В глубине волшебного леса

Полуденный лес звенит от смеха и быстрых шагов. Стайка молодых нимф, абсолютно голеньких, с кожей, отливающей на солнце перламутром и волосами всех оттенков от золотого, медно рыжего, каштанового и до черного как смоль, играет в прятки. Они мелькают между деревьями, как стрекозы, их смех чист и беззаботен. - Начинаю считать, кто не спрятался я не виновата, – кричит ведущая, Фло, прижавшись лицом к стволу старого дуба. - Десять! За толстым мшистым буком, вне поля зрения игроков, притаился Арми. Его голубые глаза, полные хищного азарта, выслеживают самую желанную добычу – Тимоти. Тот, как всегда чуть неуклюжий в своей торопливости, мечется между кустами папоротника, явно не находя идеального укрытия. - Девять! Его ягодицы, упругие и бледно-золотистые, подрагивают при каждом шаге. Арми облизнулся. Самый сладкий... и самый доверчивый. « Молоденький орешек... Наивный, но шустрый. Пора напомнить, кто тут главный по части... лесного права»— усмехается Арми про себя. Старая добрая схема «Хозяин Леса» — как раз то, что нужно. Арми принял вид Владыки Всего Сущего. Голос — громоподобный, осанка — царственная. – ТИМОТИ! – грозно прогремел он, выходя из-за бука заставляя нимфа вздрогнуть. Тимоти вздрогнул, увидев сатира. Настороженность мгновенно отразилась на его лице. – ЯВИСЬ НЕМЕДЛЕННО ПЕРЕД ВЛАСТИТЕЛЕМ ДИХСИПЕИ! Твоя игра нарушает Священный Покой Древесных Духов! Это карается... усиленным орошением! Идем за мной я познакомлю тебя с моим.. эээ…орошающим посохом! Выкажешь ему честь! – Арми! Нет! Не пойду! - попятившись шепул Тимоти, юркнув в папоротник. - Врешь ты все! - шепотом крикнул он, прячась глубже в зелень. - Знаю я твой посох! И Ты вовсе не Хозяин Леса! Ты такой же дух как все мы! Голубые глаза сатира загорелись азартом охотника. Член уже налился силой, томно пульсируя в золотой шерсти. Тимоти видимо не дождавшись погони, осторожно выглянул. Большие глаза наполнились не страхом, а... озорным вызовом. – Простой... похотливый козел! И хочешь только одного! Умыкнуть меня и…ну…ты прнял, - Щеки нимфа пылают, но голос показательно дерзкий утихает, так и не осмеливаясь озвучить суть. Арми не смущается. Напротив! Его ухмылка становится шире, хитрой и обольстительной. Он делает несколько величественных шагов к папоротнику. И вот они уже в кустах стоят лицом к лицу! - Восемь! - кричит где-то вдалеке Фло. – Ох, солнышко, солнышко... – голос сатира вдруг становится низким, бархатным, как шелест листвы в сумерках. – Конечно вру. Рогами клянусь - лукавство, похоть и хитрость моя вторая натура, без них я не я. Таким меня создали боги. Но... – Он наклоняется, его горячий взгляд прожигает робкого нимфа хлопающего длинными ресницами и неотрывно глядящего на него во все свои большие, выразительные, зеленые глаза. – Разве это главное? Разве тебе... правда не понравилось в прошлый раз? – шепчет он, в губы Тимоти словно вскрывая доверенную кому-то иному тайну. – Разве твое тело не пело, когда ты принимал мой «Жезл»? Разве твоя попка не сжималась от сладости, когда я наполнял ее «Правосудием»? Лес-то как расцвел! И ты... ты был прекрасен, принимая его силу. В этом твоя природа! Для этого боги создали тебя! Тимоти замирает. Его щеки горят пожаром. «Девочки говорили не поддаваться...» – мелькает в голове. Но... Арми попал в точку. Воспоминание о том всепоглощающем, странном, физическом блаженстве, о волнах тепла, о том, как лес оживал вокруг... Оно накрывает его волной стыдливого жара. Его маленький член предательски дергается. Он молчит. – Видишь? – торжествующе шепчет Арми, поддевая ладонью, нежно лаская, перебирая пальцами член и мошонку нимфа, ловя его замешательство. – Ты хочешь этого. Лес хочет этого. Так зачем убегать? – Он резко раздвигает папоротник, продолжая придерживать нимфа за миниатюрный наливающейся кровью член, чуть подергивая за собой. – Иди за мной. Пора повторить урок... с особым усердием! Тимоти инстинктивно тянется следом, но вовремя очнувшись, вскрикивает и пытается рвануть прочь. Арми быстр, как молния. Мощные руки обхватывают гибкую талию Тимоти, поднимая в воздух как перышко! – Ай! Пусти! Я не хочу! Не сейчас! – протестует нимф, он брыкается, но его стройные худенькие ножки лишь забавно болтаются в воздухе. – Не хочешь?