Нарисуй мне любовь

Вечер выдался тяжелым. В мастерской пахло скипидаром, кофе и сигаретами, а тишина давила сильнее любого шума. Винсент сидел напротив незавершенного портрета, смотря на взгляд, застывший в красках. Лео на холсте выглядел живее, чем в его воображении в этой пустой квартире. Он провел рукой по лицу, вздохнул и потянулся к телефону. Пальцы дрожали. Что я делаю? — спросил он себя, но уже набирал номер. — Алло? — в трубке раздался тихий голос Лео. — Лео…это я, — голос Винсента прозвучал глухо. На секунду захотелось бросить трубку, но он заставил себя продолжить: — Я хотел спросить…может ты зайдешь? — Вы хотите, чтобы я пришел к вам в мастерскую? — Да, то есть, нет, — выдохнул Винсент, мысленно ругая себя за нелепое замешательство. Он художник, привыкший повелевать каждой линией, каждым мазком — сейчас не мог совладать с собственным голосом. — Нет, не в мастерскую. В трубке повисло молчание. Где-то на фоне шелестели страницы. И вдруг голос, чужой, что-то спросивший на повышенных тонах, и отчетливо мужской. Сердце Винсента рухнуло. — Ты не один? — спросил он хрипло, пытаясь скрыть внезапный укол ревности. — Нет, — поспешил ответить Лео, и в его голосе прозвучала легкая неловкость. — Это мой друг Матео. Мы готовимся к зачету. Винсент сжал телефон, чувствуя, как грудь сдавила тяжесть, будто его прижали к стене. Он зажмурился. Глупо. Конечно у Лео могут быть друзья. Конечно. Но от этого легче не становилось. Перед глазами тут же вспыхнула сцена: Лео смеется с кем-то другим, сидит рядом, а его голос — теплый и близкий, обращен не к нему. И можно было сколько угодно уговаривать себя, убеждая, что ничего страшного нет в том, что Лео общается с кем-то еще. Но от себя не убежишь. «Черт» — подумал Винсент, чувствуя, как в груди разрастается жгучее раздражение. И, возможно, именно это чувство — острая, дикая ревность подтолкнула его на решительный шаг. Винсент заставил себя продолжить. — Я хотел пригласить тебя поужинать со мной, но если ты занят… Винсент замолчал. В голове зазвучал голос Моники: Хочешь его — иди и возьми. Но почему-то язык едва ворочался, в горле пересохло, а ладони вспотели. Если бы его кто-то сейчас увидел, то подумал бы, что он на грани сердечного приступа. Секунды тянулись мучительно медленно. Но наконец Лео ответил: — Я…не знаю, — его голос дрогнул. И снова пауза, на этот раз дольше. Винсент слушал чужое дыхание и представлял, как Лео сейчас кусает губы, сомневаясь. — Хорошо. Только не в пафосном месте, ладно? Винсент поймал себя на том, что улыбается впервые за несколько дней. — Обещаю. Они попрощались, и тишина снова накрыла мастерскую. Телефон остался в руке, в голове Винсента звучал голос Лео, но и не только он- тот, другой, случайно попавший в их разговор. Это просто друг, просто сосед, все что угодно, только не то, о чем он успел подумать. Но сердце не хотело слушать разум, в груди клубился адский огонь, лютый, жгучий, и Винсент понял — даже одна мысль о том, что Лео может принадлежать кому-то другому сводит его с ума. *** Лео стоял у зеркала, в который раз меняя рубашку. Сначала белая — слишком официозно. Потом светло-голубая — слишком по-студенчески. В итоге он застыл в черной простой, но в то же время идеально подчеркивающей плечи и делая его кожу еще светлее. — Ты идешь на свидание или на казнь? — лениво протянул Матео с кровати, раскинувшись среди подушек. — Никогда не видел, чтобы человек так страдал из-за пуговиц. — Замолчи. Это не свидание, просто ужин, — буркнул Лео, снова расстегивая верхнюю. Он все никак не мог решить, застегнуть ее или оставить открытым небольшой участок кожи. Ему казалось, что если он застегнется на все пуговицы, то будет выглядеть, как профессор, а если оставит одну — то это будет слишком откровенно. — Ага, ужин, — протянул друг с ехидной улыбкой. — Поэтому ты уже два часа не можешь определиться с рубашкой? Просто иди так, в чем мать родила, чего там твой Винсент не видел? — Просто заткнись, — и Лео бросил в него свернутым носком. Матео легко поймал его и рассмеялся: — Ладно, ладно. Ну, честно, ты выглядишь так, будто тебя пригласили не поужинать, а…мм… — и он