Нити Судьбы: Заложница ✨ Том 2

Время в роскошных покоях остановилось. Дни и ночи слились для Лиры в бесконечную серую массу ожидания и страха. Красота комнаты стала удушающей, дорогие гобелены казались саванами, а портрет прекрасной Арианы на стене превратился в молчаливого, вечно наблюдающего тюремщика. Надежда угасла, оставив после себя лишь выжженную пустоту. Лира ждала следующего хода Моры, не зная, каким он будет, но чувствуя, что он неотвратим. Внезапно мёртвую тишину разорвал резкий звук отпираемого замка. Дверь распахнулась. На пороге стояли две охранницы, их лица были непроницаемыми каменными масками. Молчаливым жестом они приказали Лире следовать за ними. Сердце девушки дрогнуло, но она подчинилась без сопротивления. Куда бы её ни вели, это было лучше, чем гниющее заживо ожидание. Они повели Лиру по коридорам замка. Сначала по светлым, украшенным залам верхних этажей, а затем вниз, по винтовой лестнице, уводящей в холодное, сырое чрево замка. Воздух становился всё холоднее, пахло плесенью, железом и застарелым страхом. Наконец, они остановились перед тяжёлой дубовой дверью. Охранницы без звука открыли её и втолкнули Лиру внутрь. Комната была погружена в полумрак, лишь один факел в настенном креплении вырывал из темноты жуткие очертания предметов. Лира испуганно огляделась, понимая что попала в темницу. С потолка свисали цепи. На стене висели какие-то жуткие инструменты, от одного вида которых стыла кровь. Из тени выступила Мора. Королева Запада двигалась медленно, с грацией хищницы, загоняющей жертву в угол. Она остановилась перед Лирой, её голубые глаза холодно изучали девушку. — Ну что, принцесса, — проговорила Мора мягко, но в этой мягкости скрывалась угроза. — Я дала тебе время подумать в комфорте. Ты отвергла мою милость. Ты отвергла шанс прекратить войну. Неужели ты до сих пор не передумала? Лира медленно подняла голову и молча покачала головой. Уголки губ Моры дрогнули в злой усмешке. — Жаль. Я надеялась на твою рассудительность. Упрямство — это порок, который нужно искоренять. Но не волнуйся. Сегодня я не прикоснусь к тебе и пальцем. Она сделала знак. Дверь темницы снова открылась, и в комнату втолкнули девушку. Лира замерла. Её сердце пропустило удар, а затем заколотилось с бешеной силой. Это была Исла, та самая северная служанка. Девушка была бледна от ужаса, её глаза, расширенные от страха, метались по комнате. — Ваше величество… принцесса… — прошептала она, дрожа всем телом переводя взгляд с Лиры на Мору Охранницы грубо подвели Ислу к столбу и приковали её тонкие запястья к кольцам. Девушка тихо всхлипнула от холода металла и безысходности. В руках одной из стражникц появился тяжёлый кнут из толстой кожи. — Нет… — прошептала Лира, делая шаг вперёд, но Мора преградила ей путь. — Я задам тебе вопрос в последний раз, Лира, — голос Моры был ледяным. — Ты наденешь корону Севера и станешь моей королевой? — Никогда, — выдохнула Лира. — Тогда смотри, — прошипела Мора. Она встала позади Лиры, её руки легли на плечи девушки железной хваткой, не давая отвернуться. — Смотри на цену своего упрямства. Ничинай! Стражница замахнулся. Кнут со свистом рассёк воздух и обрушился на спину Ислы. Тонкая ткань платья лопнула, и на коже мгновенно проступила багровая полоса. Исла истошно