На грани свободы

POV: Максим Я стою у окна в номере отеля, глядя на серые улицы. Не люблю долгую дорогу туда и обратно, а большая часть сделок у меня в Выборге. Встреча с заказчиком через час. Я поправляю галстук, проверяю телефон — три пропущенных от Артема. Наверное, опять будет читать нотации про Лизу. Его слова вчерашнего вечера до сих пор жгут: «Ты не такой, Макс». Черт, он не понимает. Лиза — моя, и я решаю, что с ней делать. Но в груди что-то сжимается, когда я думаю о ней, сидящей одной в комнате. Я обещал ей новую комнату, и я сделаю это. Не потому, что мне ее жалко, а потому, что… черт, я сам не знаю. Вернусь сегодня вечером, или уже завтра утром и покажу ей ее новые апартаменты. Зависит от того, как пройдет встреча, возможно, нам завтра придется встретиться еще раз, так что возвращаться раньше не вижу смысла. Я беру ключи от машины, бросаю взгляд на портфель с документами и выхожу. Особняк под контролем охраны, Лиза никуда не денется. Горничные присмотрят за моей девочкой, я им очень щедро плачу за это. Но мысль о Виталике, его ухмылке и словах про стрим, не отпускает. Этот псих — как мина, которую я сам подложил. Надо держать его на коротком поводке, иначе он все испортит. Я сажусь в машину, мотор рычит, и я гоню в сторону офиса, пытаясь выкинуть Лизу из головы. Сегодня важный день, и я не могу позволить себе отвлекаться. POV: Елизавета Я закрываю глаза, пытаясь вспомнить что-то хорошее. Мамин голос всплывает в памяти — низкий, теплый, как летний вечер. Я прижимаю подушку к груди, вдыхая ее запах, и пытаюсь не думать о том, что будет дальше. Дверь скрипит, и я вздрагиваю, сердце падает в пятки. Я жду Максима или его служанку, которая приносит мне еду, но вместо этого в комнату вваливается какой-то парень. Высокий, худой, в черной кожаной куртке, которая пахнет сигаретами и чем-то резким. В руках у него телефон и штатив, который он ставит в углу с такой уверенностью, будто это его комната. — Кто ты? — мой голос срывается, я отшатываюсь к стене, мои ноги скользят по пледу. — Лиза, Лиза, — говорит он, растягивая мое имя. — Не дергайся, девочка. Никто тебя не спасет. Твой Макс в Выборге, гоняет свои адвокатские дела, а охрана… скажем так, занята. Так что мы сейчас снимем кино. — Он улыбается, сузив глаза, — С тобой.. В главной роли. Я прижимаюсь к стене, холод впивается в спину, но я не могу отвести взгляд от его лица. Он ставит телефон на штатив, поправляет его, чтобы камера смотрела на меня, и белая точка вспышки становится центром моего мира. Мои руки дрожат, я хватаю подушку, как щит, но она кажется такой же бесполезной, как я сама. — Помогите! Кто-нибудь! Маа-аакс! — Кричи сколько хочешь, — говорит парень. Он подходит ближе, и я вижу, как пот блестит на его лбу. — Это только начало. Мои подписчики будут в восторге от этого видео. Страх в глазах — это то, за что они платят. А ты, Лиза, — он наклоняется, его лицо в нескольких сантиметрах от моего, — ты идеальная звезда. Я чувствую, как слезы текут по щекам, но я не могу остановиться. — Зачем тебе