Призрак Пустыни

— Ну ты даёшь, Март, — говорю, — Кристаллы, аллиены непонятные, корабль двухсотлетний. Понимаешь, я вот так припоминаю, что Альстар-Айн колонизировали году этак в две тыщи триста пятом или чуть раньше. Местным колониям всего ничего, вообще-то. То есть получается, что шип сюда попал лет за сто до первых колонистов. — Нет, — мотнул головой Пауль, — Малость берега путаешь, мастер. Две тысячи двести девяносто второй — колонизация, а в триста пятом — Лемонтанская Уния и образование Автархии. Эти вот пустынники поначалу были чешскими, русскими и бразильянскими колониями. Но когда Ней-Бордо вышиб руссов из Новоастрахани и переименовал её в Илль-де-Верден, они лишились источника продовольствия. Деваться некуда — заключили Унию и вошли в состав Ней-Бордо, Автархию. Потом та послала метрополию ко всем чертям и вот мы тут имеем независимую страну. — Как это руссы не отодрали их? — удивился я. — Они же на всю голову отбитые. — Так тут тоже народец отбитый на всю башку, — прищурился Пауль, — Есть ведь ещё горный пояс, Маджария. Там, я слышал, народец похлеще руситов живёт. Прикинула, похоже, Великоруссия расходы и перспективы — да плюнула. Тут ведь сам знаешь какой астер-пояс вокруг, ПКО просто абсолютная. Это да. Альстар-первый сидит в такой туче каменюк, что никакой автопилот не вывозит. Мы с Марти пальцы стёрли, пока на орбиту не вышли. — Мне вот чего неясно, Пауль. Пещера была оборудована или как? — Вот тут ты в точку попал, кэп! В том и дело, что оборудованная. Мы потом шлюз нашли и обалдели мрачно. Рельса в полу дугообразная и здоровенный редуктор с мощным старым электромотором. Цилиндр ребристый и крепился на фланец в восемь болтов. Кабели с пластмассовой изоляцией, мощные жилы медные. Пульт в виде коробки с двумя кнопками. Часть скалы поворачивалась, представь? Я только воздух выпустил из лёгких и шею почесал. Соорудить такую штуку и сейчас не просто, а уж лет двести назад, в две тыщи сотые… Нет, принцип ясен, такие штуки аж с доспейсовой эры известны. Дело в навыках. Ну вряд ли экипаж одинокого спейсшипчика так бы морочился. Эту стоянку делали с расчётом на регулярное использование. Или как укрытие, станцию дозаправки, скажем. В Дезерт Ареале есть урановые рудники. Так может вот такие мелкие пацаны тут стержни меняли? Но это ведь не просто! Нужен рудник, нужен завод по производству тех самых стержней. Нужна какая-никакая утилизация. Могли, конечно, отработку просто выкидывать. Пустой мир, ничейные земли. Но что-то я не читал нигде о радиоактивных зонах в этой треклятой пустыне. — Ребятки, — я вытащил ещё элрету, — Я может не самый крутой инженер, но вряд ли такую штуку построили для единственного кораблика. Кто-то делал серьёзную базу подскока, как мне кажется. Блин, инфы не хватает. Пауль цыкнул зубом: — Мне вот тоже, Альби. Тогда, конечно, было не до этих измышлений. Меня больше радиация пугала, чем чучела или синие камушки. Я, кстати, подумал, что это аллуры. Были такие драгоценные камни, их добывали в районе внешнего астероидного пояса. Сейчас залежи иссякли, аллур ценится в шесть своих весов в платине. Так что когда мальчик-лейтенантик уснул, я тоже спустился в низы. Мартин издал протестующий рык, но Пауль лишь усмехнулся: — Ты выглядел совсем пацаном, не обижайся. Тебе было двадцать, верно? Ну да, только с училища. Я уже успел прослужить лет пять, поднялся с рядового до сержанта. Такой вот зигзаг, как говорят некоторые. Между прочим, Пауль что-то скрывает, это точно. Когда я вписывал ребят в судовую роль, ему пришлось показать аусвайс. Он фон Егерброк, то есть аристократ. Не спорю, у многих фон баронов в анамнезе один титул и пустой кошель, но идти в простые солдаты хотя бы и десанта для них неприлично. Что-то там случилось в прошлом, отчего Пауль рванул к вербовщикам. — Короче я лез вниз по таким трапам, которые держались только чудом. Между прочим, они были широченные, на них бы двое разошлись. То ли под старые скафы рассчитано, то ли под кого-то