Такой же

Спустя пару дней, после глубокого анализа новой полученной информации, Шэн Юэ понял что ему этого мало. Сейчас же парень поджидал Янь Цзэ в полумраке узкого служебного коридора, ведущего к лабораторному крылу. Он стоял за выступом коммуникаций, вмерзший в тень настолько совершенно, что был неотличим от груды проложенных по стене труб. Его дыхание было настолько медленным и поверхностным, что не запотевал даже холодный металл рядом. Появлению Янь Цзэ предшествовал его собственный ворчливый монолог, обращенный к стопке пробирок в его руках: «...и если эти образцы снова не покажут хоть чего-то вменяемого, я лично пойду и...» Шэн Юэ сделал шаг из тени. Бесшумно. Ровно в тот момент, когда ученый поравнялся с ним. Янь Цзэ вздрогнул всем телом, с инстинктивной силой вжав пробирки в грудь. Пластик хрустнул. — Черт возьми, Юэ! — выдохнул он, закатывая глаза к потолку. — Ты так и норовишься кого-нибудь прикончить своим появлением. У тебя в прошивке есть режим «нормальный человек», или только «сталкер» и «статуя»?» Шэн Юэ проигнорировал риторический вопрос. Его серые глаза, лишенные всякой теплоты в холодном свете люминесцентных ламп, были прикованы к лицу Янь Цзэ с интенсивностью прицельного лазера. — Мне требуется дополнительная информация, — заявил он без каких-либо предисловий. — Категория: «романтика». Подкатегория: «практическое применение». Ты упомянул параметр «взаимный интерес». Каковы методы его стимуляции и измерения? Янь Цзэ медленно выдохнул, оглядываясь по сторонам с видом заговорщика. Коридор был пуст. С хитрой, предвкушающей ухмылкой он кивком головы указал на ближайшую дверь, ведущую в тесную кладовую, забитую полками с медоборудованием и пахнущую стерильностью и пылью. Войдя внутрь, он прикрыл дверь, оставив ее на щелочке. — Ну, смотри, — начал он, понизив голос до конспиративного шепота и облокотившись на ящик с бинтами. — Если грубо обобщить всю человеческую мудрость на этот счет, всё сводится к двум базовым тактикам: создать правильную атмосферу и планомерно сокращать дистанцию. Но ключ в том, чтобы делать это... — он сделал паузу для драматизма, — ...деликатно. — Конкретизируй, — потребовал Шэн Юэ, не моргнув глазом. Он стоял по стойке «смирно», его поза была неестественно прямой даже для него. Янь Цзэ на секунду почувствовал себя странным профессором, читающим лекцию по искусству соблазнения боевому андроиду. — Ну, окей, по пунктам, — ученый начал загибать пальцы. — Тактика первая: тактильный контакт низкой интенсивности. Речь не о том, чтобы хватать его за руку, как тигр за добычу. Нет. Речь о... случайных, но целенаправленных прикосновениях. Например, ты передаешь ему папку. В момент передачи, твои пальцы на долю секунды — намеренно! — скользят по его тыльной стороне ладони. Легко. Быстро. И тут же убираются. Без видимой причины. Словно нечаянно. Смысл в том, чтобы оставить после себя... сенсорный след. Вопрос без ответа. Шэн Юэ медленно кивнул, его взгляд стал остекленевшим — верный признак того, что он создает в уме сложную симуляцию этого действия. — Тактика вторая: нарушение персонального пространства, — продолжил Янь Цзэ, загибая второй палец. — Встань к нему чуть ближе, чем того требует ситуация. Не вплотную, конечно. Но так, чтобы он ощущал твое присутствие на периферии своих чувств. Чтобы ему приходилось слегка наклонять голову, чтобы встретиться с тобой взглядом. Чтобы он чувствовал исходящее от тебя тепло. Доктор ненадолго замолчал, лишь чтобы подобрать хоть что-нибудь приличное. На удивление у него была хоть доля совести. — Тактика третья: визуальный контакт, — Янь Цзэ загнул третий палец. — Ты смотришь на него. Он ловит твой взгляд. Вместо того чтобы тут же отвести глаза, как делают смущенные или незаинтересованные люди, ты... задерживаешь его. На одну, максимум две секунды дольше социальной нормы. И в этот момент... — Янь Цзэ прищурился, — ...