Последний рубеж

— Луки. — такой далёкий и незнакомый голос. — Луки. — голос ближе. Теперь он понимает, что он принадлежит женщине. — Луки. — где-то он его уже слышал, но где? — Луки. — уже настойчивее звала она. — А? — встрепенулся вампир, поворачивая голову на жену. У него и до этого бывали приступы глубокой задумчивости, и этот не отличался от остальных, но именно он и напугал Мэвис. Лукас смотрел на супругу, перегнувшуюся через подлокотник своего кресла. Они сидели на балконе. — Луки. — такой плаксивый голос. Не таким она только что беседовала с сыном и дочерью и читала сказку внуку. Но с ним, с мужем, Мэвис могла себе позволить быть слабой. Лукас глянул в глаза с застывшими в них слезами. Давно он не видел жену такой. Возможно, с самой казни Сативуса. Мэвис отвернулась от него, прикасаясь ладонью к губам. А вот плакать она не могла даже при нём. Врёшь. Редко, очень и очень редко. Теперь через подлокотник перекинулся Лукас. Он прикоснулся к её руке, которой она прикрывала рот, и развернул к себе лицом. — Мэви Владиславовна. — он наклоняется к ней, оставляя лёгкий поцелуй на губах. — Всё будет хорошо. — его уста выдали коронную улыбку, вымученную, но коронную. Мэвис стало чуть легче, она повернула голову на едва слышимый стук в дверь. Билли зашёл в покои родителей. Первое, что ему бросилось в глаза — это его игрушка. Плюшевый тигр аккуратно лежал на диване возле книжного шкафа, на средней полке которого стояла модель «Титаника». Его папа в своё время выписывал журнал, повествующий о катастрофе, с прилагающимися к нему детальками. Когда отец собрал модель, он пришёл к маме, уговорить её, поставить лайнер на её книжной полке, на которой хранились мамины любимые произведения. — Ну, давай так. Я убираю со всех тумб свои поделки, а ты разрешаешь мне поставить сюда кораблик? — папа держал маму, опирающуюся на трость, за плечи. Их взгляды были направлены на полки. Мама никогда не любила папину страсть к захламлению всех свободных полок его игрушками. — Договорились. — Мэвис покачала головой. — Я выделю тебе комнатку для твоих поделок. — У меня теперь будет собственный музей. — блеснул Лукас коронночкой. Слева находилась детская. В этой комнате жили Деннис, Владимир, Георгий, Линнет, Данила и он сам. По достижении определённого возраста, Билли уже не вспомнит какого, дети переезжали в отдельные покои, а до этого жили здесь, напротив спальни родителей. Билли потянулся к ручке, но рука замерла. Мама и папа не любили, когда в их комнату заходили. Линнет рассказывала, что поначалу, когда она была совсем девочкой, родители считали милым, что она спит с ними. Потом это стало раздражать сначала мать, затем отца. Папа объяснил дочери, что она уже взрослая девочка, а взрослые девочки с мамой и папой не спят. С тех пор Линнет спала в обнимку с игрушечным медведем. А спустя время родился Данила, а ещё через 7 лет и Билли. Дверь скрипнула. — Мама, папа? — позвал он, надеясь, что родители его не услышат. И зачем он только пришёл? Зачем приехал? — Билли, мальчик мой, мы здесь. — голос матери был очень тихий, нежный. Билли прошёл на балкон, увидел отца, покачивающегося в кресле, маму, сидящую в своём белом кресле, покрытым красным пледом. Они держались за руки, вернее их пальцы едва соприкасались. Билли при виде этой картины сделалось тепло на душе. «Между ними что-то есть» — говорил он наивно в детстве, не подозревая, что за этой фразой скрывалось не просто наличие шестерых детей, четверо из которых общие, одна крыша над головой, совместная трудовая деятельность, а что-то большее. Возможно, даже «дзынь», в существование которого его сестра теперь не верила. Они обернулись к сыну, их связь не оборвалась. Билли не знал с чего начать. Он хотел поправить бабочку, но вспомнил, что снял её в покоях. Теперь перед родителями он стоял в белой рубашке, с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами, небрежно заправленной в брюки. Взгляд упал на пепельницу. Захотелось просто покурить. С папой на пару, но отец не знал про зависимость сына, а рушить образ невинного мальчика Билли не хотел. Мэвис оперлась на змеиную трость. — Луки, клык. — она всегда напоминала ему о сломанном клыке змеи, Лукас ей кивал, мол я помню, я приклею новый, но проходило секунд пять, и они оба об этом забывали. Билли не сел, он плюхнулся на родительскую кровать. Мэвис приземлилась рядом с ним. Взрослый мужчина положил голову маме на колени. Мать стала перебирать его волосы. Почему-то это простое действо всегда успокаивало членов её семьи. Даже Лукас, не будучи по крови связан с Дракулами, любил, когда Мэвис гладит его волосы. Особенно ему нравилось, об этом она в жизни не скажет детям и кому-то постороннему, когда она в порыве страсти до боли сжимала его уже седеющие волосы на затылке. Для Лукаса это был знак, что он ещё может уважить свою женщину. — Мы с папой поговорили, — мягко начала Мэвис, припоминая вчерашний рассказ сына о том, что Данила связан с демократами сильнее, чем родители изначально предполагали. — обсудили то, что ты сказал. — она отвернулась к балкону. Лукас уже докуривал сигарету. — И мы пришли к выводу, что мы хотим его увидеть. — произнесла женщина так, словно искала поддержки у мужа. — Что с ним будет? — Билли едва сдержался от ломки в голосе, рвано выдохнул, успокаивая сердце. Лукас взял из вазочки леденец, кинул фантик на тумбочку к другим обёрткам. — Мы с ним побеседуем. — ласково проговорил отец. Папа сел возле мамы и смотрел сверху вниз на сына. — Нет. — Билли поднял голову и сел ровно. — Я не об этом. — он опирался ладонями о плед, который в мгновение пропитался соленоватой жидкостью с его рук. — В целом, что вы с ним сделаете? — повернул сын голову на отца, заметив в его глазах страшный проблеск. Лидер. Их сын возглавляет оппозиционное движение. Мэвис и Лукас переглянулись. Сколько они не решались сказать это вслух? Неделю, две, месяц? Мэвис помотала головой. Она чувствовала, что голос даст слабину, и она не сможет сдержать слёз. Лукас понял её без слов. Он вспомнил про клык для змеи, взял в руки трость Мэвис, осмотрел голову. Да, клык нужно было изготовить и посадить на супер-клей. О чём он думает? Он положил трость на кровать. Мэвис продолжала смотреть на него молящими глазами. — Ты знаешь, что бывает с теми, кто… — начал Лукас, стараясь говорить как всегда: твёрдо и без эмоций, но пред сыном он был бессилен. — Я задал конкретный вопрос! — Билли поднял голос на отца, но тут же осёкся, стушевавшись от собственного выпада. — Казнь. — Лукас сглотнул кислую слюну. У него заболела поясница. — Мэви, ударь меня. — Что? — она тряхнула головой, теперь в её глазах наравне со слезами застыл вопрос. — Ударь меня по спине. — он повернулся к ней. Она дала ему ладонью по пояснице. — Как вы можете так легко об этом говорить? — Билли самому было неприятно общаться с родителями на повышенных тонах, но по-другому не получалось. Его нервы лопались, как перетянутые струны гитары. Лукас и Мэвис посмотрели на сына. Оправдываться они не стали. Он бы всё равно не понял, насколько им нелегко это говорить. — Ты можешь, — мама убрала с его лица руки, которыми он прикрывал свои слёзы. — с ним поговорить, сказать, что мы хотим его видеть? Он молчал, но не отдёргивался от матери. — Билли, — папа придвинулся ближе к маме. — если мы его увидим и поговорим, то, возможно, казнь не состоится. — Лукас сам не верил своим словам. Пусть они с Мэвис ещё не обсудили это до конца, но он понимал, что решение уже принято, просто они не знали, кто должен его озвучить вслух. — То есть, если вы с ним поговорите, он останется в живых? — Билли встал с кровати и направился к выходу. — Я передам ему ваши слова. — он поверил. Искренне, как в детстве. Это-то и не понравилось его родителям, которые знали, что сказали чистую ложь. Дверь закрылась. Мэвис уткнулась носом в грудь мужа. Она не плакала, она просто хотела, что бы он её обнял, что Лукас и сделал. Она вся горела, а он был словно ледышка.