– Арми насмешливо цокает языком, неся его в глубину леса. – А почему тогда твой маленький дружок так рад меня видеть? И почему щечки горят, а не бледнеют? – Он ловко засовывает Тимоти на заранее подготовленную перину из мягкого пушистого мха, взбираясь сверху, но нимф юркий как угорь, ощутимо хлопнув сатира по лицу, быстро и ловко соскальзывает с перины убегая прочь. – Прячься, солнышко! От меня не спрячешься! Хохотнул Арми, чуя как тело все больше будоражится. - Семь! *** Солнечные зайчики, смех нимф, топот босых ног по мху. Арми притаился за мшистым валуном. Голубые глаза — два уголька под золотыми бровями. Он следит за Тимоти, как кот за воробьем. Член, уже наполовину возбужденный от одного вида бегущего нимфа, дергается в густой шерсти. «Сладенький... Наивный, как утренняя роса... И быстренький! Но не быстрее моей хитрости», — мысленно хихикает сатир. План созрел мгновенно, как гриб после дождя. Тимоти, сияя от азарта, юркнул в гиганский куст рододендрона. Его персиковая попка мелькнула в зелени — магнит для голодных глаз сатира. - Четыре! - кричала издалека Фло. – Псссс! Тимоти! Сюда! – Арми высунулся из-за валуна, шепча так, чтобы слышал только растерянный нимф. Тимоти раздвигает кусты рододендрона выглядывая. - Снова ты! - сердито хмурится нимф и вновь прячется в куст, шипя. - Отстань! Уйди! Не шуми! Ты привлекаешь внимание! Меня так найдут! Арми бьет копытом о корень. – Прятаться – дело неблагодарное. Особенно в таких убогих местах! Тебя тут и без меня в три счета найдут! – Он презрительно фыркает в сторону рододендрона, в котором притаился нимф. – А вот я… Знаю одно местечко... Идеальное! Ни одна душа не найдет! Дуплистое, тесненькое, как перчатка... – Он делает паузу, ловя краем глаза, как из-за папоротника показываются доверчивые глаза цвета лесного озера. – Жаль, ты меня побаиваешься так бы я тебе его показал... Тимоти вытягивает шею из укрытия, весь пылая осторожным интересом. – Я не побаиваюсь! Покажи! Где оно? Я спрячусь там! Арми скрывает торжествующую ухмылку. «Попался, рыбка!» – Ну, если храбрый... – Он величественно машет рукой. – За мной, солнышко! - Три! - кричала Фло, голос ее уже подрагивал от предчувствия предстоящей игры. Арми притворно оглянулся, делая вид, что переживает, что Фло вот вот бросится искать. – Скорее! Скорее!!! За мной! Видишь тот старый пень с дуплом? – Он указал на огромный, полуразвалившийся пень, заросший мхом, с темным, узким входом у основания. – Туда никто не заглядывает! Идеальное укрытие! Фло пробежит мимо сто раз! Я тебе место подсказываю как друг! Только тихо! Быстрее, пока она не начала искать! Соблазн был слишком велик. Стать победителем, перехитрить ведущую, да еще в таком надежном укрытии! Тимоти колебался лишь секунду. Страх проиграть и желание спрятаться лучше всех перевесили осторожность. Он кивнул и юркнул за Арми. *** - Вот, - торжественно объявляет, Арми, сверкая хитрой улыбкой, указывая на дупло. - Самое надежное местечко! Тимоти, по началу зависший с открытым ртом в восхищении - и правда великолепное укрытие, отмирает и не раздумывая, хватается за выступы коры. Он ловок, как белка. Через мгновение он уже втискивается в темное, тесное дупло. – Удобно? – доносится голос