Путь творцов

      — Тор, просыпайся! Вставай! Так ты до захода солнца проспишь, а еда ждать тебя не будет!       Тор, не открывая глаз, поёжился на своей циновке и отмахнулся рукой. Но нежный голос Аслар настойчиво продолжал его будить.       Эх, а такой красивый сон снился! Будто Тор зашёл в огромный чёрный диск иаланов и отправился к далёким звёздам, к которым даже сами иаланы не осмеливались летать. Пространство было чёрным, неизменным, мерцали лишь яркие огоньки диска. Вдруг впереди засияла яркая и голубая звезда. Тор припал к окну диска, сердце, словно влюбившись, забилось в трепете. «Какая она красивая!» — пришёл в восторг Тор.       — Тор, сегодня конец сбора урожая! Вся семья готова, а ты ещё спишь! — по-доброму возмутилась Аслар.       Тор вяло встал с циновки и протёр глаза. За маленьким столом сидели его родители и молча ели лепёшки, запивая их молоком. На их лицах стало ещё больше морщин, родители почти поседели, осунулись, даже зелёные яркие глаза, что у отца, что у матери, потускнели.       — Жуй!       Аслар, худенькая пятнадцатилетняя девочка, поставила перед Тором глиняную тарелку с двумя овсяными лепёшками, в которых были кусочки фиников, и поцеловала его в щёку. У самой щёки так и горели — Аслар ютилась, кружилась, наливая молоко Тору, тёте и дяде, смеялась. Каштановые волосы, которые она не успела заплести, рассыпались по плечам. Выбегая из дома, Аслар подвязала поясом не размеру большое серое платье, которое ей отдала Ласа, и крикнула:       — Я к колодцу за водой. Умойся перед выходом из дома.       Их семье повезло, что колодец был рядом с домом. Крестьянам, живущим вдали от колодцев, приходилось идти за водой сквозь узкие улочки, заполненные глиной, грязью, скотом и домашним скарбом, который не вмешался в маленькие дома. Тор, почувствовав тепло от заботы, улыбнулся и взялся за лепёшку.       — Сын, — твёрдым голосом, знаменующим важный разговор, произнесла мать. — Тебе пошёл девятнадцатый год, пора уже жениться. Мы с отцом давно намереваемся с тобой поговорить.       — Да, я знаю, — с набитым ртом буркнул Тор.       В нынешний сезон сборки урожая, в сезон засухи Фины, ему стукнуло восемнадцать лет. Тор давно уже не чувствовал себя ребёнком и понимал, что скоро придётся распрощаться и с детской свободой. Его тело было длинным и жилистым как у отца. Рыжие волосы слегка потемнели и топорщились в разные стороны. Лицо, как и руки, огрубело от работы в поле, оно всё было усеяно веснушками. В семье его веснушки назывались песчинками. Мать говорила, что сама пустыня осыпала Тора, что место его, как и всем песчинкам, на своей земле. Песок всегда будет в Кьярусе. Так и Тор всегда будет на своей родной земле. Но тётя Ласа говорила иное — песок вездесущ, он разлетается по свету с ветром, даже мир за пределами их планеты состоит из песка.       — Вот Аслар — хорошая милая девушка…       — Что?! — Тор, чуть не подавившись, выплюнул на стол кусок лепёшки.       —… трудолюбивая, добрая, скромная, воспитанная, — мама улыбалась. — Самая чудесная девушка в нашем посёлке! Она будет очень хорошей женой.       — Она моя сестра! — вскричал Тор.       — Не родная же.       — Она дочь моей тёти!       — Приёмная дочь.       Тор, проглотив комок застрявшей еды, немного кашлянул, чтобы прийти в себя, и встал из-за стола. Сперва он серьёзно посмотрел на отца, показывая взглядом, что спорить не будет, потом посмотрел на мать.       — Говорю в последний раз. Моя родная сестра Ригнес, моя двоюродная сестра Дорин и Аслар, приёмная дочка моей тёти, — одинаково для меня любимы. Они три моих сестры. Я понимаю, вы хотите найти мне хорошую невесту, а себе заботливую невестку, и Аслар вам очень нравится, но для меня жениться на ней — всё равно что жениться на родной сестре. После окончания сбора урожая, обещаю, поговорим о моём будущем. Но на Аслар я не женюсь.       