Потерянное эхо

      Легко сказать “Никто, кроме неё.” Но ведь Ут-Кызы Тидесбалу нужно ещё найти и уговорить помочь, а в том, что бывшая лисентирин согласиться участвовать в авантюре майстерин после всего произошедшего, Рубидия сильно сомневалась. Ут-Кызы, конечно, отличалась крайней хаотичным и непредсказуемым нравом, но должна же даже у неё иметься гордость! После того, как майстерин Гаусс не допустила собственную лисентирин до защиты, та вполне могла затаить на наставницу справедливую обиду.       И всё-таки стоило попытаться. Рубидия не могла отступить и обязана была использовать любой, даже призрачный шанс помочь Эрсину, и потому собиралась попытать счастья и поговорить с Ут-Кызы. Только вот где следовало её искать? Ни адреса своей бывшей лисентирин или её семьи, ни имён её родственников майстерин Гаусс не знала и понятия не имела, где их искать. Да и бессмысленными казались подобные поиски глубокой ночью, когда все уже спят, и даже телефонную книгу ни у кого не попросишь.     Тяжело вздохнув, Рубидия опустилась в кресло, обхватила голову руками. Самое лучшее, что она могла сделать прямо сейчас – это успокоиться, а потом хотя бы немного поспать. С утра уже можно будет обращаться в справочную, искать фамилию бывшей лисентирин по телефонным книгам или расспросить о ней других юлчылар – Рубидия много раз слышала, что странствующий народ всегда и всё друг о друге знает, и любой юлчылар и любая юлчыларка, приехав в совершенно незнакомый город, всегда может рассчитывать на помощь соплеменников. Вот только не откажутся ли они отвечать чужачке, опасаясь за благополучие Ут-Кызы? Кто знает…     Всегда удобное и мягкое кресло сейчас раздражало, и Рубидия встала, рассеянно пошла на кухню, вытащила свою коробку с заварочными принадлежностями, коснулась пакетиков и мешочков с чайными и травяными сборами, вытащила один наугад. Медленно опустила глаза, чтобы рассмотреть добычу. Закатный горный чай. Невзрачный в сухом виде, но при заваривании светлый, почти прозрачный и деликатно пахнущий цветами, не перебивавшими собственный вкус и запах чайного листа. Его было тяжело достать, и стоил он недёшево, а Илаи, зная о её любви к чаям, каким-то невообразимым образом угадывал вкусы и дарил именно этот сорт. Неловко отшучивался, когда она пыталась намекнуть на то, что это слишком дорогой подарок, и однажды прямо заявил, что прекрасно осознаёт, может ли позволить себе такие траты, чтобы сделать подарок Рубидии или нет. Она никогда не признавалась, какой именно чай любит и насколько приятен ей такой дар именно от него, но за долгие годы дружбы Эрсин хорошо изучил старую подругу и сумел подобрать для неё именно те слова, которые требовались. А сама Рубидия, как оказалось, знала об адмирале гораздо меньше, чем думала.     Майстерин машинально заварила чай, чтобы скоротать ночь и немного успокоиться, и вернулась в своё любимое кресло. Но тонкий аромат и восхитительный вкус в этот раз совершенно её не трогали. Рубидия почти не замечала их, потому что мыслями вновь и вновь возвращалась к Эрсину, раненому и попавшему в плен. А ведь он родом из Сильты… получается, пленили его и вовсе на родной земле. Каково ему сейчас?.. только бы Мейтнер ошибся, и раны Илаи были бы не слишком тяжелы, а Рубидия пока что-нибудь придумает… Крылья… крылья сломаны и тяжелы, в чернильно-синем небе над Сильтой серые полотнища видно очень хорошо… Если авиар упадёт, то разобьётся. Повезёт – не смертельно, но плен иногда хуже смерти… А ведь Эрсин и его импланты даже без ментальной магии могут открыть врагу слишком много секретов…     Рубидия сама не заметила, как пригрелась в кресле и уснула, чтобы беспокойно и рвано проспать до позднего зимнего рассвета.          