это? — шепчу я, — Что я тебе сделала? Пожалуйста, не надо. — Не надо? Ты думаешь, ты нужна ему? Он продал тебя, Лиза. Сказал, что я могу делать с тобой что хочу. Он занят своими делами, а ты — просто игрушка, которую он выбросил. Я не верю ему. Максим не мог… или мог? Я качаю головой, мои волосы липнут к мокрым щекам. Ничего не понимаю, кто вообще этот человек, и как он узнал, что я здесь. Если только… Нет, Макс не мог. Он, конечно, козел и все такое, но он бы не продал меня. Он мне ничего не говорил вчера об этом. Или я что-то сделала вчера не так? — Ты врешь, — говорю я, — Он бы не… — Вру? — он смеется. — О, милая, ты такая наивная. Максиму плевать на тебя. Он сказал, что ты — просто шлюха, которая мешает его бизнесу. А я знаю, как сделать тебя полезной. Я ненавижу Макса, но он — единственное, что стоит между мной и этим психом. Я оглядываюсь, ищу выход. Дверь за его спиной приоткрыта. Мое сердце колотится, как молот, и я решаю рискнуть. Я бросаю подушку в его сторону, она врезается в его колени, и я бегу к двери, мои босые ноги скользят по холодному полу. — Куда?! — рычит он. Я успеваю добежать до двери и ухватиться за ручку, но его рука хватает меня за волосы, и он дергает меня назад так резко, что я падаю. Боль простреливает локоть, когда я ударяюсь о пол, и я кричу, мой голос срывается. — Дура, — шипит он, нависая надо мной. — Думаешь, сбежишь? От меня? Смешно. Он тянет меня за руку, и я чувствую, как его пальцы впиваются в мою кожу, оставляя жгучие следы. Я пытаюсь вырваться, но он сильнее. Он тащит меня обратно к пледу, швыряет меня на него. — Сидеть. Он хватает телефон со штатива и тычет им мне в лицо, так близко, что я вижу свое отражение в чехле его телефона — бледное, с красными глазами. — Смотри в камеру, Лиза. Покажи мне, как тебе страшно. Я отворачиваюсь, но он хватает меня за подбородок, его пальцы впиваются в кожу, и поворачивает мое лицо к камере. — Смотри, я сказал, — шипит он. — Не надо, — шепчу я, слезы текут, и я слышу, как мой голос ломается. — Пожалуйста, отпусти меня. — Отпустить? — он смеется, отпуская мой подбородок и отходя назад, чтобы снова поставить телефон на штатив. — Это не про меня, девочка. Мои подписчики хотят шоу, и я им его дам. Я кричу, мой голос срывается, горло болит, но я не могу остановиться. Я зову Максима, охрану, кого угодно, но комната молчит. Он подходит ко мне с каким-то жгутом и рывком поднимает наверх. Мои руки заныли от грубой, колючей веревки, которая впилась в запястья, и тянула вверх к потолку, заставляя меня балансировать на цыпочках. Я чувствую, как страх сжимает горло. Его глаза горели безумием, и я инстинктивно дернулась в веревках, пытаясь вырваться, но узлы только врезались глубже, раздирая кожу. — Ты не уйдешь отсюда живой, если не будешь послушной, шлюха, — прорычал он низким, угрожающим голосом, который эхом отразился от стен, заставив меня вздрогнуть. Он подошел ближе, его грубые руки схватили меня за волосы, рванули голову назад так сильно, и я заскулила от боли. — Пожалуйста... — всхлипнула я.