закричала. — Не-е-ет! — закричала Лира, пытаясь вырваться, но хватка Моры была мёртвой. — Прекратите! Умоляю, не трогайте её! Она же дитя! — Её боль — на твоей совести, принцесса, — прошептала Мора ей на ухо, заставляя смотреть. — Каждый её крик — это твоё «нет». Каждый удар — это твоё упрямство. Снова свист кнута, и снова душераздирающий крик. Исла извивалась в цепях, её плач перешёл в отчаянные рыдания. Лира билась в руках Моры, слёзы текли по её щекам, она кричала, умоляла, проклинала. Но Мора лишь крепче сжимала её плечи, её холодный голос продолжал звучать у самого уха: — Ты всё ещё хочешь быть героем, Лира? Хочешь сохранить свою гордость? Смотри, чем за неё платят невинные. Смотри на её кровь. Это твоя вина. Удар. Крик. Удар. Крик. Лира больше не могла этого выносить. Звук рассекаемого воздуха, глухой удар по телу и крик боли слились в один чудовищный, бесконечный кошмар. Она зажмурилась, но Мора грубо схватила её за подбородок, заставляя открыть глаза. — Смотри! Лира увидела спину Ислы, покрытую вздувшимися кровавыми рубцами. Увидела её полное страдания лицо, искажённое агонией. И мир перед её глазами начал меркнуть. Звуки утонули в нарастающем гуле, все поплыло перед ее глазами, он лишь видела искажённое от боли лицо Ислы. Лира рухнула в спасительную темноту, теряя сознание. Последнее, что она услышала, был очередной крик девушки и полный ярости голос Моры. — Проклятье! Мора с отвращением посмотрела на бесчувственное тело принцессы у своих ног. План провалился. Она не получила согласия. — Унесите её, — рявкнула она на охранниц. — Обратно в её покои. И приведите в чувство. Она бросила последний взгляд на рыдающую, избитую Ислу, всё ещё висящую на столбе, и вышла из камеры, хлопнув дверью. Согласия она не добилась, но урок был преподан.

***

Лира приходила в себя медленно, словно всплывая из глубокого, тёмного колодца. Сознание возвращалось неохотно, цепляясь за спасительную пустоту небытия. Первым, что она вспомнила, был не собственный страх, а душераздирающий крик Ислы. Этот звук навсегда впечатался в её память, став символом её бессилия. Она заставила себя открыть тяжёлые, налитые свинцом веки. Она лежала на широкой кровати, под бархатным балдахином. Слабые лучи рассвета с трудом пробивались сквозь решётки на окнах. Тело наполняла слабость, а внутри всё ещё дрожало от пережитого. Душевная агония была невыносимой. Образ избитой девушки стоял перед глазами, и чувство вины сжигало изнутри. Она подняла взгляд и снова увидела портрет Арианы. Мора знала, что делала, заперев Лиру в этой комнате с ним. Лицо Арианы смотрело на неё с полотна, и Лире казалось, что оно смотрит с укором. Дверь тихо отворилась. Вошла Мора. Она остановилась у ложа, её гулубые глаза изучали Лиру без всякого выражения. — Я вижу, ты пришла в себя, — ровным голосом произнесла она. — Надеюсь, вчерашний урок пошёл тебе на пользу. Я предлагаю тебе в последний раз, Лира. Надень корону. Стань королевой. Прекрати бессмысленные страдания. Лира молча смотрела на неё. Сил не было даже на ненависть. Она просто медленно, с огромным усилием, отвернулась к стене, давая понять, что ответ не изменился. На лице Моры не дрогнул ни один мускул. Она, казалось, ожидала этого. — Хорошо, — холодно сказала она. — Если доводы разума на тебя не