Наутро тянущая боль в спине и шее стала первым, что ощутила майстерин Гаусс при пробуждении. После сна в кресле она совершенно не чувствовала себя отдохнувшей, но усилием воли заставила себя подняться, допить остывший чай, прибраться на кухне и привести себя в порядок. Конечно, глубокие тени-синяки под глазами полностью не скрыть даже слоем пудры, но придать себе и своему лицу не столь помятый и даже относительно приличный вид, расчесать и уложить кудри, одеться удобно Рубидия сумела и надеялась, что юлчылар сочтут её достойной доверия. Она всё же решила начать поиски не со справочной, а с расспросов странствующего народа, и потому отправилась в ближайший юлчыларский квартал.     Строго говоря, эти несколько улиц, как и парочка подобных мест по ту сторону фьорда и Северных врат в его устье, никак не отделялись от остального города и не являлись настоящим кварталом. В Эллери давно уже не было никаких писаных или неписаных границ, которые бы запрещалось пересекать юлчылар. Сами же представители странствующего народа давно уже отошли от кочевых обычаев предков, не имели ничего против соседства с кем-либо и не мешали чужому стремлению поселиться рядом с ними, в соседнем доме или квартире. Правда, не у каждого получалось жить в окружении немногословных женщин в звенящих украшениях и мужчин с закрытыми лицами, говорящих на чужом и совершенно непонятном языке, поэтому так уж получалось, что рядом с юлчылар обычно селились лишь их соплеменники. Улицы, занятые юлчылар, постепенно обрастали лавочками, в которых всем заправляли хозяйки в богатых уборах и тяжелых серьгах, дома украшались цветной росписью, рядом с ними выращивали изгороди – ох уж эти живые изгороди, за которые странствующий народ всегда воевал с городскими властями! Ут-Кызы говорила, что, согласно их традициям, у дома всегда необходимо возвести изгородь, лучше всего – вырастить живую. Но из-за колючих изгородей, частично скрывавших фасады домов, Рубидия чувствовала себя в юлчыларском квартале неуютно, будто и впрямь зашла на враждебную территорию, где была незваной и даже опасной гостьей. Правда, вскоре она приметила нескольких детей, игравших неподалёку – судя по открытыми лицами и длинным растрёпанным косичкам, девочек, хотя в своём предположении майстерин Гаусс сомневалась. Ребятишки носили пёстрые шаровары, длиннополые курточки и мягкие шапочки, совершенно непохожие на тюбетейки юлчыларских студенток, но к Рубидии отнеслись со сдержанным интересом и после осторожной просьбы указали ей на кунак йорты – так юлчылар называли свои постоялые дворы, где обычно жили их странствующие соплеменники, хотя тем же друидам, как рассказывала Тидесбала, при необходимости предлагали останавливаться здесь же. “Нет-нет, это не гостиница, мы не берём со странниц деньги!” – как наяву услышала Рубидия и тут же поморщилась от воспоминаний. Постучавшись, она толкнула дверь, переступила было порог, но вспомнила, как бывшая лисентирин и другие юлчыларки, входя в помещение, поднимали руку, чтобы коснуться дверного косяка, и попыталась повторить жест. Возможно, получилось не слишком убедительно и правильно, но хозяйку её попытка устроила, и статная полноватая женщина в звенящих подвесках – вполне мастерски сделанных артефактах, как заметила Рубидия, лишь взглянув на эфирные потоки в переплетении стальных колец и цепочек, – на вопрос о юлчыларской артефакторше по имени Ут-Кызы Тидесбала скупо поведала о мастерице, живущей на той стороне фьорда, вдали от большинства людей из странствующего народа. Рубидии почудилось, что юлчыларка почему-то осуждала Тидесбалу, но всё-таки объяснила, как найти её.     