***

Билли встретил Данилу в поместье Коллинзов. Брат беседовал с невестой, кажется даже смешил её. Данила снял пиджак и сидел с края дивана, облокотившись на подлокотник, в одном лишь коричневом жилете, надетом поверх чёрной рубашки с расстёгнутой верхней пуговицей. — Даня, — для старшего из младших собственное имя, озвученное братом, прозвучало, как гром среди ясного неба. Елена ему сказала, что Билли уехал с сестрой к родителям, и Данила, почему-то решил, что брат там и останется. — они хотят тебя видеть. — Кто они? — он гладил живот невесты, Билли вдруг осознал, что мама с папой до сих пор не знают про Елену. Он и забыл об этом сказать, а Линнет и не напомнила, похоже наравне с Билли потеряв в пучине больного сознания такую важную мелочь. Младший помнил её взгляд на него. Такой… Странный… Будто она боится потерять его. — Я пока не поеду. — поднося ложку с кашей сыну, говорила Линнет родителям. — Хочу перевести дух. — вздыхала она, когда Вовка отворачивался от еды, но Билли чувствовал, что дело отнюдь не в мальчике. Может, сестра хочет начать жизнь с чистого листа? А делать это вне поместья бывшего мужа куда проще. — Мама и папа. — кашлянул он в кулак, скрипнув в ответ на это действие зубами. — Я никуда не поеду. — Данила отвернулся от брата, нахмурился. — Если вы не поговорите, они тебя казнят. — нужно было быть убедительным, если не тогда, то сейчас. Елена села ровнее, поправила папин платок, который покоился на плечах девушки, и обернулась к Билли. — Что значит…? — она не успела договорить, Данила её перебил, усмехнувшись наивности брата. — Не казнят они меня, я их сын. — с полной уверенностью произнёс он, припоминая давние слова Смитта, что братья находятся под защитой рода. — Я сам слышал, — снова мягкий тон. — они сказали это мне. — ну, почему, почему он такой упёртый? Билли сел на диван возле Елены. Только она и отделяла братьев. — Они тебе это сказали, что бы припугнуть. — не соглашался Даня. — Будто ты маму не знаешь. — Данила, что есть мочи, пытался понять брата. Понять его странное трепетание перед родителями. Он же сам рисовал эту карикатуру, так что же случилось сейчас? — Съезди, просто съезди. — просит Билли, стараясь перейти на новый уровень и начать требовать. Он нащупал в кармане пачку сигарет, достал одну из них и сунул в рот, но тут же бросил, метнув взор на живот девушки. — Даже под предлогом знакомства с Еленой. — на этот раз Билли оказался убедительней, чем всегда. Данила задумался, посмотрел на невесту, на её живот. — Ты не сказал? —удивился и обратился он к брату, отрицательно качающему головой. Билли сидел в своей комнатке, выделенной ему Георгом Смиттом. Юноша рисовал в своей тетрадке, всё время перечёркивая уже получившееся изображение. Вампир вздохнул, когда в порыве, вызванном желанием написать родителям письмо, вырвал лист из тетради, скомкал его и выкинул в камин, в котором уже давно валялись такие вот смятые бумажки. Билли потянулся к пачке, чиркнул спичкой. Откинул голову назад, глядя в потолок и прикидывая в голове возможные варинаты развития событий. Вампир вновь затянулся, чувствуя неприятную горечь во рту, но бросать не стал. — Билли, — послышался знакомый властный голос. — где Данила? — Георг Смитт без стука зашёл в покои молодого вампира, встал в дверях, сморщив нос. Билли поспешил потушить сигарету, кинул окурок в пепельницу, до отвала набитую бычками, повернулся на барона. — Ушёл. — пожал плечами Билли, не имея большого желания говорить их новому «другу», что Данька гуляет с его дочерью. — Найди его. — Смитт развернулся. — Я хочу его видеть. — Георг захлопнул дверь так, что люстра на потолке пошатнулась словно от порыва ветра, пробравшегося в комнатку через открытое окно. Билли поднял взгляд к потолку, смирился со своей участью младшего и аутсайдера. Вампир кинул взгляд на тетрадь, которая когда-то была очень толстой, а теперь же только рваные остатки листов напоминали, что Билли брал её с собой, чтобы писать родителям, но так и не решался. Совесть. А её Билли боялся. Юный граф прошёл сквозь кусты к небольшому прудику, находящемуся на заднем дворе поместья. На беседке, неподалёку от которой стояла старая и ржавая горка, парочку он не обнаружил, поэтому решил, что Даня и Лена гуляют где-то там. Он не ошибся. Данила и Елена лежали на пледе, о чём-то говорили, вокруг небрежно были разбросаны остатки пикника. Видимо, свидание пошло не по плану. Корзинка валялась возле девушки, белоснежное платье которой было слишком помято для простого свидания у воды. Вокруг плетённого изделия были разбросаны остатки еды: яблоки, бананы, какие-то булочки. Данька был расслаблен. Брат прижимал к себе невесту, положившую голову жениху на грудь. — Наверное, это было неправильно? — с сомнением говорила Елена, но от Даньки ни ногой. — Ничего. — Данила поднёс губы к её виску, поцеловал. — Всё хорошо. — пауза. Билли дёрнулся в кустах. Выходить сейчас, значит запустить цепочку шуток от Даньки про подглядывание. — Или ты хотела у себя в покоях? — он уткнулся носом в шею девушки, она на удивление невольного свидетеля интимного момента не стала просить Даню прекратить, словно уже успела отдаться ему, возможно даже в своих покоях. — А если папа…? — в голосе как ни крути слышалось сомнение. Но куда она уже денется? — Тссс. — прошипел ей в ответ Даня, прижимая к своему телу тело любимой. — Данила, — Билли вышел из-за кустов, подумав, что эта милая беседа может перетечь в нечто большее. — тебя Георг ищет. Елена мгновенно изменилась. Девушка села на пледу, поправила взъерошенную причёску, коснулась груди, но она была скрыта под тканью. — А подглядывать нехорошо. — Данила улыбнулся по-отцовски, встал на ноги, принялся натягивать на себя рубаху и застёгивать брюки. — Я и не… — не успел брат договорить, как Данька тут же смылся в направлении поместья, бросая Билли напоследок. — Найди себе женщину, а то ведь так и помрёшь девственником. — Данила рассмеялся. Елена тихонько хохотнула в ладошку, поставила корзинку и принялась убирать в неё еду. Билли же закурил, скользнув взглядом по белому платку, валяющемуся на смятом пледе. Елена поспешила его накинуть на плечи. Вампир теперь часто стал слышать приглушённый смех, разносящийся из покоев Елены, с которыми соседствовала его комнатка. Билли открывал тетрадь, худеющую с каждым днём всё больше и больше, писал, иллюстрируя письмо рисунками как в детстве, но смянал листок, выкидывал в камин и снова курил, слушая голоса Данилы и Елены.

