Ориентация SEVER / Конвертация успешно завершена

Жаркие поцелуи, касания рук, заставляющие кожу пылать и заполошный шепот “Боже, что ты со мной делаешь…”, целенаправленно отнимали у меня разум, заставляя трепетать в руках Германа, который пользовался моей слабостью и выжимал максимум из нашей с ним близости. И совсем неважно было, что близость эта происходила в моем кабинете и что дверь на ключ я не потрудился закрыть, рискуя заполучить неожиданных свидетелей и последующий за этим шок-контент для всех имеющихся в нашем заведении ушей. Когда дело касалось Германа, и его притязаний на мое готовое на все тело, такие мелочи переставали играть хоть какую-то роль. Главным было то, что все это безумие происходило вместе с ним. А где… то был вопрос не первой важности. Для Германа, очевидно, тоже. Потому что судя по тому, что он со мной вытворял, забив на внешние раздражители, положить с прибором он хотел на мнение окружающих.        А вот на удовольствие, готовое воплотиться в жизнь, совершенно точно нет. Что и доказывал своими действиями в данный момент.        Внезапные “нападения” со спины уже которую неделю перестали быть для меня таковыми. Все было более, чем ожидаемо. Однако, к чему я до сих пор не привык, так это к напору Германа, и к тому, что его аппетиты росли с каждым днем нашего перешедшего на новый уровень интима. Он выжимал меня до капли, и не успокаивался до тех пор, пока я едва не начинал терять сознание от сильнейшего оргазма.        Сегодняшняя наша встреча не стала в этом смысле исключением. Хотя я по наивности снова повелся на то, что Герман пришел ко мне с определенной проблемой по моей части.        Правда, по сути так и было, конечно. И проблема, так сказать, имелась, и связана она была со мной. Только вот к боли она не имела никакого отношения. А к удовольствию - еще какое.        Глазом моргнуть не успел, и вот я уже лежу голый на кушетке, максимально раскрытый, а Герман одним выверенным движением входит в мой растянутый анус, заставляя меня закусить губу от наслаждения, и закатить глаза. Плавные толчки очень быстро трансформируются в очень активные и резкие, а шумное дыхание Германа перемежающееся с моими стонами, подталкивает меня к быстро наступающему оргазму.        Никогда даже помыслить не мог, что эта кушетка будет использована для куда более действенного времяпрепровождения, чем простое вынужденное лечение. И кушетка, абсолютно точно была солидарна со мной в этом вопросе, отзываясь на каждый сильный толчок Германа возмущенным лязгом, в котором я, сильно поплывшим от экстаза мозгом, стал улавливать что-то похожее на “Эй, вы че?” и “Ой, бля!!”        Но до этого мне было дело в последнюю очередь. Пусть бы и вовсе сгорела до тла. Когда тебя брали с таким пылом и жаром, подобный исход мог не напугать, а скорее обрадовать.        Посражавшись для вида с морально-этической стороной своей натуры, я плюнул на все свои наносные страхи и отключил рациональное, решив прийти к финишу без груза ненужного стыда за то, что позволил себе вольности прямо на работе.        Чувствуя, что разрядка уже на подходе, я обхватил Германа за шею и впился в его губы, утягивая в глубокий влажный поцелуй, моментально получив должный отклик. Последняя особо сильная фрикция стала завершающим аккордом в нашей дикой скачке, и взорвалась салютом ярчайшего экстаза. У меня аж в ушах заложило от сильнейшего прилива крови. Да так, что с две минуты я просто не двигался, превратившись в кусок бескостной массы. Герман, потный и тяжело дышащий, достигший своей разрядки, тоже не торопился проявлять среднестатистическую активность, и решил притвориться тюленем на пару со мной. Когда в мыслях все же стало немного проясняться, я решил, что хочешь-не хочешь, а трудовые будни никто не отменял, даже если их место временно заняли трудо выебудни.        – Наверное, будет неплохо, если мы… для приличия оденемся, – надтреснутым голосом произнес я.        – Зачем? – прогундосил Герман в мое плечо.        Да, действительно, зачем?? Можно ведь и голым ходить по спортивному клубу, для встряски нервной системы тех, кто успел заскучать и привыкнуть к размеренной однообразной жизни на территории комплекса, и на зависть тем, у кого была менее активная сексуальная жизнь, чем теперь у меня.        – Надо, – отозвался я. – Причины, я думаю, ты и сам знаешь.        – Мм… не хочу, – недовольно протянул Герман. – Лучше немного полежим…        – Я бы с радостью, но я так-то на работе, а ты вроде как на тренировке. И если мы не хотим, чтобы у нашего свидания появились свидетели, то лучше вернуть себе более менее приличный вид, – пояснил я прописные истины.        Герман тяжело вздохнул, но все же внял моим словам, буркнув тихое “Обломщик”.        Освободив от своего веса мое потное после сумасшедшего марафона тело, Герман принял вертикальное положение и, свесив ноги, потянулся за сброшенными наспех спортивными штанами. Судорога боли, пробежавшая по его лицу, не укрылась от моего внимательного взгляда.        – Блять, – еле слышно выругался Герман, подтверждая, что что-то тут не так.        Я вскинул брови, осененный догадкой.        – Ты что же… реально шел ко мне за помощью? – изумился я.        – Ну… отчасти, – признался он нехотя. – Да, на самом деле ерунда, но Валентин Александрович посчитал иначе.        – Надо осмотреть, – произнес я, пытаясь принять адекватный рабочий облик, хотя сделать это оказалось не очень то и просто. – Только пару минут дай, в порядок себя приведу.        Спорить Герман, что примечательно, не стал, дав мне положенное время на то, чтобы облачиться в безбожно помятое, в порыве страсти сброшенное на пол шмотье. После чего позволил осмотреть место растяжения.        На самом деле клиническая картина действительно была не катастрофическая и не требовала принятия радикальных мер, в виде отстранения от тренировок сроком до двух недель с обязательным постельным режимом. Но перестраховаться, и дать ноге отдохнуть денек во избежание усугубления, все-таки лишним не было.        Обработав место небольшого растяжения мазью, я положил руку на пострадавший участок, и застыл, позволяя доброму теплу проникнуть в мягкие ткани, сразу чувствуя, как меня начинает бросать в жар.        – Слав?        – М?        – Что ты делаешь? – справился Герман.        – Прогреваю место растяжения, – просто ответил я.        – Рукой? – задал вопрос Герман, и я, все это время уделяющий внимание исключительно его ноге, прямо почувствовал его удивление.        – Да.        – В каком смысле? Не понимаю…        – Минуту, – попросил я, пытаясь полностью сконцентрироваться на своих покалывающих ощущениях в ладонях, как свидетельство того, что воспаление имело место быть. Но как только ощутил, что духота, взявшая меня в плотное кольцо, стала меньше, и температупа рук пошла на убыль, закончил с сеансом самолечения.        Герман, все это время внимательно следивший за моим сосредоточенным видом, в изумлении округлил глаза.        – Это как? – вопросил он, пошевелив на пробу ногой, и убеждаясь, что боль покинула его полностью.        – Не знаю. Мать говорит, что у нас прабабка целительницей была. Руками лечила. Вся деревня к ней шла за помощью. Этот талант передался моему отцу, и как выяснилось года два назад, мне.        – Охренеть, – выдохнул Герман. – Если бы на себе только что не прочувствовал, никогда бы не поверил.        – Что чувствовал? – для справки поинтересовался я.        – Было ощущение, как-будто утюги приложили, даже в жар бросило. А что, бывает по-другому?        – Да. И боль уходит тоже по-разному. Иногда постепенно, к третьему дню полностью исчезая, порой сразу. Иногда надо повторить сеанс, чтобы закрепить результат, – пояснил я, держа путь к шкафу, с намерением положить мазь обратно в аптечку.        – Так значит, ты – целитель? – донеслось до меня.        Я повернулся, устремив взгляд на Германа:        – Вообще, не претендую на такие серьезные регалии, но люди, которым довелось ощутить мои силы на себе, именно так меня и зовут теперь, – тронула мои губы улыбка.        – Да ты очень полезный человек, – заметил Герман. – врач, со знаком плюс.        – Ага, повезет кому-то такой клад заполучить. До старости забудет про болячки, – многозначительно произнес я, не сводя глаз с парня.        Вайб непринужденной беседы в то же мгновение растворился без следа. Ответа на мое очень точное замечание не последовало. Герман просто смазано кивнул, и резко заторопился на выход.        – Я пойду. Валентин Александрович, наверное, думает что мне операцию под общим проводят. Слишком долго осмотр проводится.        – Не думаю, что он тебя с собаками ищет. Не так уж и долго ты тут…        – Лучше не волновать человека. Да и, ты абсолютно прав, трудодень в самом разгаре.        – Угу…        – Тебе, уверен, тоже есть чем заняться, – беззаботно добавил Герман, сокращая расстояние до двери.        – Да, есть, – помрачнел я, прекрасно понимая, что никакой проблемы в том, что Герман находился в моей кабинете чуть больше положенного нет. Он просто нашел удачный повод как можно скорее свалить. После озвученного мной намека на то, что я был бы очень не прочь изменить наш с ним статус в отношениях на более серьезный с перспективой на светлое совместное будущее.        – Увидимся, – махнул он рукой из дверного проема, не посчитав нужным чуть теплее попрощаться, отчего я резко почувствовал себя хреново в моральном плане. Если бы меня спросили, как именно, ответ был бы: “Одноразовым удобным вариантом для получения удовольствия”. Проще говоря, безотказной давалкой, к которой приходили изредка, когда сильно припрет.        Дверь за Германом с шумом закрылась, а я так и остался стоять, не понимая, как так вышло, что моя тактика касательно отсутствия давления привела к совершенно противоположному результату, и вместо положительной динамики, я получил ровно противоположный результат. Герман вместо того, чтобы стать мне ближе, совершенно отдалился.        Чувствуя, как к горлу подкатывает комок, я направился к рабочему столу с целью выпить воды и немного привести мысли в порядок. Испытывая дискомфорт в до сих пор отзывающихся слабой болью мышцах, я присел в кресло, и отхлебнул из стакана прохладной жидкости.        Когда я добровольно подписался на режим ожидания оттепели от Германа, я знал, что это займет время. Ведь так до конца не затянувшиеся душевные раны, влияющие на упорство Германа в вопросе глобальных перемен, касающихся чувств, не позволяли ему раскрыться передо мной и впустить в свою жизнь так, как мне того хотелось. Да, химии у нас изначально было хоть отбавляй, и стало, казалось в разы больше, как только появился полноценный секс, но мне этого было мало, и я хотел больше. Однако, загнанный в рамки, не представлял, как долго продлится Ледниковый период, в который меня за руку привел Герман. И меня это чем дальше, тем больше гложило. Потому что тот сценарий, по которому развивались наши отношения, меня не устраивал, но вполне очевидно устраивал Германа. В тот самый день после нашей близости, когда я почувствовал с его стороны нотку искреннего беспокойства обо мне вселил в меня надежду, что если не торопить события, то со временем Герман откроется мне, и даст шанс стать для себя особым человеком. Однако после, к моему огромному огорчению, произошел явный откат назад, и Герман сделал вид, что не он позволил себе чуть больше тепла в отношении меня, пусть даже и тепло это было едва заметным. Его стиль общения вернулся к стандартным настройкам, и мы продолжили общение в свойственной ему манере. Сухо, скупо и без особых эмоций. Только, когда дело доходило до страсти, все сдерживающие факторы пропадали бесследно, и меня сносило лавиной сдерживаемых за семью печатями эмоций. Секс, по-началу не раскрывший во мне все грани чувственной натуры, стал настоящим огненным вихрем для меня и своего рода наркотиком, отчего я быстро и основательно на него подсел. Возможно по причине того, что именно в минуты близости чувствовал Германа настоящего, искреннего, отпускающего свои чувства на волю. Да, это была лишь половина тех чувств, которых жаждал я, но я хватался за соломинку, довольствуясь малым, боясь что если скажу что-то в противовес, то потеряю и то, что имел на сегодняшний день. Поэтому благополучно продолжал терпеть и надеяться на чудо. Вот только чудо не желало происходить и упорно медлило, очевидно вознамерившись испепелить мою выдержку к хуям. Что ж, очевидно, в этом направлении, в отличии от другого, подвижки происходили. И если поначалу я делал хорошую мину при плохой игре, всем своим видом показывая, что меня устраивают негласные правила, установленные Германом в плане нашего общения, то спустя месяц такого общения меня стало злить и до зубового скрежета раздражать, что все застыло на мертвой точке, и не желало меняться совершенно. И ладно бы Герман реагировал на это должным образом, но, видимо, повышенной эмпатией он не страдал абсолютно, и продолжал двигаться по привычному ему маршруту – сдержанности и игнора перемен в общей атмосфере нашего взаимодействия, компенсируя это все тем же интимом, который на первых парах помогал закрыть глаза на кастрированную несовершенную модель нашего общения, но теперь всякий раз после жаркого соития, оставлял чувство появившейся из ниоткуда пустоты, которая ширилась, и с каждым прожитым днем грозилась поглотить меня полностью. Я чувствовал, что долго так не протяну, и что близится час, когда мои недовольства вылезут наружу, как то тесто из кастрюли, в которую закинули слишком много дрожжей. Потому что, признаться честно, терпение было не самой моей сильной стороной, а при несоблюдении техники безопасности в ее использовании, так и вовсе спокойно могло лопнуть как мыльный пузырь, закончившись так быстро, словно его и вовсе не было. Теряясь в догадках, как не усложнить все еще больше на эмоциях, я пришел к выводу, что было бы незаменимым попросить у кого-нибудь совета, потому как вполне очевидно сам я не вывозил. Вот только, у кого я мог эту помощь попросить? У Натана? Я хмыкнул, понимая, что все еще не готов признаться другу в том, что со мной происходит. Да и несколько предвзятое, на мой взгляд, отношение