Выбор за тобой

Зима перешагнула середину. Деревья стояли голые — на ветках цеплялись последние жёлтые листья, оставшиеся с осени. Они дрожали от ветра, и опадали на покрытую Ирина и льдом землю. Воздух был прозрачный и холодный, пах морозным днём, дымом и началом вечернего холода. Каян шёл по парку с другом, медленно, без спешки. Они говорили о занятиях, о выставке в университете, смеялись над одногруппниками — лёгкий разговор, будто между ними не было ни тревог, ни пустоты. Но внезапно всё оборвалось. На краю аллеи стояла машина — чёрная, блестящая, безошибочно знакомая. Харуо. Та же самая, что несколько дней назад Каян видел у ворот вуза. Тогда он ушёл, подумал, что ошибся, однако сейчас всё было иначе. Харуо вышел из-за угла — холодная зима будто подчёркивала каждое его движение. Серый костюм, ровная осанка, лёгкая, уверенная походка. На миг Каяну показалось, что он видит не человека, а отголосок чего-то неизбежного. А следом — Дэниел. Его старший знакомый по вузу. Яркий, немного дерзкий, слишком свободный. Харуо что-то сказал — тихо, ровно, и открыл перед ним дверь машины. Дэниел улыбнулся и сел. Всё выглядело спокойно, обыденно, почти невинно. Почти. Мир замер. Каян почувствовал, как воздух стал гуще, будто небо вдруг решило опуститься ему на плечи всей своей тяжестью. Сердце билось слишком медленно, а в голове звучала одна-единственная, бесконечная мысль: Он будет только моим. Эти слова пришли не снаружи — будто поднялись из самого нутра, оттуда, где живёт что-то первобытное и немолчное. Только моим. Я уничтожу всех, кто станет между нами. В этом не было злости. Ни ярости, ни боли. Только холодная ясность. Он не мог объяснить, откуда в нём это спокойствие — будто разум уже уступил место чему-то иному, сильнее, чем разум. Он не представлял себе «как» или «когда». Только знал, что мир можно перестроить, если захотеть достаточно сильно. Что люди вокруг — случайны. А Харуо — нет. Харуо. Имя отзывалось внутри как заклинание. Он был как картина, на которую Каян смотрел слишком долго — пока образы не начали жить собственной жизнью. Машина тронулась. Двигатель загудел, глотая холодный воздух. Дэниел смеялся — Каян видел, как вспыхивает его лицо в отражении стекла, и в этом отражении, в этой короткой вспышке, что-то внутри Каяна окончательно щёлкнуло. Когда машина исчезла, в парке снова стало тихо. Только ветер двигал пару сухих листьев на тонких ветвях, словно стирал следы. Друг Каяна что-то говорил — голос был далёким, будто сквозь стекло. Он ответил машинально, даже улыбнулся, но улыбка была пуста. Он чувствовал, что теперь что-то изменилось. Что любовь перестала быть мягкой, как раньше. Теперь в ней было железо. Он шёл дальше, и город, увядший, промозглый, вдруг показался живым существом — будто стены домов следили за ним, слушали, повторяли его мысли. И он подумал, что, может быть, любовь — это тоже клетка. Просто внутри неё тепло. Пока ты не попробуешь выйти.