День уже клонился к вечеру, и вездесущий туман понемногу синел и густел, когда Рубидия наконец добралась до противоположного берега и отыскала домик Тидесбалы, расположенный на краю улицы, совершенно обычной и деймарской на вид. Странствующий народ обычно старался выделить взрослым достойным дочерям отдельное жильё, если те не отправлялись учиться или работать в другой город. Да и артефакторикой и плетеными украшениями Тидесбала, кажется, зарабатывала достаточно, чтобы поддерживать семью, потому ей и помогли с приобретением небольшого домика, в котором можно было оборудовать даже свою собственную полноценную мастерскую. Не в центре Эллери, конечно, но Нордштадт – район хороший и спокойный, да и коллегия расположена недалеко. Правда, почему её поселили в таком отдалении от остальных юлчылар, аж через несколько улиц от остальной общины, Рубидия не понимала.     На первый взгляд, жилище Тидесбалы отличалось от обычных домов только небольшим количеством росписи на дверном косяке и оконных рамах, в отличие от узоров в юлчыларском квартале, однотонной и сдержанной – охранные знаки, что ли? – и любимой юлчыларской изгородью. Правда, если в общине за изгородями следили, ровняли их и не давали колючему кустарнику давать поросль, то у Тидесбалы растениям была предоставлена полная свобода, которой они и пользовались. Впрочем, дальше нескольких ладоней от материнского куста растительность не лезла, и Рубидия не сомневалась, что здесь не обошлось без эфирного воздействия. Зато дикая изгородь Тидесбалы цвела, тут и там среди жёсткой листвы и острых шипов виднелись гроздьи мелких белых звёздочек, которые распространяли вокруг себя тонкий чарующий аромат.     Цветы зимой?! Похоже на какую-то друидскую магию…     Приглядевшись к рисункам на косяке и к двери, майстерин обнаружила среди резьбы и краски чуть заметные переливы эфира. Выходит, орнаменты юлчылар были не просто украшением. Любопытно…     Заметив узенький проём в изгороди, Рубидия ринулась в него, но ожидаемо зацепилась за колючие ветви и осыпала себя снежным водопадом лепестков, пытаясь освободиться. Запах потревоженных цветов накрыл её душистым облаком, настолько плотным, что у майстерин Гаусс на миг закружилась голова и потемнело в глазах. На миг она забыла, где она и зачем вообще пришла, но помотала головой, стряхивая с себя наваждение, и решительно шагнула вперёд. Стоило ей лишь шагнуть на крыльцо и протянуть руку к звонку, как дверь распахнулась, заставив Рубидию отшатнуться.     – Ой, майстерин, здравствуйте! – Этот голос с мягким акцентом и страноватой, иногда нарочито яркой и потому чуть насмешливой интонацией она узнала бы из сотен и тысяч прочих. Манера говорить у Ут-кызы Тидесбалы была неподражаемой, под стать самой длиннокосой юлчыларке, невысокой, но крепкой, с женственно округлыми и широкими бёдрами, затянутой широким вышитым поясом стройной талией да таинственным демоническим огоньком в двойных синих глазах, обрамленных пушистыми чёрными ресницами. – Вы по старой памяти или за каким-то делом? Быть может, задумали артефакт, но не хотите сами его делать? Так я никому не скажу, что он не ваших рук, если что…     – Здравствуйте, Ут-Кызы, – только и смогла вымолвить Рубидия, поражённая её натиском и легкомысленной незлобливостью. Несколько месяцев прошло, а Тидесбала ничуть не изменилась. Те же тёмные сине-фиолетовые шаровары, высокие мягкие сапожки, очередная расшитая защитными орнаментами яркая жилетка поверх нижней рубашки с глубоким разрезом на груди, игриво не скрытым украшениями или воротом платья. Те же колокольчики в чёрных косичках, то мелодично позвякивающие, то неестественно тихие. – Не думала, что приду к тебе, но…     – Но пришли. В чём же дело?     Юлчыларка ухитрилась поставить её в тупик одной фразой. И как тут быть?     Только уходить от прямого ответа с помощью истины. По крайней мере, в начале разговора.     – Мне до сих пор не верится, что ты вообще меня пустила и согласилась общаться. Особенно после всего произошедшего.     – Ах, майстерин, услышала, что кто-то мою изгородь штурмует, решила проверить, а тут вы. Ну и как было не пустить? Вы же не чужой человек, да и не поздним вечерком под Нардуган ко мне заглянули. Тогда бы точно не пустила, а так почему бы нет? – усмехнулась Ут-Кызы, явно наслаждаясь её замешательством.     – Нардуган? – переспросила Рубидия, пытаясь понять, слышала ли она когда-то это название или нет. Будто бы слышала, возможно, как раз от самой Тидесбалы…     – Майстерин, я же вам рассказывала, – мягко упрекнула её юлчыларка, но колокольчики в её косичках, кажется, звякнули укоризненно. – Нардуган это день после самой длинной ночи, когда год рождается заново. А Нардуганская ночь – ночь, в которой нет счёта времени, и все явыз кёч… ай, как бы это по-вашему правильно сказать… все создания, которым ваш Творец запретил свободно разгуливать по земле, веселятся за целый год.     – Нечисть, что ли? – нахмурившись, предположила Рубидия. Хотя сказать, что это существа, которым не место на земле… ну, не очень правильно. Не любую нечисть вообще можно считать в полной мере живой. Сгустки эфира, которые усложнились до способности копировать людей или обрели квазисознание, тоже считаются нечистью. Но что у них общего с человеком, чья эфирная структура тела повреждена, чаще всего – необратимо, и потому он не может существовать без лечения и притока эфира извне? А ведь и тех, и других, несмотря на различие природы и происхождения, именуют нечистью и опасаются одинаково.     – Да, нечисть, точно, – кивнула Рубидии юлчыларка и поманила её к себе: – А вы заходите, не стесняйтесь, вы же всё-таки не нечисть… На улице темно и противно, а у меня дома тепло и есть чай.     Всё ещё слегка смущённая, майстерин Гаусс осторожно переступила порог, запоздало коснулась рукой притолки по обычаю странствующего народа и оказалась в уютной прихожей. Рубидия думала, что внутри дома юлчылар должны выглядеть столь же экзотично, как и снаружи, но Тидесбала явно была не самой обычной представительницей своего народа и свой дом обустраивала, руководствуясь только собственными вкусами. Обычный шкаф для одежды, светлые обои, полка для обуви – вот только неброские сапожки, стоящие на ней, были непривычного для Рубидии кроя, да и по узорам на них, выполненных металлизированной нитью, струились слабенькие потоки эфира.     – Проходите же в гостинную, майстерин, не стойте на пороге, – насмешливые нотки в голосе Тидесбалы заставили Рубидию смутиться. Она сняла пальто и дорожные сапоги, почти незаметные под широкой тёмно-красной юбкой, осторожно шагнула в коридорчик, на стенах которого висели какие-то листы с красивыми крупными надписями, сделанными тушью на незнакомом Рубидии языке.     Гостинная выглядела почти обычно. Простая, но добротная мебель, мягкое кресло с пледом, ковёр и крупные подушки, книги, составленные в шкафу и небрежно брошенные на стол или даже на пол рядом с креслом. И тонкий аромат каких-то цветов, пробивающийся через благовония и запах травителей для металла, знакомый любому артефактору. Рубидия без труда могла представить, как Тидесбала приглашает сюда гостей или обсуждает особенности заказанного артефакта или простого украшения с клиентами, чтобы озадачить их неформальностью обстановки. Это было бы вполне в духе Ут-Кызы.     Пока майстерин осматривалась, взгляд её привлекло окно, захваченное странным растением... или несколькими растениями сразу. Над жёсткими ярко-зелёными листьями перемешались корни, мелкие листья, стебли и ярко-фиолетовые, блестящие цветы причудливой формы. Красивое создание, но странное и очень беспорядочное.     “Под стать хозяйке,” – мысленно хихикнула Рубидия, внешне оставаясь невозмутимой.     – Майстерин, вы будете пить чай? – окликнула её Тидесбала, уже держа в руках небольшой поднос с чайником и двумя пиалками. – Я его как раз заварила, а вы так вовремя заглянули…     – Простите, Ут-Кызы, но я, наверное, откажусь. – Хотя запах напитка казался весьма интересным, Рубидия не чувствовала, что вправе пользоваться гостеприимством бывшей лисентирин. Не после всего, что произошло между ними в прошлом году…     Поставив поднос на ковёр рядом с креслом и окном, Тидесбала в ответ пожала плечами.     – Как хотите, майстерин. А я чай всё равно буду.     Она сдёрнула с кресла плед, подтянула к себе пару подушек и уселась прямо на ковёр.     Рубидия промолчала, не решаясь последовать её примеру, но под внимательным взглядом подошла к креслу и опустилась на краешек. Как назло, заметила на тёмно-красном подоле юбки брызги грязи, и оттого майстерин стало совсем неловко и стыдно перед юлчыларкой. Они обе молчали, пауза затягивалась, и Рубидия, желая прервать напряжённое молчание хоть чем-нибудь, обернулась к подоконнику.     – Что это за растение? – указала она на фиолетовые цветы-мотыльки.     – Которое? – резко обернулась Тидесбала, и косички под перезвон колокольчиков скользнули по её спине чёрными змейками. – А, это орхидея. Красивая?     – Очень, – искренне кивнула майстерин. – Ут-Кызы, похоже, вы очень любите фиолетовый цвет.     – Люблю до безумия. Но это всё равно не самый удивительный экземпляр в моей скромной коллекции, – усмехнулась Тидесбала и поманила майстерин к соседнему окну. – Вот, смотрите, тут у меня кое-кто поинтересней. Настоящая ниханьская орхидея-фууран!     Юлчыларка указала на небольшой кустик, посаженный в широкий горшок на вершине моховой кочки. Жёсткие узкие листья, растущие внахлёст друг на друга, изгибались серпом, их покрывали широкие жёлтые пятна.     – Кажется, ей не очень хорошо, – осторожно заметила Рубидия, намекая на нездоровую желтизну цветка, но Тидесбала отмахнулась от её слов.     – Если вы про цвет листьев, то нет, всё в порядке, эта орхидея и должна растить двухцветные листья. Знаете, как называют такую окраску в Ни-Хань? “Полосы тигра”, потому что листочки и сами растения как будто становятся полосатыми. Но я думала, что вы несколько внимательней. Присмотритесь же к ней, ну? Видите?     Несмотря на восторженное щебетание бывшей лисентирин, Рубидия никак не могла понять, что именно она должна заметить. В растениях она разбиралась слабо и с трудом отличила бы, наверное, цветок кактуса от какой-нибудь особо экзотичной питомицы Тидесбалы.     – Не заметили? – разочарованно поймала взгляд Гаусс юлчыларка и тяжело вздохнула: – Майстерин, ну посмотрите же на потоки эфира!     Рубидия подчинилась, всмотрелась в текущий через растение эфир и чуть заметно нахмурилась. Удивительное дело: потоки, как и положено, текли через растение и все его боковые розетки, проходили через корни и листья, но не рассеивались, а тонкой паутиной тянулись куда-то вдаль.     – О, теперь вы видите, – довольно подытожила Тидесбала и тут же ответила на вопрос, который майстерин даже не успела задать: – У этой фууран потоки эфира идут от материнского растения ко всем дочерним розеткам, даже если их отделить и посадить отдельно. Представляете, все кустики такой фууран связаны в единую эфирную сеть!     – Ну, а если новая орхидея вырастает из семян, связь должна нарушиться. Семена обязательно имеют замкнутый эфирный контур, который изолирован от внешних потоков, – возразила ей Рубидия.     Но юлчыларка не собиралась сдаваться.     – Именно эта разновидность фууран семенами не размножается. Она абсолютно стерильна и не даёт завязи. Именно поэтому все отдельные растения этой формы, которые существуют или когда-либо существовали, связаны друг с другом и с тем самым первым кустиком, выращенным для ниханьского императора две с лишним сотни лет назад.     