Натана к Герману не добавляло уверенности в том, что совет я получу объективный, согласно ситуации, а не что-то из разряда: “Бросай этого еблана к хуям! Нахер он тебе вообще сдался?!” Может… Эля? Мелькнула у меня в голове мыслишка. Хм... На самом деле вариантов к кому обратиться у меня было не так чтобы много, а если быть откровенными, всего два, поэтому выбирать особо не приходилось. И между Натаном и Элей я остановился на девушке, хотя и понимал, что к разговору надо будет подойти с умом, и постараться всеми правдами скрыть тот факт, что говорить мы будем о Германе. По ряду причин. Во-первых, потому что понятия не имел, как Эля отреагирует на новость, что я отдал предпочтение ее брату, вместо того, чтобы попробовать построить отношения с ней. Вторая была более естественной – даже если Эля адекватно отреагирует на новость о том, что моим избранником стал Герман, мне в принципе было до ужаса неудобно говорить о своей “боли”, зная, что Эля в курсе, с кем именно это было связано. Нет. Лучше пока не выкладывать все, как на духу. Потому что неизвестно было, что нас с Германом ждет дальше, да и ждет ли вообще… Прокравшаяся в голову тревожная мысль заставила меня скривить губы. Да, если срочно что-то не предпринять, то до расставания было рукой подать. Медлить было нельзя. Поэтому не став тянуть кота за яйца, я набрал номер Эли в надежде, что ее женская мудрость сможет помочь мне сдвинуть лежачий камень, под который никак не могла попасть вода. – Честно признаться, была немного удивлена, когда ты мне позвонил, – перешла Эля к сути дела, когда обычные фразы ни о чем были произнесены и мы успешно сделали заказ в кафе. – Почему? Мы же вроде договаривались, что будем дружить, – удивился я. – Да, но как правило, после этого начинается тотальный игнор и предполагаемая дружба так и не получает своего развития. Особенно, когда одна из сторон претендовала на что-то большее. – Глупости. Для меня лично нет никакой проблемы, надеюсь для тебя тоже. И если у нас не вышла амурная история, то дружбу мы точно не имеем права просрать. – Золотые слова, – улыбнулась Эля. – К тому же, я, положа руку на сердце, искренне считаю, что ты достойна самого лучшего человека рядом. Потому что у идеальной девушки должен быть достойный спутник по жизни, а не середнячок, вроде меня. – продолжил я сыпать аргументами в пользу дружбы. Эля покачала головой: – Самокритика – это, конечно, хорошо, но перегибать тоже не стоит. Ты замечательный, Слав, и вполне способен составить достойную конкуренцию любому парню. И да, тоже без преувеличения заслуживаешь самого лучшего человека рядом. – С твоих слов выходит так, словно я тоже идеал… – не смог я сдержать улыбки. – Именно так, Слав, – покивала Эля. – А два идеальных человека не могут быть вместе. Знаешь почему? – Почему? – Потому что она не соглашается с первого раза, а он не предлагает дважды. – Нуу, это не наша с тобой история, – не согласилась Эля. – Это да. Не наша. – Тогда прошу другие аргументы в студию, – сверкнула глазками девушка. – Да тут все до банального просто. Два идеала элементарно помрут со скуки, будучи рядом. – пояснил я. – Кто-то должен вносить немного перца в отношения. Иначе, пиши пропало. – Ну, твоя схема не всегда работает, как часы. В моем случае партнер был неидеальным, но это не спасло меня от расставания с ним. Наверное, перца оказалось чересчур много. Поэтому у нас не сложилось. – В твоем случае был не парень с перцем, а хреновый парень. Потому и не получилось сохранить отношения. – Ахаха. Пять баллов! – рассмеялась Эля. – Я тебя обожаю. Вот умеешь же ты правильно подобрать слова поддержки и повысить самооценку. Ну, не чудо ли? – Стараюсь, – разулыбался я. – Ну, а если серьезно, то идеальные люди только в выдуманных историях живут. Все так или иначе с недостатками. Со сложными характерами, к которым надо приспосабливаться. Тут уж ничего не поделать. – Да, знаю. Главное, чтобы сложный характер не стал камнем преткновения в попытке справиться с трудностями и перевести отношения на новый уровень, – закинул я удочку для запланированного разговора. Собственно, больше намеков делать не пришлось, и Эля моментально подобралась, совершенно правильно истолковав мой посыл. – И мы, наконец, плавно подошли к теме разговора, ради которого и встретились сегодня, – немного подалась она вперед, давая понять, что готова внимать моим словам. – Что у тебя стряслось? Говори без утайки. Очень постараюсь помочь, если смогу. – Это… касательно моих предпочтений. Помнишь, я говорил? – Конечно, помню. Как я понимаю, выбор свой ты сделал… – Да. – Но.. возникли сложности, и ты столкнулся с проблемами, которые не можешь решить… – Точно, – кивнул я, и помявшись, продолжил развивать мысль. – Если коротко – я хочу перевести отношения на новый уровень, а он… – А он всячески этому сопротивляется, – продолжила за меня Эля. – Ведет себя так, словно ничего не происходит. И меня это не устраивает. Я не хочу довольствоваться крохами. Мне нужен человек полностью, со всеми его переживаниями и проблемами, не держащий меня на расстоянии вытянутой руки. Свой, а не взятый словно взаймы на время. Это нормально. – Нормально, если человек испытывает к тебе что-то большее, чем просто влечение, – произнесла Эля, озвучивая мое самое страшное опасение вслух, отчего я непроизвольно поморщился. Девушка поспешила немного сгладить острые углы, на свой манер: – Слав, прости, что рублю с плеча, но я просто не понаслышке знаю, что такое пребывать в иллюзии, что у тебя с человеком любовь, а в итоге получать горькое разочарование. Не хотелось бы, чтобы и тебя постигла подобная участь. Поэтому спрошу главное. Ты уверен, что ты человеку нужен чуть больше, чем для удовлетворения банальных физиологических хотелок? – Нет, не уверен. Но хотел бы это выяснить. Вот только не знаю, как. Может, прибегнуть к помощи ревности? – Ага, а еще режим “Ледяного принца” сгодится, – фыркнула Эля, демонстрируя скепсис касательно предложенного сомнительного способа. – Слав, ты должен понимать, что это не дает стопроцентной гарантии в том, что человек вдруг воспылает к тебе нежными чувствами. Скорее просто подогреет его интерес, и то лишь на время, – пояснила она свою позицию. – Тогда я в тупике, – приуныл я. – Если хочешь моего совета – говори ему прямо, без каких-либо намеков. Так ты все для себя выяснишь и элементарно избавишься от любых сомнений разом. – Что именно говорить? – Ясно что. Что хочешь серьезных отношений, а не иллюзию таковых, которую он предлагает тебе. – Но ведь… он может просто порвать со мной все контакты, – ужаснулся я, живо представив, как именно это произойдет. – Да, это риск, Слав. И если все пойдет по этому сценарию, со стопроцентной гарантией тебе будет больно. Зато ты перестанешь тратить время на человека, которому нужно от тебя только тело, – ответила Эля. – Я… не знаю. Не уверен, что ему от меня только это нужно. Эля одарила меня внимательным взглядом. – Есть причины считать, что это не так? Я кивнул: – Просто у него были отношения, которые… плохо закончились. – выдал я частичную информацию, избегая подробностей, – После