Арми, неестественно густой. Внутри было тесно, пахло сырой землей и грибами! – Т-тесновато... но сойдет! – кричит Тимоти, стараясь вжаться глубже в древесную труху. - Два! - глухо раздается с внешней стороны дерева голос Фло. – Прижмись к дальней стенке! – прошептал Арми, уже стоя на коленях у входа. Его тень закрыла свет. – И не шуми! Я прикрою вход... для маскировки! Прежде чем Тимоти что-то успел сообразить, Арми быстро юркнул в дупло следом. В тесном пространстве стало невероятно жарко и тесно. Тимоти был буквально прижат к сырой древесине мощным телом сатира. – Арми?! Что ты?! Выйди! Здесь места только для одного! – запаниковал Тимоти, пытаясь вытолкнуть его. – Тише, глупыш! – Арми прижал ладонь к его рту. Его дыхание было горячим и учащенным. В полумраке дупла его глаза горели. – Это часть плана! Если я просто прикрою вход снаружи – подозрительно! А так – мы оба "спрятаны"! Идеально! Главное – сидеть тихо... и занять рот, чтобы не выдать себя случайным стоном или чихом! – И прежде чем Тимоти понял о чем он, Арми ловко засунул язык в открытый от возмущения рот. – Мммффф! – Тимоти попытался выплюнуть, но Арми крепко впивался своими губами в губы нимфа, углубляя жесткий, властный поцелуй. – Шшшш, солнышко, тихо! – шептал сатир, начав легкие движения бедрами потираясь своим возбужденным членом о животик Тимоти. – Представь, что это... эээ... затычка от крика! Древняя техника маскировки! Назывется поцелуй! Мммм, да... вот так... – Он заурчал тихо, вновь затыкая Тимоти губы в губы. Целуя, облизывая, засасывая. Хозяйничая в сладком ротике нимфа своим языком. Теснота становится невыносимой. Тимоти буквально зажат между горячим, телом Арми и стенкой дупла. Когда поцелуй обрывается Тимоти выдыхает. – Что ты...?! – Тише, солнышко! – шепчет Арми, его горячее дыхание теперь обжигает шею нимфа. Одна его рука обхватывает талию Тимоти, прижимая нимфа к себе. Тесно, жарко, пахнет древесной пылью и дикой мужской силой. Тимоти прижат к шершавой стенке. Его спина слегка царапается о кору, но все внимание захвачено телом сатира. Его руки сильные, но не жестокие. Одна придерживает Тимоти за бедро, другая ласкает его напряженный маленький член. – Вот видишь... – дышит Арми ему в ухо, его собственный огромный член горячо упирается в пупок нимфа. – Ты уже готов. Свободная ладонь сатира скользит вниз, подхватывает под коленом, заставляя нимфа согнуть ногу. – Так гораздо просторнее... И гораздо... удобнее... Тимоти чувствует знакомый, страшный и манящий предмет – огромный, раскаленный член Арми – упирается ему между ягодиц. Он пытается вырваться, но сатир силен, как медведь. Дупло не дает пошевелиться. – Аа-ай! – вскрикивает Тимоти, когда Арми, плюнув на ладонь и смазав головку, мощно вгоняет себя в него одним резким толчком. – Нет! Не надо! Это не уважение! Это... ааа! - Один! Я иду искааааать! - счастливо пропела Фло и бросилась на поиски разбежавшихся друзей. – Это благодарность за отличное укрытие! – интимно рычит Арми, начиная двигаться. Его движения короткие, мощные, почти безжалостные в тесноте дупла. Деревянные стенки скребут нежную спину Тимоти. Его собственное тело – предательски отзывается на знакомые толчки и сам он еле слышно похныкивает. Маленький член Тимоти стоит колом, пульсируя в такт ударам Арми. В этой тесносте он сам не понимая себя начинает подмахивать Счесывая себе всю спинку. Тимоти стонет в тесноте. Не от боли, а от нахлынувшего сладкого чувства. Его скулеж затихает, превращаясь в прерывистое дыхание. Он вцепляется в шерсть на груди Арми. Дупло тесное, движения Арми короткие, глубокие, неистовые. Каждый толчок бьет волной удовольствия по всему телу Тимоти. – Ох, солнышко... Ты... лучше всех! – стонет Арми, ускоряясь. Его копыта