Интересная флуктуация, закреплённая искусственным отбором. Но зачем ниханьским императорам подобные цветы? Фууран Тидесбалы выглядела не слишком симпатично, и Рубидия не могла не отметить, что совершенно не понимает ниханьские представления о прекрасном и полезном.     А Ут-Кызы тем временем продолжала растекаться в похвалах орхидейному уродцу.     – Представляете, в Ни-Хань верят, что эти цветочки могут защищать своих хозяев от бед и болезней. Поэтому фууран можно было разводить очень немногим людям. Такого полосатика, например, могла получить только любимая императорская наложница в дар от своего покровителя.     Откуда Тидесбала всё это знает? И как ей достался этот кустик, если его хозяйкой стать так сложно? Поверить, что одновременно с учёбой и почти круглосуточной работой в лаборатории Ут-Кызы была любимой наложницей ниханьского императора, Рубидия не могла. Не могла – даже несмотря на то, что речь шла о непредсказуемой и невероятной Тидесбале.     Юлчыларка продолжала радостно мурчать о других фууран, но сама то и дело поглядывала на Рубидию из-под пушистых ресниц с интересом и ожиданием. Нужно было переходить к делу, и майстерин подобралась, дождалась, пока Тидесбала на миг смолкнет, и заявила:     – Ут-Кызы, я благодарна вам за гостеприимство и столь интересный рассказ о ваших прекрасных цветах, но я зашла к вам не потому, что соскучилась.     – Какая жалость, – вздохнула та, – А я-то думала, что вы за меня переживали и потому решили проведать, узнать, как у меня дела, что я делаю после отчисления. Всё-таки я была вашей лисентирин с первого курса.     – И именно поэтому я не сомневалась, что вы приспособитесь к любой ситуации и найдете себя где угодно, – сухо ответила Рубидия, пряча за равнодушием стыд. Это по её решению Ут-Кызы пришлось покинуть лабораторию и университет, так и не став полноправным членом Алой коллегии. А теперь майстерин заявилась к ней на ночь глядя, собирается просить о помощи и потому ведёт разговор, похожий на переправу через замерзший фьорд весенней оттепелью.     – И зачем же вы тогда искали меня? – Вопрос – точно шаг на мокрый лёд.     – Ут-Кызы, мне нужна ваша помощь. – Не для себя, а для спасения жизни и чести Эрсина.     Тидесбала рассмеялась, но в её смехе не было веселья, лишь треск проломленного льда.     – Ах, майстерин, а ведь это из-за вас меня отчислили, – с хитрым прищуром внезапно похолодевших глаз посмотрела на неё Тидесбала, – И на защиту меня не пустили… Вы ведь постарались, верно? Написали заявление, что у меня нет выполненной на должном уровне работы, что мои исследования не имеют фундаментальной или хотя бы прикладной значимости, что они вообще почти не связаны с области интересов Алой коллегии… Я ничего не перепутала?     Рубидия выпрямилась и посмотрела ей прямо в глаза. Холодок во взгляде юлчыларки не шёл ни в какое значение с полярным морозом, которым иногда веяло от Илаи, хотя его отчуждение и не было направлено на Рубидию. Она здесь ради Эрсина Илаи и потому не отступится. Если ей необходимо признать свою вину и извиниться перед Тидесбалой за несправедливость, она это сделает, демоны её дери!     – Да, всё верно, – подтвердила Рубидия. – Я действительно не допустила вас до защиты и до сих пор считаю, что вам следовало хотя бы иногда делать то, что говорит научный руководитель, а не только то, что вам самой хочется. От своих слов я и сейчас не отказываюсь…     – Ну, если бы вы от своих слов отказались просто потому, что вам нужна моя помощь, я бы вас уважать перестала. Предпочту переубедить и победить вас в честной научной дискуссии, – фыркнув, перебила её Тидесбала, но стушевалась под взглядом майстерин и посмотрела на неё чуть виновато: – Хорошо-хорошо, я молчу и слушаю.     