этого он сильно изменился. Стал закрытым и очень осторожным в плане выражения чувств. Но я знаю, что он может стать прежним. Чувствую это. Только, не знаю, как достучаться до него настоящего. Эля помолчала, словно обдумывая полученные сведения. – Неудачные отношения – это, конечно, проблема. Скольким людям они нервов попортили, и усложнили жизнь тем, кто пришел после. Понимаю, о чем ты говоришь. Сама через это прошла и понимаю, что какая-то часть моей души навсегда потеряла частичку доверия к противоположному полу, сделав меня более отстраненной. Хотя, если брать в расчет Геру, то мне еще очень повезло, – совершенно неожиданно вплела в нашу беседу Эля мою “проблему” с которой я, собственно, и пришел на этот разговор. Я весь напружинился, стараясь всеми силами не подавать вида, что меня упоминание Германа сильно взволновало, но чувствуя, насколько сложно стало удерживать лицо. Благо, Эля не обратила внимания на изменения в моей мимике и продолжила развивать мысль: – Вот в его ситуации реально тупик. Во всяком случае пока выхода я не вижу. Но у него и ситуация в разы сложнее. Он не просто человека потерял, он его похоронил… – И ты думаешь, что он не сможет справиться с этим? – под видом банального любопытства, постарался я узнать мнение Эли на сей счет. Все же она была ближе к Герману, чем кто-либо. – Я мечтаю, чтобы случилось чудо, и он снова стал прежним. Но, лично я думаю, что сделать это с ним сможет только новое сильное чувство. – Наверное, это должно быть действительно очень сильное чувство. Не привязанность, не влечение, а именно любовь… Даже если он в нее и не верит, – протянул я, погрузившись в свои размышления, потеряв на секунду бдительность. Но этой секунды хватило, чтобы Эля сразу поймала меня с поличным. Ее взгляд зафиксировался на моем лице, и стал безумно похожим на взгляд Германа. И это был очень хреновый знак, свидетельствующий о том, что ее мысль стала работать в правильном направлении. В том, следы к которому я тщательно заметал. Но в итоге так по-идиотски спалился. – Откуда ты знаешь, что Герман не верит в любовь? И мне бы ответить все что угодно. Оправданий было миллион. Да хоть бы что-нибудь в стиле “у него же на лице это написано”. Вот только я совершенно растерялся, не готовый к подобному повороту в разговоре. Да и Эля смотрела слишком уж проницательный взглядом, словно все для себя поняла, а вопрос задавала чисто для галочки. – Да я… ты мне говорила об этом, – ляпнул я, закопав себя окончательно, ибо Эля решительно мотнула головой. – Не говорила. В нашу с тобой прошлую встречу мы говорили о Лексе, и ни слова о том, что Герман не верит в любовь. Эти слова он произнес лишь однажды. В нашем разговоре спустя долгое время после гибели Лекса. До этого момента ничего подобного он не транслировал. Да и тема для него эта слишком личная, он бы не стал делиться таким с новым для себя человеком, кем и был для него ты. Если только… Глаза Эли стали округляться, как и рот, открывшийся в изумлении: – Слава… – выдохнула она. У меня была последняя попытка избежать разоблачения, однако и ее я благополучно просрал. Просто потому что совершенно не умел врать, когда дело касалось допросов с пристрастием. А в эту минуту именно он и происходил. Без нажима, но, тем не менее, тонко и профессионально, лишив меня шансов выйти сухим из воды. И румянец на щеках, вызванный стыдом за то, что был пойман на горячем, стал финишной чертой в попытке Эли разложить все по полкам и докопаться до истины. – Охренеть! – чуть громче положенного произнесла девушка. – Так… ты говоришь о Германе?! Вы с ним что же… вместе??? Я тяжко вздохнул, понимая, что дальше врать нет никакого смысла. Да и сил не осталось притворяться, если честно. – Не думаю, что встречаться периодически ради удовлетворения физиологии, можно назвать “вместе”. – Господи Боже… сколько же я спала?! – потрясенно выдала Эля. – Как могла это пропустить?? – Если тебе станет легче, то это пропустила не только ты. Никто в принципе об этом не знал. Даже Натан. Это такая маленькая тайна мирового масштаба, – вяло пошутил я. – Выходит, ты мне отказал… из-за Германа? – правильно оценила ситуацию Эля. – Ну, тогда я еще сомневался. Просто уже чувствовал, что чаша весов сильно кренится в другую сторону, и не хотел обманывать тебя. Да и себя тоже. – Когда же вы успели? Герман ни пол словом не обмолвился. Молчал все это время, как партизан, – не переставала удивляться Эля, явно пребывая под сильнейшим впечатлением от услышанного. – Эта история началась еще на твоем Дне Рождения, – решил я подлить еще маслица в огонь шокового состояния девушки. – Аж тогда?? Боги… А я то все это время думала, что вы с ним не поладили. И все никак в толк не могла взять, почему между вами такое напряжение. А оно вон, оказывается, в чем причина! – Да, было дело, и я это, так же как и ты, списывал на то, что он мне не понравился. Но в тот же вечер понял, что сильно ошибался в природе своих чувств. – Как? – задала лишний, по сути, вопрос Эля. Я выгнул бровь, давая понять, какую именно доказательную базу получил в качестве неоспоримых аргументов. – Понятно, – смутилась Эля. – А я то голову ломала, откуда у тебя на шее засос нарисовался на утро после вечеринки. С ума сойти… Щеки обожгло румянцем при воспоминании, какие красноречивые взгляды я получал тогда от всех собравшихся за столом. – Это, конечно, не переубедило меня окончательно в том, что пришло время сделать капитальную переоценку ценностей, – прочистил я горло, – скорее наоборот, заставило активно бороться с зачатками неправильного интереса. В конце концов, у меня была девушка, и я не имел право все похерить из-за ударившей мне в голову мочи. Но… как это и бывает, маховик уже пришел в движение, и я ничего не смог сделать. Потом случился переезд и мое трудоустройство в “Шторм”. – Где ты встретился с Германом, – произнесла Эля. – Невероятно… – Ага. И понял, что мне пришел конец. Потому что бороться на расстоянии с со своими чувствами еще можно, но когда предмет твоего безумия находится в непосредственной близости… Тут без вариантов. – Так у вас все сразу закрутилось, как только ты приехал?? – Да. Правда, я предпринимал попытки дистанцироваться, но они ни к чему не привели. Да и Герман все время давил на меня, вещая, что пока я не удовлетворю свое тайное желание, не будет мне покоя. – Стоп… Герман? – сбила меня с мысли Эля. – Ну… да. – Так это Герман, получается стал инициатором? – вопросила Эля. – А это имеет значение?? – Еще какое! Я то думала, что первый шаг сделал ты. Ну, знаешь, не смог устоять перед зверским обаянием моего брата, – пояснила девушка. – Так говоришь, словно только так у Германа всегда и происходило. – Не поверишь, но да. Инициатором всегда были другие парни. Герман же традиционно выступал в роли неприступной крепости. И шел навстречу очередному влюбленному парнишке, словно делая одолжение. Только с Лексом у них вышло как-то очень обоюдно. А в твоем случае он сам подошел! И, по правде говоря, это действительно что-то невероятное, не поддающееся объяснению. – Ну, он сказал, что я ему понравился и он по