***

Что-то ёкнуло у Мэвис Владиславовны в груди, когда она увидела выходящую из машины брюхатую девушку. Лукас усмехнулся. — А он хорош. — шутил её муж. — Ай, да, Даня, ай, да, мужчина. — улыбался он, но Мэвис не ответила ему тем же. Ей резко захотелось дать ему по спине, но вместо этого она положила руку ему на поясницу, погладила её. Избить мужа она всегда успеет, хотя бы лёжа в постели, в порыве страсти. Да, о чём она только думает? Мэвис самой стало противно от того, что она представляет себя лежащую под телом мужа и бьющую его по спине в мольбах не останавливаться. — Здравствуйте. — Елена постаралась придать голосу твёрдости. — Здравствуй, здравствуй. — ухмылялся Лукас, скрывая под маской веселья, свой небывалый страх, что он собственными руками может лишить ещё неродившегося ребёнка отца. Лоуренс пусть и не показывал виду, но внутри он весь сжался от осознания, что повёл на эшафот без пяти минут свата, который теперь даже не сможет взять внука или внучку на руки. — Познакомьтесь, — небрежно бросал Данила. — это Елена, моя невеста. — Мэвис рассматривала лицо сына. Он отрастил усы? Когда успел? Интересно, ей также нравится, когда он щекочет её ими в интимном месте. «Да, что за хрень ты, мать, несёшь?» — ругалась она про себя. Сегодня Лукас не уснёт, пока не воплотит в жизнь её фантазии или вдоволь не посмеётся с её странных мыслей. Лукас заметил, как на лице жены играют желваки, как на лбу образуется складка: — Родная, — он наклонился к ней, пока дети поднимались по лестнице. — это всего лишь невестка, не более. — Не в этом дело. — она притянула его к себе ещё ближе и прошептала на ухо свои мысли. На удивление Мэвис Лукас не стал шутить про похотливую бабулю. В одни моменты это обижало её, в какие-то возбуждало. Лукас приобнял жену за талию, дети поравнялись с ними. — Пройдёмте. — она повернулась всем корпусом ко входу и крикнула. — Храз, — Мэвис Владиславовна приложила руку к груди, стоило ей увидеть слугу, который умудрился напугать хозяйку своим внезапным появлением в дверях. — накрой на стол. Разговор не клеился. Если с Билли всё шло более менее ровно, то с Данилой всё было куда сложнее. Лукас как-то вместе с Гошей поймал в их озере большую рыбу, он ловит себя на мысли, что не может вспомнить название, хотя кроме карасей в озерцо он никогда никого больше не запускал. Маленький мальчик натянул леску так, что папа уже видел, как она обрывается, но всё обошлось, если не учитывать улетевших в озеро очков. Кое-как они выловили гигантского карася, кинули его в ведро, а потом напрочь забыли о его существовании. И сейчас Лукас вытягивал из сына хоть какие-то слова, как в своё время эту рыбёшку. Кстати, а куда она потом делась? Он посмотрел на жену и прекрасно понял её чувства, по поводу не тех мыслей, лезущих в голову, когда не надо. — Билли сказал, что вы собираетесь меня казнить. — а вот сейчас подсекать начал уже Данила. — Мальчик мой, Данечка… — начала Мэвис, еле-еле собравшись с мыслями и осознав, что в скором времени у неё родится ещё один внук. Вроде бы радостное событие, вот только омрачала его надвигающаяся катастрофа. — Понимаешь, тут палка о двух концах. — Лукас остановил Мэвис на полуслове, и продолжил. — Если мы тебя оставим в живых, это подорвёт авторитет Совета вампиров. — он замолчал, позволяя Даниле переварить информацию, уловить смысл слов отца. Данила же продолжал смотреть на родителей косым взглядом, даже не притрагиваясь к еде. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Лукас продолжил, не смея отводить взор с сына на невестку, которая только и делала, что бегала взглядом с жениха на потенциальных свёкров. — Если казним, то демократов больше не будет. — прямо сказал он. Сюсюкаться с Даней не входило в планы несчастного отца. Лукас мог позволить себе нежность с Билли, но никак не с Данилой. Разные рычаги давления, вот и всё. — И как вы хотите это провернуть? — язвительно бросил Даня, подражая покойному Смитту. — Я ж, в конце концов, их лидер! — Елена вздрогнула от внезапного возгласа сидящего справа от неё Данилы. — Откажись от своих слов. — не меняя тона, говорил Лукас, но всё же внутри вампир весь заледенел. Слишком просто смотрел на него сын. Будто не его жизнь висит на волоске, будто не его ребёнок может остаться без отца. — Скажи, что тебя оклеветали, что ты не причастен. — голос отца, который, наверняка, смог бы убедить Билли, не работал, как положено. — Нет. — его тон не оставил родителям права продолжать этот разговор дальше. Он поднялся со стула, протянул руку невесте и они ушли из «Трансильвании». Мэвис снова уткнулась в грудь мужа.

***

(За 2 недели до этого) Деннис смотрел, как Эйвери укладывает Генри спать. Мать напевала сыну колыбельную, и её муж едва сам не заснул под ласковый голос жены. Она легла рядом с ним. — Деннис, позволь задать один вопрос? — она говорила шёпотом, боясь разбудить сына. — Говори. — Деннис накрыл их одеялом и уткнулся рыжей макушкой ей в плечо. — Кто твой отец? — мужчина поднял глаза на жену. По его огненному взгляду она поняла, что задела Денниса за живое, но этот вопрос мучил её уже давно. — Человек. — пренебрежительно произнёс он и отвернулся. — Он убил твоего брата? — Эйвери обняла мужа со спины. Она слышала эту историю из уст Мэвис Владиславовны, когда она вместе с маленькой Лилит, Сашенька, как его называет бабушка, тогда ещё не родился, приехала в «Трансильванию». Дочь уснула, а женщины за чашечкой чая и разговорились. Эйвери тогда поразило то, что свекровь рассказывала про убийство так, будто бы это не с ней и было. — Да. — холодно отрезал Деннис. Ему был неприятен этот разговор. Он хотел скорее уснуть. — Мой тоже. — Эйвери села на кровати, облокотившись на спинку. — Не понял. — Деннис повернулся к ней. — Мой отец тоже убил моего брата. — Эйвери поймала себя на мысли, что говорит это как свекровь. — Я из-за этого сбежала из дома, пошла учиться в Университет, потом встретила тебя. Сколько мы с ним не виделись? — Ты хочешь его видеть, после того как он отрубил Александру голову? — Деннис знал эту историю, просто до этого его жена никогда вы выказывала желание встретиться с отцом. Эйвери кивнула. — Знаешь, в чём наше с тобой отличие? — она отрицательно покачала головой. — Я, в отличие от тебя, Лорана не простил. Если хочешь, — добавил он, погодя. — поезжай. Вон, Сашку с собой возьми, а то он после того, как я им с Лилит высказал по поводу их похождений, сам не свой. Генри с няней пусть будет. Я не хочу мелкого отпускать к деду-убийце. — сказал Деннис и отвернулся, думая, что и по отцовской стороне у его детей есть и дедушка, и бабушка убийцы. Он накрыл голову подушкой, изгоняя эту мысль прочь.