Рубидия чуть заметно вздохнула и потёрла левый висок: Ут-Кызы была неисправима и всё столь же хаотична в своих чувствах и действиях.     – Ут-Кызы, я по-прежнему считаю, что ваши эфирно-полевые эксперименты имеют больше отношения к теоретической физике, чем к артефакторике. Тем не менее, я признаю, что поступила с вами несправедливо, лишив шанса защититься и получить майстерскую повязку. Простите меня, Ут-Кызы, я была неправа.     Рубидия замолчала, переводя дух и ожидая реакции своей бывшей лисентирин, но та тоже не проронила ни слова вопреки своему обыкновению. А ведь когда-то казалось, что молчать Тидесбала вовсе не умеет.     – Я хотела предложить вам помощь с восстановлением в университете, я сама придумаю, как привести вашу работу в соответствие с формальными критериями, принятыми коллегией. А ещё я готова участвовать в проработке математического аппарата, если ваши эксперименты завершатся успехом.     – Вы ведь лучшая теоретесса… – глухо и как-то потерянно проронила Тидесбала.     Рубидия обернулась к юлчыларке, которая сидела, сжимая в руках пиалку.     – Вы же сами всегда предпочитали расчеты и математику, предпочитали работу с общими принципами подгонке случайных образцов под возможное применение… – произнесла она, но взгляд от остатков чая так и не подняла, – а вместо этого думали о критериях и требованиях коллегии. Почему?..     – Потому что для того, чтобы менять систему, надо стать кем-то, кого эта система очень уважает, – тихо ответила Рубидия.     – Вас уважает. Почему вы хотя бы не попытались? Вы же так и не опубликовали свою идею с эхом. – Тидесбала было одной из немногих, кто знал о теории эфирного эха, но при этом она хоть как-то понимала предполагаемую физику явления и ничуть не осуждала майстерин, хоть и позволяла себе шутить на эту тему. Неужели… и впрямь верила?     – У эфирного эха нет даже экспериментального подтверждения, а уж тем более применения в артефакторике.     – Вы слишком волнуетесь за соответствие научной работы формальным критериям, – прошипела Тидесбала, подняла голову и впервые посмотрела на майстерин со злостью, и колокольчики в её косичках звякнули от резкого движения, – а могли бы пойти своим путём. Сменить цвет повязки… фиолетовый всё ещё официально свободен.     – Никто не позволил бы мне основать собственную коллегию из-за одной-единственной неподтверждённой идеи, – непримиримо отрезала майстерин.     – А вы разве пробовали?! – огрызнулась в ответ юлчыларка и тут же сжалась, точно испугалась собственной ярости. – Простите, майстерин…     – Ничего, – вздохнула Рубидия, – но я попробую её доказать, и для этого мне нужна твоя помощь. Со своей стороны обещаю всеми возможными способами содействовать твоей скорейшей защите по той теме, которую ты выберешь сама.     – Даже по использованию эфирных возмущений для перемещения в пространстве? – вскинулась юлчыларка под перезвон колокольчиков. – Что такого? Это вроде близко к вашему эфирному эху, может, у вас так практическое применение появится.     Да, появится, только не для перемещения в пространстве, Рубидия была в этом уверена, но пока решила не спорить с Тидесбалой.     – Только если удастся осуществить это ваше перемещение, Ут-Кызы. Если все эксперименты провалятся или не получится хоть как-то привязать его к артефактам, вам придется искать другую тему. Согласны?     Она протянула ей руку, несмотря на поднявший голову страх, что Тидесбала засмеётся ей в лицо, но оттолкнёт протянутую руку.     – Почему бы и нет, – усмехнулась юлчыларка и стиснула ладонь Рубидии в своей. – Сдаётся мне, случилось что-то очень важное и интересное, раз вы пришли ко мне, и видят Мать-Земля с Отцом-Небом, я безумно хочу поучаствовать в этом приключении.