Выбор за тобой

Когда Харуо Накано впервые переступил порог университета, о нём заговорили уже через неделю. Он не стремился выделяться, не устраивал сцен, не пытался понравиться — но всё внимание словно само стекалось к нему. Люди чувствовали в нём что-то другое: спокойствие, собранность, ту тихую уверенность, которая редко встречается в юности. Он одевался просто, говорил мало, но каждое слово имело вес. Когда он улыбался — не часто, но точно — казалось, будто комната становится чуть светлее. Он умел смотреть на человека так, что тот чувствовал себя особенным. Он умел слушать — так, что собеседнику казалось, будто его понимают лучше, чем он сам. И именно поэтому слухи начались почти сразу. Кто-то утверждал, что Харуо встречается с девушкой с факультета моды. Кто-то — что видел его на вечеринке с парнем старше. Некоторые даже уверяли, что он любовник одного из преподавателей. Харуо никогда ничего не подтверждал. И никогда не отрицал. Он просто улыбался своим привычным, чуть насмешливым образом и переводил разговор. Люди привыкли к этой неопределённости. И чем меньше он говорил, тем больше сплетен о нём рождалось. Вокруг него всегда кто-то был. Один вечер — с девушкой, смеющейся слишком громко; другой — с парнем, что бросает на него взгляды через весь кампус. Он не скрывал близости, но и не показывал её открыто. Всё было завуалировано, будто за лёгкой дымкой, и именно это сводило людей с ума. Ему нравилось внимание, но не те, кто его давали. Он умел вызывать чувства, но сам оставался в стороне. Для него отношения были скорее наблюдением, чем участием. Он мог провести ночь в разговорах, вызвать дрожь одним взглядом — и наутро уйти, даже не обернувшись. Многие обижались. Некоторые ждали, что он объяснит, почему исчез, почему вдруг стал холоден. Но Харуо просто не понимал, зачем всё это. Он не чувствовал вины. Если кто-то страдал — значит, сам позволил себе поверить в то, чего не было. Близкие друзья знали правду — знали, что его тянет к мужчинам. Но даже они не могли сказать, кого именно он любит. Потому что никого он не любил. Никогда. Он мог быть внимательным, заботливым, даже нежным — но всё это было словно отрепетировано. Не обман, нет. Просто игра, где он идеален в каждой роли. Он легко читал людей, знал, какие слова заставят улыбнуться, какие прикосновения вызывают дрожь, какие фразы — зависимость. И пользовался этим искусно, без усилий. Иногда, глядя на своё отражение, он задумывался, почему не чувствует ничего. Но мысль проходила быстро. Ему не нужно было искать оправданий — жизнь и так текла гладко, люди приходили и уходили, оставляя за собой только шёпот. Харуо не строил стен — он просто не открывал двери. Те, кто пытался войти, оказывались перед зеркалом, отражающим лишь их собственные чувства. Он был как поверхность воды — гладкий, манящий, но холодный. И стоило нырнуть глубже, как становилось ясно: там нет дна. Прошли годы. Многие из тех, кто знал его тогда, вспоминали Харуо с разными эмоциями: кто-то с раздражением, кто-то с тоской, кто-то с тайным восхищением. Но ни у кого не было ощущения, что они знали его по-настоящему. Да и он сам — вряд ли знал себя. Потому что Харуо всегда жил не чувствами, а моментами. Он умел создавать красоту из чужих слабостей, соблазн из случайных встреч, власть — из любви, которую сам не испытывал. И, быть может, именно за это его и любили. Потому что он позволял людям мечтать о взаимности, даже если сам был лишь отражением — красивым, холодным, недосягаемым.