***

Как только чёрная машина известной марки с эмблемой летучей мыши на капоте появилась на дороге, все жители деревни от мала до велика последовали за ней. По их мнению, их деревню решила посетить какая-то богатая, известная личность. Эйвери смотрела в окно и не слышала, как за ними следует толпа народа. Она то и дело теребила обручальное кольцо и кусала губы. Её мысли были далеко. Отца она не видела уже около двухсот лет. Немалый срок. Может, он уже здесь не живёт, а может…? Нет. Такую мысль, несмотря на все прошлые обиды, Эйвери не хотела допускать. — Мам, — Саша минут десять пытался достучаться до матери, и на этот раз ему удалось. Эйвери повернула к нему голову. — куда мы едем? — Туда, где я родилась. — она снова отвернулась к окну. Вдали показались очертания мельницы, а это значит, что до портала в прошлое осталось минут пять езды. — Как там Генри? — Ты же его оставила с няней. — Саша хотел было поправить завязки фамильного плаща, но вспомнил, что мама попросила его не надевать. Эйвери и сама решила оставить плащ дома, но кинжал, который был заткнут за пояс по совету Денниса, взяла: «Так на всякий случай.» — Шорк, останови здесь. — личный слуга нажал на педаль тормоза. Машина остановилась перед калиткой. Эйвери, не дожидаясь помощи Шорка, вышла из машины, на остановившуюся сзади толпу ей было наплевать. Старый, покосившийся забор с облезлой, когда-то яркой и насыщенной голубой краской, напомнил женщине о последних днях, проведённых в этом доме. Она вспомнила, как незадолго до отъезда красила этот забор. Отперев калитку, она зашла на участок. Старая женщина, отвлёкшаяся от прополки, недоверчиво смотрела на незнакомку. — Скажите, — обратилась к ней Эйвери. — здесь живёт Тоббиас Хотторн? Соседка сначала и не думала отвечать, но, вдруг, её взгляд упал на позолоченную рукоять кинжала, и женщина, от греха подальше, положительно кивнула головой. Задать вопрос: «А вы кто?» — она не успела, Эйвери уже шла по направлению к порталу времени. Она увидела старые качели, висящие на ржавой перекладине меж двух яблонь. Их сколотил специально для неё папа, когда всё было хорошо. Эйвери подумала, что последние двести лет их раскачивал только ветер. Сюжеты из прошлого наслаивались на картины настоящего. Эйвери не видела старый, покосившийся сарай. Перед её глазами возникали совершенно другие образы. Папа строит этот сарай, а Саша подаёт ему гвозди, молоток, пилу. Она видела не заросшую грядку, а их с мамой, собирающих клубнику, чтобы потом сварить из неё варенье на летней кухне, про которую сейчас её Саша скажет: «Чёрт знает, какая-то постройка.» Видя всё это, когда всё было хорошо, она и не заметила, как оказалась напротив деревянной двери. Ах, если бы они тогда нашли ключ. Тогда б всё было по-другому. Возможно, она вышла бы замуж за Карла Линнея. Эйвери улыбнулась, вспоминая, как в детстве дразнила Карла, не знающего биологию от слова «совсем», называя его «великим учёным». Она захотела постучать, но рука её замерла в воздухе. Сердце с каждой секундой билось всё быстрее и быстрее. Может уйти, пока не поздно? Вдруг он настолько спился, что не узнает родную дочь? Но она решилась. Костяшки пальцев опустились на деревянную поверхность. Сердце пульсировало уже где-то в виску. За дверью послышалась какая-то возня. Эйвери узнала тяжёлые отцовские шаги. Сердце было готово выскочить из груди, на лбу выступил пот, губы обсохли. Женщина сжала полы платья, пытаясь высушить ладони. Дверь открыл седой старик. Его волосы торчали в разные стороны. Он смотрел на Эйвери такими же, как у неё карими глазами. Молчание длилось долгих пять минут. — Вы Тоббиас Хотторн? — спросила она, как бы прощупывая почву. — Да, а вы? — мужчина хмурил брови, пытаясь вспомнить, видел ли он вообще хоть раз в жизни эту аристократку. — Это я. — она чуть помолчала, а потом добавила. — Я — Эйвери. — Эйвери? — переспросил он, вновь проходясь взглядом по фигуре дочери. — Моя Эйвери? — Да. — кивнула она. Тоббиас облизнул губы и пропустил графиню в дом. Саша, до этого молча наблюдавший за матерью, достал руки из карманов, выпрямился и, несмотря на возражения Шорка, направился вслед за мамой. Зайдя в дом, Эйвери вновь увидела прошлое, только другое. Она искала глазами кровь, но пятна уже не было. Вдруг к её ногам подкатилась голова Александра. Эйвери закрыла глаза и вновь открыла. Никакой головы. Показалось. — Почему не предупредила? — отец суетился на кухне, отделённой от комнаты лишь печкой. — Я только вчера решилась. — Эйвери подошла к кухонному столу, на котором, кроме старой фотографии, ничего не было. Она взяла снимок в руки. С него на неё смотрел самый лучший выпускник Академии монстров и его маленькая сестрёнка. — Садись, дочка, садись. — Тоббиас принёс два стакана чая, поставил их на стол. Эйвери вернула фото на место. — Это. Это — отец ткнул пальцем в снимок. — ваше единственное изображение. — с печалью сказал он. Эйвери села. Тоббиас тоже. Оба никак не приступали к чаю, да и беседа как-то не начиналась. Вдруг, дверь заскрипела, и в дом зашёл Саша. — Мам, ты куда ушла? — его испуганные глаза говорили сами за себя. Мама махнула рукой, приглашая сына к столу. — Познакомьтесь. Мой сын Александр. А это твой дедушка Тоббиас. — мужчины пожали друг другу руки.