Мать хотела что-то сказать, но отец положил ей руку на плечо и покачал головой. Возможно, он и не был согласен с Тором, но решение его принял. Тор, покончив с лепёшкой и кружкой молока, устало вышел на улицу. Выбор мамы он понимал — Аслар шесть лет жила в их семье, мама Тора заботилась о ней и видела, какой прелестной девушкой она стала. Но если племянницу можно полюбить как невестку, то сестру как жену и любовницу — нет.       Возле дома сёстры Тора набирали воду. Две щуплые пятнадцатилетние девочки припали к тяжёлому вороту колодца и крутили его изо всех сил. Ворот не поддавался.       — Быстрее, Аслар, быстрее! — командовала Дорин.       Она была невысокого роста, с пухлыми поджатыми губами, круглым вздёрнутым носиком. Из-за потуг Дорин покраснела, платок спал с головы и обнажил белокурые пряди.       — Ещё раз вверх, Аслар! Ещё раз!       — Я вам помогу! — раздался звонкий голос.       Двенадцатилетняя девочка, замотанная в коричневую тряпку вместо взрослого платья, вынырнула из соседского дома, и бросилась к колодцу. Она хотела взяться двумя руками за ворот, но случайно растолкнула сестёр. Схватившись одна за рычаг, девочка не долго смогла его удержать. Ворот дёрнулся, ведро, которое было почти на стенке колодца, соскользнуло, опрокинулось и облило сестёр водой.       — Простите, я нечаянно, — протянула Ригнес.       Дорин и Аслар переглянулись и дружно сели на землю, смеясь взахлёб.       — Зато не нужно умываться! — сказала Аслар.       — Будь аккуратнее, ты сама могла упасть, — напомнила Дорин.       Она вытащила из кармана платья чистую белую тряпочку и протёрла Ригнес лицо. Дорин и Ригнес были похожи как родные. Обе зеленоглазые блондинки, только Ригнес пока что выделялась круглым лицом, а щёки горели румянцем, будто в ней ещё теплилась та самая жизнь, которую голод давно выжег у взрослых.       — Поднимаемся, Тор и родители ждут воду, — важно сказала Дорин.       Но Тор, вдоволь посмеявшийся про себя над сёстрами, поспешил к ним на помощь. Сам взял ворот и в одиночку поднял ведро с водой. Пока Тор с девочками возился с колодцем, домой уже вернулась тётя Ласа. Как обычно она проснулась раньше всех и зашла в гости к знакомому травнику.       — Чем так вкусно пахнет? — Ригнес подбежала к большому кувшину, который держала тётя. — Тёплое!       — Напиток, приготовленный из высушенных и молотых листьев красноглазки. Оказывается, её листья освежают тело и отгоняют сон. Тор, вижу, тебе не дали поспать. Попьёшь отвар красноглазки, сразу придёшь в себя.       — Это не опасно? — Тор недоверчиво принюхался к напитку. — Ядовитую красноглазку нельзя есть.       — Есть нельзя, а пить можно. Мы с Шаем проверяли на себе на протяжении нескольких месяцев.       — Ласа, ты опять за своё, — проворчал отец и вышел из дома, даже не поворачиваясь к отвару.       Ласа налила красный напиток в кружки девочек, Тора и снохи. Тор осторожно, даже боязливо взял в руки кружку, ещё раз принюхался и осторожно сделал маленький глоток. Язык ощутил приятный сладкий вкус, горячий отвар мигом обдал теплом, затем чувство мягкой свежести разлилось по телу.       Годы шли, а тётя не менялась. Она вечно что-то придумывала. Переехав к брату, тёте пришлось осесть на землю. Но вместо свитков из храмов жрецов она занялась травами и снадобьями. Порой к ней, а не местному врачевателю односельчане шли за помощью. Тётя Ласа похудела, эти шесть лет земли, голода и бесконечной заботы согнули её, состарили раньше срока. Лицо покрылось тонкой сетью морщин, кожа стала сухой, но в больших глазах всё ещё сидела улыбка.       