***

Вот здесь включаем альбом и наслаждаемся

***

Он не ответил, его пальцы скользнули по моей щеке, а потом тяжелый и сильный удар упал на мое лицо, оставив жгучий след. Он отступил, медленно, наслаждаясь моим страхом, и взял со стола плеть — ту самую, с толстыми, потрепанными кожаными хвостами, которые свистели в воздухе, обещая муки. Он взмахнул ею пробно, и свист разрезал тишину, заставив меня сжаться в комок. — Ты будешь кричать, сука, — прошипел он, и первый удар обрушился на мою задницу. Еще удар, и еще, и еще, и еще… еще… еще... Я сбилась со счета, это очень больно. Я не в силах даже поднять голову, я кричу после каждого удара. После чего он не на долго отходит, я чуть нагибаю голову в бок, но не вижу, что именно он берет. Не прошло и тридцати секунд, как я ощущаю новую волну боли. Резче, жестче. Эта боль не сравнится с той, которую я испытывала, когда пыталась сбежать от Макса, и он наказывал меня поркой. Нет. Это было в разы больнее, этот парень не давал мне ни секунды времени, чтобы прийти в себя, удар за ударом падал на мои ягодицы, спину и грудь. Он обходил меня, наслаждая видом, одобрительно кивал, и улыбался. После он с размаху, наотмашь бьет меня по лицу. Я вскрикнула, тело выгнулось в агонии, веревка впилась в запястья, и кровь потекла по губе теплой струйкой. — Прекрати, умоляю! — закричала я, паника захлестнула волной, страх сжал сердце. Что, если он не остановится? Но он не слушал. Его дыхание было тяжелым, прерывистым от возбуждения. Следующий удар другой плети последовал сразу — еще сильнее, оставив красный, пульсирующий след на жопе, которая уже пылала огнем. Он не давал передышки, плеть свистела снова и снова, переходя на спину — полосы отпечатывались на коже. Он хватал меня за бедра, чтобы удержать на месте, его ногти впивались в кожу, оставляя синяки, и шептал в ухо: — Смотри, как ты краснеешь, как расцветаешь под моей рукой, грязная тварь. Ты заслуживаешь этого. Я корчилась, слезы лились ручьем, умоляя его остановиться. Страх нарастал, мои ноги дрожали, подкашивались, стоять в таком положении на одних носочках просто невыносимо. Его руки схватили меня за лодыжки, рванули в стороны, раздвигая ноги широко, шире, чем возможно. Теперь только большие пальцы ног касались пола, тело висело в воздухе, мышцы бедер рвались от напряжения, боль пронзала каждую клетку. — Да-а, так удобнее, правда? — рявкнул он, его лицо исказилось в гримасе ярости, и он толкнул меня по ноге, чтобы усилить муку. Он стоял передо мной, медленно разматывая плеть, его глаза блуждали по моему телу с хищным голодом. А потом удар — самый сильный, жгучий, прямо по киске. Боль взорвалась, пронзив насквозь, заставив тело биться в конвульсиях, как в предсмертной агонии. Он не останавливался, удар за ударом. Мои ноги рефлекторно сгибались в голенях и сжимались, но он рывком возвращал их обратно. Я завопила, мир сузился до этой адской муки, страх шептал, что это конец, что он не остановится. В какой-то момент он остановился и подошел ближе, его ладонь вытерла слезы с моей щеки, но не нежно, а резко, размазывая их по лицу, а пальцы впились в подбородок, рванули голову вверх. Я посмотрела в его глаза — черные, бездонные ямы, полные тьмы и безумия. — Ш-ш-ш, шлюха, не реви, — прошептал он, его губы впились в мои в поцелуе — грубом, соленом от слез, полном угрозы. — Мы только начали. Он снова берёт за подбородок, поднимая голову выше. Я отвожу взгляд. — Смотри… — тянет он, и вдруг рывком — крик: — СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА! Он обходит меня, шаги слышны слишком отчётливо. Он стоит за моей спиной, я не могу передать ощущение страха, которое я сейчас испытываю. Мое тело ноет он нереальной боли, и