действуют, посмотрим, как на твою северную гордость повлияет голод. Она повернулась к стражницам у двери. — Оставить её. Никто не должен входить в эту комнату. Приносить ей только кружку воды и ломоть хлеба раз в день. Достаточно, чтобы она не умерла. Посмотрим, как долго она продержится. Дверь закрылась, замок щёлкнул. Мора больше не приходила. Лиру оставили в полном одиночестве. Дни потекли, сливаясь в одну бесконечную, серую массу. Время потеряло всякий смысл. Она ориентировалась лишь по тонкой полоске света из окна, что медленно ползла по стене, отмечая смену дня и ночи. Комната превратилась в склеп, а портрет Арианы на стене — в безмолвного свидетеля её медленного угасания. Голод был мучительным. Сначала он был острым, режущим, заставляя желудок сжиматься в болезненных спазмах. Затем он превратился в тупого, ноющего, постоянного спутника, который высасывал последние силы. Она почти всё время лежала, экономя энергию, тело слабело с каждым днём. Мысли Лиры кружились вокруг одной темы — еды. Она вспоминала вкусы, которые когда-то знала. Хруст свежего хлеба, сладость яблок, сочность мяса. Эти воспоминания были настоящей пыткой, они вызывали спазмы в желудке. Тишина комнаты давила, сводила с ума. Иногда ей казалось, что Ариана на портрете смотрит на неё с жалостью. Казалось, что портрет разговаривал с ней, шёпотом в темноте, спрашивая, стоила ли её смерть всех этих страданий. В царстве этой мёртвой тишины её слух уловил тихий стук. Она подумала, что это игра воображения, порождённая голодом, но стук повторился, робкий и настойчивый. Лира поняла — это не могли быть её мучители. Они не стучали. Собрав остатки сил, она заставила себя сползти с кровати и, цепляясь за стену, медленно подойти к двери — Ваше высочество… — донёсся едва слышный шёпот. — Ваше высочество, это я… Исла. Сердце Лиры дрогнуло. Она опустилась на пол, прижимаясь ухом к холодному дереву. — Исла? — прошептала она, её голос был хриплым и слабым от долгого молчания. — О Исла! Прости меня! Прошу тебя прости меня! Это моя вина! — Всё хорошо, ваше высочество, — поспешно зашептала девушка. — Я отлежалась. Раны заживают. Я… я пришла к вам. Лира опустила глаза и увидела, как под дверью показались тонкие пальцы. Она накрыла их своей холодной ладонью. Прикосновение было тёплым, живым. — Я принесла вам немного еды, мне сказали что королева морит тебя голодом… — продолжила Исла, и под дверью проскользнул завёрнутый в тряпицу кусок хлеба с сыром. Лира с благодарностью приняла этот бесценный дар. Она не видела Ислу, но чувствовала её присутствие, её сострадание. Это было больше, чем еда. Это был символ того, что она не одна. — Держитесь, ваше высочество, — горячо прошептала Исла. — Не сдавайтесь. Я слышала… стражники говорят… армия Юга и Востока уже на границе. Они идут сюда. Слова Ислы как луч солнца пронзили мрак, окутавший душу Лиры. Армия. Алия… Алия идёт за ней. Надежда вернулась. Не просто надежда — уверенность. Слабая, трепетная, но живая. Лира сжала пальцы Ислы в знак благодарности и немого обещания — держаться. — Спасибо Исла! Спасибо! — Алия спасет нас! Вот увидешь она спасет нас! В темнице её души, выжженной голодом и одиночеством, загорелся слабый огонёк, раздуваемый тихим шёпотом из-за двери — голосом верности и надежды в царстве жестокости.