ты улыбаешься. Но не этой своей ослепительной, детской улыбкой, от которой у нашего генерала, я подозреваю, сразу короткое замыкание. Нет. Ты улыбаешься сдержанно. Только уголками губ. Слегка. Загадочно. Как будто знаешь нечто, чего не знает он. И затем — разрываешь контакт. Первым. Шэн Юэ слушал, не мигая. Его айдетическая память фиксировала каждое слово, каждый нюанс интонации. Внутри его сознания, подобно коду на экране, выстраивался подробный, пошаговый протокол. Протокол под кодовым названием «Соблазнение Генерала Лу». Шэн Юэ уже видел в голове все эти траектории движений, рассчитывал длительность взглядов, моделировал микроскопические изменения в выражении своего лица. Это была самая сложная и увлекательная задача из всех, что ему пока что приходилось решать. Следующие несколько дней Лу Сянь прожил в состоянии постоянного, сладкого и изматывающего напряжения. Он чувствовал себя сапёром на минном поле, где каждая травинка могла оказаться проволокой растяжки. Поведение Шэн Юэ изменилось. Не кардинально, не грубо, а теми самыми «точечными ударами», о которых и не подозревал генерал. Это началось за ужином. Они сидели друг напротив друга в почтительной тишине, нарушаемой лишь стуком приборов. — Передай, пожалуйста, соль, — попросил Лу Сянь, не глядя от своего рациона. Шэн Юэ молча протянул солонку. И в тот миг, когда Лу Сянь взял её, пальцы юноши целенаправленно, неотвратимо скользнули по его тыльной стороне ладони. Прикосновение было мимолётным, кожей ощущался лишь мгновенный, прохладный шёлк, но по нервам Лу Сяня ударил разряд, заставивший его вздрогнуть всем телом. Он резко поднял взгляд, поймав взгляд Шэн Юэ. Тот не отвёл глаз. Он выдержал паузу, ровно на две секунды, и в его серых глазах вспыхнула та самая, новая, сдержанная улыбка — лишь лёгкий изгиб в уголках губ, полный невысказанной тайны. — Что-то не так? — своим обычным, ровным голосом спросил Шэн Юэ, первым разрывая зрительный контакт и возвращаясь к своей тарелке. Лу Сянь, сжав солонку так, что костяшки побелели, лишь покачал головой, не в силах выдавить из себя ни слова. Это было «нечаянно». Должно было быть нечаянно. Но его командирская интуиция, настроенная на малейшие изменения в поведении, кричала об обратном. На следующий день в командном центре, склонившись над тактической картой, Лу Сянь почувствовал знакомое присутствие за спиной. Шэн Юэ подошёл посмотреть. Но он не встал рядом. Он встал близко. Так близко, что рукав его просторной куртки едва касался плеча генерала. Лу Сянь замер, затаив дыхание. Он чувствовал лёгкое давление ткани, исходящее от юноши тепло и тот самый, сводящий с ума холодный аромат чистоты, что теперь ассоциировался только с ним. — Здесь, — тихо сказал Шэн Юэ, его голос прозвучал прямо у самого уха, заставляя Лу Сяня вздрогнуть. Худой палец с идеально ровным ногтем указал на один из секторов. — Логистический коридор. Его можно использовать для флангового манёвра, если очистить от завалов. Лу Сянь лишь кивнул, не решаясь пошевелиться, боясь, что любое движение разрушит это хрупкое, порочное равновесие. Он мог бы отодвинуться. Сделать шаг. Восстановить дистанцию командира и подчинённого. Но он не сделал этого. Генерал застыл, погружённый в это сладкое, напряжённое головокружение, в эту «тактику сокращения дистанции», которую его разум уже начал подсознательно опознавать. Позже, уже дома, Лу Сянь, пытаясь читать доклад, поймал себя на том, что уже пятый раз за полчаса украдкой смотрит на Шэн Юэ. Тот сидел в кресле, и его взгляд был прикован к книге, но Лу Сяню показалось, что он тоже следит. Что он чувствует на себе его взгляд и... ждёт. — Шэн Юэ, — наконец не выдержал генерал, его голос прозвучал хриплее, чем он хотел. — У тебя... всё в порядке? Ты в последнее время... — он запнулся, не в силах подобрать слово. Шэн Юэ медленно поднял на него глаза. В них не было ни тени смущения. — Да. Всё функционирует в пределах нормы, — ответил он. И снова — этот взгляд. Прямой, задерживающийся. И снова — этот намёк на улыбку. — А с тобой? Ты выглядишь... напряжённым. Лу Сянь откашлялся и снова