нет сил даже поднять голову наверх, она свисает вниз. Я переступаю с ноги на ногу, стараясь хоть как-то балансировать. У меня в глазах все плывет из-за слез, губа ноет. Я чувствую, как по телу бегут струйки, они стекают вниз, и я вижу, как по моим ногам стекают капельки крови со спины и бедер. Я вижу его руки в чёрных перчатках. В одной из них — прозрачный пакет. — Знаешь, мне нравится твое сопротивление. Но видимо ничего годного у нас не выйдет. Всё происходит слишком быстро, доли секунд, я не успеваю осознать, что вообще происходит. Пакет накрывает голову. На шее что-то затягивается. Я вскрикиваю, пытаюсь дёрнуть руками — верёвки впиваются в кожу, бесполезно. Ноги бьют по полу, но он даже не держит меня — просто смотрит. Сквозь мутный полиэтилен видно лишь расплывчатую тень. Воздуха нет. Пакет прилипает к лицу, липкий, холодный пластик касается губ и носа, и каждый вдох встречает только сопротивление. В лёгких создаётся вакуум: я тяну воздух, а полиэтилен отзывается на это, вжимаясь глубже, повторяя мои попытки дышать. Паника зашкаливает, я дергаю ногами, на сколько это возможно, пытаясь вырваться. Вдохи становятся механическими, и в какой‑то момент я осознаю, что уже не вдыхаю воздух, а всасываю в рот тонкую плёнку, которая прилипает к языку и зубам. Сердце барабанит в груди так громко, что его удары отдаются в затылке и в ушах, перекрывая остальные звуки. В голове грохочет тарахтение, мысли скользят, не в состоянии схватиться за смысл. Звук его уходящих шагов в даль, становится далеким и тусклым, как будто слушаешь через воду. Адреналин затмевает разум. Он уходит, блять, он уходит. Мышцы напрягаются сами собой, каждая клетка требует кислорода; руки судорожно тянутся, чтобы сдернуть пакет, отодрать его от лица, но вместо этого запястья пронзает боль от веревок, тело дергается. Ногти врезаются в кожу до боли, но это не помогает — паника усиливает лишь ощущение беспомощности. Зрение сужается: по краям появляются тёмные пятна, мир словно обрезают ножницами, оставляя в центре тусклый круг. Мысли становятся тяжёлыми. Память выкидывает вспышки из детства — запах хлеба, смех, маленькие привычки — и каждая такая картинка будто последний якорь, удерживающий меня в реальности. Мама. Она пела мне колыбельные, когда я была маленькой, ее руки пахли лавандовыми духами и ванильным кремом для рук. Холод подступает к кончикам пальцев, ладони немеют; в теле нарастает ощущение, будто я опускаюсь в воду, всё медленнее и медленнее, покачиваюсь, теряю контроль над мелкими движениями. Наконец движения становятся запоздалыми, разрозненными — ноги свисают, не в силах держать меня, голова опускается. Сил сопротивляться не осталось. Всё медленно гаснет, а страх остаётся последним, отчётливым ощущением. … … … Пальцы — его пальцы — врезаются в мою реальность. Они снимают давление с края пакета, тянут, и материал рвётся. Мои зрачки моментально расширяются. Я жадно глотаю воздух при каждом вдохе, и слёзы рвутся наружу. Всё тело дрожит. Воздух — он приходит не мягко, а как удар, как ток в лёгких. Мир приходит в резких, мутных кусках. Я кашляю, горло режет, но воздух — он есть, он настоящий, и я считаю каждый вдох как чудо. Я думала я умру. Я чувствую, как на меня выливается вода, она ледяная с кусочками льда. Меня пробирает дрожь, как будто бьет током. Всё вокруг обретает края: он стоит передо мной, мокрый пол, в глаза бьет вспышка его телефона — всё резко и осязаемо. Он выкручивает мне соски, от чего я возвращаюсь на большие пальцы ног и выгибаюсь. Он тянет за них, эта боль отзывается по всему телу. Его вторая рука сжимает мою шею, я еще не успела отдышаться, я пытаюсь поднять на него взгляд и получаю резкую пощечину. — Думаешь, я