Цветущие ветки миндаля

      Венок из желтых соцветий одуванчиков покоился теперь на моих волосах. Пыльца на них летала вокруг нас и порой попадала даже в нос. Это было всё таким смешным и нелепым — я достала фотоаппарат и попросила сфотографировать себя, а также нас вдвоем. На что Марк нелестно согласился. Поднеся пленку, мы запечатлели себя, а затем меня с венком на голове. Однако в этом ощущении счастья, мне всё ещё казалось, что сейчас мы близки, как в последний раз.       — Я приду домой и проявлю пленку. А затем, как обещала, передам эти фото вам.       — Хорошо. Я буду хранить их до конца своих дней.       Мы вновь рассмеялись, и я надела этот же венок на него, а затем также сфотографировала. Насколько долго подобное ощущение счастья сейчас продлится вновь, ведь оно обязательно должно закончиться. Несмотря на мое внутреннее опустошение, г-н Блэйр был счастлив в этом моменте и сказал:       — Мы можем, если хочешь, походить по магазинам или прогуляться по центру. Я могу купить тебе все, что ты захочешь. Абсолютно всё.       С мольбертом, небрежно закинутым на заднее сиденье, и моим рюкзаком, который он сам аккуратно поставил рядом, мы поехали в центр Шеффилда на его машине. Было довольно шумно, поскольку это был будний вечер, и все как раз возвращались с работы. Вечерняя жизнь в городе по своему кипела — все рестораны и улицы были заполнены светом.       Оказавшись у порога центральных улиц, Марка, ранее не бывавшего в ночном Шеффилде, охватила некая тревога и удивление. Он оглядывался вокруг да около, просматривая каждую вещь города, будь то, людей, тротуары и столики с едой. Я же ходила рядом с ним и цветочным венком на голове, как бывалый человек, ведь все это было встречено мной десятки тысяч раз, и просто вздыхала.       Кое-где играла музыка в колонках жанра синти-поп — тогда это был очень популярный жанр. Мы оба были фанатами этой музыки. Мне нравилось, как странно мы шли в поисках чего-то, смотря все вокруг, совершенно разные, но такие похожие. Мы зашли в небольшой парфюмерный магазинчик, витрина которого сверкала флаконами всех форм и цветов. Я замерла у полки, где на зеркальном подносе стоял глубокий фиолетовый флакон с золотым колпачком. На нём красовалось слово Poison — «Яд».       — Это Dior, — спокойно произнёс Марк, заметив мой взгляд. — Самые обсуждаемые духи этого года.       — Они, наверное, стоят целое состояние, — я поспешила отвернуться. — Мама никогда не позволяла мне тратить деньги на такие вещи…       Затем рыжеволосый взял в руки розовый, огранённый, словно драгоценный, камень, и разбрызгал вокруг, оставив шлейф из блесток в воздухе.              — Знаешь этот? — спросил он, и флакон блеснул. — Paris, от Ив Сен Лорана. Его называют ароматом для женщин, которые мечтают о городе, в котором ещё не были.       Я подошла ближе, вдыхая лёгкий цветочный след, что оставался в воздухе.       — Боже… какой он приятный, — вырвалось у меня. — Я никогда не покупала себе такое.       — Зато я могу их тебе купить, — просто сказал Блэйр. — Ты ведь ещё ни разу не держала в руках настоящий аромат класса haute couture.       Затем я обратила внимание на манекены в ярких платьях, зеркала в золотых рамах, запах новых тканей. Я невольно остановилась у витрины: на ней висела длинная шелковая блуза цвета спелой малины, с огромным бантом у горла. Рядом — чёрная юбка, строгая, но невероятно женственная.       — Опять же Yves Saint Laurent, — пояснил Марк, заметив мой взгляд и держа ладонь у подбородка. — Французский кутюрье. Считается, что он дал женщинам свободу носить то, что прежде полагалось только мужчинам.       Коснувшись рукава, я не верила, что держу в руках такую ткань. Я лишь видела это на своей матери и её подругах, но никогда — на себе.       — Господи… это слишком… — прошептала я. — Я даже не смею мечтать об этом.       