выразительно поднял бровь. — Мати! — Лео покраснел еще сильнее и поспешно застегнулся на все пуговицы. — Он не… такой. — Не такой? А какой? Как долго ты его знаешь? Я вот, между прочим, волнуюсь. А вдруг он…ну…маньяк какой-то, — выдал Матео. — Ты идиот? — Согласен. Глупость сморозил. Я лишь забочусь о твоем душевном равновесии. Кстати, ноги у тебя дрожат. — Ничего у меня не дрожит! — выпалил Лео, чувствуя, как тело предательски выдает его. Мати довольно хмыкнул. — Вот что значит свидание. Лео нервно выдохнул и еще раз посмотрел на себя. Довольно неплохо: черная рубашка и темно-синие джинсы. Давно он так не одевался. Лео поправил воротник и наконец решился взять куртку. — Ну вот, — сказал Матео, устраиваясь поудобнее на подушках. — Теперь ты похож не на студента, а на героя романа. Только, ради всего святого, прекрати кусать губу, а то придешь к нему с видом человека, который собирается просить отсрочку по экзамену. — Ты точно свихнулся, — пробормотал Лео, но уголки губ дрогнули в улыбке. Уже выходя, Лео поймал свое отражение в зеркале. В глазах мелькнул страх, но было что-то еще. Лео провел ладонью по волосам, пытаясь пригладить непослушную прядь, и почувствовал, как сердце ускорилось. Он шел ужинать, но внутри звучало другое слово, от значения которого хотелось бежать и улыбаться. *** Винсент пришел раньше. Он никогда не опаздывал, считал, что это проявление уважения. Но сегодня за этим привычным принципом скрывалось другое — он просто не мог усидеть дома. Траттория встретила его мягким светом ламп и запахом свежей пасты. Винсент выбрал столик у окна, заказал бокал вина и, как не пытался выглядеть расслабленным, все время ловил себя на том, что посматривает на дверь. И когда створки распахнулись, он понял сразу — это Лео, еще до того, как тот сделал первый шаг внутрь. Черная рубашка, простая, без изысков, идеально сидела на его стройном теле, подчеркивая плечи и светлую кожу. Джинсы и аккуратные ботинки. Он выглядел иначе. Не спрятанным за мешковатыми вещами студентом, а человеком, которого можно было рассмотреть по-настоящему. Винсент поймал себя на том, что задержал дыхание. — Лео, — тихо сказал он, поднимаясь навстречу. Тот остановился, смутившись под чужим взглядом. — Я…надеюсь, не слишком официально? — пробормотал он, поправляя воротник рубашки. Винсент вдруг улыбнулся, не своей привычной холодной полуулыбкой, а настоящей. — Нет, все хорошо. Тебе очень идет, — слова прозвучали тише, чем хотелось, но Лео все равно услышал. Щеки мгновенно вспыхнули, и он поспешил сесть. А Винсент понял, что маска, к которой он привык за долгие годы, сегодня спала. Официант принес корзинку хлеба и графин с водой, но Винсент даже не заметил. Он пытался сосредоточиться на словах, на движениях рук, но взгляд неизменно возвращался к Лео. К тому, как он смущенно поправляет рукав рубашки, как кусает губу, делая вид, что внимательно изучает меню. Лео ощущал легкую скованность. Он не знал, что сказать, куда смотреть. Но через пару минут понял — что-то не так с самим Винсентом. Он, всегда спокойный и безупречно холодный, не мог скрыть, как пальцы предательски постукивают по ножке бокала. И когда официант спросил какое подать вино, Винсент на секунду запнулся — Красное… то есть, белое, — пробормотал он, а потом тихо выругался и покосился на Лео. — Я думал, это только мне неловко, — сказал Лео, пряча улыбку. Винсент посмотрел на него, и уголки губ дрогнули в смущенной улыбке. — Ты даже не представляешь, насколько неловко мне. Но, с каждой минутой становилось легче. Лео заметил, что Винсент, рассказывая истории о выставках и художниках, оживлялся: глаза горели, руки двигались в такт словам. Иногда он перебивал сам себя, словно боялся упустить мысль. И холодный, недосягаемый Винсент Моретти исчезал, а на его месте сидел мужчина, который смеялся вместе с ним, морщился от слишком соленых оливок и украдкой вытирал каплю соуса с подбородка. В какой-то момент Лео поймал себя на мысли, что просто смотрит. Смотрит и не верит, что перед ним сидит человек, который для других кажется статуей из холодного мрамора, а здесь, с ним — живой и настоящий. — Почему ты на меня