Грубая фактура любви

Катя проснулась от поцелуев. Не нежных, а властных, настойчивых. Губы Артёма путешествовали по её шее, плечу, а его рука, тяжёлая и горячая, уже скользила под тонкой тканью её футболки, которую он сам дал ей вчера. В полумраке утра его лицо казалось другим — не спокойным и уверенным, а сосредоточенным, почти суровым. –Артём… доброе утро, — попыталась она прошептать, но её голос прозвучал сбившимся. –Молчи, — его приказ был тихим, но не терпящим возражений. Его пальцы впились в её бедро, резко поворачивая её к себе. В его глазах, обычно таких ясных, читалась непроницаемая тьма, голод, не оставлявший места для вчерашней нежности. Его ладонь грубо зажала её запястья, прижав их к подушке над головой. Вчера он спрашивал каждым своим прикосновением. Сегодня — брал. Его поцелуи стали укусами, оставляющими следы на её коже. Движения его тела были не плавными волнами, а резкими, порывистыми толчками, от которых она невольно ахнула — не от удовольствия, а от неожиданной боли и шока. Он не смотрел ей в глаза. Его взгляд был устремлён куда-то внутрь себя, в какую-то бурю, которую она не могла понять. Он был сильным, и эта сила, вчера бывшая опорой, сегодня обернулась подавлением. Она попыталась высвободиться, инстинктивно напрягшись, но его хватка только усилилась. –Лежи смирно, — прорычал он ей в ухо, и его голос был чужим, низким и вибрирующим от сдерживаемой ярости, направленной Бог знает на кого. Но досталось ей. Когда всё кончилось, он резко отстранился и встал с кровати, не глядя на неё. Спина его была напряжена. Катя лежала, не в силах пошевелиться, чувствуя на коже синяки и липкую смесь его семени и слёз, которые она сама не сразу осознала. В комнате пахло сексом и чем-то горьким, почти металлическим — запахом насилия. Он вышел в ванную, и через мгновение донёсся звук душа. Катя свернулась калачиком, дрожа. Её тело, минуту назад бывшее ареной его гнева, теперь звенело пустотой и болью. Что это было? За что? Она перебирала в памяти вчерашний вечер — их разговоры, смех, нежность. Ничего не предвещало этого. Артём вернулся через десять минут. Он был уже одет в безупречные брюки и рубашку, волосы влажные. Его лицо снова стало маской спокойствия, но глаза избегали её взгляда. Он подошёл к окну и распахнул штору, впуская в комнату резкий утренний свет. –Ты опоздаешь на работу, — произнёс он ровным, деловым тоном, как будто ничего не произошло. Как будто он не разорвал только что ту хрупкую связь, что они выстраивали все эти недели. Катя медленно села на кровати, натягивая на себя одеяло, как щит. Она смотрела на его спину, и внутри у неё всё замерло. –Артём…что это было? — её голос дрогнул. Он обернулся. В его взгляде не было ни раскаяния, ни злости. Была пустота. –У всех бывают плохие дни. Собирайся, я отвезу тебя. Он вышел из спальни, оставив её одну с холодом, пробиравшим до костей. Катя поняла, что видела лишь одну его сторону. Ту, что на виду. А под ней скрывалось нечто тёмное, непредсказуемое и жестокое. И это «нечто» только что показало свою силу. Оно наказало её не за какой-то проступок, а просто потому, что могло это сделать. И самое страшное было в том, что часть её, вопреки всему, всё ещё хотела верить, что это был просто «плохой день». Но другая часть, онемевшая от ужаса, уже знала — дверь в тёмную комнату его души была приоткрыта, и закрыть её будет уже не так просто.