Набравшись сил от живительного напитка, семья выдвинулась в поле. Они жили в конце посёлка, поэтому по дороге встречали всех соседей, которые тоже сонно, нехотя тащились к Фине. Сёстры, встретив подруг, побежали с ними в поле наперегонки. Родители и тётя, улыбаясь, здоровались с друзьями, жали руки, обсуждали урожай, собранные в мешки тонны зерна и охали над расплодившимися мышами. Старики, оставшиеся из-за немощи дома, провожали в поле детей и внуков и клали в их дорожный мешок свёртки с лепёшками на обед. Солнце пекло, ветер разносил ржавый песок. День, когда из Диибы, главного города их нома, приезжали писцы для сбора урожая, никогда не нравился крестьянам. А день, когда с писцами был номарх Храс, вообще ненавидели.       На узкие дорожки Сира стекались люди. Ловкие дети и подростки прыгали на крыши и по ним бежали к полю. Тор, взглянув на скачущих над ним ребят, тоже захотел к ним присоединиться. Но быстро вспомнил, что он уже давно не ребёнок, и подошёл поближе к отцу, который с односельчанами рассуждал, насколько в этот раз номарх повысит налоги.       Оказавшись на площади, Тор глубоко вдохнул воздух и расправил плечи. Хоть где-то в их посёлке много места! Площадь Сира была покрыта брусчаткой, на ней стоял каменный, двухэтажный, с широкими окнами и лепнинами храм Матери. Шесть лет назад хонны превратили храм в обломки, но люди за два года восстановили дом Богини. В нём снова жрецы вели службы, а крестьяне молились Матери. Хотя тётя Ласа грустно замечала, что храм стоил людям зерна.       «Мы возродили Мать из пепла», — подумал Тор, когда прошёл мимо новой статуи. Богиня Мать, сотворённая из камня, вновь стояла в центре площади на прежнем месте. Эта была женщина с круглым добрым лицом, улыбающаяся, волнистые волосы ниспадали вдоль длинного тонкое платья. Богиня держала перед собой руки, сложенные лодочкой, а на них был шар. Её сердце. Богиня совершенна, говорили жрецы, потому её сердце это самая идеальная фигура — шар. В маленьком посёлке сердце Матери сделали из простого серого камня, но в крупных городах его окрашивали в голубой цвет. Цвет неба или чистейшей реки.       За площадью снова шли крестьянские дома, а за ними начинались амбары, хлева, конюшни, поля, разбитые каналами, и Фина. На реке стояли папирусные лодки номарха, его слуг и столичного писца. Номарх Храс, молодой мужчина, высокий и стройный, одетый в белую льняную тунику, уже отдавал приказы своим слугам. На его голове был парик из длинных чёрных волос. Говорили, что он подражает причёске визиря Захарира. Тор с сёстрами и родителями пошёл к хранилищам зерна. Нужно было выгрузить всё зерно, снова просеять его от грязи и пыли, разобрать на ровные кучи и отдать писцу для подсчёта. За каждой житницей закреплялись семьи, которые собирали зерно в поле. Токи с зерном были подписаны по числу работников и членов их семей.       Местный писец Сис, старый и седой мужчина, завёрнутый в серую накидку, тщательно считал кучи зерна и мерил их на весах. Личный писец номарха переносил показания Сиса на свой папирус. Тор заметил, что столичного писца почему-то нет. Он видел, как Храс беседовал с царским писцом, тучным мужчиной, чья кожа имела тусклую, болезненную серость, и любезно предложил пойти за его слугами. Писец пошёл и исчез. Но Тор никому не сказал про своё наблюдение. Он на своей спине волок мешки с зерном и клал их на весы, когда того требовали отец или писец Сис. Мама, отец, тётя, пятнадцатилетние сёстры, даже маленькая Ригнес тоже таскали зерно. Они работали молча, только тётя Ласа обсуждала со своим другом-травником отвары, которые смогут спугнуть мышей, но не навредят людям.       