уткнулся в бумаги, сразу почувствав это нечто. Он был под прицелом. Под прицелом самого безоружного и самого опасного оружия в Цитадели. И он, генерал Лу Сянь, командующий тысячами, не знал, каким манёвром на это ответить. Единственное, что он понимал — отступать он не хотел. Очередной странный момент наступил вечером, когда Лу Сянь возвращался из душа. Влажные волосы были зачесаны назад, на плечи наброшен просторный халат, и он, наконец, чувствовал себя хоть немного расслабленным после долгого дня. В гостиной царил полумрак, освещенный лишь одной настольной лампой. И в этом мягком свете, на его диване, сидел Шэн Юэ. Он не просто сидел. Он полулежал на диване, вытянувшись вдоль спинки в позе, одновременно небрежной и нарочитой. Его бледная шея и хрупкие ключицы были обнажены широким вырезом простой майки. И больше на нём не было ничего. Оголённые, бледные, изящно очерченные ноги, которые Лу Сянь видел лишь мельком под штанами, теперь были открыты целиком — от бёдер до тонких щиколоток. Они лежали на тёмной обивке дивана, словно два лунных луча, и генерал почувствовал, как у него перехватывает дыхание от этой внезапной, шокирующей откровенности. В руках у Шэн Юэ была книга, но он не читал. Он смотрел на Лу Сяня, и его взгляд в полутьме казался почти черным, неотразимо магнитным. Лу Сянь замер на пороге, чувствуя, как сухость во рту сменяется приливом адреналина, более острым, чем перед любой атакой «Пустышек». — Ты... не спишь, — прозвучало глупо, но его мозг отказывался выдавать что-то более связное. — Нет, — тихо ответил Шэн Юэ. Его голос был низким, обволакивающим. Он медленно поднялся с дивана и подошел к Лу Сяню. Не останавливаясь, Шэн Юэ прошел так близко, что полы его халата шевельнулись от движения воздуха. Он направился к кухне. — Я налью тебе воды. Ты выглядишь обезвоженным. Лу Сянь не мог пошевелиться. Он стоял, прикованный к месту, чувствуя, как по его спине бегут мурашки. Это была не «тактика». Это была прямая атака. Шэн Юэ вернулся с стаканом прохладной воды. Но он не просто протянул его. Он подошел вплотную, нарушив все возможные границы. Его тело почти касалось тела Лу Сяня. — Держи, — прошептал он, и его пальцы обхватили не только стакан, но и пальцы Лу Сяня, когда он его передал. Холод стекла смешался с прохладой его кожи и жаром, исходящим от ладоней генерала. Лу Сянь взял стакан, его рука дрогнула. Вода чуть не расплескалась. Он не пил. Он не мог оторвать взгляда от Шэн Юэ, который смотрел на него с тем же изучающим, но теперь уже пылающим интересом. — Ты дрожишь, — констатировал Шэн Юэ, его взгляд скользнул с глаз Лу Сяня на его губы. — Это из-за меня? Лу Сянь попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый, сдавленный звук. Он видел, как взгляд Шэн Юэ опустился еще ниже, к вороту его халата, к участку обнаженной кожи на груди. И тогда Шэн Юэ поднял руку. Медленно, давая Лу Сяню время отстраниться, оттолкнуть его. Но генерал был парализован. Кончики пальцев Шэн Юэ коснулись его шеи, чуть ниже линии челюсти. Прикосновение было легким, как дуновение, но оно обожгло, как раскаленное железо. — Здесь, — тихо сказал Шэн Юэ, водя пальцем по коже, чувствуя под ней бешеную пульсацию крови. — Твой пульс... 142 удара в минуту. Это значительно выше нормы. Его палец медленно скользнул вниз, к вороту халата, едва касаясь обнаженной ключицы. Лу Сянь зажмурился, слыша собственное сердцебиение в ушах. Он чувствовал каждое микроскопическое движение этого пальца. — Я... — попытался он снова, но слова застряли в горле, когда палец остановился у самой яремной впадины, в самом уязвимом месте. — Ты не говоришь «нет», — прошептал Шэн Юэ, и в его голосе впервые прозвучала не аналитическая констатация, а нечто темное, жаждущее. — Значит план работает. После такого Лу Сянь сдался. Он не оттолкнул его. Вместо этого его собственная рука, тяжелая и неуверенная, поднялась и легла на талию Шэн Юэ, притягивая его еще ближе. Стакан с водой с грохотом упал на пол, но никто не обратил