***

Исла приходила к Лире почти каждый день. Её тихий шёпот под дверью был единственным живым звуком в мёртвом царстве комнаты. Маленькие угощения, которые она умудрялась просунуть в щель — ломоть хлеба, куски яблока — были для Лиры не просто едой. Это были символы непокорённой доброты, капли жизни в океане отчаяния. В этих тайных, украденных минутах общения Лира находила в себе силы пережить ещё один день, дождаться ещё одного рассвета. Лира сидела на полу, прижавшись щекой к холодному дереву двери и слушая ободряющий шёпот Исла, когда мир взорвался. Из коридора донеслись грубые крики, звук тяжёлого удара и короткий, пронзительный вскрик Ислы. Лира едва успела отскочить когда, дверь спальни распахнулась с оглушительным грохотом. На пороге стояла Мора. Одной рукой она тащила за волосы упирающуюся Ислу. — А я-то думаю, отчего это моя пленница перестала угасать? — прорычала Мора, её взгляд, полный ненависти, впился в Лиру. — А это ты, мелкая дрянь, подкармливаешь её! Я, кажется, ясно приказала, чтобы никто не приближался к этой двери! Лира вскочила на ноги, забыв о слабости. — Нет! Мора! Не трогай её! — отчаянно закричала она, бросаясь вперёд. — Это я просила её! Я виновата! Накажи меня, но отпусти её! Пожалуйста… Мора свободной рукой отшвырнула Лиру в сторону так, что та ударилась о стену. Не обращая больше на неё внимания, она развернула к себе Ислу. — Ты знала приказ, — прошипела Мора, глядя в полные ужаса глаза служанки. — Ваше величество… я… она голодала… я не могла… — лепетала Исла. — Ты не могла, — ледяным тоном повторила Мора. — Ты проявила жалость. В моём замке жалость — это предательство. А предательство карается смертью. Она с чудовищной силой сжала руки на тонкой шее Ислы, поднимая девушку над полом. — НЕТ! МОРА! УМОЛЯЮ, НЕ НАДО! — крик Лиры перешёл в душераздирающий вопль. Она снова бросилась к Море, вцепилась в её руки, пытаясь ослабить мёртвую хватку. Но силы были слишком неравны. Мора даже не пошатнулась. Она смотрела поверх головы Лиры, прямо в гаснущие глаза Ислы, с холодным, отстранённым удовлетворением. Исла билась в её руках, задыхаясь, её ноги судорожно дёргались в воздухе, пальцы отчаянно пытались разжать пальцы королевы, на ее шее. Затем движения стали слабеть, замедляться. Тело девушки обмякло. Мора держала её ещё несколько долгих, страшных секунд, а затем с брезгливостью отбросила безжизненное тело на пол, как сломанную куклу. Исла упала у ног Лиры. Её глаза остались широко открытыми, в них навсегда застыл немой ужас. Мора повернулась к оцепеневшей Лире. Её лицо было по-прежнему искажено злобой, но теперь в нём появилось и мрачное торжество. Она наклонилась, её голос стал тихим, ядовитым шёпотом у самого уха Лиры. — Теперь ты поняла? — прошипела она. — Любая доброта к тебе будет наказана смертью. Любая попытка помочь тебе закончится вот так. Ты принадлежишь мне. Лира не слышала её. Она опустилась на колени рядом с Ислой, её взгляд был прикован к мёртвому лицу девушки. Она протянула дрожащую руку и коснулась её ещё тёплой щеки. Ничего. Пустота. В этот момент в Лире что-то сломалось. Окончательно и бесповоротно. Тонкая нить, связывавшая её с реальностью, с чувствами, с надеждой, оборвалась. Боль, ужас, горе — всё стало каким-то далёким, нереальным, будто происходило не с ней. Она смотрела в стекленеющие глаза Ислы, а мир вокруг растворялся, превращаясь в серый туман. Мора постояла над ней ещё мгновение, затем, не сказав больше ни слова, развернулась и вышла, оставив Лиру наедине с её горем и мёртвым телом единственного друга. Через какое-то время в комнату вошли стражницы. Они безразлично схватили тело Ислы за ноги и выволокли из покоев. Лира не двинулась, не издала ни звука. Она продолжала стоять на коленях посреди комнаты, глядя на то место, где только что лежала Исла. Она больше ничего не чувствовала. Ни голода, ни холода, ни страха. Все эмоции выгорели дотла, оставив после себя лишь пепел. Внутри неё образовалась бездонная, тихая пустота. Она была одна в темноте своей опустошённой души, в царстве безразличия, где даже смерть казалась слишком далёким и бессмысленным избавлением. Свет внутри неё погас.