***

Георгий был далёк от политики. Он никогда не стремился стать тем самым Дракулой, пред которым трепетали бы монстры. Но фамилия решала, а он был и не против. В детстве он очень любил изучать природу и всё, что с ней связано. Гоша и сына приучал к этому. Эдуард, пусть и был совсем ребёнком, уже знал, что на свете существуют малюсенькие существа, которых не видно невооружённым глазом. Папа, занимавшийся сельскохозяйственной деятельностью, приобрёл себе микроскоп, его старый, который ему на 70-летие подарили родители, уже был не годен для использования. Эдик натворил дел. Он покрутил большой винт слишком быстро, линза разбила предметное стекло и сама потрескалась. Теперь же новый настраивал исключительно папа, а Эдуард сидел и наблюдал, а потом смотрел на бактерии, плавающие в препарате. Сегодня Георгий должен был поехать на базар, который он сам лично поднял с колен, проверить что там и как. Он не любил ездить на машине, максимум в город, в… «Красный бархат». А всё из-за него. Он забрал его женщину, вынудив довольствоваться прошмандовками, курить с ними… Гоша ударил лошадей поводьями, изгоняя из головы ненавистные мысли о ненавистном ему мужчине. Погода на удивление была хорошая. Луна освещала Великим Князьям Тьмы дорогу, и Гоша даже на секунду отвёл от неё взгляд. — Красивая. — произнёс Эдуард, поднявший голову вслед за отцом, наблюдавшим за Луной. — Интересно, а мама тоже была красивая? — мечтательно спросил сын, рассматривая спутник. Гоша сглотнул, ударил поводьями замедлившихся лошадей, и сделал вид, что не расслышал вопроса. — Пап, — Эдик, Георгий всегда ругался на мать, когда она его так называла, посмотрел на отцовскую спину. — мама была красивая? — Да, сынок. Твоя мама была красивая. — перед глазами возник образ той самой ночной бабочки из «Красного бархата», подарившей своему постоянному клиенту сына. Она была чем-то похожа на Эйвери, но заменить её полностью не смогла. — А куда мама ушла? — продолжал допрос сын. Он редко, но всё же спрашивал про маму. — Ушла, не знаю. — Георгий обернулся к сыну. Он продолжал смотреть на небо. Мальчик почувствовал взгляд отца и перевёл глаза на него. Очки сползли к краю переносицы, и Эдик поправил их. Внезапная мысль, посещавшая уже не раз разум Георгия, не подтвердилась. Это точно был его сын. Захотелось курить. Вот только курил Гоша отнюдь не сигареты.

***

Чай пили молча. Тоббиас то и дело разглядывал Сашу, смущённо отводя взгляд, когда тот его замечал. Эйвери беспокоило это напряжение, витавшее между дедушкой и внуком, и дабы развеять обстановку, она спросила: — Как ты вообще поживаешь? — Тоббиас дёрнулся, посмотрел на дочь и через силу ответил. — Ничего. Нормально. А ты? — добавил он, отхлебнув из стакана. — Как видишь. — бросила Эйвери, сжавшись от неловкости положения, в которое она сама себя вогнала. Снова молчание. Александр чувствовал себя не то что неловко, он вообще не хотел здесь находиться. Да, со своим папой он тоже не всегда находил тему для разговора, но такого давящего напряжения он никогда не испытывал. Даже вчера, когда отец отчитал их с сестрой, Саша чувствовал себя лучше, чем сейчас в компании матери. Эйвери тоже начинала жалеть, что решилась на эту поездку. Она то и дело смотрела на сжавшегося сына и точно такого же отца. — Мама никогда не рассказывала о вас. — начал наконец Саша, и Эйвери облегчённо выдохнула. — Если только пару слов. Вы серьёзно поругались, и она уехала. — Да, да. — подтвердил Тоббиас. — Я, там, это. Сам, короче, виноват. — он поднёс к губам кружку, но так и не отпил. — Ты это, — обратился он к дочери. — извини, если что. Эйвери как-то странно на него посмотрела. Просто «извини». Будто он сломал её игрушку, а не убил брата. — Я уже давно тебя простила. — а может, Деннис был неправ, сказав, что они отличаются. Может она его не простила? — Ну и хорошо. — обрадовался было Тоббиас, чувствуя как давящее напряжение только усилилось. — А что случилось? — небрежно спросил Александр, даже не догадываясь о трагедии. Эйвери потрогала обручальное кольцо, посмотрела на отца, в надежде, что он расскажет эту историю и ей не придётся вновь переживать те чувства, что она испытала, глядя на обезглавленное тело брата. Но Тоббиас, видимо тоже не хотел вспоминать данный эпизод. Они долго играли в гляделки, и каждый для себя решил, что лучше начать ему: — Там такое дело. — начали они одновременно и тут же рассмеялись. Атмосфера чуть разрядилась, но ненадолго. — Ладно, говори ты. — Эйвери похлопала отца по плечу и тот, сделав глоток, начал рассказ. — У тебя, Саша, был дядя, тоже Александр. И так вышло, что его убили, случайно. И после его смерти твоя мама и уехала. — скороговоркой проговорил дед, отставляя кружку с чаем, которую он всё время держал в трясущихся руках. — А кто его убил? — заинтересовался внук, пересев на стуле с кривыми ножками поудобнее. Едва не упал, но смог удержать равновесие, вцепившись в деревянный стол пальцами. Тоббиас замер, посмотрел на Эйвери. Та прочистила горло и сказала без единого сожаления или сомнения: — Тоббиас Хотторн. Саша неодобрительно глянул на деда. — Вы, — начал он, помогая себе рукой, которой он всегда махал, когда пытался понять суть дела. — убили собственного сына? Но как? Тоббиас помялся. — Вот так. — развёл он руки в стороны. — Я серьёзно. — отрезал Саша, опустив ладонь на стол с глухим стуком. Эйвери аж едва заметно вздрогнула, явно не ожидав такого со стороны обычно спокойного Саши. Женщина прикусила губу, потянулась к обручальному кольцу, которое снова перекрутилось на безымянном пальце: — Я расскажу. — вздохнула графиня. — У меня была подруга, которая часто ходила к нам в гости. Мы с ней о чём-то болтали, сплетничали, обсуждали мальчиков. — голос Эйвери становился всё более и более далёким, женщина почти полностью ушла в тот день, который перевернул всю её жизнь. — Сидели мы на скамейке возле дома, её сейчас уже нет, и вдруг, я вижу, как с очередной попойки возвращается отец, Катрин поднялась со скамьи, зная, что сейчас будет, попрощалась и хотела уже идти домой, но дорогу ей загородил Саша, вернувшийся с работы. Они поздоровались, и Катрин, без ума влюблённая в моего брата, поцеловала его в щёку. — женщина вздохнула, помолчала, но вскоре продолжила. — Это увидел отец и своей пьяной походкой поспешил к нам. Стал кричать на Катрин, на брата, мол, какой разврат вы устроили и всё в этом роде. Саша попытался его успокоить, но тут он заметил меня и стал говорить, что раз я вожусь с такой шлюхой, как Катрин, значит и я такая же, а его дочь не должна быть шлюхой. — вновь тяжёлое молчание. Только слышно, как старые качели скрипят на ветру. — Отец стал кидаться на нас с Катрин с кулаками, но Александру удалось его оттащить в сторону. Но ненадолго. Брат работал дровосеком и за пазухой всегда носил топор. Отец вытащил у него этот топор и бросился на нас с Катрин. Нам не оставалось ничего, кроме как забежать в дом. Вслед за нами в дом заскочил и Саша, кричал на нас с Катрин, чтобы мы, как можно скорее нашли ключ. С улицы раздавались вопли и удары по дереву, как я потом поняла, отец бил топором по крыльцу, никак не мог нацелиться на дверь. Мы в панике стали искать ключ, но… — тут она снова прервалась, дальнейшие события были настолько ужасны, что Эйвери никак не могла подобрать нужные слова. Минуту подумав, она продолжила. — не нашли. Отец открыл дверь, просто, нараспашку. Выбить её очень сложно. Кинулся на нас. Саша встал на нашем пути, преградив ему дорогу, что-то ему кричал, но — Эйвери снова дотронулась до кольца. — отец его не слышал. Брата он воспринимал, как препятствие, замахнулся на него. Всё произошло в одно мгновение. Кровь окропила моё лицо и руки. Катрин закричала, а к моим ногам подкатилась Сашина голова. Тут на наше счастье в дом вбежал муж тёти Розы, соседки. Он убрал из рук отца топор, положил его у тела и отвёл его к себе, похмелиться и поговорить. Катрин в ужасе побежала домой, а я осталась одна. — Эйвери вдохнула в лёгкие воздуха с ароматами чая, как в детстве. На секунду ей вспомнилось, как они с братом устраивали посиделки за чашечкой горячего напитка. Продолжила, заметив ошарашенный взгляд сына и потупившего взор отца. — Сашу похоронили, и я уехала. Не смогла остаться. — опять вздох. — Было — молчание. Она никак не могла подобрать нужное слово. Ужасно? Одиноко? Нет. Просто — страшно. Очень страшно. — заключила мать, облизнув губы и глянув в окно. Саша, не моргая, смотрел на маму, издал какой-то звук сквозь зубы и сел поудобнее. Эйвери ждала его реакции. — То есть, ты привезла меня познакомить с убийцей своего брата? — с претензией бросил он. — Сынок, с того дня прошло очень много времени. — попыталась оправдаться Эйвери. Вот только кого она обманывала? — Нет, ты привезла меня познакомить с убийцей. И так спокойно говоришь, будто ничего не было! — его голос сорвался на крик. — Сынок, это в прошлом. — лгала она. Может для Тоббиаса и в прошлом, но не для неё. — В прошлом? — выкрикнул Саша. — А если он убьёт и меня? Я же тоже Александр. — он вскочил со стула и пошёл к двери. — Саша, — мать побежала за ним, но сын хлопнул дверью перед её носом. Эйвери открыла её и бросилась за Сашей, но он, остановившись, поднял вверх ладонь и, еле сдерживаясь от крика, сказал маме: — Если хочешь, оставайся. Мне нужно переварить информацию. — Сынок. — надломилась Эйвери, но сын снова её перебил. — Не оправдывайся! — взгляд Александра был суров, как никогда раньше, если бы не истерические нотки в его голосе, можно было бы подумать, что перед Эйвери стоит не сын, а муж. — Я хочу побыть один. — тише произнёс он и пошёл куда-то в сторону, по дороге к базару.