доброте душевной захотел помочь справиться с проблемой, – решил я внести чуть больше ясности. – По доброте душевной?? Хм.. ну-ну, – усмехнулась Эля. – Ты же сама говорила, что он очень хороший человек. Значит, он реально мог пойти на это… потому что захотел помочь. – Я и не отказываюсь от своих слов. Мой брат – чудесный человек, но именно в этом вопросе он бы никогда не стал ничего делать по доброте душевной. Слишком это для него особый вопрос. Личный до мозга костей. Если ты понимаешь, о чем я. – К чему ты клонишь, Эль? – подался я немного вперед. – К тому, друг мой сердечный, что Герман предложил тебе помощь под предлогом того, что ты один не справишься, но истинная причина его побуждений была совершенно иной. И это – искра, пробежавшая между вами. Ты ему без сомнений очень понравился, Слава. – Я знаю, он мне прямо об этом сказал. Сразу же. Поэтому этот момент, по сути, ничего не меняет. – Да?? Даже в свете того, что ты знаешь о том, что он никогда не подходит к парням первый? – задала правильный вопрос Эля, заставив мои шестеренки в голове прийти в движение. – К чему такой интерес к первому встречному парню? Не потому ли, что ты ему не просто понравился, а конкретно зацепил? – Хочешь сказать, что он... влюбился?? – осторожно справился я, чувствуя, как надежда на благополучный исход расправляет свои поникшие крылья. – Именно. – Тогда почему он закрывается? Почему не хочет рискнуть? – Ты знаешь ответ, Слав. Ему просто страшно. Он однажды потерял любимого человека, и теперь, обжегшись на молоке, активно дует на воду. И так может продолжаться очень долго, если не помочь ему понять, что прятаться от себя вечно не выйдет, и самое время что-то менять в своей жизни. – Что ты предлагаешь? – То, что ты уже слышал. – Идти ва-банк и ставить его перед выбором? – Да, Слава. – Эль… – Я понимаю, что ты переживаешь, но поверь, это надо сделать. Герману нужна эта встряска, иначе он продолжит сидеть на попе ровно, и не двинется с мертвой точки до скончания века. – Ты уверена? – Когда разговор только начался сомнения были, но теперь, узнав важные подробности, могу сказать, что овчинка стоит выделки. Да и… после трагедии с Лексом, он слишком закостенел в своем нежелании проявления искренних чувств, и я надеюсь, что подвижки в ваших отношениях смогут сломать бронированный панцирь, в который он добровольно залез. Слишком долго он там находился. Пора выбираться на свет. – Я очень хочу верить, что все пройдет хорошо, но даже не представляю, как он отреагирует на то, что я собираюсь сказать, – признался я, положа руку на сердце. – Будем верить в лучший исход, только Слав… будь готов к жесткому отпору. Без сопротивления с его стороны вряд ли обойдется, – предупредила меня девушка. – Но даже, если он и откажет в жесткой форме, главное, чтобы ты не уступал ему и шел до конца в своем намерении добиться желаемого. Не исключаю, что какое-то время вам придется побыть врозь, чтобы правильное решение могло основательно оформиться в его голове. Я шумно выдохнул: – Твою мать, чувствую будет безумно сложно. – Надо стоять до победного, – взяла меня за руку Эля. – Только тогда можно рассчитывать на хороший результат. – Да, ты права. Надо запастись терпением. Может даже хренануть успокоительного, чтобы не нахреновертить делов, – предположил я вариант, как на эмоциях не сказать или сделать чего лишнего. – Спокойно, не пори горячку, – улыбнулась Эля, расслабившись лицом. – Тебе нужен трезвый острый ум. Никаких таблеток, а то вместо связной мысли, ты будешь говорить дичь несусветную. – Тогда… только сила воли и желание добиться поставленной цели. – А еще моя поддержка мысленная. Если что, я с тобой. От начала и до конца. – Спасибо тебе огромное. Это меня очень греет. – произнес я искренне, благодарный Эле за то, что она оказалась еще более понимающей, чем я мог предположить. И почему я не отдал предпочтение ей, а ее брату? Как бы все было в разы проще! Но, видимо, судьба моя была идти длинной тернистой дорогой, продираясь сквозь баррикады, которые выстроила для меня жизнь-матушка, в попытке добраться до своего счастья.. – Если честно… я не хотел говорить тебе о Германе. Ну, что у нас с ним связь. – Почему? Думал, что я стану осуждать? – вопросила Эля. – И да, и нет. В смысле, я знал, что ты достаточно мудрая, чтобы смотреть на эту ситуацию под нужным углом, но вот тот факт, что дело касается Германа. Не знаю, переживал, что ты можешь обидеться… – потупил я взгляд. Пальцы девушки все это время покоящиеся на моих, сжались сильнее. – Никогда, Слав. Слышишь? Никогда я до всяких нелепых обид и истерик не опущусь. В отношении тебя, и тем более Германа. А в свете того, что у меня появилась призрачная надежда на то, что я смогу в обозримом будущем увидеть его прежнего, так и вовсе готова тебя благодарить, за то, что появился в его жизни. Потому что именно в твоих руках сейчас, как бы пафосно это не звучало, его возвращение к себе настоящему. И если это произойдет, то я до скончания века буду перед тобой в неоплатном долгу. – Теперь ответственность выросла в разы. Очень боюсь тебя разочаровать, – вскинул я глаза на Элю. Готов был голову на плаху положить, что в них сейчас очень хорошо читался страх, что ничего не выйдет, и я не смогу изменить ситуацию. Эля мягко, совсем по-сестрински улыбнулась: – А ты не бойся. Просто не бросай на полпути, Слав. И помни, что дорогу осилит идущий. Я вот лично не сомневаюсь, что ты сможешь сотворить чудо и уже очень скоро наш ледышка превратится в самое настоящее солнце. И хоть переживаний было выше крыши, я все равно против воли улыбнулся. Особенно от того, что Эля как-то очень просто и органично применила к Герману местоимение “наш”, заставив меня почувствовать свое непосредственное отношение к семье Смирновых. Словно я был еще одним ее полноправным членом. – Ну, все, – приободрился я, расправив плечи, – теперь я просто обязан добиться своего. – Вот это другой разговор, – похвалила меня Эля, – Смелость города берет. – Главное, не растерять эту самую смелость. – Уж постарайся. И еще одно. Держи меня в курсе дела, – попросила Эля. – А то я от неизвестности с ума сойду. – Как только что-то станет ясно, ты узнаешь об этом первая. И, наверное, пока что единственная. – Натану рассказать не хочешь? – Не сейчас. Да и нечего пока рассказывать. По факту наши дальнейшие отношения с Германом сейчас висят на волоске. Не хочу говорить, пока не буду уверен, что мы с ним прошли критический момент. – Наверное, ты прав. Так будет лучше. А вот поделиться радостными новостями ты всегда успеешь, – несмело улыбнулась Эля, словно очень хотела поддержать, однако была слишком не уверена в положительном исходе. – Ага, успею, – вернул я ей точно такую же робкую улыбку, полностью разделяя с ней все страхи и сомнения. После встречи с Элей мне самую малость полегчало, и я даже преисполнился надежды, что все пройдет, как нельзя лучше. Уверенность в том, что оттягивать неизбежное больше не стоит, сопровождала меня вплоть до начала очередного дня. Но стоило мне переступить порог “Шторма”, как меня вновь обуяли жуткие сомнения, и все мои