АРВИ

Утро в доме Виктора началось не с привычной тишины, а с гулкого стука и грубых голосов. Мать, сияя каким-то нездоровым, лихорадочным блеском в глазах, суетилась, указывая мужикам в комбинезонах, куда ставить новый, огромный плазменный телевизор, перекрывавший полстены. Рядом стояли коробки с дорогой бытовой техникой, пахло новым пластиком и деньгами – большими, неожиданными, грязными. Она была помешана, оторвана от реальности, болтая по телефону и заказывая что-то еще, совершенно не замечая ни мужа, растерянно жующего бутерброд на кухне, ни близнецов, носившихся по второму этажу с визгом. Виктора разбудил грохот. Он одевался в своей комнате, пытаясь заглушить шум музыкой, но тревожный колокольчик уже звонил где-то в глубине сознания. Выйдя в коридор, он наткнулся на визжащих близнецов. – Вы чего тут носитесь? Почему мама в садик не собирает? – спросил он, пытаясь перекричать гам. – Доброе утро, братик! – закричал один, подпрыгивая. – Мама сказала сидеть тут, пока ремонт! – Какой ремонт? – Виктор нахмурился. Они только въехали. Денег на ремонт не было. И быть не могло. – Большие дяди ей дали денежек! Много-много! – выпалила вторая. – Мы сначала испугались тех дядь, которые маму вчера... – Хватит нести чушь! – резко оборвал их Виктор, чувствуя, как по спине пробежали ледяные мурашки. Он отшатнулся от них, будто от чего-то заразного. В голове всплыло вчерашнее сообщение Артема: "Мама больше ничего не говорила?" И его же ответ: "Неа, она радостная ходит..." Осознание ударило, как обухом. Холодный, липкий ужас сковал горло. *Нет. Не может быть. Не он. Я не так понял...* – лихорадочно метались мысли, пытаясь найти другое объяснение. Но факты били в лицо: новые вещи, деньги, которых не было, "большие дяди"... Кто еще? Кто еще в его мире обладал такими деньгами и такими "дядями"? Кто еще был так одержим им, чтобы влезать в его семью? *Артем.* Имя прозвучало в мозгу с ледяной ясностью. Он купил ее. Купил ее молчание. Вот почему она "радостная". Вот почему она "забыла". Его сердце сжалось в ледяной ком. Воздух перестал поступать в легкие. *Он сделал это. За моей спиной. Ни слова. Как будто я вещь, которую нужно обслужить, а не человек с чувствами!* Ярость, дикая, слепая, мгновенно вытеснила страх и холод. Он не стал тратить время на мать, на ее жадное сияние среди коробок. Он рванул с места. Спотыкаясь о пороги, сбивая плечом дверные косяки, он вылетел из дома, как выпущенная из лука стрела. Бежал по улице, не чувствуя асфальта под ногами, не видя ничего, кроме красной пелены ярости перед глазами. *В школу. К нему. Сейчас же.* *Школьный коридор.* Звонок на урок уже прозвенел, коридоры опустели. Виктор влетел, согнувшись пополам, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. И тут же увидел его. Артем стоял у окна, что-то листая в телефоне, расслабленный, ждал Виктора. Он поднял голову, увидев Виктора, и его лицо мгновенно отразило тревогу. – Эй! Тюш! Что с тобой? – Он шагнул навстречу, протянув руку. Ответом был взгляд. Виктор выпрямился. Его глаза, обычно теплые, как осеннее солнце, были черными, безумными, полными такой ненависти и боли, что Артем инстинктивно отшатнулся. Виктор вскинулся, как дикий зверь. Он вцепился в рукав Артема мертвой хваткой, швырнул его с нечеловеческой силой на бетонную стену коридора. Артем грохнулся спиной, воздух с хрипом вырвался из его легких, плечо пронзила острая боль – ткань футболки протерлась, кожа содралась о шершавую поверхность. Он вскрикнул, хватаясь за ушибленное место. – Сейчас... – Виктор навис над ним, его дыхание было тяжелым, прерывистым, как при панической атаке. Голос хрипел, срывался. – ...