***

Она проснулась от холода. Тело, застывшее в неудобной позе, болело тупой, ноющей болью, которая расползалась по мышцам, проникала под кожу. Лира не открывала глаз, не двигалась, прислушиваясь к тишине. Окна не пропускали ни звука, ни проблеска света. Комната была погружена в кромешную тьму, и эта тьма казалась осязаемой, тяжелой. Она чувствовала, что сливается с ней, становится её частью. Память о прошлой ночи не приносила ни боли, ни ужаса. Всего лишь пустоту. Глубокую, всепоглощающую. Чувства, которые когда-то наполняли её, казалось, утекли, покинув тело, оставив его пустой оболочкой. Там, где раньше был гнев, ненависть, боль, теперь была только безжизненная, серая пустыня. Она повернулась на спину. Взгляд её застыл на потолке, где не было ничего, кроме черноты. Она больше не искала в этой тьме спасенья, не ждала, что кто-то придёт. Она перестала ждать. Перестала надеяться. Дни перетекали в ночи, и ночи снова становились днями, но Лира больше не различала их. Она существовала в каком-то безвременье, где не было ни начала, ни конца. Её тело получало пищу, но она не чувствовала вкуса. Ей приносили воду, но она не ощущала прохлады. Ей сменяли одежду, но она не замечала прикосновения к телу. Её мир сузился до размеров этой комнаты. Эта комната стала её вселенной, её тюрьмой. А её собственное тело — всего лишь вместилищем для безразличия и пустоты. Мора больше не приходила. Возможно, ей надоела эта игра, где нет ни сопротивления, ни слёз, ни ненависти. Когда ее снова переодевали поставив перед зеркалом, Лира увидела в отражении на тёмном стекле окна своё лицо. Оно было бледным, заострившимся, с тёмными кругами под глазами. Глаза были пустыми, лишёнными блеска, похожими на два тёмных колодца, в которых не было ни единой капли воды. Это лицо, это отражение не вызывало у неё никакого отклика. Она не узнала себя. Это было чьё-то чужое, незнакомое лицо, которое отражало только одно — смерть. Не физическую, но нечто гораздо более страшное. Смерть души. Она прикоснулась к холодному стеклу. Ей хотелось разбить его, чтобы увидеть, что там, за пределами этой комнаты. Но у неё не было сил. Рука опустилась. Она отвернулась, и снова погрузилась в темноту, где не было ни боли, ни страха. Только безразличие. Лира перестала чувствовать что-либо. Боль утихла, но не принесла облегчения, а лишь растворилась в общем океане безразличия. Страх исчез, уступив место полной апатии. Надежда давно умерла, и ее место заняла пустота, бездонная и непроницаемая. Казалось, что вместе с Ислой умерла и ее душа, оставив лишь пустую оболочку, механически выполняющую необходимые действия. Воспоминания о Алии старались и теперь казались сном… Первые недели во дворце Алии были не чем со всем что произошло с Лирой во дворце Моры. Иногда, по вечерам, в ее комнату входила Мора. Пыталась заговорить с девукой но Лира не реагировала. Она сидела как мертвая, ее глаза смотрели в никуда, не выражая ничего, кроме полной пустоты. Мора поняла, что от пережитого, душа Лиры действительно умерла, и теперь перед ней лишь безжизненная кукла, не способная чувствовать ни боли, ни удовольствия. Лира продолжала существовать в этом замке-гробнице, день за днем, ночь за ночью, словно тень самой себя. Время потеряло свой смысл, дни слились в бесконечную серую массу ожидания ничего. Она перестала ждать спасения, перестала надеяться на избавление. Ее душа, казалась, умерла и теперь ей оставалось лишь доживать свой век в золотой клетке, вечным памятником победы Моры и поражения Севера.