Наконец, все подсчёты были сделаны. Тор смотрел с гордостью на токи зерна, превышающие его ростом. Урожай был богатым, его большая семья работала без отдыха. Тридцать, а то и больше мешков они заслужили оставить себе. Крестьяне стояли возле житниц и ждали самое главное, сколько урожая у них заберут. Храс совещался с Сисом, сам читал его отчёты, внимательно смотрел на крестьян, ждущих его решения. Столичного писца, как и двух слуг Храса, по-прежнему не было видно. Сис называл имя главы семьи, Храс хвалил или отчитывал его и говорил, сколько зерна остаётся у крестьянина.       «Тридцать мешков будут нашими», — повторял Тор.       Но с каждым новым велением Храса уверенности становилось меньше. А зерна в руках Храса больше.       — Номарх, повелитель, у меня четверо детей! — в криках и в слезах упала на колени крестьянка Сита. — Как мы проживём на восемь мешков?!       — Что ж твоя семья собрала меньше всех? — Храс хмуро провёл бровью.       — Мой муж умер в этом году! — вскричала Сита. — Дети слишком малы для работы в поле! Прошу, оставьте больше зерна.       — Если твои дети малы, то и еды им требуется меньше, — невозмутимо сказал Храс.       — Повелитель! Пожалуйста! — Сира бросилась к номарху.       Но его воины тут же схватили женщину за руки и вывели за пределы толпы. Храс хмыкнул:       — Будь она мужчиной, я бы повелел высечь её плетью.       «Двадцать мешков останется», — успокаивал себя Тор. Семья плотно стояла друг к другу. Тор правой рукой гладил Ригнес по голове.       — Господин, вы обрекаете нас на голод! — кричали крестьяне.       Храс преспокойно прохаживал вдоль токов с зерном.       — К сожалению, я выполняю светлейшую волю священного царя Рогоса. Семья его великого наследника, нашего визиря Захарира, растёт и преумножается. Я, как и вы, лишь слуги наместников Матери.       — Но не тысяча же детей родилась у визиря Захарира! — вскрикнули в толпе.       — На стройках и в каменоломнях тысячи пленных кенгуру, — ответил Храс. — Небесные люди иаланы приказали нам содержать их пленников и не дать умереть им с голоду. Вините во всём кенгуру, которые начали войну с иаланами! — он повысил голос. — Кенгуру бросили вызов нашим полубогам, они были повержены и отбывают наказание на нашей земле. Кроме того, в Кьярусе сейчас непростые времена. Наш главный враг Казир на чужбине собирает силы для войны, царь Рогос усиливает войска для защиты страны. Каждый воин нуждается в зерне, которое придаст ему силу. Вините во всём Казира, который хочет сместить наших богов!       «Казир спас нас от хоннов», — возмутился Тор. Храс ненавидел Казира. Войско номарха никак не смогло защититься от разбойников. А изгнанный принц, прячущиийся в соседнем царстве Сипур, смог. Тор не знал всей правды, но после того, как Казир спас их посёлок, в Дииру из столицы приезжали слуги царя и наказали Храса золотом и серебром. После этого Храс с каждым годом увеличивал подати.       — Окит, сын Тора! — назвал Сис имя отца.       Писец с гордостью отметил трудолюбие Окита и его семи, показал тонны собранного зерна. Храс осмотрел зерно, недоверчиво взглянул на Окита и переместил суровый взгляд на Тора. «Он помнит, что я спас сына Казира. Все в посёлке знают, что я спас наследника беглого наследника». Тор с печалью вспомнил ту встречу с Казиром. Тогда он пообещал принцу служить верно и храбро, но Казир сказал, что Тор ещё мал, чтобы служить ему и попрощался с ним.       — Пятьдесят мешков в царские склады. Двенадцать мешков семье Окита.       — У меня семья из семьи человек! — вскричал Окит. Лицо отца покраснело, жилы на лбу вздулись.       Храс засмеялся.       — Что же ты, крестьянин, держишь столь большую семью? Твои племянницы уже взрослые девицы, могут пойти служанками ко мне во дворец. В мои покои.       — Мы и так голодаем шесть лет. Ты захотел нас убить?       Отец, не выдержав, бросился к Храсу. Слуги мигом остановили его.       — Старик, я же посоветовал тебе, как избавиться от бремени, — Храс язвительно усмехнулся и обратился к слуге: — Десять палок ему.       