речевые заготовки еще вчера казавшиеся очень убедительными и зрелыми, в данную минуту стали выглядеть идиотскими и совершенно необоснованными. А стоило мне увидеть Германа, так и вовсе появилось стойкое желание забыть об идеальном плане с выяснением отношений и расставлением всех точек над “Ё”. Если еще вчера мой страх был большим, то сегодня он приобрел пугающие размеры. И наверное, я бы все же свернул свою “кампанию” на начальном этапе, так и не воплотив авантюрный план в жизнь, если бы не своевременная, но очень сомнительная помощь со стороны третьего лишнего в виде Ильи, который именно сегодня исполнил роль не иначе, как руки Судьбы. И рука эта протянулась ко мне аккурат тогда, когда я решил выйти из своего кабинета, слегка размять кости. Планировал прошвырнуться к бассейну, а оттуда в сторону зала, но мое передвижение окончилось, не успел я сделать и пары шагов. Да и сложно, знаете ли, идти, когда перед тобой встает преграда метр восемьдесят четыре и пресекает твои намерения совершить променад. – Уходишь? – поинтересовался парень. – Ага. Хотел пройтись, подышать свежим воздухом, – ответил я, немного недовольный, что моя прогулка в одиночестве неожиданно оказалась под вопросом. – А ты… ко мне? – Ну, можно и так сказать, – немного неуверенно ответил Илья, чем сразу меня насторожил. – Что-то стряслось? Травма? – включился в работу мой внутренний никогда не дремлющий доктор, отчего я пробежался глазами по телу Ильи, пытаясь вычислить, что именно его беспокоит. Напрасно. Потому что его безусловно кое-что беспокоило, вот только это была явно не физическая боль. – Да нет. Все в порядке. Просто поговорить хотел, – прозвучало еще более неуверенно. Блять, не нравится мне это… – Говори, – дал я добро. Илья с мгновение помялся, после чего спросил: – Вы с Германом встречаетесь? Наверное, если бы вопрос прозвучал “У тебя растут сиськи?” я бы не так сильно удивился, потому что вот совершенно не ожидал услышать именно то, что озвучил донельзя любопытный парень. Видимо, знатное охуение слишком сильно отразилось на моем лице, потому как тот сразу пояснил за свой столь нетривиальный интерес, во избежание поиска моих глаз, которые от изумления готовы были выпасть из глазниц и укатиться в неизвестном направлении. – Я просто уже давно заметил, что между вами что-то происходит. Слишком уж искрит, всякий раз когда вы пересекаетесь. Хера се! Мы тут, значит, стараемся не афишировать, конспирируемся, как можем, а люди, оказывается, видят бенгальские огни, там, где мы ходим. Ну, пиздец, че! – А ты с какой целью спрашиваешь? – поинтересовался в ответ я, стоило первому изумлению схлынуть. – Вообще я ожидал, что ты скажешь, что вы не встречаетесь. Но судя по твоему ответу… все ясно без слов. – Мы не встречаемся, – резче, чем нужно, ответил я. И причин для этого было как минимум две. – Да? Это же замечательно! – не скрывая своего восторга, просиял Илья. Признаться честно, такого неприкрытого счастья я не совсем понимал. В смысле, я знал, что нравлюсь Илье, но не догонял, какая ему была выгода с того, что я не состоял в отношениях с Германом. Помнится, я говорил ему, что парни меня не интересуют. А тут такой восторг, словно я ему ответил полной и безоговорочной взаимностью. На мой вопросительный взгляд, Илья поспешил пояснить. – Просто, если бы это было так, то я вынужден был отказаться от того, что очень долго обдумывал, и не решался воплотить в жизнь. – Какими-то загадками говоришь. Не мог бы ты пояснить, о чем… Вопрос я свой не закончил, потому что мне его, блять, тупо не дали закончить. Не успел я пискнуть, как Илья схватил меня за торс, и прижал к двери с такой силой, что у меня весь воздух из легких вышибло. Но это было полбеды, потому что всю гамму эмоций я испытал секундой спустя, когда на мои губы обрушились губы Ильи, а наглый язык провел разведку боем, ворвавшись в мой рот нагло и без обязательного на это разрешения. Я предпринял попытку отбиться, но против силы и огромного натиска Ильи не мог противопоставить ничего, кроме вялых конвульсий, мечтая не задохнуться, так как дышать реально стало нечем. Только в этот момент я понял, наконец, о чем меня пытался предупредить Герман, говоря о том, чтобы я был осторожен с Ильей. Сейчас он реально слабо напоминал человека, которого я знал, и больше походил на больного на голову маньяка, выследившего, наконец, свою жертву и загнавшего ее в угол. Чувство злости, от непозволительного поведения стало таять по мере нарастающейся асфиксии, после чего на его место пришла паника. Потому что до меня дошло, что Илья, мечтая получить очевидно долгожданный запретный плод, чересчур сильно увлекся и забил болт на мое самочувствие, которое с каждым утекающим мгновением становилось все хуже, подталкивая меня к безвременной кончине. И валяться бы мне заебенившим трупом, если бы тело напротив резко не одернули назад, позволив мне тем самым схватить ртом долгожданного кислорода. Появление своего спасителя в лице адски злого Германа не было своевременно замечено. Что было закономерно, ведь Илья слишком сильно упивался своей властью надо мной, а я слишком сильно стрессанул и думал лишь о том, как бы не сдохнуть. Но, тем не менее, сейчас я радовался этому обстоятельству, как никогда прежде. И даже перекошенное от ярости лицо Германа, смотрящего на Илью зверем, не притупило этого чувства. – Сука! – выкрикнул он, засадив Илье кулаком в живот. Да так, что тот с жутким хрипом согнулся пополам, пытаясь, в пример мне еще минуту назад, схватить ртом воздух, который от удара огромной силы, покинул его легкие. – Север, ты что… – хрипло выдавил Илья, но прилетевший очередной удар, на сей раз в лицо, лишил его возможности закончить предложение. – Тварь! Ты, блять, берега потерял?? Какого хуя, ты скот, свои руки тянешь к нему?! Кто тебе позволил??!!! – резанул по ушам ор Германа, капитально вышедшего из себя, и явно готового нанести еще не одну серию ударов своему сопернику, и без того сильно дезориентированному. Илья сплюнул кровь и криво усмехнулся: – А почему нет? – Потому что я против! – А что… насчет Славы? Может… его спросим? – окончательно растеряв чувство самосохранения, задал вопрос Илья. – Он – свободный человек. Ему и решать. Герман потемнел лицом еще больше, хотя мне и так стало казаться, что он превратился в генератор молний. Я инстинктивно сжался, ожидая неминуемого взрыва, но ничего не последовало. Он просто медленно подошел к Илье и навис над ним, подавляя темнейшей аурой, отчего тот умолк, уставившись на парня, как загипнотизированный. – Слава против. И если бы ты был поумнее и чуть более проницательнее, ты бы это понял сразу, а не страдал хуйней. Но ты тупой, что и доказал сегодня в очередной раз. И какая ирония судьбы, именно по этой причине все еще относительно невредим, а не валяешься в больнице в ожидании помощи профессионалов. Но попыток выйти сухим из воды, у тебя больше не осталось, вихрь. Сегодня ты исчерпал свой лимит. Поэтому слушай внимательно и мотай на ус. Если выкинешь подобное еще хоть раз, я тебя так отделаю, что тебя мать родная не узнает, и с карьерой спортсмена ты