так смотришь? — вдруг спросил Винсент, и в его голосе прозвучала теплая ирония. Лео покраснел и опустил глаза. — Просто…я еще не видел вас таким. — Каким? — удивился Винсент. — Не знаю, — пожал плечами Лео. — Настоящим. Не ворчащим, — и он покраснел еще больше. — Я, правда, ворчу? — Лео закивал. Винсент вернул взгляд бокалу. — Да, наверное, я ворчу. Ты прав. Скорее всего я этого не замечаю за собой. Просто… — он запнулся. — Это все мой сложный характер. Говорят, что со мной тяжело, невозможно и что я не умею сходиться с людьми. — Нет, это неправда, — запротестовал Лео. — Они вас просто не знают. — Неужели? — улыбнулся Винсент. — А ты, значит, думаешь иначе? — Я думаю, вы хороший человек. Просто в вашей жизни что-то случилось, поэтому вы не хотите близко подпускать к себе людей. Чтобы они не сделали вам больно. Винсент напрягся. В груди обожгло, будто кто-то сорвал повязку со свежей раны. Откуда Лео мог знать? Никто ведь не знал. Никто не видел этого, кроме Анджело… Он отвел взгляд, делая вид, что рассматривает графин на столе, и выдохнул чуть громче, чем собирался: — Ты слишком многое замечаешь. Лео замер, боясь, что сказал что-то лишнее. Но Винсент вдруг улыбнулся устало, нервно, будто защищаясь. — Обычно люди видят то, что я им показываю, — продолжил он уже чуть мягче. — И это меня устраивает. Так проще. — Вы думаете, что прячетесь за маской, но её видно, и всё, что под ней — возразил Лео и осекся, будто испугался собственной смелости. Между ними повисла тишина, наполненная звоном голосов и звуками посуды за соседними столиками. Винсент поймал взгляд Лео и не отвел. На мгновение ему показалось, что они сидят не в ресторане, а где-то совсем далеко, одни, будто весь мир исчез. — Ты слишком юн, чтобы понимать такие вещи, — тихо сказал Винсент. Но это прозвучало не как упрек, а как признание, что юный студент только что коснулся самого запретного, самого верно хранимого в сердце. Лео нахмурился и прикусил губу. — Вы хотите сказать, что я глупый? — в голосе прозвучала обида. — Нет, — поспешил оправдаться Винсент и чуть склонился вперед, будто боялся, что потеряет этот хрупкий контакт. — Я хотел сказать, что…иногда возраст приносит не только знания, но и усталость. — А разве от возраста зависит понимание? — Лео попытался улыбнуться, его сердце трепетало. — Или…дружба зависит? Слово «дружба» повисло между ними, как спасательный круг, за который они оба ухватились, чтобы не назвать то, что обоим казалось невозможным. Винсент медленно откинулся на спинку стула. — Дружба, значит? — в его тоне мелькнула ирония, но глаза оставались серьезными. — Скажи это другим — они будут смеяться. — Пускай смеются, — упрямо ответил Лео. — Мне все равно. И снова наступила пауза, но уже иная, не мучительная, а острожная, будто они оба стояли на краю бездны, боясь шагнуть в неизвестность. *** Когда ужин подошел к концу, они вышли на улицу. Город дышал ночной прохладой. Свет фонарей отражался на мокрой мостовой, где-то вдали звенел трамвай. Лео поправил ворот рубашки, чувствуя себя странно в этой непривычной «взрослой» одежде. Винсент шел рядом, чуть ближе, чем следовало бы. Он украдкой поглядывал на Лео, отмечая, что каждый раз видит в нем что-то новое, чего он раньше не замечал. — Спасибо за вечер, — проронил Лео. — Было хорошо. — И мне, — коротко сказал Винсент. Он выглядел так, словно боролся с собой. Сдержанность трещала по швам, но он все еще держал ее в узде. Несколько секунд он молчал, потом все же сделал шаг вперед. — У меня есть одно место, куда бы я хотел пригласить тебя завтра. Галерея. Там мало кто бывает, но, думаю, тебе понравится. Лео замер, а потом, заулыбался искренне. — Я с радостью. Винсент кивнул, стараясь не выдать облегчения, и отвел взгляд. — Тогда до завтра. — До завтра. И лишь когда силуэт Лео растворился в ночи, Винсент позволил себе выдохнуть медленно, будто все это время держал воздух в легких. Он стоял, глядя на пустую улицу, и вдруг понял — тишина вокруг больше не казалась мертвой. Она звучала, как ожидание чего-то радостного, а в груди, где так долго зимовала пустота, робко пробивались ростки. И он знал — впереди весна.