Цепи, сотканные из звёзд

      Неделя прошла в размеренном ритме, который мог бы показаться почти мирным, если бы не постоянное ощущение надвигающейся грозы. Дни сменяли друг друга с механической точностью: подъём на рассвете, завтрак, уроки с Мастером Элиасом, обед, послеполуденные занятия, ужин и сон. Элисса начинала привыкать к этому распорядку, хотя каждый день приносил новые испытания для её воли и достоинства. Мастер Элиас оказался требовательным, но справедливым наставником. Он обучал её тонкостям этикета высшей знати с безупречным терпением профессионала, для которого это ремесло было не просто работой, а искусством. Элисса осваивала обращение к представителям различных Домов, правила поведения за столом, тонкости светской беседы и множество других навыков, которые, как она всё яснее понимала, готовили её к особой, тщательно отведённой для неё роли. Кай появлялся редко, но особняк будто дышал его присутствием. Иногда Элисса замечала его в коридорах, когда он беседовал с прислугой или просматривал отчёты, погружённый в дела. Их взгляды встречались на мгновение, и в его глазах она видела холодную оценку, словно он измерял её прогресс. Эти короткие встречи оставляли девушку с чувством беспокойства, которое она не могла объяснить. С остальными рабынями отношения складывались медленно, шаг за шагом. Лира продолжала язвить, но в её словах всё чаще проскальзывала не злоба, а утомлённая усталость. Кассия держалась дружелюбно, но с осторожностью, словно боялась, что за открытость придётся заплатить. Селена оставалась непроницаемой, будто её душа уже давно покинула это место. И лишь Морвен, несмотря на свою юность, не стеснялась открыто проявлять интерес к новенькой — её наивное, но искреннее любопытство было почти утешительным. Все они, каждая по-своему, пытались выжить в этом мире, где их человечность была поставлена под сомнение. И именно тогда, когда Элисса начала думать, что сможет найти в этом мрачном доме хотя бы зыбкое подобие равновесия, произошло событие, которое перевернуло всё.       Элисса проснулась от монотонного стука дождя, который упорно барабанил по высоким окнам. Серое утро, словно тягучая дымка, просачивалось сквозь тяжёлые шторы, размывая границы между сном и явью. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к ритму капель, и пыталась распутать нити сна, который, казалось, не отпускал её даже сейчас. Ей снился сад. Не тот искусственный сад особняка Вейларов, где каждый куст был подстриженным до миллиметра, а клумбы вымерены циркулем, — а другой сад. Живой. Дикий. Там цветы тянулись к луне, распускаясь под её холодным светом, воздух был насыщен терпким ароматом неизвестных трав. В центре сада возвышался фонтан странной, ускользающей формы. Сколько бы она ни старалась удержать его образ, он рассыпался, как песок сквозь пальцы, оставляя после себя лишь ощущение чего-то важного, чего-то потерянного. Она помнила, как шагала по каменным дорожкам, и каждый шаг отзывался в её теле странной лёгкостью, словно она уже много раз проходила этим путём. Помнила холод гладкого камня под босыми ногами, влажный шёпот листьев над головой и мягкий плеск воды. Но сильнее всего в этом сне было другое — чувство дома. Тепло, проникающее до самого сердца. Ощущение, что именно здесь она должна быть. Проснувшись, Элисса ощутила острую тоску по этому месту, которого, как она знала, не существовало. Это был всего лишь сон, порожденный её измотанным разумом, жалкая попытка создать себе убежище там, где не было спасения. И всё же образы были настолько яркими, настолько реальными, что она могла поклясться — она действительно была в том саду. Элисса встала с постели и подошла к окну. Дождь усиливался, превращая мир за стеклом в размытую акварель. Мир за этой водяной завесой казался другим — там, где-то за гранью, оставалась жизнь, которую у неё забрали. Люди, которые, быть может, всё ещё помнили её имя. Но эта жизнь теперь была не ближе, чем призрачный сад из снов. Резкий звук в коридоре вернул её в реальность. Голоса слуг, шорох ткани, отдалённый стук каблуков по мраморному полу — особняк просыпался. Скоро придёт время завтрака. Элисса быстро умылась и оделась в простое серое платье, которое было частью её новой униформы. Оно было сшито из дорогой ткани, но своим строгим покроем ясно давало понять, кем она здесь была — собственностью, пусть и облачённой в шёлк. Спускаясь по лестнице в столовую, она заметила необычное оживление. В коридорах сновали слуги, таская какие-то ящики и инструменты. Из технических помещений доносился гул. Видимо, велись ремонтные работы, или, скорее, что-то готовили. В этом доме ничто не происходило случайно.       