Призрак Пустыни

Доктор оказался весёлый, как будто ему не изломанного пациента привезли, а мешок Рождественского Деда. «Буэнос Ночес, сениор! — и, видя, что я не понимаю, легко перешёл на галакт, — Доброго вечера, господин. Что же, что же мы тут видим»? — напевал он, жестом подзывая медробота. Здоровенный блестящий ящик катался по полу на колёсиках и забавно дребезжал на каждом стыке разноцветных плиток. Его стальные лапы и щупы торчали из пирамидальной макушки, как шевелюра какого-нибудь поклонника группы «Электриссон». «Сеньорита», — обратился врач к молоденькой медсестре, и зачастил дальше по испано. Девчушки носились вокруг меня, как птички. Сходство усиливалось из-за их голосков. Одна принялась резать бинты кривыми длинными ножницами с тупым концом. Пласты она откидывала короткими взмахами маленькой руки. Меня распаковывали, как тот же рождественский подарок. Вторая очень ловко прижала вену пальчиками и ввела в неё иглу. Моя кровь полилась в маленький резервуар. «Экспресс-анализ», — догадался я, — «Надо же им знать группу и резус». Так-то у меня был нашейный жетон, где всё это выбито, но врачи вечно перепроверяют. У меня вообще подозрение, что не доверять коллегам — статья какого-то тайного медицинского кодекса. «В», резус положительный, — резюмировал доктор, — Ну что же, хорошая кровь, чистая. Вы курите? Пьёте алкоголь»? Я отрицательно мотнул головой, поскольку в горле стоял натуральный ком, прижавший мне язык. Дышать-то было тяжеловато. «Алкоголь-то вы несомненно пьёте», — заметил врач. У него получилось нечто вроде «алхохоль», — «Но немного, иначе бы кровь это показала бы. Не тобакко — прекрасно. Большинство моих пациентов снимают стресс самыми простыми способами, нанося организму куда больший вред». Робот опустил на мою кожу холодные щупы с мокрыми шариками и они осторожно начали кататься туда-обратно. Доктор опустил глаза в наруч, затем развернул голку и любовался бегущими по ней цифрами и картинками, словно ценитель искусства в вирталлее. «Бастардос»! — нахмурился он и принялся сыпать на испано, как роторный гаусс. Сестричка помоложе склонила голову и пропищала: «Си, сениор доктор». Та же, что постарше, молча подвезла большую тележку, торжественно сняла с блестящей посудины плоскую крышку и окунула в неё большой лист марли. Когда она подняла марлю, та была коричневой, с неё стекали такого же цвета струи, а в воздухе резко запахло йодом и спиртом. Я лежал пластом, щурился от яркого света ламп и наслаждался теплом. В доме великолепно топили. От смущения меня излечили ещё в казарме. Единственно, я беспокоился что там с Марти. Как я понял, парнишка он нервный и жизнью не битый. После пережитого мог и сорваться. Кое-как протолкнув этот поганый комок, я умудрился построить фразу: «Герр доктор, а что с моим другом»? Врач вскинул брови: «Амиго? О, сениор, ваш амиго в руках замечательной синьоры — доктора Альенде! Она великолепный психолог. Стресс, не более того. Несколько порезов и гематомес — ничего страшного, сениор. А вот вас придётся операсьонес. Теперь спокойно будьте, пор фавор». Мне прикрыли глаза плотной повязкой, свет померк, включился другой, синеватый. Плюс запах подключился — резкий, неприятный. Помещение обрабатывали ультрафиолетом. Когда опять переключили на холодный белый свет операционной лампы, а ткань сняли, врачи были уже в операционных шлемах, а молодая сестра при помощи щипцов натягивала на доктора хрустящий зелёный халат. Его руки были в перчатках, врач развёл их перед грудью. Сестра постарше вымазала меня йодистой смесью, действуя марлей, как огромной кисточкой. Горела только бестенёвка, верхний свет — погашен. Робот стоял слева, как изваяние, в его клешнях застыл поднос с высокими бортиками. На мой нос опустилась с потолка липкая силиконовая маска, сестра устанавливала присоски-датчики на грудь, на запястье, на пальцы ног зачем-то. Я не боялся, Альби, доктор излучал уверенность и мне очень хотелось доверять этим добрым людям. Закончив обряжать врача, молодая сестра подключила каталку кабелем к розетке в стене. За моей головой выдвинулся маленький блестящий стерженёк. Затем я заметил ещё одну даму в опермаске, она поглядывала на меня с хищным интересом, обменялась несколькими словами с врачом. «Буэно, вамосэ эмпезар», произнёс доктор