Крепкие слуги бросили отца на землю и принялись наносить удары палками. Отец сперва молчал, но после пятого удара завыл от боли.       — Отец! — закричал Тор.       Он чуть не рванул, чтобы растолкать слуг, но Дорин сильно вцепилась в руку Тора и тихо прошептала:       — Стой.       Когда наказание закончилось, слуги оставили лежащего, корчащего от боли отца на земле. Мама, тётя Ласа, Ригнес и Аслар побежали к нему на помощь. Дорин крепко держала Тора. Она смотрела на израненного дядю непроницаемым взглядом и, почти не разжимая губ, проговорила:       — Пусть будет проклят Храс. Пусть он сгорит в мучительной агонии. Пусть будут прокляты его потомки до двадцатого колена.       Тор испуганно он взглянул на сестру. Она продолжала неподвижно стоять и держать брата за руку, даже когда мама и тётя с избитым дядей подошли к ней.       Сборы урожая продолжились. Кто-то покорно мирился с потерей заветного зерна, кто-то, как Окит, возмущался и кричал на Храса, но в ответ получал только горсть палок. Когда, наконец, Храс забрал зерно у последнего крестьянина, он обратился к толпе.       — Всё ваше зерно, весь ваш труд, добытый кровью и потом, пойдёт в царские хранилища. Помните, вы кормите наместников Богини. Вы кормите наше царство Кьярус.       Тор вырвался из хватки Дорин и пошёл к дальним амбарам, где были лодки для переправы зерна в столицу. Он крался вдоль житниц, стараясь быть незаметным. Тор затаился за стогами соломы для скота, как вдруг услышал шёпот.       — Сынок, не надо…       Возле него стояла тётя Ласа. Тор покачал головой. Тётя Ласа вздохнула и спряталась за стогом. «Я не хочу убивать. Не думай про меня плохого», — молча ответил он. Номарх со слугами направлялся к лодкам. Тор увидел, что с одной из лодок на берег спускаются двое мужчин. Оказавшись на берегу, они протянули руки третьей фигуре и кое-как, с трудом поставили её на землю. Шатаясь, падая, за слуг держался царский писец. Он еле двигал ногами и пытался петь. Писец был пьян до беспамятства. Встретившись с писцом, номарх сладко заулыбался и показал отчёт. Но писец от усталости не мог смотреть на папирус, он вскользь пробежал по нему глазами и размашисто поставил свою подпись.       — Воды, дайте воды, — только и мог выговорить сановник и потерял сознание.       — Он же сейчас умрёт! — вдруг вскричал номарх.       Бросив папирус на уличный столик писца, номарх быстро повёл сановника обратно к лодке.       — Воды! Живо воды! Лекарь, где он?!       Слуги засуетились возле пьяного писца, номарх лично сам побежал за кувшином с водой. Тор, взяв лопату, поспешно вышел из укрытия. Тётя шла за ним. Закрыв лопатой своё лицо, он остановился мимо оставленного на столе папируса и посмотрел на записи. На него никто не обращал внимания: номарх, слуги, крестьяне столпились у царского сановника. Мимо Тора и тёти прошёл только писец Сис и кивнул головой.       Записи были другими. Количество зерна на папирусе было втрое меньше, чем собрали крестьяне, втрое меньше, чем описал Сис.       — Молчи, — зашептала тётя, уводя Тора. — Молчи.       За руку, как маленького ребёнка, она отвела Тора к его матери и сказала, чтобы он помог женщинам очистить пол в пустых житницах.       — Но ты же видела! Ты читала! — еле дышал от злости Тор.       — Молчи.       Он старался молчать, но не мог. Тор фыркал, как бык, подметая пол опустевшей житницы. Его сёстры переглядывались и спрашивали — Тор зол из-за избиения отца? Но мать отдавала им разные приказы и не разрешала разговаривать с братом. Спустя час в житницу зашёл отец и позвал за собой Тора.       — Мы в кабак, выпить пива.       Отец не любил пить. «Молчи», — вспомнились слова тёти, и Тор молчал.       