большого. Но вся мебель в каютах — точно под хуманов. Я представлял, примерно, где стоят те чучела. Но меня интересовали камушки и я пошёл к ним. Наруч снял, оставил на трапе, на ступеньке. Проверил время. Было три — двенадцать, как сейчас помню. А с собой я взял старый хронометр, доставшийся от отца. Такой симпатичный серебряный браслетик, пятиугольная шкала. Он показывал время и мог работать как слабая рация. Вещица была ещё дедова, тогда наручи были ещё отдельно, комы — отдельно. Я таскал эту штуку как талисман и покрасоваться в баре перед девчонками. По моему лицу пробежал ветер. Пауль повернул голову, приподнял нос, облизнул губу: — Гелис садится, парни. Давайте вернёмся к машине и поедем, а? — предложил он, — Тут такое дело, в пустыне ночью холодает резко, может начаться тот самый Шторм. Я после читал, что ночью в этих местах лучше не высовывать нос на улицу. Я, вообще-то, изрядно пропотел, несмотря на изолирующий полускаф, так что предложение принял с энтузиазмом. Мы поднялись, немного потоптались, разминая затёкшие ноги, и двинулись вниз, где тихо ржавели сборные домики заброшенной лабы. За гребнем дюны мы попали в заветрие, лишь иногда прорываемое ветром пустыни через расщелины на западной стороне. Песок съезжал пластами из-под ног, приходилось быть осторожным, чтобы не съехать вместе с ним в ложбину меж дюнами. По долине опять просвистел какой-то поезд. Получалось, что они ходят раз в тридцать — сорок минут. Странно, что при таком плотном графике и огромных скоростях до сих пор не построили вторую колею. Наша машинка мирно стояла, где мы её оставили. Бросив последний взгляд на развалины, Пауль полез в кабину. — Марти, — спросил я, — А где твоя шлюпка и бот десанта? — Так вывезли их, — Мартин с тоской оглядывал пейзаж, — Шлюпку я сажал как раз на высоту за казармой, там было полно отсветов от тепловиза. По-моему, большинство успело смыться, но десятка два не ушли. Странно, что грузовичок бросили, но тут уж их дела, змейские. — Да на кой дьявол «змеям» бот? — искренне поразился я. Дело в том, что наша десантура уже лет двадцать использует неуклюжие, но надёжные боты типа DB-02R. Выглядит как сарделька с наростом пилотской кабины. Сколько их было сбито, брошено и захвачено — не сосчитать! Ладно бы какие технологии изучить, так ничего нового там нет. Да и шлюпки корабельные у Кайзермарине тоже только в том году начали менять на новую модель. Зачем их брать-то? — На металл, — пояснил Мартин и сморкнулся в сторону, — Тут с твёрдо-пластичной сталью плоховато, Альберт. Автархианцы покупают её у рурцев, славянитов и у нас. Вот на порезку и вывезли, наверное. Мотор «скарабея» зачихал, выбросил клуб чёрного дыма и взревел, как не знаю кто. Пауль распахнул правую пассажирскую дверцу и вывесился из неё с недовольной рожей: — Ну вы там долго ещё ворковать будете? Давайте быстро. На этой хреновине для полного счастья ещё и одна фара не работает. Поехали! Следующую часть рассказа я слушал уже в прыгающей по колдобинам машине. Стемнело быстро — как будто свет вырубило и всё. Горела только правая фара, но в этой пыли она играла роль разве что сигнального фонаря. Пауль держался у обочины, чтобы хоть как-то ориентироваться. Автархианцы же пёрли посерёдке, разрывая ночь резким воем клаксонов. Вся дорога перекрикивалась. Иной раз мне казалось, что это особый язык водителей. Тем более, что они что-то там изображали сочетанием длинных и коротких звуков. Но чёткой системы я так и не уловил. — Короче, — рассказывал Пауль, сжимая баранку, — Добрался я до ящиков и заглянул в них. Никакие это были не аллуры, пацаны! Аллур бывает угловатый длинный или округлый, как речной голыш. А эти были похожи на ёжиков, как их в анимах рисуют. Во все стороны отростки-пирамидки торчали и чуть светились, задницей клянусь! И свет такой резкий, противный — бррр. Даже замутило слегка и глаза заболели. Я взял один всё-таки. Он был тёплый и чуть упругий на ощупь. Приборы в наруче на эту штуку потом не