скребут внутренностям дерева. – Прими! Прими ВСЕ! Тимоти кончает первым, с тихим всхлипом, обливая руку Арми и свой живот горячими струйками. – Мой хороший... мой послушный... – рычит Арми, чувствуя, как нимф сжимается вокруг него в оргазме. Его собственный финал наступает мощно – он вгоняет себя до упора, заливая Тимоти горячим семенем, изливая поток горячей спермы в содрогающегося нимфа. В этот момент снаружи раздется: - Тимоти! - Тимоти! - Ау!!! – Тимоти! -Ты где? -Мы сдаемся! - О, там из дупла попа Арми виднеется! – Арми, ты не видел нашего новичка? Он... - Он со мной! - довольно и насмешливо кричит Арми, вгрызаясь в шею и плечо нимфа кусачими поцелуями. - О БОГИ! Нимфы стоят якобы возмущенные, но их глаза пылают. - А ну выбирайтесь! Арми не выпуская размякшего в его руках Тимоти вылезает из дупла. И все нимфы видят: Тимоти, прижавшегося руками к шее сатира, его блаженное лицо с прикрытыми в экстазе глазами. Ягодицы нимфа, сомкнутые вокруг мощного основания члена Арми. Струйки белого, сочащиеся между членом И растянутым отверстием. Наступила секунда ошеломленной тишины, а потом лес взорвался смехом. – Наивный! – фыркает Лиз, но она покусывает губу, а ее пальцы непроизвольно теребят собственный сосок. – Сколько можно вестись на его "Хозяина Леса"? – ворчит Зендея, но ее бедра слегка потираются друг о друга. – Просто безнадежен! – вздыхает Фло, но ее взгляд прикован к пульсирующему члену Арми, который он медленно вынимает из покорного тела Тимоти. Они смеются над Тимоти. Над его доверчивостью. Над его окровавленной спиной. Но в глубине их больших, красивых глаз – не только насмешка. Там горит ревность. желание. Потому что, хоть они и бегают, и кричат "никогда не верь сатирам!", каждая из них в тайне мечтает оказаться на месте Тимоти. Мечтает о той дикой, грубой силе, о том всепоглощающем внимании, о том самом члене сатира, который, несмотря на всю подлость и обман, дарит невероятные, запретные ощущения и... оживляет лес вокруг. Они смеются, но их тела помнят каждый такой "урок". И скучают по нему. Особенно когда видят, как Арми трахает кого-то другого. Особенно такого нового, такого невинного... и такого сладкого, как Тимоти. Арми, не обращая внимания на публику, поставил аморфного разморенного Тимоти на ноги и придерживая его за плечи, недно почти по отечески поцеловал нимфа в одну щеку. – Ох, солнышко... Ну вот мы и... "найдены"... – он прохрипел с усмешкой, глядя в мутные от удовольсвия глаза Тимоти, целуя в другую щеку, отпуская хрупкие плечикт. – Ну! Давай! Соберись! Беги к своим! Тимоти, покраснел, как спелая земляника, опуская глаза, в его красивой голове начались мыслительные процессы. И неловко переминаясь с ноги на ногу он поднял на Арми ошарашенный взгляд, поступательно хмурясь, а после бросившись… Нет, не к сестрам нимфам за утешением, а с кулаками за Арми с громким хохотом рванувшим прочь, легко перепрыгивая корни. Тимоти, весь пунцовый от ярости и смущения, бросился за ним, спотыкаясь. Его крик звенел в воздухе: – Я больше никогда! Никогда не буду с тобой прятаться! Никогда! Именно в этот момент нимфы заметили капли. Пока Тимоти бежал, пытаясь догнать хихикающего сатира, по его внутренней стороне бедра медленно стекала густая, белая струйка – сперма Арми. Она сочилась из его входа, смешиваясь с потом, струилась по бедру и капала на мох под его босыми ногами. Каждая капля, коснувшись земли, вспыхивала крошечным золотистым светом. И там, где она падала: Мох мгновенно оживал, превращаясь в изумрудную, пушистую подушку, на которой тут же распускались крошечные фиолетовые цветочки, похожие на колокольчики. Из серой древесины оголенных корней тут же выстреливали ярко-зеленые побеги плюща, обвивая корень живым ковром. Лес буквально