ты будешь... отвечать мне... только ПРАВДУ. – Его рука впилась в горло Артема. Пальцы сжались с такой силой, что хрящи хрустнули. Артем захрипел, глаза полезли на лоб от нехватки воздуха, он инстинктивно схватился за руку Виктора, но не бил, не сопротивлялся всерьез. Вина парализовала его. Виктор держал так несколько секунд, глядя, как синеют губы Артема, потом отшвырнул руку, оставив на его шее четкие, багровые отпечатки пальцев, похожие на кровавые ожоги. – Ты... – Виктор еле выговаривал слова, задыхаясь. – ...дал деньги... моей маме? – Каждое слово было ледяной иглой. Молчание. Густое, давящее, как предгрозовая туча. Лампочка в коридоре мигала, бросая на их лица мертвенные, прыгающие тени. Артем смотрел на Виктора, его глаза были огромными от страха и непонимания. Он открыл рот, но не смог выдавить звук. – Я СПРАШИВАЮ, ЭТО БЫЛ ТЫ?! – Виктор занес кулак. Сжатые костяшки побелели, вена на виске вздулась, пульсируя. Голос сорвался на дикий вопль, эхом разнесшийся по пустому коридору. – Я-я... – выдавил Артем, весь дрожа как осиновый лист. Его голос был слабым, потерянным.*Как он узнал? Я же велел быть осторожными! И почему он так злится? Я хотел помочь! Помочь ему!* – Ты что, БОГ?! – Виктор зарычал, его лицо исказила гримаса бешенства. Слюна брызнула изо рта. – Ты решил, что можешь РАСПЛАЧИВАТЬСЯ ЗА МОЮ ЖИЗНЬ?! Моя мать – стерва, но она МОЯ! Ты купил ее молчание?! Ты думаешь, твои ГРЯЗНЫЕ ДЕНЬГИ решат то, что ты для них – ПОЗОР?! Ты сделал меня ПРОСТИТУТКОЙ в их глазах! ПРОДАННОЙ ШЛЮХОЙ! – Его крик был полон такой унизительной боли, что Артему стало физически плохо. Он съежился. Глаза Виктора стали абсолютно черными. Ни искры света. Только буря ненависти и разрушения. – Либо... – Виктор говорил сквозь стиснутые зубы, каждый звук – как удар ножом, – ...либо я разнесу тебя тут в кровавое месиво, либо ты сейчас же вызываешь своих сраных подкупленных мужиков, и мы едем к тебе. Сейчас. Поговорим там. Если твои дорогие родители, конечно, не дома? – Последняя фраза была ядовито-едкой. Он не знал правды. Артем смотрел в пол. Мир плыл. Его тошнило от напряжения, страха и полного непонимания, *что же он сделал не так?*. Но спросить он боялся. Боялся пошевелиться. Боялся этого взгляда. – Родители... – он проглотил комок в горле, – ...их... сегодня нет дома... – Голос сорвался на писк. Дрожащими, не слушающимися пальцами, которые с трудом попадали по экрану, Артем достал телефон. Все номера вылетели из головы. Остался только один. Родной. Денисыч. Он набрал. Гудки. Казалось, прошла вечность. – Да, Босс, – раздался наконец спокойный, привычный голос. – Срочно... – Артем еле выдохнул, голос дрожал, – ...приезжай к школе. – Сбросил. Не в силах сказать больше. Виктор стоял, сжимая голову руками, как будто пытаясь сдержать взрывающийся череп. Вены на висках вздулись, пульсируя темной кровью. Его взгляд, полный немой угрозы, выжимал из Артема все соки. Артем не узнавал его. Это был тот же взгляд, что и в их страшную ссору после разоблачения, только в тысячу раз хуже. Виктор тяжело дышал, челюсти были сжаты так, что казалось, зубы вот-вот треснут. Он боролся с собой, чтобы не наброситься снова, не превратить коридор в бойню. Как только за окном послышался знакомый рык двигателя, Виктор снова схватил Артема. Не за руку – за шиворот