***

Гоша и Эдуард ходили вдоль торговых рядов. Монстры при виде Дракул склоняли головы в лёгком поклоне. Возможно, это была его единственная схожесть с матерью. Хотя, он унаследовал от бабушки Марты кудряшки. Но с отцовской стороны генетика доминировала. — Папа, смотри. — Эдуард дёрнул отца за край незаправленной клетчатой рубашки и указал на Сашу. Гоша снял очки, пригладил бороду, которая была седее, чем отцовская, посмотрел в сторону племянника. Саша тоже увидел их и прибавил ходу. С дядей Гошей Александр был ближе, чем с родным отцом. Сказывались схожие увлечения. Георгий достал из жидкого азота соломинку, опустил её в тёплую воду, достал её и надрезал пайету над цитратом натрия. Взял пипетку, набрал немного разбавленной спермы и выпустил её на предметное стекло. Гоша снял очки, положил их в карман медицинского халата, принялся настраивать микроскоп. — Какие живчики. — улыбнулся он, приподняв усы выше носа. Саша подошёл к дяде, тот встал с крутящегося кресла, усадил на него племянника, который, взявшись обеими ручками за край стола, чтобы не упасть с неустойчивого стула, принялся рассматривать в микроскоп спермии. Половые клетки быка шевелили своими хвостиками и перемещались в капельке. — Смотри фокус. — Гоша надел на нос очки, достал из шкафа раствор йода и капнул им по краям капли. Спермии, находящиеся на периферии, мгновенно погибли. — Ухты. — восхищался Саша, глядя на цепляющихся из последних сил за жизнь сперматозоиды. Гоша смотрел на радостного племянника, надеясь, что в будущем Саша продолжит его дело. Он тогда ещё не знал, что одна из его пассий через несколько лет родит ему прямого наследника. — Ты что здесь делаешь? — Гоша протянул племяннику руку. Александр протянул свою в ответ, вкратце, без подробностей про убийство, рассказал дяде про их с мамой поездку. — Она волнуется за тебя. Иди к ней. — Гоша поздоровался с мясником, смахнул с куска говядины мошек, принюхался. Пахло тухлятиной. Он сурово посмотрел на продавца. Тот поспешил убрать с прилавка испорченный товар.