В маленьком крестьянском кабаке было людно. Стульев не хватало, мужчины стояли. Что сразу насторожило Тора, пиво в кружках было нетронутым, а в кабаке сидели заклятые трезвенники: его тётя Ласа, писец Сис, жрец Фер.       — Скажи, Тор, записи в папирусах номарха лживы? — обратился жрец, смуглый мужчина с узким лицом и лысой головой.       — Да. Цифры уменьшены в три раза, а в некоторых местах в четыре.       — Подтверждаю, — сказал Сис. — Я не писал те цифры, которые оказались в свитках номарха. Храс отправляет в столицу неверные сведения. В его свитках зерна гораздо меньше, чем наяву. Он обкрадывает нас и царя. — Сис, вздохнув, добавил: — Он обкрадывает нас каждый год.       — И что? — вскричал Тор. — Будем и этот год сидеть и вздыхать?! Ещё раньше нам зерна хоть как-то хватало! Но теперь мы же все умрём с голоду! Сис, ты учёный человек, почему ты всегда молчишь?! — Тор схватил писца за грудки. — Ты грамотнее меня и тёти, грамотнее всех в посёлке! Почему ты ничего не делаешь?!       Тётя положила руку Тору на плечо. Он отпустил писца.       — Напиши письмо в столицу! Проси царя о помощи! Кто это может сделать? Я, знающий сотню иероглифов, или ты, знающий всю тысячу!       — Я писал царю, но номарх перехватил моё письмо!       Сис сдёрнул с себя накидку и повернулся к Тору спиной. Она вся была усыпана длинными шрамами от кнута. Тор зажмурился. Это было два года назад. Храс обвинил Сиса в присвоении урожая и назначил ему тридцать ударов кнутов на глазах у всего посёлка.       — Если я ещё раз напишу в столицу — меня, моих детей и внуков скормят крокодилам!       Тор робко отошёл от Сиса. На некоторое время в кабаке повисло молчание. Но его прервал отец. Привычным тяжёлым голосом он сказал:       — Нужно идти к царю.       — А кто пойдёт? — испуганно спросил сосед Рих.       — Я пойду, — решительно ответил отец.       — И я тоже! — воскликнул Тор. — Я своими глазами видел неверные записи! Я буду свидетелем!       — Как же вы уйдёте? — спросил второй сосед Омиас.       — Мужчины каждый год уходят из посёлка на стройки.       — Ещё не время. Нужно починить каналы и укрепить плотины.       — Если четверо или пятеро мужчин из посёлка уйдут на заработки, то Храс не заподозрит.       — Окит, — сказал Рих, — твой ранний уход как раз-таки вызовет. А если с тобой будет твоя любопытная грамотная сестра…       — Сестра останется дома. А я отправлюсь в столицу. Мы не рабы. Тысячу лет назад иаланы запретили рабство в Кьярусе.       — Мы не рабы, — согласился Рих. — Но живём мы на земле Храса. Я не хочу сделать своих детей бездомными оборванцами.       — Вся земля в Кьярусе принадлежит Рогосу, — сказал жрец.       — Храс подражает его сыну Захариру, он считает себя нашим правителем, — вставил слово Кор.       — Так что будем делать? — заговорил Окит. — Снова смиримся как в прошлый раз?       Отец задумчиво чесал подбородок и воинственно смотрел на односельчан. Он всегда был молчаливым, хмурым, Тор даже подумать не мог, что отец захочет пойти против номарха.       — Окит, — сказал Паан, — ты сам не свой, весь взъелся.       — Это чудовище намекнуло мне, что он возьмёт моих племянниц, одна из которых моя направленная дочь, себе в наложницы. У тебя, Паан, между прочим, три дочери. И они такого же возраста как мои племянницы.       — Да, пора положить этому конец, — согласился Паан. — Я пойду в столицу.       — Кто ещё хочет отправится с Окитом и Пааном? — спросил жрец.       — Почему вы не можете? — влез Тор. — Вы тоже учёный человек. Как мой отец и Паан объяснят царским писцам, что записаны неверные цифры? Нужно, чтобы перед царскими писцами выступил учёный человек.       Жрец дотронулся рукой до висящего на шее голубого камня.       — Я должен служить Матери. Я её посредник между небом и землёй. Храм без жреца сирота.       — Тогда пойду я! — решительно воскликнул Тор. — Отец, возьми меня с собой! Я своими глазами видел цифры, я запомнил их! Я умею читать, пусть не так хорошо, как Сис или Фер, но умею!       Отец, прищурившись, молча перевёл взгляд на Ласу. Она кивнула.       — Да, сын, ты пойдёшь с нами. Ты грамотнее нас с Пааном. И храбрее всех нас. Только, если поклянёшься, что будешь молчать и заговоришь только по моему велению. Если поклянёшься, что будешь выполнять все мои приказы словно покорный слуга. Царь не должен узнать, что ты спас сына его врага. А иаланы не разгеваться из-за твоих расспросов.       — Отец, клянусь! — пылко воскликнул Тор. — Я буду нем как рыба. Я буду молчать! Я заговорю только, когда этого потребуешь ты!       — Я тоже пойду с вами! — заявил высокий Гед.       — Я тоже с вами! — воодушевился Кор.       — Думаю, пятерых посланников хватит, — жрец поднялся со стула. — Благословит вас Мать!       Тор подошёл к Феру и губами коснулся голубого сердца Матери. Окит, Кор, Гед и Паан вслед за Тором по очереди поцеловали камень и прошептали молитвы. На этом собрание было закончено. Люди молча расходились по домам. Покидая кабак, Тор оглянулся за Сиса, который так и стоял с обнажённой изуродованной спиной.       — Да поможет вам вера, — помолился писец.       Возвратившись домой, отец и тётя Ласа отвели мать в сторону и тихо рассказали, что было принято на собрании в кабаке. Они пытались скрыть правду от девочек, но в их маленьком доме это было невозможно. Ринес, Дорин и Аслар стояли на заднем дворе, в птичнике и подслушивали разговор через тонкие стены. Тор цыкнул на них и приказал взяться за работу.       Когда совсем стемнело, семья приступила к ужину. Еды на столе было совсем мало. По одной лепёшке на каждого и наловленная девочками рыба. Из питья была вода. Оставшееся молоко мать убрала в погреб на завтра, чтобы приготовить кашу. Финики, инжир и виноград она оставила в кладовой для следующих дней. Теперь приходилось беречь каждый плод и каждую крупицу зерна. Хоть стол был скудным, ели медленно, чтобы желудок смог насытиться. Тор сидел рядом с отцом и Ригнес, по правую руку от Ригнес была мама, за ней тётя с дочерями. Обычно ужин проходил в весёлых беседах. Тор и его родители говорили про работу в поле. Тётя Ласа про новые целебные свойства трав. Девочки рассказывали, с кем из подружек они срезали зерно, каких зверей и птиц видели в зарослях Фины. Но сейчас в доме воцарилась тишина.       — Пожалуйста, можно полотенце, — закончив с последним рыбьим куском мяса, обратился Тор к маме.       Мама привстала и протянула руку к полотенцу, которое висело на ржавом железном гвозде. Вдруг Ригнес вскочила с пола и схватила маму за руку.       — Пожалуйста, можно я поеду с папой и Тором! Пожалуйста, мама!       — Сядь на своё место, — мать бросила сыну полотенце. — Сядь, Ригнес!       Из глаз Ригнес брызнули слёзы. Не слушаясь мать, она подбежала к отцу и юркнула под его руку.       — Папа, можно мне поехать с вами! Я не хочу терять Тора, я боюсь за него!       Отец молчал. Тор, грустно улыбаясь, посадил сестру к себе на колени.       — Ригнес, со мной ничего не случится. Папа каждый год уезжает на строительства гробниц. Вот и я в этом году уеду, а потом вернусь домой.       Ригнес резко замотала головой.       — Ты едешь не на стройку! Я знаю, я слышала! Тор, я не хочу, чтобы ты бросал меня. Тор, папа, пожалуйста, возьмите меня с собой. Я буду вам полезна. Я буду готовить для вас, буду зашивать вам одежду, буду стирать! Буду делать всё, что вы скажете! Пожалуйста, возьмите меня! Я не хочу расставаться с Тором!       Тор поцеловал сестру в голову.       — В следующий раз, Ригнес, я возьму тебя с собой. Обещаю.       — Пожалуйста, Тор, возьми меня с собой! Или останься! Только не уезжай без меня!       