Рыжеволосый на секунду замолчал, словно вернувшись в воспоминания, и добавил:       — Я когда-то был на его показе мод в Париже. Это было в конце семидесятых… Никогда не забуду: модели выходили на подиум, как настоящие богини, и весь зал вставал, аплодируя. Ив — статный, высокий, в своих неизменных очках, чуть застенчивый и в то же время властный, я смог увидеть его вживую. В воздухе витал запах духов, сигарет и вина, свет софитов резал глаза, а шелест тканей был как музыка.       Он усмехнулся, слегка покачав головой:       — Атмосфера напоминала театр, но это был театр жизни, Элеанор. Вечерами мы сидели в маленьких кафе на Сен-Жермен, спорили о картинах и политике, слушали джаз, иногда рок. Вокруг — фотографы, писатели, модели, художники, актёры… Все казались необычными, но именно в этой богеме рождалось что-то новое.       Я слушала его, и чем дальше он говорил, тем сильнее сжималось сердце. Модели, богини, красивые женщины в Париже… Он был среди них. Даже самого Ив Сен-Лорана. Смотрел на них, разговаривал, возможно даже касался их руки, пил с ними вино. А я? Я всего лишь шеффилдская девчонка с провинциальной улицы, с венком из одуванчиков на голове. Хоть у моей семьи и есть герб с фамилией, но я никогда не знала, что такое — прикоснуться к творческой европейской богеме.       Я поймала себя на том, что хочу спросить: «А вы любили кого-то из них? Вы были с ними?» Но язык не повернулся. Вместо этого я только крепче вжала голову в плечи, пряча нахлынувшую ревность и лишь спросив:       — Вы… были в Париже? На настоящем показе?       Он лишь улыбнулся краешком губ:       — Когда-то, да.       Я смутилась и, чтобы скрыть своё волнение, подошла к другой витрине. На стеклянной полке мерцали флаконы с духами, а рядом изящные шёлковые платки. Я задержала взгляд на одном из них: розовый, с золотыми узорами, лёгкий, словно облако. Сердце защемило, но я поспешила отвести глаза. Сколько же это стоит? Такие вещи существуют только в чужих жизнях, не в моей.       Рядом стояли две девушки, примерно моего возраста. Они тоже рассматривали витрину, переглядывались и перешёптывались, будто выбирая, что бы они купили «если бы могли». Их взгляды скользнули по мне равнодушно, пока вдруг не прозвучал звон колокольчика у кассы. Через минуту Марк вернулся, а в руках — два аккуратных пакета, перевязанные лентой.       — Это тебе.       — Что?.. — у меня перехватило дыхание. — Неужели вы… правда?       — Конечно, — сказал он, чуть улыбнувшись. — Раз ты не была в Париже, позволь, я куплю его тебе сам.       Я развернула пакеты и коробочку внутри — мои пальцы дрожали, когда я коснулась тяжёлого, холодного стекла флакона, а затем увидела платье.       — Господи… — вырвалось у меня. — Я даже не знаю, что сказать, сэр.       Марк чуть усмехнулся, подбирая слова:       — Вот и хорошо, что у тебя теперь есть кто-то, кто может себе это позволить.       — Но… это же тысяча фунтов, сэр! Месячная зарплата учителя или медсестры… Или даже моего отца, — я снова едва посмотрела в пакет, будто боясь заглядывать дальше вглубь от стыда. — Я даже не знаю, как благодарить вас.       — Не нужно благодарить, — спокойно сказал он, поправляя шляпу. — Для меня это — всего лишь обычная прогулка по магазинам. Ничего особенного, но я рад, что тебе понравилось.       Я прижала пакет к груди, и в голове мелькнула мысль: а сколько же у него на самом деле денег, если такие траты для него это пустяк? Мы шли дальше по улице, и пакеты в моих руках казались всё тяжелее. Я никак не могла успокоить мысли.       — Скажите честно, — наконец решилась я, бегая за ним. — откуда у вас столько денег? Вы же… ну, просто художник.       Марк усмехнулся, не глядя на меня.       — Просто художник, говоришь? — он слегка наклонил голову. — В мире ничего «простого» не бывает, Элеанор. Иногда одна картина может стоить больше, чем весь дом. А иногда наоборот, за неё не дадут и пенни. И скажут, что это?       — То есть… это все ваши картины? — я нахмурилась.       — Может быть, — ответил он спокойно. — А может, и не только они.       Я остановилась.       — Вы ведь специально не говорите прямо? — я затаила дыхание. — А может… вы научите меня зарабатывать столько же? — вырвалось у меня, и я сама испугалась своей смелости.       Блэйр посмотрел на меня, в уголках глаз мелькнула насмешка.       — Научить? — протянул он. — Возможно. Но такие вещи не объясняются за один вечер.       — А когда же?       Я хотела повторять «Когда? Когда?» и выбить из него все слова. Он сделал шаг ближе, и в его голосе прозвучала странная мягкость:       — Если наши отношения пойдут на лад в будущем… тогда я расскажу тебе и покажу, как зарабатывать такие деньги.       Дыхание замерло, чувствуя, как в груди всё перепуталось. Отношения? Какие? Что он имеет в виду? Дружбу? Любовь? Женитьбу?.. Или это снова одна из его загадок, которые он любит бросать и уходить, оставляя меня в догадках?       — Но как так… — я решилась, все еще зачарованно глядя на него и спросила прямо: — И у вас при этом даже нет жены?!       Он усмехнулся и отвёл взгляд, будто что-то скрывал.       — У меня… другие предпочтения, Элеанор.       Я не поняла, шутит он или говорит всерьёз, и от этого стало ещё тревожнее и интереснее одновременно. Что за предпочтения? Что это значит? А может, он — гей? Мое сердце вновь затаилось, и я смотрела на него, как на икону.       Недалеко от нас расположился темный, разноцветный книжный магазин, и Марк предложил мне зайти туда. Это место не внушало мне доверия, однако, он подал мне руку и повел меня.       Внутри было довольно темно, накурено, и все вокруг не казалось книжным магазином, как это было написано на стенде у входа. Это был довольно очень необычный книжный магазин, ранее никогда не встречавшийся мне, и я за столько лет пребывания в Шеффилде ни разу не подозревала о его существовании. Я знала, что подобных «лачуг» в этом городе предостаточно.       — Почему мы идем сюда?       Марк рассмеялся.       — Разве ты не хочешь долю приключений?       Я была очень сильно удивлена его словам, ведь он только что ходил буквально напуганным и изумленным ночной жизнью незнакомого города, как через пару минут предлагает зайти в очень сомнительный, черный магазин.       Возле кассы стояли пару людей, которые курили и обсуждали литературу. Это было интересное место — можно почитать и перекусить. Что-то вроде магазина-библиотеки-кафе. Смешанное сочетание. Однако, запах дыма и восточных специй вскружил мне голову. Нас внезапно остановила странная дама лет пятьдесят в хиджабе, которая сидела за соседним столиком, одарив умоляющим взглядом немедленно подойти к ней.       — Мужчина, вы можете помочь? — спросила она.       Я уже приготовилась отвернуться. «Ещё одна попрошайка» — показалось мне, но Марк оживился, будто это было приглашение в разговор мечты.       — Мне не хватает пару пени, чтобы оплатить дорогу домой. Взамен я предлагаю купить вам мои книги.       — Ох, — мужчина вздохнул. — Куда вы едете, ma chère madam?       «ma chère madam»… Я едва не закатила глаза второй раз. Почему он так ласков со всеми? Почему он готов улыбаться каждой встречной, даже если его обманывают? Почему он так отчаянно пытается понравиться всем?       Женщина объяснила, что ей нужен билет до Алжира, и Марк оглянулся на ее ассортимент товаров на столе Напротив нас были разные книги, как фантастика и эзотерика, а также об истории того или иного арабского народа. Пособия по изучениям персидского языка.       По горящим глазам мужчины можно было понять, что он собирается буквально сейчас же раскупить всю эту эзотерику и книги про Ближний Восток, и более того даже выкупить этой женщине билет до дома. Он был чрезвычайно благороден и добр к людям, однако, я до конца надеялась, что он держит себя в руках. Ведь, его слова, сказанные мне, держатся ли в сознании по отношению к самому себе?       