***

— Эйвери, послушай. — говорил Тоббиас, глядя, как дочь уже наворачивает десятый круг вокруг стола. — Он попросился побыть один, а если он заблудится и… Искать его. О, Дьявол, — она вскинула голову назад, прижав к переносице пальцы. — и зачем я только решилась на это? — Дочка, он парень большой, уж найдёт дорогу назад. Просто он очень впечатлился и… — Тоббиас изо всех сил старался привести женщину в чувства. Вина за содеянное давила, сверху наслаивался и побег внука, а вишенкой на торте служила взбешённая дочь. — Я же знала, что он такой. — Эйвери заткнулась. — Впечатлительный. — она упала на стул, гневно, как Деннис, ударила кулаком по столу. — Его нужно найти, сейчас же. — Эйвери решительно направилась к двери. — Эйвери, — Тоббиас сам, впервые за всё это время вскочил со стула и бросился за дочерью. — ничего с ним не… — Он мой сын. — отрезала она. — Шорк, — крикнула она слуге. — куда он пошёл? — Графиня, — он указал направление. — может поедем. — Нет. — бросала она. — Проще так. Там дорога ещё хуже. — промолвила Дракула, поняв, что может и ошибаться. В конце концов, она не была здесь со времён похорон брата. — Тогда я с вами. — Шорк сделал шаг вперёд. — Следи за машиной. — вставил своё слово Тоббиас. — Я помогу тебе… — обратился он к дочери. — найти сына. Эйвери возражать не стала. Они шли по дороге, на которую указал Шорк. Она никуда не сворачивала, но мать то и дело подходила к краям и звала сына. — Навряд ли он свернул в лес. Зачем это ему? — Тоббиас пытался успокоить дочь, но выходило у него не очень. — Он любит искать трупы мелких зверушек и потом собирать их скелеты. — ответила она, всматриваясь сквозь сосны. — Саша! — она снова вышла на середину дороги. — Весь в мать. — откашлялся Тоббиас. — Помню, когда, ты была маленькая, ты любила вспарывать уже мёртвых животных. — Ага, это у нас семейное. — её отец в своё время тоже работал судебным медиком, но ушёл с работы после того, как ему привезли «конструктор, под названием: «Собери ребёнка сам» — смеялась его сватья, рассказывая Эйвери историю мальчика Вовы. Скажи тогда ей, что этот медик, будет её сватом, она бы не поверила. Как же всё-таки тесен мир. — Он наверное уже на базаре. — Тоббиас вывел дочь из раздумий. — Базар? — удивилась она, обернувшись на отца. — Он ещё работает? — Дракула поднял его с колен. — Тоббиас округлил глаза, когда увидел, что дочь слишком странно отреагировала на фамилию нового хозяина рынка. — Какой Дракула? — Эйвери остановилась, догадываясь о ком пойдёт речь. Реакция Мэвис Владиславовны на такое совпадение была ей уже известна, свекровь ухмыльнулась, как это делал её муж, и сказала, что Джонатан, сам того не подозревая, испортил детство будущей невестке. А что скажет Тоббиас? — Георгий. — кашлянул он, дивясь поведением дочери. — Гоша, — взмолила мать. — лишь бы вы встретились. — она прибавила ходу. Тоббиас же поспешил за дочерью, которая была не на шаг, да даже не на десять шагов впереди него, размышляя о её статусе. Знает Георгия? Называет Гошей? Видимо, не за купца пошла. На горизонте показались палатки. Монстры гуляли по базару, обсуждали «погоду», смеялись, кутили. Чуть в стороне дамочка торговала щенками, да вот только не брал их никто. Георгий ходил по площади, ловя на себе уважительные взгляды торговцев и покупателей. Саша шёл чуть позади, слушая вполуха рассуждения Эдуарда. Гоша то и дело поворачивал на мальчиков голову, но встревать в беседу не собирался. Именно эту картину и увидела почти отчаявшаяся мать. — Саша, сынок. — Эйвери бросилась к Александру. — Эйвери, — Георгий остановил её, выставив между матерью и сыном руку, словно шлагбаум. — дай ему привыкнуть. — как можно нежнее сказал вампир, заметив краем глаза семенящего к ним старика. Тоббиас подбежал к Дракулам, опёрся руками о колени, отдышался и только тогда поклонился Георгию — Я в порядке. — Саша отпустил руку брата, который крепко держал его. — Просто, — повернул он голову на деда. — Тоббиас, я не понимаю. Гоша слегка прикоснулся к руке Эйвери, наблюдающей за разговором деда и внука. Тоббиас заметил этот жест, не значащий ничего для его дочери, но имеющий огромное значение для её деверя. — Вы всегда пили? — неожиданно спросил Саша. — До того, как ушёл с работы нет. И сейчас нет. Сыт по горло. — он хрипло посмеялся, но тут же замолчал, вновь устыдившись своего поступка. — А почему запили? — Эйвери чуть выдохнула, они потихоньку находили общий язык. Как же женщина ошибалась. — Жена ушла к другому, — с пренебрежением отвечал Тоббиас. — из-за отсутствия денег. Я ж, — медленно говорил он, тщательно подбирая слова. — как мама твоя, был судмедэкспертом, а потом мне привезли Дракулу. — Дракулу? — Гоша отпустил руки. Посмотрел на сноху. — Твоего брата, Владимира. — ответила Эйвери, зная все детали, все нюансы этого кровавого дела. Тоббиас кивнул. — Не хочу при детях вдаваться в подробности. — глянул он на внука. — Я знаю, — успокоил его Саша. — бабушка рассказывала. Тоббиас несколько секунд тупо смотрел на внука, только потом перевёл взгляд на Эйвери. — Да, — всплеснула руками женщина. — ты всё верно понял. Я жена Престолонаследника. Георгий сделал вид, что поперхнулся слюной, отвернулся от Эйвери. Над головой снова закружили противные мысли о том самом мужчине. Тоббиас хмыкнул, прикинув в голове, что небезызвестная Лилит Дракула, про выход в свет которой долго и упорно пускали нелицеприятные слухи, легко и просто может приходиться ему внучкой. Нет, он, конечно, догадался по внешнему виду дочери, что замужем она не за бедняком, но чтоб настолько. — Уже взрослая поди. — Розалина откинулась на стуле как на Тёмном троне, держала тремя пальцами гранённый стакан, подражая высокопоставленным лицам, во всяком случае похожа самка гоблина была на какую-нибудь там вампиршу, супруг которой слишком сильно, что аж противно, приближен к верховным вампирам. — И муж есть… — Откуда? — злился Тоббиас, готовясь ударить по столу кулаком, лишь бы выгнать назойливую соседку. — и детишки. — продолжала легко бросаться словами Розалина, совсем не обращая внимания на вампира, готового вцепиться в её тонкую глотку, разорвать её на куски. Нет. В клочья. — Босоногие. — прокряхтел Тоббиас, сдавшись под напором наглой Розалины. — Что? — изумилась женщина, возвращаясь в позу деревенщины. — Какие? — перегнулась она через стол, вновь задевая фотографию дочери и сына Тоббиаса, только теперь намеренно. — Босоногие. — ответил вампир, не имея большого желания вдаваться в подробности своих мыслей о жизни Эйвери. — С чего взял? — кидалась ядом из слов, а главное интонацией Розалина. — Может она легла под Престолонаследника? — пошутила гоблин, запивая свой смех, похожий на звуки мотора старого ведра с гвоздями, брагой. Тоббиас заметно напрягся, выпрямил спину, уже был готов послать к чёртовой матери гостью, сильно давящую ему на нервы, но лишь промямлил что-то нечленораздельное, вызвав у Розалины очередной приступ безудержного хохота. Гоблин закашлялась, подавившись брагой, а вампир не спешил бить её по спине. Тоббиас с довольной миной наблюдал страдания Розалины, в глубине души надеясь, что она сейчас замертво свалится под стол. А уж кто-кто, а Хотторн знал, что делать с трупами. Бывший судмедэксперт-алкоголик, так его знали в деревне. — Под обычного, Розалина. — справившись с дрожью в голосе и сузившийся до состояния трубочки глоткой, сказал вампир. — Работягу. — Тоббиас отвернулся от продолжавшей кашлять самки, посмотрел на кухню, в очередной раз начиная бороться с внезапно накатившим на него тремором всего тела. — Это раз, ты, ну. — он глядел то на Сашу, пытавшегося понять к чему клонит дед, то на Эйвери, наравне с сыном гадающей о следующих словах Тоббиаса. — Скажи мужу, что тут эти, как их… — Демократы. — подсказал Гоша, пытаясь отвлечься от имени, кружащим над ним. — Да, да. Они самые. — Тоббиас замолчал, а потом снова продолжил. — С ума они, короче, сходят. Чуть мельницу не сожгли, — указал он рукой направление, едва не задев проходящую мимо парочку. — Ты глянь, — обернулись гномы на вампиров. — алкаш наш с Дракулой болтает. — рассмеялся муж. — Ещё поди породниться хочет. — поддерживала супруга гномиха. Тоббиас сделал вид, что не обратил внимание на разговор, а Эйвери проводила монстров взглядом, который не то чтобы защищал отца, скорее показывал гномам, что лезут они не в своё дело. — Парней забирают. — как ни в чём не бывало продолжал Хотторн. — Знают же, что им не жить, а сами лезут куда не надо. — говоря это, Тоббиас выглядел как провинившийся мальчишка. Не хватало только рваной рубахи, да шаркающей по земле ноги. — Я скажу ему. — кивнула Эйвери, чтобы хоть как-то продолжить разговор и не ощущать под кожей всё то напряжение, которое не покидало её на протяжении всей этой поездки. — А и ещё, — Хотторн повертел головой в стороны, но никто на базаре не обращал внимания на разговаривающих. Каждый был занят своим делом, вон, например, какая-то гномиха скидывала в колодец щенков, которых не смогла продать. — лидер там, вампир. Причём такой, жилистый парень. — доложил Тоббиас, не теряя надежды, что дочь его на самом деле простила. Он был и близок к истине, и далёк от неё. Эйвери прищурилась. Ей было жалко этого одинокого старика, с виноватой улыбкой наблюдающего за Александром, время от времени поворачивающего голову на Эдуарда, который с любопытством смотрел на Тоббиаса. Вампир очень хотел общения. Не просто «Привет. Как дела?». А настоящего. — Хочешь, — начала женщина, словив на себе подозрительный взгляд сына. Саша будто прочитал её мысли, уже было открыл рот, чтобы возразить, но не успел. Мать сказала первее. — приеду к тебе с Генри? Тоббиас приподнял брови, с вопросом глянул на дочь, непонимающе покачал головой. — С сыном. — пояснила она, не обращая внимания или просто делая вид, что не видит, на недовольного Сашу. — Младшим. Тоббиас на мгновение просиял, но тут же сник под тяжёлым взором старшего внука. Но Эйвери промолчала, оставляя старика с надеждой, что ему удастся наверстать упущенное хотя бы с младенцем.