расцветал по следам разгневанного, сгорающего от стыда, но несущего в себе животворную силу Арми нимфа. Воздух наполнился густым ароматом свежей земли, цветов и чего-то сладковато-мускусного – ароматом самой жизни. Но самое потрясающее зрелище разворачивалось там, где только что было дупло. Пока нимфы наблюдали за погоней и шептались, старая, трухлявая колода, в которой Арми только что трахал Тимоти, начала меняться: Из всех трещин и щелей в коре, из самого темного входа в дупло, начали пробиваться дикие цветы. Нежные белые ромашки, ярко-желтые лютики, синие незабудки, алые маки. Они росли с невероятной скоростью, обвивая пень живым, цветущим ковром, как драгоценный убор. Грубая, серая, потрескавшаяся кора начала сглаживаться. Цвет ее менялся с мертвенно-серого на теплый, коричневатый, а затем – на молодой, светло-коричневый оттенок здоровой древесины. Трещины затягивались, словно раны. Пень... перестал быть пнем. Из его центра, сквозь буйство цветов, с тихим, могущественным хрустом начал пробиваться мощный, молодой ствол. Он рос на глазах, утолщаясь, вытягиваясь вверх. Его кора была гладкой и сияющей. На вершине нового, сильного ствола с хрустальным шелестом начали разворачиваться листья. Сначала нежные, светло-зеленые, они быстро наливались силой и сочным цветом. За считанные мгновения над поляной раскинулась пышная, зеленая крона молодого, могучего дерева. Оно стояло посреди леса, полное жизни и силы, увенчанное цветами, которые все еще росли у его подножия и на нижних ветвях, как живое свидетельство только что свершившегося чуда. Хохот над Тимоти мгновенно стих. Все двенадцать пар глаз, только что следивших за комичной погоней, были прикованы к преобразившемуся дереву. В них читался абсолютный шок и благоговейный трепет. – О-о-ой... – прошептала Фло, поднося руку к губам. Ее глаза были широко открыты. – Боги... – выдохнула Сирша, забыв про свою обычную язвительность. Она смотрела на цветущее дерево, как на явление божества. – Это... из-за них? Из-за... этого? – Лиз указала дрожащим пальцем на последнюю каплю спермы, упавшую с бегающего Тимоти и превратившую клочок земли в миниатюрный цветущий луг. – Дупло... – пробормотала Зендея, глядя на то место, где раньше была темная щель, а теперь цвели цветы у подножия могучего ствола. – Оно... стало деревом. Цветущим деревом. Их ревность и смутное желание, вызванные видом Тимоти в экстазе, сменились чем-то большим. Это было благоговение перед силой, которую нес в себе союз сатира и нимфа. Перед той магией, которая могла мертвый пень превратить в символ жизни. Зависть никуда не делась – она лишь стала глубже и острее, смешавшись с осознанием истинной мощи происходящего. Тимоти, выдохшись и поняв, что не догнать Арми, остановился, тяжело дыша. Он обернулся, чтобы что-то крикнуть вдогонку, и замер. Его взгляд упал сначала на нимф, застывших в немом изумлении, а затем – на новое, цветущее дерево, гордо возвышающееся на месте старого дупла. Он посмотрел на свои ноги, на капли на бедре, на расцветающий мох под ногами. Потом снова на дерево. Его гнев испарился, сменившись тем же благоговейным изумлением, что читалось на лицах сестер. Он понял. Понял цену своего "позора" и силу своего тела. Арми, остановившись вдалеке за большим камнем, наблюдал за нимфами и за своим творением. Его довольная ухмылка стала мягче, почти нежной. Он видел преображение леса, видел изумление нимф, видел, как Тимоти осознает свою роль. Его член, уже начавший успокаиваться, снова слегка дернулся – на этот раз от гордости и предвкушения будущих "уроков". Фло первой опомнилась. Она громко сглотнула, пытаясь вернуть голос. – Л-ладно! – крикнула она, но голос ее дрожал. – Хватит глазеть! Тимоти, айда с нами играть! Кто... кто