футболки. Грубо поволок его к выходу. Артем спотыкался, едва успевая за его бешеным шагом. К воротам подъехал черный внедорожник Денисыча. Виктор, не дожидаясь, пока тот выйдет, распахнул заднюю дверь и запихнул Артема внутрь. Сам ввалился следом. Денисыч, только поворачивавшийся с вопросом, замер. Его опытный взгляд мгновенно сфокусировался на Артеме. На его лице. На том же выражении абсолютного шока, страха и беспомощности, которое он видел много лет назад... в ночь, когда убили родителей Артема. По спине Денисыча пробежал холодок. Он видел такие ссоры. Знакомые, родовые. Он молча развернулся, вдавил педаль газа. Машина рванула к особняку. В салоне висела гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Виктора и едва слышными всхлипами Артема. Особняк.Денисыч быстро ввел код, распахнул тяжелую дверь. Его взгляд скользнул по Артему, по руке Виктора, все еще вцепившейся в его футболку сзади. В голове мелькнуло: *Рита так же таскала Дениса за шкирку... когда они ссорились...* Они ворвались в холл, как ураган. Виктор оттолкнул подскочивших было охранников. – ВСЕ УЙДИТЕ С ДОРОГИ! – его рев потряс хрустальные люстры. – НЕ ПОДХОДИТЕ! И НЕ СМЕЙТЕ ВХОДИТЬ В КОМНАТУ, ПОКА МЫ ТАМ! Охрана отпрянула, обменявшись быстрыми, понимающими взглядами. Сцена была слишком знакомой. Они не смели вмешиваться в дела босса. Особенно такие. Виктор, не выпуская Артема, зашвырнул его в ближайшую комнату – кабинет с темными дубовыми панелями. Захлопнул дверь и запер на ключ с громким щелчком. Звук был финальным, как щелчок предохранителя. В полумраке кабинета Виктор снова набросился. Он вжал Артема спиной в холодную деревянную стену, всем весом, лишая воздуха. Его лицо было искажено безумием. – Ты купил их? – шипел он, брызгая слюной в лицо Артему. – Купил МОЮ СЕМЬЮ?! Значит, и МЕНЯ ТЫ КУПИЛ?! Я что, твоя ИГРУШКА?! Дорогая ВЕЩЬ, которую можно КУПИТЬ и КОНТРОЛИРОВАТЬ?! Ответь, тварь! – Он тряс Артема, как тряпичную куклу. – Я... х-хотел как лучше... – попытался прошептать Артем, слезы текли по щекам. – Я не... – ЗАТКНИ СВОЙ ЕБАНЫЙ РОТ! – Виктор взревел. Его терпение лопнуло. Он впился губами в губы Артема. Но это не был поцелуй. Это был укус. Жестокий, карающий. Его язык грубо впихнулся в рот Артема, душа попытку ответа. Одновременно его руки впились в ткань футболки Артема. Раздался резкий звук рвущейся ткани. Он сорвал ее с него, швы лопнули, оголив торс. Артем вскрикнул от неожиданности и унижения. Виктор оторвался, тяжело дыша, слюна тянулась нитью от его рта к губам Артема. Глаза горели адским огнем. – Ты хотел контроля? – прошипел он, голос стал низким, опасным, звериным. – Получай. СЕЙЧАС Я КОНТРОЛИРУЮ ВСЁ. Он грубо развернул Артема лицом к стене, прижал его своим телом так, что тот застонал от боли в ушибленных плечах и спине. Одной рукой он заломил руки Артема за спину, сжимая запястья до хруста. Другой расстегнул свои джинсы и стащил их вместе с трусами до колен. Затем, не глядя, рванул вниз штаны Артема, обнажив ягодицы. Действия были резкими, грубыми, лишенными капли жалости или желания. Только ярость. Только наказание. – Я... не хотел сделать плохо... – заскулил Артем, покорно стоя, не сопротивляясь. Его вина была слишком велика. Он заслужил. Должен понести наказание. *Останови его. Пожалуйста, останови...