на это внимания. Звук разбившегося стекла был похож на хлопок, разрывающий плёнку нереальности. Но он не отвлёк их, а лишь загнал в ещё большую глухую изоляцию. Грохот был далёким, как отголосок сражения на другой планете. Лу Сянь не видел ничего, кроме его лица. Его рука на талии Шэн Юэ сжалась сильнее, прижимая его ближе, пока между их телами не осталось и сантиметра. Другая рука, всё ещё вцепившаяся в белые волосы, мягко, но неумолимо отклонила его голову назад, обнажая ту самую шею, что сводила его с ума все эти дни. — Что ты со мной делаешь? — выдохнул Лу Сянь, и его голос был низким, хриплым, почти незнакомым. Это не был упрёк. Это была мольба, признание собственного бессилия. Шэн Юэ не ответил. Его ясные глаза, затуманенные сейчас чем-то тёмным и понимающим, скользнули с глаз Лу Сяня на его губы. Их губы встретились. Это был не нежный, вопросительный поцелуй. Это было столкновение. Голодное, отчаянное, лишённое всякой техники. Лу Сянь не целовал — он пил, он поглощал, он пытался вобрать в себя самую суть этого существа, прижать его так близко, чтобы их сердца бились в одной груди. Его язык грубо скользнул по губам Шэн Юэ, требуя входа, и тот безропотно, даже с любопытством, открылся ему. Это была не сладость. Это был вкус прохлады и чего-то острого, металлического, как сталь на морозе, и одновременно — пьянящего, как самый крепкий алкоголь. Лу Сянь терял голову. Его руки скользили по спине Шэн Юэ, чувствуя под тонкой тканью лопатки, позвоночник, вновь и вновь прижимая его к себе, пока тот не издал тихий, задыхающийся звук — не протеста, а чего-то сродни изумлению. Внутри Шэн Юэ бушевал хаос, по сравнению с которым любая битва казалась упорядоченным тактическим упражнением. Его разум, этот безупречный процессор, был захвачен сенсорным штормом, против которого не было защиты. Он чувствовал всё с мучительной, увеличительной ясностью. Шэн Юэ чувствовал жар. Не внешний, а внутренний, разливающийся из самого центра его существа, туда, где, как он подозревал, должен был находиться аналог человеческого сердца. Он пылал, и каждый нервный импульс лишь подливал масла в этот огонь. Ощущал давление. Тяжёлые, тёплые ладони Лу Сяня на его спине, в его волосах. Они не просто касались, они владели, заявляли права. И самое шокирующее — его собственное тело не сопротивлялось. Напротив, оно архитектурно подстраивалось под эти прикосновения, следуя за ними, как сталь за магнитом. Чувствовал вкус Лу Сяня. Грубый, с горьковатым привкусом зеленого чая. Его язык, его нёбо, его зубы — всё это стало новой, запретной территорией, которую его собственное тело жаждало исследовать с ненасытным любопытством. И самое главное — сбой. То самое «прекращение всех логических процессов», что он испытал от поцелуя в висок, теперь было не мгновенным, а продолжительным. Мысли не текли упорядоченными потоками. Они были обрывками, вспышками, белым шумом, сквозь который пробивался лишь один, навязчивый, иррациональный сигнал: больше. нужно больше. ближе. Они разомкнулись, чтобы перевести дух, их лбы соприкоснулись, дыхание сбитое, неровное. Когда Лу Сянь отстранился, Шэн Юэ не смог скрыть лёгкую дрожь, пробежавшую по его рукам. Легкие горели, но не от нехватки воздуха, а от этой новой, удушающей интенсивности чувств. Его ясные глаза, обычно такие бездонные и спокойные, были затуманены, а зрачки расширены до черноты, поглощая весь свет. Шэн Юэ смотрел на Лу Сяня не как на объект изучения, а как на единственный источник кислорода в безвоздушном пространстве. Вся его тщательно выстроенная система дала сбой, и на её руинах рождалось что-то новое, примитивное и всепоглощающее. Он чувствовал себя так словно горит заживо. И, к своему собственному изумлению, не хотел тушить этот пожар. Лу Сянь первым прервал наступившую тишину. — Ты... снова изучаешь? — его губы были влажными, распухшими от поцелуя. Рука его снова вцепилась в волосы Шэн Юэ, но теперь это был жест не контроля, а одержимости. Шэн Юэ, тяжело дыша, кивнул. Его