В столовой царила привычная атмосфера сдержанного напряжения, но сегодня в ней чувствовалось что-то иное. Лира сидела, медленно размешивая кашу, её лицо было мрачным, ирония, обычно сверкавшая в её глазах, потускнела. Кассия что-то вполголоса говорила Селене, а Морвен вертела ложку в руках, явно не находя себе места.       — Доброе утро, — негромко сказала Элисса, садясь на своё место.       — Если его вообще можно назвать добрым, — отозвалась Лира. Её голос был лишён привычной язвительности, в нём звучала усталость, будто ночь принесла ей не сон, а тяжёлые воспоминания.       — Что случилось? — спросила Элисса, наливая чай, — Вы выглядите...       — Расстроенными? — закончила за неё Кассия и вздохнула, — Сегодня особый день. Годовщина. Лира подняла глаза, и её взгляд остановился на Элиссе, прямой, почти колючий.       — Три года назад в этот день умерла Анна. Элисса почувствовала, как что-то сжалось в груди. Она не знала Анну, но по тому, как остальные замерли, стало ясно — это имя здесь имеет особое значение.       — Что с ней случилось? — тихо спросила девушка.       — Она пыталась сбежать, — заговорила Селена, впервые за всё время обратившись к Элиссе напрямую, — Почти дошла до границы владений, но её поймали. И хозяин сделал из неё урок для остальных.       — Анна была храброй, — добавила Морвен, её голос дрогнул, — Глупой, но храброй. Она верила, что сможет добраться до свободных земель.       — Свободных земель не существует, — горько усмехнулась Лира, — Есть только разные клетки. Слова повисли в воздухе, Элисса не знала, что сказать. Она чувствовала, что вторглась в их общее воспоминание — в рану, которая не заживала три года.       — Она была вам близка? — осторожно спросила Элисса.       — Здесь все близки, — тихо ответила Кассия, — Хотим мы того или нет. У нас никого больше нет, кроме друг друга.       — Анна была особенной, — продолжила Морвен, — Упрямая, как сто чертей. Даже когда все остальные смирились, она продолжала мечтать о побеге. Говорила, что лучше умереть свободной, чем прожить всю жизнь в цепях.       — И она получила то, что хотела, — сухо заметила Селена, — Смерть.       — Она выбрала свою свободу, — поправила Лира, чуть нахмурившись, — Она получила свободу. Пусть и такую. Молчание стало почти осязаемым. Даже приглушённый звон посуды звучал неуместно громко. В этом молчании таилась не просто скорбь, но и напоминание: даже в золотой клетке можно сохранить что-то человеческое.       — Мы обычно... — начала Кассия, затем остановилась и посмотрела на остальных, — Мы обычно в этот день вспоминаем истории о ней. Хорошие истории. Чтобы помнить не только, как она умерла, но и как жила.       — Расскажите мне, — попросила Элисса, — Если хотите. Лира окинула её долгим взглядом, словно оценивая. Затем кивнула:       — Анна была из Дома Монтеверде. Её семья держала небольшую ферму, пока долги не погубили их. Её продали, когда ей было шестнадцать.       — У неё был чудесный голос, — вставила Морвен, — По вечерам она пела нам старые песни из её детства.       — И характер у неё был — будь здоров, — усмехнулась Кассия, — Помните, как она отказывалась носить то красное платье? Сказала, что оно делает ее похожей на шлюху. Получила за это хорошую взбучку, но платье так и не надела.       — Так и ходила в старом сером, пока хозяин не сдался, — сказала Лира с тенью улыбки, — Даже в мелочах оставалась собой. Элисса слушала эти истории и чувствовала, как в её груди растет странное тепло. Эти девушки, несмотря на всё, что их разделяло, несмотря на конкуренцию и ревность, которые неизбежно возникали в их положении, сохранили способность любить и помнить.       — А что она говорила про свободу?       — Она верила, что свобода — это не место, — ответила Кассия. — Это состояние души. Пока ты помнишь, кто ты есть, пока у тебя есть своё "я", ты свободен, даже в кандалах.       — Красивые слова, — пробормотала Селена, — Но они не спасли её.       — Может быть, и спасли, — возразила Лира, — По-своему. Элисса почувствовала, как слёзы подступают к глазам. История Анны была историей каждой из них — историей потерянной свободы, сломанных мечтаний и попыток сохранить человеческое достоинство в нечеловеческих условиях.       — Спасибо, — сказала Элисса тихо, — За то, что рассказали мне о ней.       — Теперь ты тоже будешь её помнить, — сказала Морвен, на губах мелькнула печальная улыбка, — И это важно. Пока кто-то помнит, человек не умирает до конца.       После завтрака девушки разошлись, оставив за столом глухое эхо воспоминаний. Но даже пустой коридор, по которому шла Элисса, казался наполненным тяжёлым воздухом — как будто сами стены помнили Анну. Мысли о ней, о свободе, о выборе, который та сделала, не отпускали Элиссу. Что значила свобода в этом месте? Была ли она ценнее самой жизни? И что выбрала бы она сама, оказавшись перед тем же выбором? Ответа у девушки не было. Урок у Мастера Элиаса прошёл в привычной манере. Его голос звучал ровно и чётко, отмеряя каждое слово, как удары метронома. Он объяснял тонкости этикета высшей знати, учил, как обращаться к представителям разных Домов, как вести светскую беседу, как держать голову под тем углом, который выдавал благородство, а не покорность. Элисса пыталась сосредоточиться, вникнуть в его наставления, но мысли упрямо возвращались к утреннему разговору. Каждый изящный поклон, каждый отточенный жест казались ей фальшивкой. Она чувствовала себя куклой, которую обучают правильным движениям, чтобы выставить напоказ.       — Вы сегодня рассеянны, — голос Мастера Элиаса, обычно спокойный, на этот раз был чуть более твёрдым, — Что-то случилось?       — Нет, — девушка ответила слишком быстро, чтобы это прозвучало убедительно, — Просто думаю... о многом. Элиас смерил её взглядом, в котором читалась не столько строгость, сколько холодное понимание.       — Размышления — хорошая привычка, — произнёс он, отступив на шаг, — Но не позволяйте им мешать вашему обучению, Элисса. Очень скоро вам понадобятся все те навыки, которые я прививаю вам с таким усердием.       — Что вы имеете в виду? — спросила она, заранее зная, что не захочет услышать ответ. Сердце пропустило удар.       — Хозяин планирует приём, — сказал Мастер, — Важное мероприятие. Скоро в особняк приедут гости. Влиятельные люди. И вы должны быть готовы произвести на них впечатление. Элисса почувствовала знакомый холодок в животе. Она понимала, что значит "произвести впечатление" в её положении.       — Какое впечатление? — тихо переспросила она.       — Впечатление совершенства, — спокойно произнёс Элиас, — Красоты, изысканности, образованности. Хозяин вложил в ваше обучение много времени и средств. Он ожидает отдачи. Мастер Элиас больше ничего не сказал. Урок был окончен. Элисса вышла из зала с тяжёлым сердцем. Предстоящее мероприятие пугало её, но ещё больше пугала мысль о том, что она постепенно превращается в то, чего от неё ожидают — в красивую игрушку для развлечения богатых и влиятельных людей.       Идя по коридору после урока, Элисса услышала звуки работы — металлический лязг, шум электроинструментов и приглушённые голоса. Она вспомнила о ремонтных работах, о которых говорили за завтраком, и любопытство взяло верх. Свернув за угол, она увидела открытую дверь в техническое помещение, откуда доносились звуки. У входа стоял ящик с инструментами, а рядом — мужчина в рабочей форме. Он поднимался с колен, вытирая руки о тряпку, и их взгляды встретились. Среднего роста, крепкий, с загорелыми руками, классический рабочий. Элисса собиралась пройти мимо, не желая мешать работе, но что-то в выражении лица незнакомца заставило её замедлить шаг. В его взгляде не было ни снисходительности, ни желания — только странное, цепляющееся за неё недоумение.       — Извините, — нарушил он молчание, делая шаг вперёд. Голос его был низким, с лёгкой хрипотцой, но в нём ощущалась какая-то скрытая тревога, — Мне нужно перекрыть вентиляцию в этом секторе. Надеюсь, шум не помешает вам?       — Нет, всё в порядке, — ответила она, замедлив шаг, — Я уже ухожу.       — Простите, — сказал он, слегка помедлив, — Возможно, это прозвучит странно, но ваше лицо кажется мне знакомым. Мы раньше не встречались? Элисса внутренне напряглась. Рабыням не полагалось долго разговаривать с рабочими, и если кто-то из слуг увидит их беседу, это может плохо кончиться.       — Не думаю, — ответила она осторожно, бросив короткий взгляд через плечо, — Я здесь совсем недавно.       — Да, конечно, — он быстро кивнул, но в его голосе прозвучало сомнение. Взгляд оставался тем же — изучающим, будто он собирал в уме мозаичный портрет, которому недоставало лишь одного кусочка, — Просто показалось. Меня зовут Арон. Я работаю с системами климат-контроля.       — Элисса, — ответила она, прежде чем успела себя остановить. Имя сорвалось с губ само.       — Элисса, — повторил мужчина, словно пробуя его на вкус, — Красивое имя.       — Мне нужно идти, — сказала она, делая шаг назад, ощущая, как с каждой секундой их разговор становится всё более странным, — Удачи с ремонтом.       — Конечно, — кивнул Арон. — Еще увидимся.             "Надеюсь, что нет". Элисса быстро пошла по коридору, кожей чувствуя, что он продолжает смотреть ей вслед. Встреча оставила странный осадок. Что-то показалось ей неправильным, хотя она не могла понять, что именно. Арон выглядел как обычный ремонтник, но в его взгляде было что-то... личное. Словно он знал её гораздо лучше, чем должен был знать случайный рабочий. Когда она скрылась за поворотом, Арон остался стоять в дверях, сжимая тряпку до побелевших костяшек. Его сердце бешено колотилось, а в голове роились мысли, которые он пытался привести в порядок. Лицо. Это лицо... Он видел его раньше, он был в этом уверен. Но где? Когда? Форма глаз, линия скул, даже то, как она держала голову — всё это будило в нём воспоминания, которые никак не хотели проясниться. Что-то важное, что-то, что он должен был впомнить, но не мог. Арон вернулся к работе, но мысли его были далеко. Он приехал в особняк Вейларов не случайно. Уже много лет он искал что-то. Кого-то. Информация о том, что Кай Вейлар приобрел необычную рабыню, которую интенсивно обучают этикету, показалась ему достойной внимания. Но он не ожидал, что эта встреча произойдёт так скоро. Если эта девушка действительно была связана с тем, что он искал, то все его планы кардинально менялись. Но пока он не мог быть уверен. Нужно было больше информации, больше наблюдений. Арон взял инструменты и углубился в техническое помещение. У него была работа, которую нужно было выполнять, и роль, которую нужно было играть. Но теперь у него была и цель, которая делала каждую минуту пребывания в этом особняке бесценной.       После обеда у Элиссы было свободное время, которое она обычно проводила в библиотеке. Но сегодня, под впечатлением от утреннего разговора об Анне, она решила остаться с другими рабынями. Они собрались в небольшой гостиной, которая была отведена для их отдыха — скромно обставленной комнате с несколькими креслами и столиком. Морвен осторожно достала из тайника в стене крошечную коробочку. Она хранила её бережно, тщательно скрывала от глаз надзирателей. Когда крышка раскрылась, Элисса увидела засушенные цветы, камешек странной формы и кусочек выцветшей ткани.       — Это всё, что осталось от Анны, — сказала Морвен, голос её дрогнул, — Цветы из её волос в день когда... Камешек, который она нашла в саду и уверяла, что он приносит удачу. И кусочек её любимого платья. Простые вещи, обыденные. Но здесь, в этом доме, где у людей отнимали даже их имена, эти обрывки прошлого были сокровищами. Элисса почувствовала, как горло сжимается от эмоций.       — Расскажите мне ещё что-нибудь о ней, — попросила Элисса.       — Она была мечтательницей, — сказала Кассия, осторожно касаясь засушенного цветка, — Всегда говорила о том, что когда-нибудь увидит море. Она выросла в глубине континента и никогда не видела океана.       — И она рисовала, — добавила Лира, — Углём на камнях в саду. Рисовала птиц, которых видела в окно. Говорила, что птицы знают, что такое настоящая свобода.       — Хозяин запретил ей рисовать, сказал, что это отвлекает от работы. Но она продолжала, — улыбнулась Морвен, — Тайком. На внутренней стороне своего платья рисовала маленьких птичек. Элисса слушала эти истории и понимала, что узнаёт не только об Анне, но и о самих рассказчицах. В их голосах звучала не только печаль, но и что-то ещё — гордость за подругу, которая не сдалась, восхищение её мужеством.       — А вы сами? — тихо спросила она, — Вы когда-нибудь думали о побеге? Повисла тишина. Девушки переглянулись, и Элисса поняла, что задала вопрос, который они предпочитали не обсуждать.       — Думали, — наконец ответила Лира, — Все. Но думать — одно, а делать — совсем другое.       — У меня есть младшая сестра, — тихо сказала Кассия, — Она тоже в рабстве, но в другом месте. Если я попытаюсь сбежать и меня поймают... они убьют не только меня, но и её. Таков договор.       — А у меня нет никого, — холодно произнесла Селена, — Но я видела, что происходит с теми, кого ловят. Смерть Анны была быстрой. Не всем так везёт.       — Я слишком трусливая, — робко призналась Морвен, опустив глаза, — Анна была храброй, а я... я боюсь боли. Боюсь смерти. Предпочитаю жить даже так, чем не жить вообще.       — Это не трусость, — сказала Элисса, — Это... разумно.       — Красивое слово для капитуляции, — горько усмехнулась Лира.       — А ты? — спросила Кассия, глядя на Элиссу, — Ты думаешь о побеге? Элисса замялась. Думала ли она? Конечно, думала. Каждый день, каждую ночь. Но чем больше времени она проводила в особняке Вейларов, тем больше понимала, насколько это безнадежно.       — Думаю, — сказала она честно, — Но понимаю, насколько это безумная идея.       — Почти невозможно — не значит невозможно, — возразила Лира, — Анна это доказала. Она почти дошла до границы.       — И умерла, — отрезала Селена.       — Она умерла свободной, — тихо сказала Лира, — Может быть, это стоило жизни.       — Легко говорить, когда ты не та, кто умирает, — возразила Селена. Напряжение в комнате росло, и Морвен, будто почувствовав, что стало невыносимо, вдруг сказала:       — Давайте вспомним, как Анна учила нас играть в ту игру. Когда мы придумывали, кем бы стали, если бы были рождены свободными.       — Глупая детская забава, — буркнула Селена, но в её голосе не было злости.       — Тогда будем детьми, — упрямо сказала Кассия, — Хотя бы ненадолго. Они сели в круг, и Морвен объяснила правила Элиссе. Каждая должна была вообразить, кем бы она стала, если бы родилась в свободной семье, какую жизнь бы выбрала.       — Я бы стала учительницей, — начала Кассия, — Учила бы детей читать и писать. Хотела бы, чтобы они знали больше, чем знаю я.       — Я бы открыла таверну, — мечтательно прощебетала Морвен, — Место, где люди могли бы собираться, разговаривать, смеяться. Где всегда было бы тепло и уютно.       — А я бы стала путешественницей, — сказала Лира, в её глазах мелькнул игривый огонёк, — Ездила бы по всему миру, видела разные страны, встречала разных людей. Никогда не оставалась бы на одном месте слишком долго. Они все посмотрели на Селену.       — Я бы... — начала она, затем остановилась, — Я бы просто была обычной женщиной. Вышла замуж за хорошего человека, родила детей, вела дом. Ничего особенного. Просто... нормальная жизнь. В её голосе была такая тоска, что у Элиссы защемило сердце. Селена мечтала не о приключениях или достижениях, а просто о праве быть обычным человеком.       — А ты, Элисса? — спросила Морвен, наклоняясь чуть ближе. Элисса задумалась. Чего она хотела? О чём мечтала в те редкие моменты, когда позволяла себе мечтать?       — Я бы хотела иметь сад, — медленно сказала она после недолгой паузы, — Большой сад, где росли бы цветы и травы. И... и у меня был бы дом, где всегда горел огонь в камине, и там бы всегда меня ждали люди, которых я люблю.       — Красивая мечта, — сказала Кассия.       — Все наши мечты красивые, — сказала Лира, — Жаль, что они останутся только мечтами. Они сидели в молчании, каждая погружённая в свои мысли. За окном продолжал идти дождь, и звук капель создавал мелодичный фон для их размышлений.       — Спасибо, — тихо сказала Элисса, — За то, что приняли меня в свой круг. За то, что рассказали об Анне. За то, что позволили мне узнать вас лучше.       — Мы все здесь сёстры по несчастью, — сказала Кассия, — Хотим мы того или нет. А сёстры должны поддерживать друг друга.       Вечер накрыл особняк неожиданно быстро, словно время само подталкивало Элиссу к новому испытанию. После ужина, который, к её удивлению, прошёл в чуть более тёплой атмосфере, чем обычно, к ней подошла служанка. Лицо у девушки было бесстрастным, но в её голосе прозвучало напряжение:       — Хозяин ждёт вас в кабинете. Элисса шла по знакомой лестнице с чувством, будто шагала по узкому канату, натянутому над пропастью. Встречи с Каем всегда были проверкой — на терпение, на волю, на выдержку. Но сегодня воздух вокруг был иным. День, проведённый с рабынями, воспоминания об Анне, разговоры о свободе — всё это изменило что-то в ней. Она постучала в дверь кабинета. Ответ последовал сразу, короткий, холодный:       — Войдите. Кай сидел за массивным столом, склонившись над бумагами. Свет лампы очерчивал его фигуру резкими линиями, остальной кабинет утопал в тенях.       — Садись, — сказал он, даже не взглянув на неё. Она села в кресло напротив его стола, сложив руки на коленях. Он неспешно закончил читать документ, отложил его в сторону и поднял на неё взгляд. Холодный, деловой. Так смотрят на вещь, оценивая её стоимость.       — Сегодня мы поговорим о практических аспектах твоей подготовки, — произнёс он, вставая, — О тех, что не проходят в рамках формальных уроков. Он подошел к бару в углу кабинета и налил бокал вина. Только один.       — Выпей, — сказал он, ставя бокал перед девушкой, — Это поможет расслабиться. Элисса посмотрела на бокал с сомнением. Рабам обычно не предлагали алкоголь, и этот жест казался ей подозрительным.       — Я не пью, — отрезала она, не шелохнувшись.       — Сегодня пьёшь, — спокойно ответил Кай. В его голосе не было угрозы, но Элисса понимала, что это не просьба, а приказ. Она взяла бокал и сделала небольшой глоток. Вино оказалось терпким, с долгим послевкусием, и в ту же секунду она почувствовала, как внутри неё будто сместился баланс — едва заметно, но ощутимо. Кай наблюдал с тем самым выражением лица, которое всегда казалось ей самым страшным — предельно спокойным, словно маска.       — В ближайшие дни здесь пройдёт мероприятие, Элисса. Среди гостей будут очень влиятельные люди, которые привыкли получать всё самое лучшее. Главы Домов, их наследники. Люди, которые определяют судьбы тысяч других людей. Они будут смотреть на вас, оценивать, прикидывать в уме вашу цену, — он сделал паузу, — Ты должна произвести впечатление. Демонстрировать красоту, изысканность, образованность. Показать, что даже рабыня может быть произведением искусства, если приложить достаточно усилий. Его слова резанули слух, но алкоголь притуплял возмущения сознания. Элисса понимала, что для него она действительно была произведением искусства — красивой вещью, которую можно демонстрировать гостям.       — И если я откажусь? — тихо спросила она. Кай усмехнулся, как усмехаются взрослые, услышав глупость от ребёнка.       — Ты не откажешься. Потому что ты умная и понимаешь, что у тебя нет выбора.       — У всех есть выбор, — прошептала она, но голос прозвучал слабо даже для неё самой.       — У людей есть выбор, — поправил он, — У собственности его нет. Элисса почувствовала, как что-то холодное сжимается в её груди. В его голосе не было злости или жестокости — только констатация факта, который он считал очевидным.       — Видишь? — сказал Кай, подходя ближе, — Ты начинаешь осознавать реальность своего положения. Он подошёл ближе. Его тень легла на кресло, на неё, словно покрывало. Пространство вокруг сузилось до дыхания, до звука его шагов.       — Элисса, — начал он деловым тоном, — Расскажи мне о твоих снах. Что ты видишь по ночам? Этот вопрос застал её врасплох. Вино, его близость, эти стены — всё это вдруг слилось в единый вязкий кокон, из которого не было выхода.       — Я вижу сад, — выдохнула она, — Там растут цветы, которых я не знаю по имени, но их запах кажется мне знакомым. Там есть фонтан, но я не помню, как он выглядит. Только звук воды... Кай слушал внимательно, словно записывал каждое слово для дальнейшего анализа.       — Любопытно, — сказал он, шагнув ближе. Его рука легла на её плечо — не нежно, а властно, как хозяин касается своей собственности, — Ты очень интересный экземпляр, Элисса. И я намерен изучить все твои особенности. Элисса попыталась отстраниться, но его рука сжала плечо крепче, не позволяя уйти. Вино пульсировало в висках, а его близость становилась гнетущей, с каждым мгновением переходя грань между уроком и чем-то другим, куда более опасным.       — Зачем вы это делаете? — прошептала она. Кай наклонился ближе, и его голос прозвучал почти равнодушно, как сухая констатация:       — Потому что ты — инвестиция. Дорогая, капризная инвестиция, которая должна окупиться. И я не позволю себе убытков.       — Я такая же рабыня, как и остальные, — сжала зубы Элисса, чувствуя, как её собственный голос дрожит от ярости.       — Нет, — отрезал он, его пальцы сжались сильнее, оставляя вмятины на коже, — Ты дороже. Намного дороже. И я намерен получить от тебя всё, что вложил. С процентами. Он не повышал голоса. В его словах не было ни злобы, ни страсти — только ледяной расчёт, словно он обсуждал с бухгалтером дебет и кредит.       — Встань, — приказал он, с лёгким нажимом на плечо. Элисса не двинулась, цепляясь за остатки своей воли. Тогда он резко потянул её за руку, заставляя подняться. Его движение было цепким, как у хладнокровного хищника, не терпящего ослушания.       — Ты должна понять, — сказал он, увлекая её к дивану, — Твоё тело — это часть товара. А товар нужно тестировать перед тем, как поставить на витрину. Она попыталась вырваться, но его хватка была неумолимой, железной.       — Нет, — сказала она, отчаянно, почти шёпотом, — Я не позволю… Кай остановился, его губы изогнулись в холодной усмешке.       — Ты не позволишь? — он склонился к ней так близко, что она почувствовала его дыхание, — Ты забываешь своё место. Он толкнул её на диван. Подушки пружинили под её спиной, когда она попыталась подняться, но его рука опустилась ей на грудь, прижимая обратно.       — Это часть твоей подготовки, — сказал он ровно, начиная расстёгивать её платье с методичной точностью, — Ничего личного. Просто работа. Он не спешил, его движения были выверенными, лишёнными малейшей тени желания. Он раздевал её, как осматривал бы товар перед отправкой. Профессионально. Холодно.       — Пожалуйста... — её голос дрогнул, но он даже не моргнул.       — Расслабься, — сказал он, словно разговаривал с неподатливым манекеном, — Чем быстрее мы закончим, тем меньше тебе это не понравится. То, что произошло дальше, не было ни близостью, ни страстью. Это было актом власти — хладнокровным, продуманным, безликим. Кай использовал её тело с той же методичной уверенностью, с какой он подписывал контракты или расставлял фигуры на шахматной доске. Для него это была просто работа — подготовка товара к продаже. Элисса не сопротивлялась — не потому, что смирилась, а потому что любое движение, любой протест казался бессмысленным в этой ситуации. Она чувствовала, как с каждым его прикосновением, с каждым жестом, от неё отрывают кусочек личности. Она становилась пустой оболочкой — холодной, сломанной, покорённой. Кай не смотрел ей в глаза. Его внимание было сосредоточено на процессе, не на ней. Он не замечал её слёз, её дрожащих рук, её дыхания, которое сбивалось от унижения. Для него это был урок, упражнение, один из пунктов в бесконечном списке задач. Когда всё закончилось, он отступил, словно отошёл от завершённой скульптуры, оценивая результат своей работы. Его лицо оставалось безучастным, а голос — холодным и ровным.       — Неплохо, — произнёс он, — Ты быстро учишься. Он бросил ей платье, и оно упало к её ногам с глухим шорохом.       — Одевайся. Урок окончен. Элисса с трудом села, натягивая ткань дрожащими пальцами. В её голове пульсировала лишь одна мысль: он сделал это. Хладнокровно, осознанно, без капли сомнения.       — Что вы со мной сделали? — прошептала она, зная, что ответа боится больше всего. Кай вернулся к столу, даже не удостоив её взглядом.       — Пометил, — ответил он равнодушно, — Теперь все будут знать, что ты принадлежишь мне. С этими словами он раскрыл очередной документ, словно между ними не произошло ничего значимого.       — Завтра у нас будет новый урок, — сказал он, перелистывая бумаги, — Не опаздывай. Элисса встала, её ноги подгибались, но она держалась. Выйдя в коридор, она почувствовала, как воздух становится гуще, как стены особняка сжимаются вокруг неё, стирая личность и оставляя только роль, которой её хотели научить. Каждый шаг до комнаты был словно по осколкам — хрупкая оболочка её достоинства трещала, но не ломалась окончательно. Только когда дверь за ней захлопнулась, она позволила себе осесть на пол и разрыдаться. Она плакала не от физической боли — тело затихало, затаённо переживая случившееся. Она плакала от понимания, что Кай не видел в ней человека. Для него она была проектом, вложением, вещью. И эта вещь теперь помечена. Но больше всего она плакала от осознания того, что это только начало. Что завтра будет новый урок, новое унижение. И что она ничего не может с этим поделать.       Элисса лежала в постели, уставившись в темноту, не в силах сомкнуть глаз. События вечера вспыхивали в сознании, как рваные кадры ленты, каждый раз разрывая что-то внутри. Она пыталась понять, где именно оступилась. Может быть, ошибкой было позволить себе расслабиться? Поверить в иллюзию, что здесь можно найти уголок покоя? Или в том, что забыла — для Кая она никогда не была человеком. Только вещью. Холодные слова, его безразличный голос, движения, лишённые даже притворной ласки — всё это вонзалось под кожу, разъедая изнутри. Он делал то, что считал нужным. Делал с ней. Кем она была теперь? Что осталось от неё после того, как её тело стало чьей-то собственностью? Где проходит грань между живым человеком и товаром? Она сжалась в комок, прижав подушку к лицу, стараясь не слышать собственных всхлипов. Вспомнила Анну. Её дерзость. Её слова о свободе. Что бы сказала Анна, узнав, что случилось сегодня вечером? Поняла бы она, что выбора у Элиссы не было? Или презрительно отвернулась бы? Где-то в глубине души она знала, что что-то в ней сломалось сегодня вечером. Какая-то важная часть её личности, которая помогала ей сохранять достоинство в самых унизительных ситуациях. Теперь эта защита была разрушена, и она не знала, как её восстановить. Она зажмурилась, вызывала в памяти тот сад из сна. Лунный свет, цветы, журчание воды… Эти образы приносили ей покой, напоминали о том, что где-то существует красота, не запятнанная жестокостью и расчетом. Но даже эти воспоминания не могли полностью заглушить голос в её голове, который шептал, что завтра она снова увидит Кая. Элисса зарылась лицом в подушку и попыталась заставить себя заснуть. Завтра будет новый день, новые испытания. И ей нужно было найти в себе силы, чтобы их выдержать. Но пока она лежала в темноте, одна со своими мыслями и болью, она не знала, где взять эти силы. Мир, в котором она жила, был жестоким и бесчеловечным, а её место в нём было чётко определено. И где-то в глубине души она понимала, что это только начало. Что события, которые произошли сегодня, запустили цепочку изменений, которые изменят её жизнь навсегда. К лучшему или к худшему — покажет время. Но одно она знала точно: девушка, которая легла спать сегодня вечером, была уже не той, что проснулась утром. И пути назад не было. Дождь за окном прекратился, и в разрывах облаков появилась луна, бросая бледный свет на стены особняка. Дом, казалось, замер, уснув, но за этими стенами копились невысказанные слова, сдержанные крики и нерожденные поступки. Что-то готовилось пробудиться. Элисса спала тревожным сном. Её сад вновь ожил, но теперь в его тенях кто-то стоял. Силуэты, чужие и в то же время странно знакомые, звали её по имени. Она пыталась услышать их слова, но голоса тонули в шелесте листьев и журчании воды. В техническом помещении Арон проверял свое оборудование и планировал следующий день. Он снова и снова пытался понять, что именно напоминала ему эта девушка по имени Элисса. А в своём кабинете Кай стоял у окна, наблюдая за садом, в котором лунный свет рисовал странные узоры. Сегодняшний день шёл по его сценарию. Товар был помечен, подготовка шла по плану. Вскоре его усилия принесут плоды. Ночь медленно уступала место рассвету, и с первыми лучами солнца начинался новый день. День, который принесёт новые открытия, новые испытания и новые выборы. Но пока особняк спал, и только луна была свидетелем тайн, которые скрывались в его стенах.