и та женщина — в годах, как я успел заметить, с седыми волосами, направилась ко мне. «Не бояться, солдадо, я ваш анестезиолог, медико Пикар», — произнесла она на галакте, но хуже, чем им владел тот врач. Анестезиологиня взмахом кисти вызвала из маски крохотную голку, заглянула в свой наруч и её пальцы пробежали по символам, которые я мог бы назвать сатанинскими, если бы не знал, что это латинские литеры. Древний язык, которым до сих пор пользуются врачи. Маска надулась, натянуло кожу, губы сжало в гузку. «Дыша-а-ать». — протянула медико Пикар. И вырубило меня окончательно и бесповоротно. Очухиваюсь среди ночи. Лежу уже не на каталке, а в шикарной постели, но всё-таки видно, что она не простая. Датчики, аппаратура в ногах. Капельницы две штуки под повязку на руке уходят. Свет у пола горит зелёный, слабенький. Плитки так загадочно переливаются на полу. А у постели сидит в кресле Мартин. Пластыри под глазом и на скуле, шевелюру ему более-менее причесали. Сидит и так печально смотрит. Я подмигнул ему, мол всё в норме, а он протянул руку и гладит меня поверх одеяла. «Привет, — шепчу, — Ты как»? «Всё хорошо», — и улыбается белозубо, только вот одного зуба и нет. Штифт под протез торчит пеньком, но — видимо — изготовить сам зуб не успели. Тяжела лапа у герра майора, urod`а как его там? «Марти, а что это за госпиталь? Что там вообще случилось»? Он улыбнулся, слез с кресла, на колени стал у самого изголовья и тоже шёпотом начал рассказывать. Оказывается когда эта гадина Серго Махнов уже собиралась вылить на меня смазку, а дружок Рони ставил Марти на колени и примеривался к его губам, включился тот самый свет. Это были, собственно, фары микроавтобуса плюс фонари на стволах «змеиного» лэнса. Синьора Альенде — внучка комиссара Хосе. Она не только психолог, она ещё и комиссар Астрополисской Стражи. Этот участок, куда нас сдали, окружное управление, сидящее там только потому, что вот та заброшеная деревушка и есть изначальный Астрополис. Город сместился, а управление — нет. Семья Альенде вообще-то одна из самых мощных в Дезерт Ареале. Им принадлежат рудники и заводы по выплавке меди. Старик сообщил о нашем аресте внучке Марике, но она смогла приехать только поздно вечером, когда нас с Марти уже вывезли в брошеный посёлок на расправу. Синьора комиссар вздёрнула всё управление простым вопросом «Где»?! Дежурный, всерьёз опасаясь за свою жопу, сдал Гурина с дружками без колебаний. Господин майор, похоже, не всем был симпатичен в их небольшом коллективе. Вот и нагрянула кавалерия в самый подходящий момент. Когда меня грузили в вэн, подкатили две патрульные машины, вызваные разъярённой синьорой. Так что очень вероятно, что господин майор с компанией сейчас размышляют о смысле жизни и превратностях судьбы в одной из душных камер тюрьмы. Наручи наши пропали и оружие тоже. Куда уж дели — бог весть. Синьора Марика обещала поискать, звонила в управление и опять устроила им там головомойку. «Мы не в госпитале, а в их доме. Просто он очень серьёзно оборудован под нужды членов семьи. Тут даже вальсвязь есть и большой гараж, а сзади дома подходит ветка железной дороги для служебной мотриссы синьора комиссара. Комиссар же у автархианцев это что-то вроде бригадного генерала, очень высокий чин. Господи, Пауль, прости меня, если можешь»! «Тебя-то за что прощать? — шепчу — Марти, всё хорошо». И что на меня нашло? Взял и погладил его по руке, по пальцам его тонким. А он прижался ко мне, как котёнок. Пауль тяжело вздохнул и выдрал у меня бутылку. Отхлебнул так, на хороший высокий стакан, и выдал в пространство: — Долго мы тогда с Мартином проговорили. О прошлом, о будущем, о нас, о музыке, обо всём. И ни о чём. А под утро он решился и поцеловал меня. Вот просто взял и поцеловал. В щёку. И всё, мастер. Всё я понял. Всё опустилось в животе. Взял я его за локоть и не хотел отпускать. Уж не знаю до чего дошло бы, да донеслись до нас щебечущие голосочки медико синьорит. И мы расцепились, хотя было это трудней, чем чалку катера сбросить с кнехта плота на ходу. А дела мои на самом деле были хреновы. Два ребра, голень и отбитые потроха. Да и Альенде оказались не такими уж добрыми самаритянами, — Пауль потянулся, стащил руку с моих плечей, — Ща, мастер, сбегаю до заведения известного, потом доскажу.