закончил? — угол его рта поднимается. Я мотаю головой, не в силах связать и пары слов. Он сжимает горло сильнее. Тело дрожит холод пробирает до костей. Я чувствую, как он улыбается. Холодной улыбкой, с долей презрения во взгляде. Ни капли ласки. Он наслаждается. Он убирает руку с шеи и давит на синяки и ранки от плети, я кричу на всю комнату от резкой боли. Я пробую поднять голову, и он отступает на шаг, чтобы дать мне пространство. Я вижу, как он взял со стола что-то блестящее и медленно идет ко мне. Я зажмуриваюсь, чувствую, как страх бежит по всему моему телу, оно покрылось мурашками от холода и беспомощности. Он ногой поддевает мою ногу, заставляя раздвинуть ноги шире. Бедро, внутренняя сторона... что-то холодное. Такое же холодное как моя кожа, но гораздо крепче... крепче и острее... острие касается моей кожи... медленно... я не вижу, я только чувствую... Но стоит мне на секунду приоткрыть веки, как перед глазами по моим бедрам скользит нож, касается низа живота. Лезвие скользит по груди, оставляя красную полосу с подтеками крови. Холод пробегает от шеи вниз по позвоночнику и заставляет всё тело напрягаться. Каждое новое движение ножа заставляет меня вздрагивать. Он проводит лезвием по плечу, касание едва ощутимо, но достаточно, чтобы дыхание сбилось. Воздух вокруг будто сжался до размера крупинки. Я улавливаю запах металла и пахнущие, где‑то рядом духи, бытовые ароматы, которые в обычной жизни ничего бы не значили, а сейчас складываются в фон тревоги. Его взгляд спокоен, в нём нет ярости, он словно медитирует. Я дышу неглубоко, слежу за каждым движением, запоминаю направление, силу, ритм, потому что это может помочь предугадать следующий шаг. Мышцы напряжены, пальцы дрожат. Теперь он проводит лезвием по моим ключицам и ведет вверх, к лицу. Внутри поднимается смесь острого бдительного адреналина и тяжести. Я слушаю его дыхание, хрипы, любые малейшие звуки в комнате. Мой взгляд не фокусируется , на лице волосы. Внутренний голос шепчет не реагировать, не провоцировать, другой кричит беги, защищайся. Я выбираю молчать и наблюдать, потому что сейчас главное не делать лишних движений. Лезвие задерживается на миг у шеи, почти не касаясь, и в этом жесте слышится последнее предупреждение. Любое резкое движение — и границы исчезнут. Сердце бьётся в висках, в ушах звенит пульсация крови. Я вижу его руку, вижу нож. Он запускает руку в мои волосы. Нож надавливает на горло, одно движение... и... — Три слова, — говорит он. Я чувствую, как острие слегка ранит кожу, прижимаясь сильнее. Если посмотреть на мое тело, оно все исполосовано тонкими линиями порезов от его ножа. Где-то крапинки крови, где-то просто нежно розовый порез, который горит не меньше, чем моя спина от плети. — Я жду один ответ. Три слова. Поблагодари меня, скажи, что тебе нравится. — улыбается он, — И не забудь смотреть в камеру, — он на секунду убирает нож от лица и указывает мне на мобильник в углу на штативе. — М-мн-мн-мне н-нравится. Спасибо… Взмах ножа и полоса на щеке становится алой. Кровь стекает вниз, и рану щиплет от соленых слез. — Я сказал в камеру, блять, смотри. Он срезает веревку, которая держит мои руки, и я падаю с грохотом на колени. Я не чувствую своих рук, мое тело буквально все болит, а слезы катятся ручьем. Он хватает меня за подбородок и смотрит в глаза. А после резким толчком отбрасывает меня назад так, что я плашмя лежу на полу. Он медленно подходит ближе и тяжелым ботинком придавливает мое лицо к мокрому полу. — Кстати, Макс не продавал тебя мне, — он давит сильнее, так, что его голос отдается эхом в моих ушах. — Мне пришлось подкупать его охрану из-за тебя. Поэтому придется отработать на все сто, а то мне было та-ак неприятно, когда