теперь водит? Я? Или Сирша? – Она старалась звучать как обычно, но ее взгляд то и дело возвращался к цветущему дереву и к Тимоти, стоящему в ореоле ожившей природы, с каплями живительной влаги на бедре. Игра могла продолжаться. Но лес вокруг них уже никогда не будет прежним. И все это знали. *** Несколько дней спустя лес Дихсипея дышал иначе. Воздух был гуще, слаще, пропитанный ароматом миллионов распустившихся цветов и влажной земляной свежестью. Ручьи звенели веселее, а тропинки, еще недавно пыльные, теперь утопали в изумрудном ковре мха, усеянном крошечными звездочками незабудок. И посреди этого буйства жизни, на поляне, где когда-то лежал трухлявый пень, теперь гордо возвышалось То Самое Дерево. Молодой пастух Ликон и дочь гончара Элара шли по тропе, держась за руки. Их путь лежал в укромную рощицу у ручья – любимое место для свиданий. – Смотри! – Элара остановилась, пораженная, указывая на цветущее дерево. Его ствол, мощный и гладкий, казался молодым, но нес в себе древнюю силу. Крона раскинулась широко, листья переливались всеми оттенками зеленого, а у самого основания, словно живое подношение, буйствовал ковер диких цветов: алые маки, нежные ромашки, синие колокольчики. – Ликон, это же... то самое место? Где был огромный мертвый пень? Ликон присвистнул, оглядывая чудо: – Клянусь Зевсом! Да, точно здесь! Но как...? Это же невозможно! Они подошли ближе, ощущая под ногами мягкость ожившего мха. Воздух вокруг дерева вибрировал теплом и жизнью. Элара осторожно коснулась гладкой коры. – Это волшебство... – прошептала она. Их руки снова нашли друг друга. Волнение от увиденного чуда смешалось с давно знакомым влечением. Они уселись в мягкую цветочную подушку у подножия ствола. Пальцы переплелись, губы встретились в долгом, сладком поцелуе. Одежды – простая туника Ликона и легкий пеплос Элары – медленно сползли на душистый мох, обнажая загорелые тела. Они обнимались, наслаждаясь близостью, теплом солнца и ароматом цветов. – Помнишь старый миф? – Ликон прижался губами к шее Элары, его рука скользнула по ее упругому бедру. – Говорят, если лес вдруг расцветает как безумный, будто весна и лето разом наступили... это значит, у патронного сатира появилась новая нимфа. Самая сладкая. И он... орошает ее усерднее обычного. – Он многозначительно потерся бедром о ее ногу. Элара захихикала, запрокидывая голову, позволяя его губам исследовать ключицу: – А я слышала другой миф! – ее голос был игривым, с легкой дрожью от его прикосновений. – Говорят, если мертвое зацветает... если пень превращается в красавца-великана... – она кивнула на дерево, – то это не просто новая нимфа. Это значит... сатир влюбился. По-настоящему. И его чувство... оно оживляет даже камни. Ликон фыркнул, не веря. Его рука ласкала ее грудь, пальцы щипали набухший сосок. – Дудки, милая! – он засмеялся, перекатывая Элару на спину и прижимаясь к ней всем телом. – Всем известно, сатиры – похотливые духи! Любить они не умеют. Только трахаться. Это их природа. Все эти цветы – просто... побочный эффект от его особенно бурного семяизвержения. – Он начал двигать бедрами, натирая свой возбужденный член о ее влажную щель, готовя ее к принятию. Элара застонала, обвивая его ногами. Тимоти притаился, затаив дыхание. Его большие, любопытные глаза цвета лесного озера были широко раскрыты. Он наблюдал за парочкой с момента их появления на поляне. Люди! Настоящие люди! Он видел, как они целовались, как раздевались... Это было так странно, столько лишней одежды, долгих разговоров так непохоже на игры нимф и сатиров! Он видел возбужденный член Ликона – меньше, чем у Арми, но такой же живой, искавший вход в тело девушки. Тимоти почувствовал знакомое тепло внизу живота, его собственный маленький член начал