Бешеный пёс

Лекс сидел в своём кабинете, сквозь панорамное окно лениво пробивался утренний свет. Он не уходил отсюда всю ночь — перебирал отчёты, не вникая в суть. Мысли всё равно возвращались к ней. Он знал, что Лили злилась. Знал, что разговор был тяжёлым. Но по-другому он не мог. Дверь открылась без стука. — Леблан, блядь. Стучать разучился? — не поднимая глаз, бросил Лекс. Виктор махнул рукой, не до формальностей. Лицо напряженное. Лекс поднял взгляд. Его холодные серо-голубые глаза впились в подчинённого. — Что-то случилось? — спросил он. — Лили, — коротко ответил Леблан. — Водитель не выходит на связь. Я проверил охрану — трое, что отвечали за наблюдение, исчезли. Трекер с телефона отключён. Последний сигнал — на южном шоссе. Дальше — пустота. Лекс медленно поднялся. Руки сжались в кулаки. — Ты хочешь сказать… её похитили? — Да. Всё указывает на это. Мы проверяем камеры наблюдения, но... судя по скорости и слаженности — работали профессионалы. Не уличная шваль. Молчание нарушалось только тиканьем старых часов на стене. Лекс подошёл к окну, глядя на просыпающийся город внизу. Его челюсти сжались. Разум метался между холодной яростью и ещё более холодным расчётом. — Кто? — Пока не знаем. Но явно не ради выкупа. Это что-то личное. Или… давление. На тебя. — На меня, — повторил Лекс тихо, почти беззвучно. — Чёрт. Он развернулся. — Достань мне всё. Камеры. Связь. Улицы. Я хочу знать, кто это. И я хочу знать, куда они её увезли. Подними всё, что у нас есть — разведку, частные каналы, старые контакты. Если придётся — заплати. Щедро. — Уже работаем. Но, Лекс… — Леблан колебался. — Мы не можем… гарантировать, что она жива. Или что будет через сутки. Лекс подошёл ближе. Его голос стал глухим и тяжёлым: — Ещё хоть одно слово о гарантиях — я уволю тебя к чертям. Или застрелю. Пока не поздно — иди. Работай. Виктор кивнул и направился к двери, но Лекс остановил его. — Шейда ко мне. — Он на задании. — Меня не ебет! — взорвался Хартман. — Отозвать. Немедленно. Когда он остался один, взгляд его упал на пустую чашку кофе. На кресло у стола, где ещё вчера сидела Лили. Где бросала на него обиженный взгляд и упрямо поджимала губы. Он провёл пальцами по вискам. Сердце грохотало в груди. В его взгляде не осталось страха. Только расчёт. И ненависть.

***

Шейда сняли с задания резко и без объяснений. Не «отбой», не «смена плана». Просто: немедленно. Так Леблан не мог сказать без причины. И в вертолете по пути в офис Кэш упорно гадал, что же это за гребаная причина такая. В офисе было тихо, слишком тихо. Только тиканье часов на стене. Лекс стоял у окна, спиной к двери, руки сцеплены сзади. Когда Шейд вошёл, не постучав, взгляд сразу зацепился за его напряжённую осанку. — Закрой дверь, — сказал Лекс, не оборачиваясь. Клик. Тишина. — Они забрали Лили. Пару часов назад. Шейд не шелохнулся. Не сказал ни слова. Только лёгкий наклон головы. — Камеры в её районе, дроны — всё пробито. Фургон без опознавательных знаков. Вели её отсюда. Работали наёмники. Кто-то очень хочет, чтобы я стал сговорчивым в переговорах по контракту в Эритрее. Он наконец повернулся. Глаза Лекса были не просто злыми — ледяными. Без страха и паники, только ярость. Он подошёл ближе и встретился с Шейдом взглядом. — Я хочу, чтобы ты вытащил их кишки наружу, Шейдер. Устрой им такой ад, чтобы внуки их внуков боялись даже думать про Хартмана. Пусть знают, как не стоит делать. Шейд усмехнулся. Ни тени шутки, только металл в голосе: — Будет красиво, босс. — Главное — чтобы было окончательно, — сказал Лекс. — И чтобы она вернулась. Он кивнул. Уж об этом он позаботится.

***

В плену время становится зыбким. Растворяется. Всё сливается в один бесформенный липкий кошмар, в котором не можешь ни пошевелиться, ни закричать. Её держали в бетонной коробке без окон, холодной и мрачной. Тусклая лампа жужжала над головой, как застрявшее насекомое. На полу — пыль, мусор, следы тяжёлых сапог. Пахнет затхлостью, потом, дымом и страхом. Пронзительным, вязким, как гарь, въевшаяся в кожу. Лили сидела на ржавом стуле. Руки стянуты за спиной стяжкой до онемения. Рот заклеен скотчем. — Очнулась, принцесса? — хриплый, прокуренный голос разорвал тишину. Один подошёл. Лет сорок, лицо прожжённое, словно маска, улыбка — волчья. Светлоглазый сидел на ящике, автомат на коленях. Теперь, без балаклавы, Лили увидела, что его щеку пересекает шрам. Он смотрел на нее так, как хищник смотрит на загнанную добычу. Где-то в глубине — ещё люди. Тени, силуэты, чужие дыхания. — Болтала во сне, куколка, — продолжил первый. — Шейда звала. Или как там его... Бешеный пёс Хартмана? Они усмехнулись, переглянувшись, будто обсуждали сломанную игрушку. — Говорят, эта псина тебя крепко долбит, — хохотнул светлоглазый. — Интересно, как он отреагирует, если мы тебя чуть подпортим? — Нельзя, — отрезал голос из глубины. Холодный. Командный. Безразличный. — Пф, — фыркнул шрам, облизываясь. — Даже пальцами, а? Первый нагнулся ближе. Коснулся её щеки — грязный, мерзкий. Лили дёрнулась, сжалась, но не смогла даже выругаться. Липкий страх стянул грудь, сердце грохотало в висках. — Что, думаешь, золотой папочка уже выехал? Не мечтай. Не бог он. Завтра подпишет, что надо — и отпустим. Целенькую. Почти. Сможешь и дальше скакать на своем пёсике, если он после этого тебя захочет. Второй подорвался. — Да блядь, вообще нельзя? — раздражённо спросил он. — Даже в рот? Я аккуратно, честно. — Держи хер в штанах, ублюдок, — рявкнул старший из глубины. — Если хочешь жить. — Ну хоть потрогать можно? Он шагнул ближе. В глазах — мерзкая самоуверенность. Его ладонь легла ей на грудь. Пальцы сжались — больно, грязно, унизительно. И вдруг — взрыв. Где-то внизу. Воздух вздрогнул, лампа качнулась. Охранники резко обернулись. Кто-то кричал, что-то ревело. Ещё один взрыв — уже рядом. Стены застонали. Дверь с треском сорвало с петель. На пороге стоял он. Бешеный пес Хартмана. В глазах Лили вспыхнула радость — на миг. На долю секунды. А потом угасла. Капли крови брызнули ей на лицо — горячие, липкие. Она дёрнулась, как от пощёчины. За этим пришёл звук: хруст, треск, удар о бетон. Как будто ломали не тело — дерево. Или сухую кость. Когда последний упал, Шейд медленно повернулся к ней. Его лицо было в пятнах чужой крови. Руки дрожали, но не от усталости. От того, что зверь внутри ещё не насытился. Он шагнул к ней. И она инстинктивно отпрянула. Насколько позволяли стяжки и стул. Испугалась не врагов. Его.