* – Молчи! – Виктор рявкнул. Ни капли сомнения, ни тени жалости в его голосе. Только холодная, расчетливая жестокость. И он вошел. На сухую. Резко. Грубо. Без подготовки. Целиком. "АААААААААРГХХХХХХХХХХ!!!!" – нечеловеческий вопль боли вырвался из губ Артема. Его тело вздыбилось, как от удара током, затряслось в конвульсивной судороге. Глаза закатились. Это было невыносимо. Как будто его разрывали пополам раскаленным ломом. Слезы хлынули градом. Он забился в тисках Виктора, но тот держал его мертвой хваткой, прижимая к стене. – Вот твоя "помощь"! – орал Виктор ему в ухо, начиная двигаться. Каждое движение было ударом, разрывом, пыткой. Он входил глубоко, жестоко, намеренно причиняя нестерпимую боль. – Вот твои "деньги"! Чувствуешь?! Я НЕ КУПЛЕН! Я БЕРУ САМ! Ты МОЙ! МОЯ ВЕЩЬ! Моя БОЛЬ! Мой ПОЗОР! И я буду делать с тобой ЧТО ЗАХОЧУ! Он долбил его без ритма, без смысла, только с одной целью – причинить боль. Унизить. Наказать. Шлепки плоти о плоть раздавались гулко в тишине кабинета, смешиваясь с дикими воплями Артема и рычанием Виктора. Артем выл от боли, захлебываясь слезами и слюной. Его ноги подкашивались, но Виктор держал его на весу. – АЙ! ВИКТОР! ПРЕКРАТИ! ПРЕКРАТИ! БОЛЬНО! ОЧЕНЬ БОЛЬНО! ААААХ! – он умолял, срываясь на визг. Каждое слово было выстрадано. Но Виктор был глух. Он видел только красное. Чувствовал только свою предательскую боль, свою униженность, и вымещал ее на теле того, кто посмел "купить" его жизнь. Это не был секс. Это было изнасилование. Актом гнева. Утверждением власти. Усвоением урока. Больной, грязной местью. – Кто теперь ГЛАВНЫЙ?! – кричал он, вгоняя себя глубже, чувствуя, как Артем судорожно сжимается вокруг него от боли. – Ты понял, что ты НАТВОРИЛ?! Ты больше НИКОГДА не полезешь в мою семью! НИКОГДА! Артем захлебнулся в слезах. Он больше не мог кричать. Только сдавленные хрипы вырывались из перекошенного рта. Его тело было покрыто холодным потом, дрожало мелкой дрожью. Боль была не только физической. Его предали. Унизили. Сломали. И тем, кого он любил. Тем, кого он хотел защитить. Виктор зарычал, его тело содрогнулось в последнем, яростном толчке. Он кончил глубоко внутри Артема, с коротким, звериным рыком, одновременно впиваясь зубами ему в плечо, до крови. Боль была финальным аккордом унижения. Потом он резко выдернулся. Отступил. Бросил Артема, как ненужную тряпку. Артем рухнул на колени, затем свернулся калачиком на холодном паркете. Его тело тряслось в немом рыдании, разорванная футболка висела лохмотьями, штаны спущены, спина и ягодицы покрыты багровыми пятнами от хватки Виктора. На плече зияли кровавые следы зубов. Он лежал лицом вниз, беззвучно сотрясаясь, захлебываясь слезами и болью. Пустота в глазах была страшнее любого крика. Виктор тяжело дышал, стоя над ним. Он смотрел на это сломленное тело. На кровь на его плече. На следы своих пальцев на шее. На дрожь. Ярость начала отступать, как вода после шторма, обнажая дно – ледяное, пустое, ужасающее. Что он наделал? Что он только что сделал?!Осознание ударило с новой силой, но было поздно. Слишком поздно. Ярость еще клокотала где-то в глубине, не отпуская до конца, но ее уже затмевал леденящий ужас от содеянного. Он опустился на диван, как подкошенный. Смотрел на дрожащий комок на полу. Без слов. Только тяжелое, прерывистое дыхание. И глухая, ледяная пропасть, разверзшаяся между ними. Пропасть, вырытая гневом, предательством и невыносимой болью. Пропасть, в которой тонуло все, что между ними было. Любовь, доверие, тепло – все было растоптано, изнасиловано, оставлено истекать кровью на паркетном полу особняка. Два сломанных человека. Две разбитые статуи. И безмолвие, гуще любого крика.