набухать. Он невольно прикусил губу. Щелк. Сухой сучок хрустнул почти у него за спиной. Тимоти вздрогнул и едва не вскрикнул, но сильная, шершавая ладонь мгновенно закрыла ему рот. Знакомый запах – лес, шерсть, мускус – окутал его. – Псссс, солнышко... – горячее дыхание коснулось его уха. – Подглядывать нехорошо... – Голос Арми был низким, бархатным, полным смешанного укора и насмешки. Его тело, большое и теплое, прижалось к спине Тимоти, удерживая его на месте. Тимоти вырвал голову из ладони, стараясь говорить шепотом: – Арми! Отпусти! Они же... они же люди! И они... делают это! Смотри! – Он снова раздвинул ветки папоротника, чтобы Арми мог видеть парочку. Ликон уже вошел в Элару, которая громко стонала, обхватив его спину ногами. Их тела слились в ритмичном движении. Но Арми лишь скользнул взглядом по сцене. Его внимание было целиком приковано к нимфу в своих руках. Он видел румянец на щеках Тимоти, его возбужденное состояние, его полные неподдельного интереса глаза. Это волновало его куда сильнее, чем любовные игры смертных. – Ммм... интересно... – пробормотал Арми, но его руки не отпускали Тимоти. Одна скользнула вниз, обхватив напряженный маленький член нимфа. – Но моя новая нимфа... она куда интереснее. – Он прижал губы к шее Тимоти, оставляя влажный, горячий поцелуй. Его язык облизвал нежную кожу. Тимоти вздрогнул и попытался вывернуться: – Ай! Нет! Отстань! Я не хочу сейчас! Они же...ну… смотри на них! – Он снова ткнул пальцем в сторону парочки, пытаясь отвлечь сатира. Арми лишь крепче прижал его к себе, его рука начала ритмично двигаться по члену Тимоти, а после скользнула ниже сминая яички, массируя сжимающийся вход. – Вижу, вижу... – он прошептал между поцелуями, которые теперь сыпались на плечо и ключицу нимфа. – Но меня волнует только то, что хочешь ты, солнышко. А твое тело... – его палец надавил на дырочку нимфа чуть сильнее, проникая, разминая, вызывая у Тимоти стон, – ...оно говорит мне, что хочет этого. Сейчас. Здесь. Тимоти слабо сопротивлялся. Наблюдение за людьми его возбудило, а прикосновения Арми... они были такими настойчивыми, такими властными, такими... знакомыми. Он пытался оттолкнуть сатира локтем, уворачивался от его губ, но его тело предательски отвечало на ласки. Его бедра непроизвольно подрагивали в такт движениям пальцев Арми. – Прекрати... – прошептал он, но в его голосе уже не было прежней силы. Это был стон, смешанный с мольбой и... предвкушением. – Не могу, солнышко, – Арми повернул его лицо к себе. Его голубые глаза горели тем самым огнем – азартом, похотью и чем-то еще, более глубоким. – Ты... мой цветок. И ты расцветаешь для меня. Прямо сейчас. – Он наклонился и захватил губы Тимоти в жесткий, властный поцелуй, заглушая все возражения. Тимоти замер на мгновение, потом его тело обмякло. Он перестал уворачиваться. Его руки вместо того, чтобы отталкивать, вцепились в густую шерсть на груди Арми. Он ответил на поцелуй – сначала неуверенно, потом все страстнее, глубже. Его язык встретился с языком сатира в древнем танце. Он сдался. Не из страха, а потому что его тело, его природа, его желание пересилили стыд и попытки сопротивления. Арми был прав. Он хотел этого. Здесь. Сейчас. С ним. За спиной у них, под цветущим деревом, ставшим символом невозможного, Ликон и Элара достигли кульминации, слившись в едином крике. Их стоны смешались с журчанием ручья и шелестом листьев. Они не видели, как в кустах папоротника сатир, этот "похотливый дух, не умеющий любить", страстно целовал своего нимфа, а рука его продолжала нежно, но настойчиво ласкать возбужденный член Тимоти, готовя его к следующему "уроку" в самом сердце ожившего леса. Дерево над ними, казалось, шептало на ветру, а его цветы благоухали еще сильнее.