сможешь попрощаться навсегда. Так что лучше не лезь к Славе и активно делай вид, что вы не знаете друг друга. И не дай Бог ты снова полезешь к нему со своими подкатами… – Север… – Ты меня понял?! – повысил голос Герман, отчего эхо разнеслось по всему этажу. Илья кивнул. – Вот и хорошо. А теперь вали, пока я добрый, – поставил жирную точку в разговоре Герман, наблюдая, как Илья, молча, с видом побитой собаки, держась за знатно пострадавшие ребра, поплелся к лестнице. Стоило ему скрыться, как я выдохнул. Но несмотря на то, что напряжение немного спало, я почувствовал откат от стресса в виде слабости в ногах и тремора в руках. Герман бросил на меня тяжелый взгляд, заставив опустить свой. Рука со сбитыми костяшками подошла, как нельзя лучше. – У тебя боевое ранение. Нужно обработать, – произнес я, пытаясь сместить акценты и заставить Германа немного расслабиться. Он сухо кивнул, ни слова не говоря. И хоть я отчасти понимал его молчание, в груди все равно зашевелилось беспокойство. Не было ли это молчание затишьем перед бурей? Видать, во мне стали просыпаться экстрасенсорные способности, потому что я оказался прав. И убедился в этом ровно в тот момент, когда мы переместились из коридора в мой кабинет. Немое согласие зайти на медосмотр было ничем иным, как предлогом. Предлогом продолжить разбор полетов, на сей раз выставив в роли обвиняемого меня. Но откуда мне было об этом знать, ведь судя по реакции Германа в коридоре, он понял, что вины моей в случившемся не было. С выводами я, конечно, поторопился. Но пока, ни о чем не подозревая, я, скорым шагом направился к аптечке, желая достать все необходимое, чтобы устранить последствия взбучки. – Рука… сильно беспокоит? – осторожно спросил я, пялясь в ящик, не решаясь вернуться к своему пациенту. – Терпимо, – донеслось до меня ужасно холодное. Я закусил губу. Блять! Очевидно, Герман до сих пор был до ужаса зол на Илью и не успел остыть. Ладно… Закрыв ящик, я вернулся к парню и присел рядом, взяв его руку в свою, для детального осмотра. Процедура заняла совсем немного времени и проводилась в полной тишине, что сильно меня нервировало. Однако я посчитал нужным не сотрясать напрасно воздух и дать возможность эмоциям утихнуть. Благо, Герман сидел смирно, полностью оправдывая природу своей фамилии, и терпеливо ждал, когда я закончу. И на том спасибо, как говорится. Решив, что “семейные” разборки прошли стороной, я выдохнул про себя, и закончив с обязательной частью врачевания, перешел к следующей – рекомендациям. – Не лишним было бы сделать рентген, чтобы устранить опасения касательно переломов и надрыва связок, – произнес я, держа в памяти синяк, появившийся в районе запястья. – Почему эта мразь тебя трогала? – прозвучал вопрос не по теме, отчего я сперва замер, обмозговывая услышанное, а после, выругавшись про себя, спокойно, насколько мог, отозвался: – Этот вопрос надо задавать не мне. – А кому? – Тому, кто это сделал, я так полагаю, – нахмурился я, чувствуя, как червячок раздражения начинает шевелиться внутри. К чему этот допрос?? – Значит, ты тут совершенно не причем? – продолжил давить Герман. – А ты как думаешь? – Я думаю, что дыма без огня не бывает. Значит, ты дал ему повод, раз он позволил себе то, что не должен был. Что, блять?!! Я дал повод?!!! Я резко вскинул глаза на Германа, чувствуя, как у меня полыхнуло внутри. Словно кто-то бросил спичку в гору пороха. – Это шутка? – стараясь не поддаваться эмоциям, вопросил я. Хотя сделать это было ой как не просто. – Ты реально считаешь, что я дал ему повод?? – Ну, судя по тому, что я увидел, любой бы на моем месте так считал, – ответил Герман. – И что же ты там, блять, увидел? – зазвенел мой голос от напряжения. – Что он вел себя так, словно ты свободный человек и готов в любой момент ответить ему взаимностью. Я зло усмехнулся и, встав с кушетки, отошел от Германа на пару метров, ибо мне до зуда в руках, захотелось ему втащить за ебаные неверно сделанные выводы, и за то, что не мог взять в толк, что именно его нежелание подпускать меня к себе ближе и явилось по большому счету следствием того, что случилось в коридоре. Но, раз он этого не понял сам, то я решил исправить это досадное недоразумение, поняв, что настал тот самый переломный момент и запланированный разговор надо начинать сейчас. – А я не свободный человек? – задал я вопрос, пялясь в окно. – Ну, мы же с тобой… – Мы с тобой изредка встречаемся, шифруясь ото всех и вся, мы с тобой трахаемся, это тоже есть. Но… на этом все, – перебил я едва начавшуюся отповедь Германа. – Я думал, мы этот вопрос уже обсудили. Но, очевидно, ты решил, что было бы не лишним разнообразить свой досуг и попробовать с кем-нибудь еще, – ядовито бросил Герман. Я устремил на него горящий негодованием взгляд: – А разве мы не договаривались о том, что твоя помощь будет предоставляться до тех пор, пока я не разберусь в своих предпочтениях?? – И как, успешно? Что-то для себя успел понять? – Успел… только то, что с девушками мне ничего не светит. – И эта мысль оказалась настолько вдохновляющей, что несмотря на мои предупреждения касательно Ильи, ты очертя голову бросился к нему в объятия, дав доступ к своему телу. – Да не бросался я к нему в объятия! – вскипел я. – Он сам что-то там себе решил и проявил инициативу. – Наглая настырная сука! – выругался Герман. – Не без этого, – согласился я. – И ему можно было бы бесконечно предъявлять за эту наглость, только тебе не кажется, что он именно потому и позволил себе лишнее, потому что чувствовал, что я не состою в отношениях и ко мне можно подкатить?? Герман ничего не ответил, и я решил продолжить: – Знаешь, я ведь максималист по натуре. И не хочу довольствоваться скупыми подачками. В чем бы то ни было. И от отношений мне нужно все, а не редкие встречи и говеное чувство, будто меня используют для утоления плотского голода. – Ну, тогда ты выбрал крайне неудачную компанию, потому что Илья… – Я говорю не об Илье! – А о ком? Обо мне?!! – в голосе Германа послышалось неприкрытое удивление. – Я никогда не использовал тебя исключительно для утоления плотского голода. – Тогда что это было?? – Помощь в преодолении кризиса ориентации. – А… ну да. И как я мог забыть! Спасибо тебе огромное за это… Можешь гордиться хорошо проделанной работой. Я его преодолел. Со своей задачей ты блестяще справился – конвертировал мою ориентацию, и перевел на другую сторону. Только теперь, к сожалению, стало еще сложнее. Потому что я понятия не имею, как мне быть дальше. – Наслаждаться жизнью, и не подпускать к себе тех, кто мечтает воспользоваться тобой для получения мимолетного удовольствия, – предложил Герман, ясное дело снова намекая на Илью. – То есть, остаться в гордом одиночестве? – задал я вопрос, умело переводя стрелки на него. – Почему в одиночестве? Разве я не рядом? – Нет. Ты не рядом, – произнес я, с трудом скрывая обвинительную ноту в голосе. – Ты не подпускаешь меня к себе близко, как только я предпринимаю попытки сократить расстояние. Ты приходишь тогда, когда тебе нужно, и не спрашиваешь, достаточно ли мне того минимума, который ты мне