реагировали вообще никак. Только пирометр отклонился на пару градусов. Я взял, завернул её в тряпочку и сунул в ранец. Вернусь, — думаю — и покажу оберсту Клейну. Тот знает куда такие артефакты отсылать. Вдруг что интересное для нас получится? Наградят, глядишь, или фельдфебелем сделают. Очень тогда хотел я выйти в унтера. Дальше не загадывал, куда уж там с солдата до офицера лезть! Такое раз в сто лет случается. Крышку задвинул, оглянулся на тот призакрытый трюм, прикинул кое-что к носу. «А-а-а, — думаю — Ну их к чертям! Март вон видел, пусть и доложит. Мне и камушка довольно. Надо же парню карьеру делать». Вернулся к трапу. Смотрю на наруч — майн готт! Почти пять утра. Это что? Я в этом трюме два часа провёл? Да по моим прикидкам от силы минут двадцать. Вскинул к глазам дедовы часы — три — тридцать три. «Ничего себе трюм! Получается, там время течёт нормально, но во внешнем мире как бы ускоряется, иначе не объяснить». Осмотрелся ещё при свете фонаря — нет ли какого барьера, границы? Нет, обычный здоровый проход, сбоку лацпорты закрытые по обеим бортам. Над головой две кран-балки висели с тельферами. Никакого марева или ещё чего. Вернулся я в рубку, молитву про себя шепчу, озираюсь. Марти спит, сполз почти с кресла, голову на грудь свесил, руки на подлокотниках лежат расслабленно. Подкрался я и присел — на наруч глянуть. А там «03-48», мы же его не сдвигали. Мой наруч показывает «05-02», а дедушкины часы совпадают с наручем Марти. Ну, на минуту, может расхождение. «Вот же кораблик»! — думаю, — «Нет, Пауль, надо брать парня в охапку и вон отсюда». Я ведь, лапки, про всякие чудеса слыхал, а кое-чего и сам видал. Пляшущие Колонны, к примеру, или Бесконечный Каскад в Огденвилле. Два солнца Эргерума, при каждом из которых просыпается определённый набор животных. Сияние в системе Вийенны. Но это хоть и непонятно мне, но учёные как-то объясняли. А такие фокусы со временем — в жизни не слышал! Разве что в фантастике читал. А тут-то жизнь! Ущипни себя — больно будет! Нет, нафиг. Взял, переставил все часики по своему наручу. Марти даже не шевельнулся, так замотался со мной ходить. Ясное дело — чёрный мундир — белая кость, бегать долго не учили. Смотрю на него и такая нежнятина разливается. Сестрёнку напомнил мне. Линда тоже чернёнькая, в бабушку пошла по маме, верно. Свернётся клубочком и спит себе. А мне надо было поднимать её не позже пол-седьмого, к восьми в школе надо быть, а до неё минут сорок по улицам бежать. Родители нас не баловали, одевали просто, машину не давали. Отец хотел, чтобы мы носы не задирали в жизни. Вот, пригодилось. Иной раз стеснялся я одноклассников, иной раз и драться приходилось. Пауль вздохнул. Вдали уже светился Астрополис, а за ним проступали сквозь марево серебристые вышки астропорта. — В общем сел я у пульта. Не решился парня будить. Пусть, — думаю — поспит ещё часика три-четыре. Двести лет стояли там чудища в своём времени, ещё простоят. Да и не хотелось по ночной пустыне шариться. Мало ли какие гадюки или зверюги в ней живут. А утром отыщем выход, должен же он где-то быть. Мне больше вариант с люком сверху казался вероятней. Как-то не сообразил, что брюшных дюз у нашего «яйца» и нет. Так, ладно, парни. Что-то я жрать хочу. На борту похаваем или в кафешку заедем? — Давай на борт, — лениво бросил Мартин, — Тут них еда противная. Кстати, Альберт, а ты фрахт нашёл уже или как? — Нашёл, — говорю, — Я ж не вы, герои спейса. Я крыска рачительная и хозяйственная. Мы груз наждачных кругов повезём. На Вийенну. — Классно! — выдохнули Пауль с Мартиным одновременно. Оно и понятно. Вийенна на отшибе, там нравы настолько вольные, что пожалуй, даже Элегию перешибут. И очень вкусные лакомства. И замечательный тропический климат. А ещё там великолепная охота, которую обожает Мартин. Мы обязательно отдохнём после рейса. Может быть даже зависнем на пару месяцев. «Рыси» требуется переборка двигателей, оттягивать не стоит. А то так недолго и судьбу мамочки повторить.