он послал меня вчера. Он толкает меня ногой и приседает рядом, на четвереньки. Его рука впивается в мои волосы и приподнимает голову наверх. — Раком вставай. У меня болит каждый кусочек тела, я не в силах соображать и понимать хоть что-то. Чего он от меня хочет? Господи, пожалуйста, пусть это закончится. Мама. Мои размышления прерывает вид ножа в его руке, он разрезает веревку, которая все еще сковывала мои запястья, а после толкает лицом в пол и приподнимает меня за волосы, заставляя встать на колени, едва опираясь на руки. Я слышу, как он расстегивает брюки, не успеваю ничего осознать и в меня врезается его член. Он бесцеремонно начинает трахать меня, шлепая второй рукой по жопе, а волосы натягивает так сильно, что мне приходится держать рот приоткрытым. Я сухая, так что каждый толчок отдается невыносимой болью. Он трахает меня как шлюху, резкими толчками, а я могу выдавить из себя только скулеж. Так продолжалось около семи минут, пока я не почувствовала, как его сперма стекла на мою спину. Он отпустил волосы, и я упала обратно на пол. — Как же, блять, хорошо, где он нашел такую сучку, м? Но знаешь, я тут подумал. Будь ты чуть повежливее, можно было бы уже бросить тебя так. Но ведь за все нужно платить, верно? — Умоляю… — Вырывается у меня еле слышно. — Может, вернем пакет тебе на голову, что скажешь? Или… Даа! — он отходит от меня и идет к столу, взяв те красные веревки, которыми меня связывал Макс. — Подвешу тебя вниз головой, и, если твой мальчик не успеет тебя снять… Увы и ах, но такова жизнь, малышка. Кстати, предупреждая твою надежду — он вряд ли успеет. Он подхватывает меня на руки и обвязывает веревку вокруг моих щиколоток, я дергаю ногами, адреналин пульсирует в крови. — Я могу просто перерезать тебе сейчас глотку, хочешь? Я даю тебе шанс на спасение, будь паенькой, не зли меня. Эти слова как удар током, мое тело словно онемело, не в силах сдвинуться ни на миллиметр. Господи, я умру. Когда мои ноги были уже связаны, он продублировал узлы на запястьях другой веревкой. Он подвешивает меня на тот же крюк, только головой вниз. Натягивая веревку так, чтобы я не смогла дотянуться до пола руками. В рот он затолкал мне какую-то тряпку, заклеив поверх скотчем. А после отходит и оценивающе разглядывает меня. — Нет, чего-то не хватает, хм. Я чувствую, как кровь начинает приливать к голове, разум затуманивается. И я чувствую, как он проталкивает что-то мне между ног, вставляя в киску. А после тянется в карман, доставая зажигалку. Щелчок и пламя загорается, он ведет рукой с зажигалкой прямо к моим ногам. Я дрожу, совершенно не понимая, что еще ожидать от этого человека. Нет, он не человек. Его рука не на долго задерживается между моих ног, и он отходит. — Ну вот, со свечей в пизде ты выглядишь привлекательнее. Воск будет стекать и по максимуму продержит тебя в сознании. С этими словами он отходит к телефону и подносит камеру вплотную ко мне, обходя со всех сторон. А после присаживается, гладит меня по щеке и тычет телефоном в лицо. В этот момент запись на телефоне делает паузу — тихий звуковой сигнал прерывается, и через мгновение начинает новую дорожку. — Передай Максу привет, я скину ему. Я пытаюсь произнести хоть что‑то, но в горле — сухо, скотч мешает, выходят только звуки, беспорядочное взвизгивание. — ММММ! М! — Бедняжка, и слова не может сказать. — говорит он, словно сочувствует. Но этот человек не знает такого чувства. — Но Макс, она передает тебе привет и пытается просить тебя поторопиться, потому что долго провисеть головой вниз, у нее вряд ли получится. Слышу звук окончания видео. Он встаёт, берёт штатив, и звук его шагов удаляется. Я дергаюсь, пытаюсь кричать, но слышу, как дверь закрывается.