предоставляешь, – выдал я, ощущая как много, оказывается, чувств скрывалось все это время за семью печатями. И как все они ломанулись навстречу свободе. Молчать больше было невмоготу. – Я думал, что тебе этого достаточно, во всяком случае ты мне ни словом, ни делом не дал понять, что это не так. – Так и было… до недавнего времени, – признался я, понуро опустив голову. – А потом я понял, что не хочу так. И что если даже мне суждено быть с парнем, то получить от этого союза я хочу все. Хочу, чтобы отношения были основаны на любви. Только вот есть одна проблема... Я вскинул голову, приклеившись глазами к внимательному взгляду напротив: – … парень, в которого я успел за прошедшее время влюбиться, этого не хочет. Потому что не верит в любовь, о чем мне и сказал не так давно, когда мы были у него дома. – Слава… – выдохнул тот потрясенно, по всей видимости шокированный моим признанием в лоб. – Да, я знаю, что получилось глупо. Но как уж вышло. Ничего не попишешь. И я, конечно, ничего от тебя не требую. Понимаю, что это ни к чему не приведет, потому что, как известно, насильно мил не будешь. Но и не хочу продолжать дальше играть роль человека, которого все устраивает. Потому что это далеко не так. На мучительно долгую минуту повисла тишина. Герман молчал, словно воды в рот набрал, я же боялся даже вздохнуть. – Я не знаю, что сказать… – наконец подал он голос, – Ты знаешь, что я не могу дать тебе то, что ты хочешь… В груди очень болезненно кольнуло, и глаза предательски увлажнились. Я предполагал, что этот разговор может закончиться совсем не так, как мне хотелось, но все же малюсенькая надежда на то, что я получу в итоге то, на что надеялся, теплилась в душе. Ну, кажется только что я услышал ее последний тяжкий выдох. – Спасибо за честность, – через силу улыбнулся я. – Я помню о том, что ты мне говорил. И не буду скрывать… мне сложно это принять. Вот только все равно придется. Как и тот факт, что больше не стоит продолжать наши встречи. – Слава… Герман сделал шаг мне навстречу, но я выставил вперед руку, останавливая его порыв. – Я очень хочу большего, ты мне это большее предложить не можешь. А раз так, то в этом случае вариант у нас только один… – Ты же даже не знаешь, как сложится у тебя в дальнейшем с кем-нибудь еще? Не так много парней, готовых вступить в полноценные отношения. Девяносто процентов преследуют цель просто переспать. Даже без обычного легкого общения. Простой секс и ничего больше. Ты это понимаешь? Я про себя горько усмехнулся, ведь наша модель взаимодействия очень сильно напоминала ту, которую приводил сейчас в пример Герман. А он либо этого не видел, либо видеть не хотел. – Понимаю, – кивнул я, – но готов рискнуть ради оставшихся десяти. Потому что знаю, что среди этих немногих оставшихся ребят, один с таким же желанием искренней любви, как и у меня, обязательно найдется. А если нет… что ж… лучше остаться одному. Потому что нет ничего хуже, чем скучать по человеку, когда он с тобой рядом. Герман промолчал на мои слова. Видимо, сказать на это ему было нечего. А после, в подтверждение этой теории, ни слова не говоря покинул мою компанию, пригласив в кабинет душевную боль, которая все это время дожидалась своей очереди, находясь за дверью. И снова потянулись дни в жутком холодном одиночестве… Принимая важное для себя решение я очень рисковал и, безусловно, понимал степень этого риска, но понимание не избавляло меня от тоски по человеку, который поселился в моем сердце и ни в какую не желал оттуда уходить. Было ли мне плохо?? – Еще как. Терпел ли я, ожидая, когда станет легче? – Терпел. Что мне еще оставалось. Возникало ли желание проявить малодушие и сдаться, придя к Герману с опущенной головой и готовностью играть по его правилам? – Да, возникало, и не раз. Но в этот момент я всегда набирал Элю, которая была в курсе, что случилось, после чего она мне умело вправляла мозги, наставляя на путь истинный и подбадривая всеми силами, говоря, что все образуется. То, что образуется, я с каждым прожитым без Германа днем верил все меньше, но после сказанных теплых слов, запасался очередной порцией терпения, и продолжал существовать, стоически пережидая все новые и новые визиты душевных мук. Но в какой-то момент так устал вариться в одних и тех же эмоциях, что решил плюнуть на все и немного развеяться. Ужасное уныние, конечно, совершенно этому не способствовало, но я забил на это обстоятельство болт и собрался пройтись. Да не куда-нибудь, а в гей-клуб. Не преследуя цель найти себе компанию, а просто посмотреть на счастливых людей, которые наслаждались обществом друг друга и заражали своей положительной любовной энергетикой всех вокруг. Абсолютно авантюрное решение, а для меня двухгодичной давности так и вовсе сумасшедшее, но сейчас представляющееся хотя бы временной необходимой эмоциональной передышкой. Закончив очередной рабочий день, я, вызвав такси, направился к двери, но открыв ее, забыл обо всем на свете. За порогом стоял Герман, с которым мы соблюдали дистанцию вот уже больше месяца. Стоял и смотрел мне прямо в душу своими темными глазами. А я… что я? Я моментально почувствовал себя человеком с как минимум двумя пороками сердца, потому что оно начало очень серьезно сбоить при виде того, по кому все это время безбожно болело. – Герман… – выдохнул я. – Я. – Что ты… – Куда-то торопишься? – спросил он, перебив меня, тем временем внимательно оглядывая мой не совсем деловой напомаженный вид. – Хотел сходить в клуб, – честно признался я. – В клуб? – В гей-клуб, – уточнил я, незнамо зачем. Герман выдержал паузу по Станиславскому: – Зачем? – Развеяться… По возможности найти компанию на вечер, – продолжил я, хотя понимал, что делать это – не самая лучшая идея, судя по тому, как нахмурились брови парня после услышанного. Ну и что? Я свободный человек, имею полное право, потому что… – Что ж… придется отменить этот поход, – вдруг залепил он, нарушив гармоничный ход моих мыслей. – Это еще почему?? – нахмурился я в ответ. – Потому что при живом парне делать подобное – это как минимум риск для жизни. И на мои расширившиеся от изумления и неверия глаза, добавил: – Для жизни неудавшихся поклонников. – Ты…. – Я очень долго думал и понял, что не хочу оставлять все, как есть. Да, я по-прежнему не уверен в том, что у меня получится дать тебе в полной мере то, чего ты заслуживаешь, но… Герман максимально сократил между нами расстояние, и положив руку мне на торс, притянул к себе, отчего я едва не свалился в обморок от переизбытка чувств. – … Но я очень хочу попробовать воспользоваться шансом сделать это… Если он у меня все еще есть… И я, глядя в черные немигающие глаза, ожидающие моего вердикта, ответил честно, пойдя на поводу у своего многострадального сердца: – Он у тебя есть. Готов был поспорить, из всех наших с Германом поцелуев, этот был одним из самых сладких, потому что принес с собой чувство небывалого облегчения, а еще надежду на то, что я все же, несмотря на все трудности, смогу найти путь к неприступному сердцу. И исступленно целующий меня Герман, первый нарушивший молчание, был лучшим тому подтверждением.