обычно бесстрастное лицо было раскрасневшимся, губы алели. — Да. Сенсорные данные... превосходят все ожидания. Логические процессы... приостановлены. Лу Сянь горько, с надрывом рассмеялся прямо в его губы. — Прекрати говорить как робот. Скажи, что ты чувствуешь. Сейчас. Шэн Юэ на мгновение замер, его взгляд стал остекленевшим, будто он сканировал свои внутренние системы. — Жар, — наконец выдохнул он. — И... пустоту. Которая требует заполнения. Тобой. Это... не описано в моих базах данных. — Это называется «желание», — прошептал Лу Сянь, снова приближаясь, касаясь его губ уже мягче, почти нежно. Его большой палец провёл по его разгорячённой щеке. — И у тебя, выходит, с ним всё в порядке. — А у тебя? — Шэн Юэ внезапно отстранился, его ясный взгляд пронзил Лу Сяня. — Капитуляция... это часть твоего «протокола»? Лу Сянь закрыл глаза, снова притягивая его к себе, чувствуя, как его собственное тело отвечает дрожью на эту близость. — Нет, — прошептал он ему в губы, прежде чем снова поцеловать, на этот раз медленно, с нарастающей, невыносимой нежностью. — Это называется «поражение». И я никогда не знал, что оно может быть таким сладким. И в тот миг, когда слова растворились в тишине, а губы вновь встретились в безмолвном согласии, последние остатки реальности отступили Мир не просто сузился — он схлопнулся, превратившись в точку белого шума, в которой существовалл лишь этот момент. Полумрак комнаты стал плотным, как бархатный покров, отсекая всё лишнее: тиканье часов на стене, далёкий гул генераторов Цитадели, даже память о том, что за этими стенами существует война и долг. Осталось только призрачное свечение настольной лампы, выхватывающее из тьмы его лицо — его расширенные зрачки, в которых тонули серые радужки, его полуоткрытые губы, с которых сорвалось прерывистое, почти болезненное дыхание. Лу Сянь не дышал. Он ловил ртом воздух, чувствуя, как каждый мускул в его теле напряжён до дрожи. Его рука на талии Шэн Юэ не просто лежала — она впивалась в тонкую ткань майки, прижимая юношу к себе с силой, в которой было не желание, а чистая, животная потребность. Он чувствовал под ладонью изгиб его тела, хрупкость рёбер и одновременно скрытую в них стальную упругость. Пальцы Шэн Юэ на его шее не были просто прикосновением. Это был жгут, проводник, по которому замыкалась цепь между ними. Лу Сянь чувствовал, как от этого точечного касания по его коже бегут волны огня, сжигая остатки разума. Он чувствовал пульсацию собственной крови в висках и то, как в ответ на неё едва заметно вздрагивали веки Шэн Юэ. — Ты... — снова попытался он сказать, но голос сорвался на низкий, хриплый шёпот, больше похожий на стон. Шэн Юэ не ответил. Вместо этого он медленно, с гипнотической медлительностью, прижался лбом к его плечу. Это был не жест слабости. Это было окончательное стирание дистанции. Его белые ресницы дрогнули, касаясь кожи Лу Сяня, и генерал почувствовал это прикосновение острее, чем удар кинжала. Запах. Холодный, чистый, как первый снег, и теперь — тёплый, живой, смешавшийся с его собственным запахом заполнил лёгкие Лу Сяня, лишая остатков кислорода, опьяняя сильнее любого наркотика. Вся броня, все годы выстроенных укреплений, вся сталь дисциплины — всё это рассыпалось в прах под натиском этой простой, неопровержимой истины: он хотел. Хотел этой близости. Хотел этого тепла. Его вторая рука сама, помимо воли, снова вцепилась в белые пряди на затылке Шэн Юэ. Нежно, но властно. Лу Сянь чувствовал, как под его пальцами вздрагивает всё тело юноши, слышал, как тот на мгновение задерживает дыхание, а затем выдыхает — долгий, сдавленный, трепещущий звук, в котором было всё то же недоумение, смешанное с пробуждающимся ответным голодом. Внутри Шэн Юэ в этот момент происходил системный коллапс. Когда пальцы Лу Сяня снова впились в его волосы, уже не с робкой нежностью, а с властным, почти болезненным требованием, его внутренний мир, обычно такой упорядоченный, взорвался. Вздрагивание, которое почувствовал Лу