бросил он через плечо, даже не удостаивая присутствующих взглядом. — Настолько долго, что вы вообразили, будто детские игры позволят вам почивать на лаврах былой славы Центральных равнин... Мир да благоденствие, песни да танцы... Кто-то должен снова взмутить эти стоячие воды. Показать вам, что такое настоящая буря. — Ч... чего ты хочешь? — голос Лу Туншэна дрогнул. Цзин Лин остановился перед флагштоком, оглянулся — и уголок его губ приподнялся в вызывающей усмешке. В следующее мгновение второй крюк с его спины взмыл в воздух. Мощный взмах — удар, способный расколоть горы и осушить реки! Бух!!.. Оружие, словно вобравшее в себя силу первозданного хаоса, обрушилось на флагшток — и исполинское бревно, которое не смогли бы обхватить и трое, с треском переломилось пополам. Под ошалевшими взглядами оцепеневшей толпы оно медленно рухнуло. Взметнув в небо знамя «Величайший турнир боевых искусств», оно беспомощно и с оглушительным гулом упало, подняв тучу пыли. — Ну что?! — Голос Цзин Лина, подобный раскату грома, потряс окрестности, словно грохот рушащейся горы. — Неужели никто не осмелится принять вызов?! Толпа зрителей в ярости вскочила на ноги, сотни голосов слились в гневном реве! Но на площадке царила мертвая тишина. Глава школы Удан, пятеро претендентов на пост главы альянса, старейшины крупнейших школ — все стояли, будто вкопанные, лица их позеленели. Они переглядывались, но ни у кого не находилось слов. — Раз уж никто не решается… — Цзин Лин, не спеша, наклонился, выдернул из обломка флагштока свой крюк. Теперь в его руках сверкали оба оружия. Он стоял над толпой, как хищник над добычей, и в его глазах медленно разгорался холодный, безумный огонь. А голос звучал почти ласково: — Что ж… Тогда ни один из вас сегодня не уйдет живым. Даже Чанцин-цзы побледнел. И в этот момент Цзин Лин вскинул голову, и его приказ прозвучал, как удар гонга: — Воины секты «Духов и призраков»! Черные тени, до этого момента неподвижно окружавшие арену, мгновенно пришли в движение. Со всех склонов, из-за каждого камня — блеснули клинки, как волчья сталь! — Убивать всех подряд, пока кто-нибудь не выйдет на бой! ...— Если и дальше будете отсиживаться, я вырежу здесь каждого — до последнего пса! Старейшины рванулись вперед как один. Даже Чанцин-цзы, до этого сдерживавшийся, сжал посох и шагнул навстречу кровавой бойне. Но в этот момент Цзин Лин внезапно усмехнулся. Подняв крюк из темной стали, он указал его острием в одну точку среди толпы и холодно бросил своим подручным: — Только смотрите, не заденьте одного человека. ...— Давно не виделись, вестник Юнь. Толпа всколыхнулась — под пристальными взглядами сотен глаз ученики боевых школ в замешательстве расступились, показав фигуру, до этого момента безмолвно сидевшую среди зрителей. Белоснежные одежды, свободно ниспадающие складками; пояс, расшитый узорами. Капюшон скрывал волосы, лишь один иссиня-черный локон выбивался у виска, падая на грудь. Полумаска скрывала верхнюю часть лица, оставляя видимыми только холодные, прекрасные глаза, без тени страха смотревшие на блестящее лезвие крюка, направленного прямо в его сторону. ...Это был Се Юнь.