Тор вытер слёзы с покрасневшего лица сестры и прижал её к себе. Плечи Ригнес дрожали в тихом рыдании.       — Брат, останься со мной. Это опасно, я не хочу тебя терять.       — Тор, не уезжай, — печально сказала Аслар, сжимая пальцами кружку.       — Мы вернёмся сразу, как только расскажем столичным сановникам о наших несчастьях.       — Тор, дядя Окит с мужчинами справятся и без тебя.       Тор сурово посмотрел на сестру.       — Но только я могу писать и читать.       — Я могу поехать вместо Тора! — сказала тётя Ласа. — Если вы боитесь его отпускать, поеду я.       — Нет! — властно произнёс отец. — Ты останешься дома. В столицу поедет мой сын, взрослый муж.       — Цари вряд ли нам помогут, — заговорила Дорин, шаркая пальцем по каменному столу. — Им нет дела до нас. Возможно, нам попросить… — она нахмурила брови, — Чёрных пауков?       В эту секунду тётя Ласа вздрогнула, кружка выпала с её рук и ударилась об пол. От ручки отлетел маленький глиняный кусочек.       — Никогда, Дорин! Это тёмная магия, злая магия! Это кровь, это смерть… Никогда, Дорин!       Тор увидел, как напрягалась тётя, как страх застыл в её глазах.       — Окит, хватит уже! Оставь Тора дома! — неожиданно вскричала молчаливая мать.       Без того испуганная тётя снова дёрнулась. Ригнес громко зарыдала, прижимаясь к брату.       — Окит, Тор должен остаться дома! — кричала мать, забыв, что стены в их доме тонкие.       — Дина, Тор вырос. Однажды он должен покинуть дом, — хмуро ответил отец.       — Но не таким образом! Ему нельзя уезжать в столицу, где иная жизнь, где иные люди!       — Тору уже восемнадцать лет. Меня отец с десяти лет брал в дорогу. Дина, сколько же можно Тору жить с женщинами?       — Пожалуйста, возьми его с собой потом, когда отправишься в другой город! Только не в столицу! Ты же знаешь, что будет! Оставь Тора дома!       Отец тяжело вздохнул. Пальцы стучали по столу. Видно было, что он был на пределе терпения, но изо всех сил сохранял спокойствие.       — Твой сын знает буквы и цифры. Он свидетель ложных подсчётов Храса. Дина, отпусти уже своего сына в дорогу. Дай ему увидеть свою страну. Дай ему помочь своему посёлку.       Мать нервно засмеялась.       — О да, помочь посёлку! Я знаю, почему мой и твой сын хочет в столицу! Посёлку помочь… Он хочет в столицу, потому что она кишит иаланами! Их летающими кораблями, их приборами, их железными слугами, которые когда-то были живыми людьми! Он хочет посмотреть на их станции, на которых они добывают энергию с нашего солнца! Он хочет увидеть, как на иалане за минуту заживают синяки и царапины! Вот зачем Тор хочет в столицу!       — Хватит!       Тор бахнул рукой по столу и встал на ноги.       — Мама, пожалуйста, успокойся! Мой родной посёлок уже шесть лет грабит номарх. Я устал смотреть, как мои сёстры голодают и превращаются в скелеты. Я хочу спасти нашу семью, наших друзей, наших соседей. Вернуть мешки с зерном — вот и всё, что я хочу.       Тор, не оборачиваясь на мать, покинул дом. Он сел возле колодца, с которыми утром боролись его сёстры. Солнце давно закатилось, холод сковал пустынную землю. Ветер усиливался. Тор обнял себя руками, чтобы как-то согреться. Возвращаться за одеждой не хотелось. Из дома выбежала Ригнес. С ней была чёрная накидка. Она молча закутала в накидку брата и села возле него. Тор обнял сестру. Глаза девочки были мокрыми, она их пыталась вытереть, но текли новые слёзы.       В холодном небе мерцали звёзды. Когда-то давно Тор пытался их сосчитать, но всегда сбивался. Он не знал столько чисел, сколько сияло звёзд. Луна была особенно яркой в эту ночь, а звёзды, словно размножившись, осыпали небо. Они мигали, разговаривая друг с другом. И за каждой звездой скрывалась своя легенда, своя история, свои планеты.       Мать была права.