Сянь, было не просто мышечной реакцией. Это была короткая, тотальная перезагрузка нервной системы. Каждое нервное окончание взвыло сигналом тревоги и ликования одновременно. Его тело, этот идеальный инструмент вдруг осознало себя плотью. Уязвимой, отзывчивой, жаждущей. Задержка дыхания была инстинктивной попыткой остановить время, заморозить этот сокрушительный поток данных. Его легкие горели, а сердцебиение эхом отдавалось в висках, сливаясь с бешеным ритмом сердца Лу Сяня. Выдох, который сорвался с его губ, был капитуляцией. Долгий, сдавленный, трепещущий звук вынес из него весь воздух, а с ним — и последние остатки сопротивления. В этом звуке было изнеможение от перегрузки, от невозможности обработать шквал ощущений, страх перед тем, что он теряет контроль над своим собственным существом, и голод. Дикий, первобытный, не имеющий ничего общего с утолением физиологических потребностей. Это была жажда поглотить этого человека целиком, раствориться в нем, стереть последние границы между «я» и «ты». Его собственная рука, до сих пор висевшая безвольно, вдруг сжала складку на спине халата Лу Сяня. Пальцы впились в ткань с силой, которой он не осознавал. Это не было объятием. Это было якорем попыткой ухватиться за единственную твердыню в рушащемся мире. Шэн Юэ больше не анализировал. Не изучал. Он чувствовал. И это чувство было огромным, слепым и всепоглощающим, как черная дыра, затягивающая в себя все его существо. Он горел, и единственным спасением от этого пламени была та самая близость, что грозила его окончательно уничтожить. Они стояли так, обнимая друг друга, ещё неизвестное обоим количество времени. Секунды спрессовались в вечность, а вечность промелькнула как одно-единственное, бесконечно длящееся мгновение. Когда их губы наконец разомкнулись, не было ни неловкости, ни слов. Было лишь тяжёлое, общее дыхание и тишина, густая и звонкая, наполненная отзвуками только что отгремевшей между ними бури. Лу Сянь не отпускал его. Его рука по-прежнему лежала на затылке Шэн Юэ. Он смотрел на него, на запекшиеся, покрасневшие губы, на затуманенный взгляд, на лёгкую дрожь в плечах. И в этом взгляде не было вопроса, не было сомнения. Была лишь тихая, непреложная уверенность. Он не сказал ни слова. Медленно, давая Шэн Юэ время отстраниться, отпрянуть, Лу Сянь повернулся и, не выпуская его руки, повёл за собой. Не к дивану, не к креслу. Он вёл его через гостиную, мимо осколков разбитого стакана, сиявших в лунном свете, словно россыпь звёзд, прямо в свою спальню. Дверь спальни генерала закрылась с тихим щелчком, отсекая остальной мир. Здесь пахло только им — кожей, мылом, металлом и пылью. Лу Сянь подвёл Шэн Юэ к своей кровати. Он не смотрел ему в глаза, его движения были лишены страсти, но полны невероятной, обжигающей нежности. Он откинул одеяло и уложил его на простыни. Затем лёг рядом, повернувшись к нему лицом. Он не пытался ничего больше. Не было новых поцелуев, нетерпеливых рук. Лу Сянь просто притянул Шэн Юэ к себе, обвив его руками, прижав спину юноши к своей груди. Он вдохнул запах его волос, почувствовал под ладонью ритмичный подъём и опускание его рёбер при дыхании. Шэн Юэ замер на мгновение, его тело, всё ещё напряжённое от пережитого шока, постепенно расслаблялось в этом кольце из плоти и тепла. Он не понимал этого ритуала, но его суть проникала глубже любого анализа. Это была не «совместная постель для сна», о которой говорил Янь Цзэ. Это было что-то иное. Более простое и более сложное одновременно. Защита. Пристанище. Доверие. — Спи, — тихо прошептал Лу Сянь ему в затылок, и его голос был низким и усталым, но абсолютно твёрдым. И Шэн Юэ закрыл глаза. Логика молчала. Внутри не было ни протоколов, ни вычислений. Был только вес руки на его талии, тепло за спиной и тихий, ровный стук сердца, в ритм которому начало отбивать его собственное. Впервые с момента пробуждения в пустоши Шэн Юэ чувствовал себя не инструментом, не загадкой, не угрозой. Он чувствовал себя... на своём месте.