В глубине волшебного леса

Воздух был густым и сладким, пахнущим нагретым металлом, кожей и дорогими благовониями. Афродита, богиня любви, полулежала на груди у своего супруга, вальяжно раскинувшись на роскошных подушках. Ее пальцы лениво перебирали густые волосы на его мощной груди, а его рука — искусная рука великого кузнеца — нежно, но властно сминала ее идеальную грудь, большим пальцем выписывая круги вокруг уже набухшего, карамельного соска. — …и представь себе, — заливисто смеясь, продолжала Афродита свой рассказ, — этот наивный дурачок целый день, с полудня до самого вечера, как одержимый, пытался «высосать мед»! А этот хитрый козел Арми каждые пятнадцать минут придумывал новую причину: то «астрологический полдень еще не настал», то «биологический люфт», то «гравитация мешает»! Двадцать раз, Гефест! Двадцать! Я чуть не умерла со смеху! Гефест слушал, и его обычно суровое, обожженное горном лицо озаряла редкая, но искренняя улыбка. Он с наслаждением слушал звонкий голос жены и чувствовал, как смеется ее грудь в его ладони. — Двадцать? — хрипло усмехнулся он. — Похоже, наш легкомысленный сатир наконец-то влюбился. Такое постоянство, такая… одержимость одним-единственным нимфом — это для Арми невиданно. Он обычно как шмель: перелетает с цветка на цветок, едва коснувшись. — О, так оно и есть! — воскликнула Афродита, с удовольствием изгибаясь под его пальцами. — Он даже со смертными перестал резвиться! Совсем забросил пастушек и дочерей гончаров! Весь его мир теперь крутится вокруг этого зеленоглазого ангелочка. Гефест покачал головой, все еще улыбаясь. — Ну, все. Явная смена вех. Похоже, это самая настоящая любовь. А что же нимфы? Сидят без дела? Скучают по его… вниманию? — А как же! — вздохнула Афродита с притворной грустью. — Мои бедные девочки! Совсем засохли без должного «орошения». Жалко их. Гефест притянул ее ближе, его губы коснулись ее виска. — Так реши эту проблему, моя хитрая. Отправь к нему… э-э-э… помощника. Молодого сатира. Пусть Арми его воспитывает, скинет на него рутину, пусть будет кому «девочек осеменять», раз сам занят своим единственным нимфом. А то и правда, жалко их. Идея озарила Афродиту, как искра от наковальни ее мужа. Ее глаза засверкали озорным, коварным блеском. — Гениально, мой милый! Абсолютно гениально! Я напишу два письма. Одно – для утешения, другое – для вразумления. --- Тимоти и Зендея, пригнувшись, крались сквозь густые заросли папоротника. — Тссс! — шипела Зендея, ее умные глаза были прищурены. — Он где-то тут, его логово. Говорят, у нее котята. Должны быть просто ангелочки! Тимоти, затаив дыхание, кивнул. Его большие глаза старались разглядеть в полумраке под корнями старого бука хоть что-то. В этот момент воздух перед ними затрепетал и зазвенел. С легким шелестом крыльев и запахом свежего ветра на тропинке материализовался Гермес, вестник богов. Он был безупречен, как всегда. — Привет, малыши! — бросил он с беззаботной улыбкой, разглядывая свиток в руке. — Кто тут у нас Тимоти? А, это ты. Держи, передача с Олимпа. От самой Афродиты. Не задерживайся, у меня еще дел по горло. Он сунул сверкающий пергамент в ошарашенные руки Тимоти и исчез так же быстро, как и появился. Из-под корней раздалось грозное рычание, и огромная пятнистая тень метнулась прочь, вспугнутая внезапным появлением бога. След леопарда и ее котят был безвозвратно потерян. — Ой… — растерянно прошептал Тимоти, глядя на пустую нору. — Да забудь ты про котят! — всплеснула руками Зендея, ее взгляд приковался к письму. — Письмо! От самой Афродиты! Какая честь! Дай сюда, я прочту! Она почти выхватила пергамент из его рук и развернула. Буквы на нем переливались розовым и золотым. — «Моему прекрасному творению, нимфу Тимоти, — начала она читать с придыханием. — Твоя наивность также пленительна, сколь и губительна для твоего же покоя…» О, как поэтично! — Что дальше? — нетерпеливо перебил Тимоти, краснея. — «Мы с супругом, великим Гефестом, получили неимоверное удовольствие от истории с «Медовым полднем». — Зендея фыркнула. — «Советую тебе, милое дитя, беречь свой милый ротик и свою сладкую попочку, дабы не стереть их до основания в своем… усердии»». Тимоти готов был провалиться сквозь землю от стыда. — Дальше-дальше! — «Шутки в сторону. Мой верный супруг заметил, а я согласна, что Арми, похоже, впервые по-настоящему влюблен. Дабы он не затрахал тебя до смерти в порыве этой своей… любвеобильности, я озадачу его. Я вышлю ему ученика — молодого сатира из соседних лесов. Пусть Арми тратит свои силы на его воспитание, а у тебя появится передышка. Целую. Твоя Афродита». Тимоти стоял, пунцовый до кончиков ушей, не зная, радоваться ему или сгорать от смущения. Зендея же смотрела на письмо, а потом на него, с новым интересом. — Ученик? Интересно… Очень интересно… --- В это время Арми, удобно устроившись на поляне, только что закончил свой послеобеденный моцион и размышлял, куда бы подевать избыток энергии, как появился Гермес. — Держи, рогатый, — бросил вестник, швырнув ему второй свиток. — От «хитрой коровки», как ты ее мысленно величаешь. Не благодари. Арми поймал свиток с недовольной гримасой. От Афродиты? Ничего хорошего это не сулило. Он лениво развернул пергамент. «Дорогой Арми, — гласило письмо, и он мысленно услышал ее сладкий, ядовитый голос. — Поднимаю за тебя бокал! Твое сладострастие в отношении моего творения не знает границ, а плодородие твоего леса стало притчей во языцех даже здесь, на Олимпе!» Арми фыркнул. «Начало лестное, значит, дальше будет пакость». «Дабы поддержать твой… энтузиазм и разгрузить тебя от рутинных обязанностей по «удобрению» всего леса, я высылаю тебе помощника. Юного сатира Остина. Обучи его своим фирменным приемам, пусть разделит с тобой бремя власти над Дихсипеей. И тогда ты сможешь все свое недюжинное внимание уделить тому, кто этого так заслуживает. Не благодари». Сначала Арми возмутился. Еще один сатир? В его владениях? Это посягательство на территорию! На его монополию! Но через секунду его лицо озарила хитрая, довольная ухмылка. Мысль заработала с привычной скоростью. Ученик… Значит, на него можно будет сбросить всю скучную работу! Всех этих нимф, которые вечно ноют о внимании! Всех этих дриад! Пусть этот Остин бегает за ними, пусть тратит на них свои молодые силы! А он, Арми… он сможет днями напролет, ни на что не отвлекаясь, заниматься своим главным сокровищем. Своим солнышком. Своим Тимоти. Что может быть лучше? — Гермес! — крикнул он уже удаляющемуся богу. — Передай Афродите… что я жду этого юнца. С нетерпением!