Вечно правильный мужчина взял учебник по арабскому и книгу про эзотерические практики, а затем рассчитался с женщиной фунтами. А потом… спокойно отдал ей всю пачку фунтов из кошелька, что остались у него. Я ахнула, разинув рот.       — Господи… — прошептала я. — Зачем?       Они воодушевленно продолжили разговаривать о культуре.       — Вы такой красивый красный мужчина!       — Не красный, а «g-i-n-g-e-r». Вы можете называть меня «ginger», что означает рыжий или имбирь. Ха-ха.       Он указал на кончики своих алых волос, и женщина несколько раз попыталась выговорить «ginger». Для неё это было явно непросто.       — Но красный и имбирь — это тоже хорошо! — весело добавила она, поднимая большой палец и брови.       Весь этот разговор казался мне странным и даже отталкивающим. Я терпеть не могла приезжих — они всегда выглядели чужими, слишком далекими. И зачем тратить своё время, внимание, а тем более деньги на таких людей? Если они оказались на улице, значит, их место там. Пусть живут у себя на родине, а не просят милостыню в Англии.       Я с трудом сдерживала раздражение, особенно когда увидела, что г-н Блэйр всерьёз собирается учить арабский язык. Более того, он только что спокойно отдал ей все деньги, что оставались в кошельке. Зачем ему это?       — А это ваша сестра или дочь? — женщина вдруг повернулась ко мне и ткнула пальцем в голову. — Она грустный. Что у неё на голова?       — Ах… — Марк слегка растерялся. — Это дочь моей знакомой. Её зовут Элеанор, прекрасное имя. Она грустит только потому, что мы с вами болтаем, а она стоит одна. На голове у неё венок.       Он обнял меня за плечи, словно подтверждая свои слова, но я не желала ни разговаривать с этой женщиной, ни находиться в её поле зрения. Я подняла взгляд на Марка, в глаза цвета неба, и молча дала понять: мне некомфортно. Он тут же отпустил меня.       — Ладно, а как вы оказались в Великобритании, да ещё и в Шеффилде? — мягко продолжил он, обращаясь к ней.       Я перестала слушать их беседу. Терпеть её ломаную речь и восторженные взгляды было выше моих сил. Зато моё внимание привлекла колода карт на соседнем столике, и я взяла её в руки, ощутила плотный картон, богатые иллюстрации. Семьдесят восемь штук…       Неожиданно захотелось научиться играть в них. Я слегка коснулась пальцем руки Марка, и он тут же обратил на меня внимание.       — Я хочу это купить, — сказала я, показав Марку. — Смотрите, какие тут карточки. Их целых семьдесят восемь.       Он нахмурился, качнул головой.       — Не стоит, Элеанор.       — Ну почему? — я вытянула одну карту и сунула ему под нос «Императрицу». — Вот, смотрите! Счастливая женщина. Разве она не прекрасна?       Он криво усмехнулся, но не взял карту.       — Или вот, «Рыцарь с кубком воды». — Я улыбнулась, почти шутя. — Он такой добрый… прямо как вы.       — Ах, Элеанор, — он рассмеялся, но голос его был натянутым. — Это не игрушка. Не надо.       — Почему? Это же просто карты. Я даже могу вернуть вам деньги, когда мы вернёмся домой.       — Дело не в деньгах, — серьёзно ответил он. — А в морали.       Я упрямо прищурилась.       — Какая ещё мораль? Мы же просто будем играть.       Женщина в хиджабе вдруг вмешалась, наклонившись ближе:       — Я могу отдать их вам за полцены. Очень хороший выбор.       — О! — воскликнула я, щеки мгновенно вспыхнули.       Марк тяжело вздохнул, помолчал и, наконец, достал кошелёк.       — Ладно. Мы возьмём, — произнёс он почти обречённо, расплачиваясь.       Женщина улыбнулась и торжественно сложила колоду в небольшой мешочек.       — Спасибо вам! Инша Аллах!       — Инша Аллах, — ответил Марк, кивая.       Я сжала в руках мешочек и не могла отвести глаз от тяжёлых карт внутри. Мы вышли из душного, наполненного дымом и восточными специями магазина, и я тут же остановилась, чтобы рассмотреть колоду карт на улице при сумеречном свете.       — Ну, давайте же я хотя бы одну карту вытяну, — сказала я, не дожидаясь его согласия. — Давайте.       Марк нахмурился:       — Элеанор…       Но я уже раскрыла колоду. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, и вдруг сами остановились. Я вытащила карту и перевернула её. На ней были изображены обнаженные мужчина и женщина в Эдемском саду, стоящие под сияющим ангелом.       — Влюблённые… — прошептала я.       Глаза Марка блеснули, он сразу потянулся забрать карту, но я прижала её к груди.       — Она красивая, правда? — я улыбнулась, стараясь скрыть смущение. — Похожа на нас.       — Зря ты взяла подобное, Элеанор, — он нахмурился и достал из кармана пачку сигарет.       — Почему?       — Это неправильно и сметает тебя с пути Божьего, — резко сказал он, щёлкнув зажигалкой.       — Это всего лишь игральные карты, — я пожала плечами.       — Таро — это не игрушка. Ты хотя бы понимаешь, что ты взяла? — Марк раздражённо выдохнул, и облачко дыма потянулось ко мне.       «Таро?». «То есть это не игральные карты?..».       — Ла-ла-ла, вы опять ворчите, г-н Блэйр. — Я попыталась перевести всё в шутку. — Если будет совсем худо, я их просто выброшу и всё.       Он улыбнулся, и его рыжие локоны засверкали в тусклом свете лампы.       — Нет. Их не надо выбрасывать. Просто отдашь мне.       — А вы умеете гадать и работать с этим?       — Нет, и не пытался никогда. Но я знаком с этим.       — Ого. Когда?       Он отвернулся, будто не желая продолжать разговор.       — У нас, в семидесятых, девочки в Кембридже увлекались подобным, — он затянулся сигаретой. — Бросали карты.       — Ну вот.       — Ничем это хорошим не закончилось.       Он вдруг дунул дым прямо в мою сторону, сладковатый и приторный, от которого защипало глаза. Что он хотел этим сказать? Марк усмехнулся и посмотрел прямо в мои глаза.       — Я надеюсь, ты не будешь гадать на меня.       — Почему? Ни в коем случае.       Он чуть прикусил губу, будто сдерживая слова.       — Знаю, я вас… Ладно.       Наши глаза встретились, и впервые Марк будто нагнулся, чтобы посмотреть на меня прямо на одном уровне. Хотя прежде всегда смотрел сверху вниз из-за нашей разницы в росте, и подобные глубокие встречи глаз означали что-то явно не самое хорошее. В этих глазах я будто увидела предостережение.       — Да, не надо так смотреть на меня, Марк, — я расхохоталась от неловкости и дала ему легкую пощечину по лицу, отводя его от себя.       И в голове сразу промелькнули мысли «О боже, я впервые назвала его Марк, а не г-н Блэйр?». Мужчина рассмеялся с сигаретой в зубах и будто собрался идти дальше. Он предложил мне свою ладонь, на что я ответила принятием.       На обратном пути домой мы разговаривали обо всем — о культурах разных стран, французском, литературе и городе в целом. «То он покупает духи Chanel, то книги у женщины в хиджабе и отдаёт ей кошелёк… кто он вообще такой?». В этот раз мы были более открытыми, мне нравилось, насколько наши разговоры были наполнены любовью, близостью. Тем, что, пожалуй, я никогда и никому не расскажу подобное. Ни одной лучшей подруге или родителям. Был ли Марк моей лучшей подружкой или чем-то большим?       Спустя полтора часа и плотных разговоров обо всем мы были у дома. Приехав на машине, наши тела были весьма уставшими и вспотевшими. Венок на голове уже постепенно увядал и терял свою крепкость, но я продолжала его носить на себе, как покорный знак.       На улице была сплошная темнота, и мы лишь догадывались о том, сколько времени на часах. Вроде бы половина двенадцатого. Прежде, я никогда не приходила домой настолько поздно. Что подумает матушка и гости дома? Полли, Шарлотт? Пожалуй, в этом суматошном потоке того, как вскружил голову опять мне мой спутник, я забыла о людях дома.       — Как вы думаете? Мать ищет нас?       — Думаю, что да. Это не дает мне покоя.       — Почему? — воскликнула я, стуча пакетами.       — Это будет выглядеть странно, что мы опять с тобой вдвоем вместе гуляем, так ещё. Одуванчики на твоей голове. — он рассмеялся. — Выглядит будто у нас было свидание.       — Ах, — я не имела смелости что-либо возразить.       — Знаешь, я придумал кое-что.       Моё лицо буквально превратилось в знак вопроса.       — Давай, ты пойдешь домой, а я просто не буду заходить.       — А куда вы пойдете, мистер Блэйр?       — Я погуляю в округе в одиночестве ещё. Я привык гулять так в одиночестве ещё с самого детства. Оставлю рюкзак возле дома, никто его не заметит.       Я будто кивнула ему в ответ, не в силах каким-либо образом возразить, он был действительно прав в этом. Не было нужды заставлять весь дом начать обсуждать нас с головы до ног. А особенно при гостях.       Оказавшись возле дома, рыжеволосый мужчина спрятал рюкзак под наш садовый гамак — мы решили зайти с черного входа через сад. Я замялась, держа в руках фирменные пакеты, ведь эти золотые буквы кричали слишком громко.       — Сюда же можно? Я тоже спрячу, — я тихо шепнула. — А то все начнут спрашивать, откуда это у меня.       Он взглянул на меня и, едва заметно улыбнувшись, кивнул. Я аккуратно засунула пакеты рядом с его рюкзаком, и мы тихо прикрыли их пледом и листьями. Сердце колотилось, будто я сама участвовала в преступлении.       — Вот так, — сказал он. — Тайник под плющом. Думаю, никто и не подумает заглянуть сюда.       На прощание мы обнялись, и я попросила, чтобы он берег себя и не ходил куда-то далеко. А также договорились, чтобы мы встретились глубокой ночью дома, и быть уверенной, что все в порядке. Эта договоренность под плющом и цветами звучала, как клятва.       «Si tu savais…», — печально сказал Марк и попрощался.       После того, как он оставил меня, на душе мгновенно стало пусто и одиноко. Также, как и было мне раньше. Мне хотелось, чтобы он никогда не расставался со мной, ведь я ощущала это одиночество в душе. Однако, просьба держать человека возле себя постоянно звучит очень странно. Только его венок из одуванчиков на голове напоминал мне о нем.       Дома всё перевернуто с ног до головы: домочадцы собирались ложиться спать. Матушка сидела на кухне и смотрела телевизор, по всей видимости, она и не заметила мою пропажу в этом доме. Иностранные гости все сидели в гостиной и играли вновь в какие-то странные карточные игры, наподобие покера. В их компании я также видела мисс Харпер. Было странно заметить, что мать, прежде бывавшая душой компании, одиночно сидит и смотрит телевизор, попивая чай. Вероятнее всего здесь что-то не так.       Стоит ли мне подойти к ней и спросить? Или просто пойти к себе на чердак? Однако, подобное чувство одиночество мамы беспокоило меня не менее, и, как её единственный ребенок, я рискнула смелости к ней подойти.       Обычно мы так и проводили вечера вместе за огромным кухонным столом и чаем, но именно этим летом я напрочь про это забыла. Услышав, что кто-то подходит к ней все ближе и ближе, она обернулась и взглянула меня. На её лице было явное удивление и радость.       — Где ты была все это время, солнце? — Кейт обратила внимание на мой венок из одуванчиков. — Какой красивый венок! Кто тебе опять его подарил или ты сама сделала? Ты в этом году вся цветущая. То ирисы откуда-то. То одуванчики.       — Я… — её вопрос поставил меня в тупик, и я тут же растерялась. — Я гуляла по центру. С Бет. Ты знаешь. Это сделала мне Бет.       Она блаженно улыбнулась и закурила сигарету, возле нее покоилась полная чашка чая. По всей видимости пить его она и не собиралась. В воздухе витал запах алкоголя и просекко — женщина была пьяна как обычно, и это весьма расстраивало меня.       Её сигареты были весьма терпкими, чем те которые я ощущала прежде. Она любила курить и делала это всегда с большим энтузиазмом, но, в отличии от г-на Блэйра, ей не доводилось надменно пускать дым кому-то прямо в лицо. Я налила себе чай, её лицо было потерянным. Оказывается, она плакала, и чем ближе я подошла к ней, чем больше обнаруживалось в ней это.       — Что-то случилось? Расскажи мне. — произнесла я.       — Элли, ты даже себе этого просто не представляешь, — матушка вытерла пот со своего лба. — Н-нашего браслета нет. Нет дома!       «Нашего браслета нет!». Это абсолютно сломало и поразило в шок меня, будто всё, то что предшествовало раннее стерлось и исчезло.       — А как ты это обнаружила?       — Я открываю наш драгоценный фамильный шкафчик — смотрю, а в шкатулке ничего. Я была поражена. — она дрожала и была будто готова снова заплакать. — Я спросила у каждого в этом доме сегодня, кроме тебя и г-на Блэйра. Все вертят головой у виска, теперь мне хочется спросить. Это твоих рук дело? И-или это. Не побоюсь сказать, дело Марка?       Её обвинение сразу расстроило меня и разозлило. Она плотно закрыла дверь кухни, чтобы нас точно никто не слышал, и закрыла окно. По всей видимости ожидался скандал.       — Я не знаю, матушка, это точно не моих рук дело. Мне незачем вытаскивать браслет из шкатулки, ты знаешь … — я задумалась. — А Блэйр? Ты действительно думаешь, что он способен на такое?       — А кто его знает? С его приездом всё перевернулось у нас дома с ног на голову! У нас украли браслет, который Бог его хранился дома веками постоянно, и ещё… Тебя будто подменили! Я не вижу тебя днем дома! Ты говоришь, что это Бет, прогулки по городу постоянные… — она начала восклицать. — А ты действительно держишь меня за дуру?!       Все внутри меня перемешалось и исчезло куда-то вниз.       — Только тебя и Блэйра нет дома постоянно! Полли мне все сегодня доложила, какая ты радостная убежала с бутылкой воды утром и кинулась ему на шею. Ладно, господи, делай, что хочешь с этим рыжим бесом. Но красть из дома вещи только зачем? — Она вздохнула, сделав несколько затяжек, а затем продолжила: — Только ты знаешь, где этот браслет стоимостью всего этого дома и твоей учебы в Лондоне находится. Только ты. А соответственно, кто может знать о нем?!       — Я не знаю, мама! Я не знаю! — я воскликнула честно. — Давай успокоимся и разузнаем всё. Поговорим с Марком. Я знаю его очень хорошо. Он не способен сделать такое.       — Господи, Элли, я просто не могу с тебя. Я никогда не думала, что ты такая двуличная, так ещё идеализируешь людей вокруг. Ты его не знаешь, это во-первых. Во-вторых, — она набрала воздух. — Как ты смеешь врать мне прямо у дивана, что у вас ничего нет, а на самом деле вы бегаете целыми днями где-то и пропадаете каждый день.       Всё вокруг трещало по швам, я понимала, что еще чуть-чуть и все закончится очень плохо, если я вовремя не промолчу и не уйду к себе на чердак.       Это я и сделала. Тишина. Я решила добавить вновь спокойно.       — Давай просто доживем до завтра. Давай просто поговорим. Я все равно не думаю, что это сделал Марк.       Она иронично вздохнула. Затянув новую сигарету, она промолвила:       — Ладно, я поговорю на днях с ним об этом лично. Без тебя.       — Но.       — Не лезь во взрослые разговоры, Элли. Я буду видеть, как ты будешь отчаянно защищать его.       На этом моменте я буквально хотела расплакаться, не в силах больше сдерживать себя, но я держалась стойко до конца.       — Хорошо, — я будто сглотнула свой собственный язык и честь. — Я пойду наверх, спокойной ночи!       — Спокойной ночи!       Покинув это облако дыма и запаха алкоголя, мне стало легче. Я старалась забыть о том, что только что мне сказала мать, но чувство было абсолютно ужасным. Больше всего я беспокоилась за Марка — неужели скоро мать выставит его за дверь за подобное, и он уедет уже в эти дни? Ведь, обычно, если ей что-то не нравится в жильцах, то она сделает что-угодно, чтобы их присутствию здесь не было места. Боже мой, что делать? Может, это действительно сделал он, но я никогда не рассказывала ему, где и в какой комнате находится эта шкатулка с браслетом.