***

Эйвери и Саша попрощались с Тоббиасом и уехали домой. Вампир помахал уезжающей машине рукой, улыбнулся. И улыбка его была похожа на улыбку самого счастливого, но при этом несчастного существа на планете. — И что же это за дамочка? — соседка перегнулась через забор, ослепляя Тоббиаса своими золотыми, ну как золотыми, позолоченными зубами. — Дочка с внуком. — как-то отрешённо и очень по-детски наивно ответил Тоббиас. Розалина изумилась, вскинув обе безобразные брови кверху, промычала себе под нос что-то похожее на восхищение, хрипло посмеялась с примесью спеси и язвы, а потом только сказала: — Это ж под кого такого богатого она легла? — женщина совсем не обращала внимания на то, что её слова задевают отца. Тоббиас нахмурился, поджал нижнюю губу. Почти затрясся, но промолчал, махнув рукой на старую самку гоблина. — А говорил, что детишки босоногие. — смеялась Розалина, будто специально издеваясь над Хотторном. — Говорил. И что с того? — бросил вампир, уходя к себе домой. А Розалина вернулась к своим грядкам, прислушиваясь к удаляющимся звукам мотора. В Бране Эйвери рассказала мужу о поездке, добавила про демократов, мешающих деревенским жить нормально, и про их вампирского лидера. Деннис приказал обыскать все Верхние Крови, так называлась деревня, где выросла Эйвери, и найти оппозиционеров. (После встречи Билли и Данилы с родителями) Отец и дочь проходили мимо построенных в одну шеренгу демократов. Монстры, до этого грабившие, избивающие и просто наводящие беспорядки, теперь были не такими смелыми. Одно дело, когда ты видишь представителя правящего рода на карикатуре, другое — вживую. А сейчас перед ними ходили сразу двое Дракул. Лилит копировала позу отца, скрестив руки за спиной, монстры под её пристальным, бабушкиным взглядом обмякали, ничего не могли выдавить из себя толкового. Деннис гордо задрал голову, чувствуя опасливые взгляды, но только не на себе. Монстры боялись именно девочку Владиславовны, а не её отца, что было для Денниса сродни плевку в лицо. Но он держался. Что ж он за отец такой, который ревнует к собственной дочери? Он дошёл до середины и увидел того самого лидера. После разговора с родителями, он ещё больше взбесился, и совсем сорвался с цепи. — И зачем? — голос Денниса как всегда лился сталью, но Данила, не Билли. Его этим не возьмёшь. К ним подошла Лилит. Девушка не смотрела на дядьку. Всё время отводила взгляд на других монстров, одаривая их тем самым взглядом, который унаследовала от бабушки. Вот только внутри, где-то глубоко в подсознании она понимала, что обмякают они пред ней только потому что она внучка, а не потому что она Лилит Дракула. Данила просверлил её взглядом, коснулся им сабли Карнивана, несправедливо отданной внучке, а не младшему сыну. Деннис покачал головой: — Твои выходки сыграют с тобой злую шутку. — он сказал это, сохранив в голосе сталь, но внутри он кричал. Кричал мелкому братцу, что он дурак, не понимает, что это больше не игра, и возродиться после смерти он не сможет. — Арестуйте его. — приказал он доспехам, шествующих за ним всё это время по пятам. Данила не сопротивлялся. Он в полной уверенности в своей безнаказанности сам пошёл меж стражников. Доспехам даже не пришлось напрягаться. А в голове у заключённого вспыхнуло совсем свежее воспоминание. — Ты же вернёшься? — с надеждой спрашивала Елена, теребя рукой тот уголок льняного платка с надписью, когда Даня быстро-быстро собирался на очередную вылазку, дабы насолить родителям ещё пуще. Пусть знают — их сын не такой как все. Он другой. От этого и опасный. — Не волнуйся. — кивнул Данила на живот, отвлекаясь сборов. Один кинжал уже был заткнут за пояс, другой лежал на столе, готовился к проверке на остроту. — Я вернусь как только мы соберём ещё народ. — он встал из-за столика, за которым всё это время сидел, подошёл к опечаленной Елене, смотрящей на жениха с беспокойством. Видимо, она что-то чувствовала. Что-то нехорошее, но вслух сказать не решалась. — Билли, она на тебе. — обернулся он на брата, нервно курящему в окошко. Билли закрыл форточку, потушил сигарету, кивнул. Данила в последний раз глянул на вампира, зная, что он не подведёт и Елена, а главное ребёнок будут в безопасности, даже если что-то пойдёт не по плану. — Я люблю тебя. — промолвила Елена, когда Даня оставил на её устах лёгкий прощальный поцелуй. Данила не ответил, лишь приподнял губы, намекая невесте, что её чувства взаимны. — Отпусти нашего лидера! — закричали в толпе. — Даня, мы с тобой! — поднимали ввысь руки и лапы другие пойманные демократы. — Тишина! — оскалился Деннис, обнажив свою саблю. — Иначе все на плаху пойдёте. Кто-то плюнул ему под ноги, но Деннис сделал вид, что не заметил. Терять лицо из-за каких-то выродков он не собирался. Лилит отвернулась от монстров, посмотрела туда, где скрылся Данила. Внутри что-то кольнуло, но она поспешила избавиться от жжения в груди, спросив отца напрямую. — Пап, а бабушка на самом деле сможет казнить сына? — и пусть она была твёрже, чем Саша, от мысли, что её дядю, которого-то она смутно помнила, может не стать по приказу его же матери, ей становилось не по себе. Деннис пожал плечами. Его мать была могущественной женщиной. Одно только её имя заставляло трепетать этих обманутых монстров, но только не Данилу.

***

Лукас достал со стеллажа новую папку, положил в неё несколько листочков, но сшивать не стал. Ему ещё не было известно, сколько страниц займёт дело на его сына, дело № 297.