АРВИ

Варя после тусы вернулась домой не просто растерянной – она была раздавлена. Холодный пот ледяными ручейками стекал по спине, пальцы дрожали, набирая и стирая номер Виктора на телефоне. Она обыскала каждый закоулок зловещего особняка после исчезновения Виктора. Следы растворились, как дым. Надежда, что он дома, была слабым огоньком в темноте ее страха. Но правда... правда была чудовищной и неоспоримой. Ее мозг, острый даже после экстази, собрал пазл: рост, телосложение, походка, властная осанка... И часы. Те самые, уникальные, которые она видела на запястье Артема в школе. Одноклассник. Задира. Богач. Тот, кого Виктор ненавидел всей душой.Это был Зайчик. Артем. Картины всплывали с жестокой четкостью в её голове: его драки в школе с Виктором, унизительные насмешки, ядовитые шутки, холодная жестокость в его глазах...А теперь – уходит за Виктором под маской? Боже... Виктор не знает! Он не знает, кто под маской! Мысль билась в голове, как пойманная птица. Холод пронизал ее до костей. Рассказать друзьям? Поднять тревогу? Рука не поднималась набрать номер. Что, если это... их странные, извращенные отношения? Даже если так – вмешиваться? Стать разрушителем чего-то хрупкого и опасного? Страх, жалость, непонимание сковали язык. Рот на замок. Она решила молчать. Пусть рушатся или строят свою адскую любовь без нее. Но это решение оставило во рту привкус предательства и беспомощности. Ночью в особняке, Артем пролежал рядом с Виктором всего двадцать минут. Но оставаться дольше – безумие. Риск разоблачения витал в воздухе, густом от их общих запахов. С осторожностью, двигаясь как призрак,он поднял спящего Виктора. Тот лишь глухо прошамкал что-то, безвольно обвиснув на его руках. Нести его по темному дому было одновременно мукой и блаженством. Его вес, его тепло, его доверчивая беспомощность – все кричало о принадлежности. Охрана ждала у черного хода. Артем не отпускал Виктора, придерживая его голову во время пути. У дома Виктора - снова тень. Ключи, ловко вынутые из кармана джинсов Виктора, бесшумно открыли дверь. Тихо, как воры, они проходили через спящие комнаты. Артем внес Виктора в его комнату, уложил на кровать, поправил сбившуюся подушку. На миг склонился над ним. Черная ткань маски мягко коснулась лба Виктора. Потом он поднес его руку к своим губам и задержал поцелуй на костяшках пальцев. Дольше нельзя. Он растворился в ночи, как и пришел. Виктор проснулся с ощущением, будто его переехал грузовик. Глаза слиплись от засохших слез или пота, рот пересох, в голове – тяжелая, серая вата. Он узнал потолок своей комнаты. Как? Память вспыхнула яркими, стыдными кадрами: темная комната, влажные губы под маской, жадные поцелуи, переплетение языков, стоны, жар, потеря воздуха, потеря себя... Все было ясно, кроме одного – как он оказался в своей постели. Но этот пробел был мелочью. Мысль пронзила его, острая и сладкая: Он ведь... мог сделать со мной все что угодно. Я был беспомощен. А он... он только целовал. Ласкал. Глубокое, почти болезненное волнение сжало грудь. Я ему нравлюсь... Очень. Я чувствую это всем телом. Дни превратились в унылую череду ожидания. След Зайчика простыл. Надежда Виктора таяла с каждым часом, оставляя горький осадок. *Получил, что хотел? Насладился и свалил?* Мысль грызла изнутри. *Я так и знал. Все это была... игра. Странная, извращенная игра.* В школе Варя избегала его взгляда. Ее улыбки были натянуты, разговоры – поверхностными. В ее глазах читалось что-то тяжелое, невысказанное – знание, которое жгло ее изнутри. Зайчик... исчез.И сам Артем не появлялся даже в школе.Прошла неделя. Потом вторая. Его отсутствие было дырой, которую никто не замечал. Виктор вспоминал Зайчика и думал: Игры в "кошки-мышки" кончились? Надоело? Виктора охватывала ярость, смешанная с отчаянием. Надоели эти подлые, анонимные встречи! Он хотел не маски, а лица. Хотел видеть все сразу, Хотел любоваться им открыто. Но как? Артем метался в особняке. Страх парализовал. Страх увидеть в глазах Виктора не любовь, а омерзение, ненависть, ужас при виде его настоящего лица. Он ведь вспомнит все. Все издевательства, драки, унижения. Мысль была невыносима. Он строил планы: подойти в школе, заговорить, попытаться начать все заново... Но тут же накатывала дикая ревность. К самому себе! К тому, кем он был под маской! А если Виктор разлюбит "Зайчика", после Артема? Если "Зайчик" был лишь фантазией, которая рассыплется при свете дня? Он не мог рисковать. Пока. Школа стала для него запретной зоной. Он исчез. Но ночами он был рабом. Каждую ночь он пробирался в дом Виктора. Каждую ночь он стоял у его кровати, как тень, впитывая его запах во сне, следя за движением глаз под веками, за тихими вздохами. Он жаждал прикоснуться, разбудить, повторить тот поцелуй... Он лишь на мгновение касался края одеяла или пряди волос, а затем исчезал, унося с собой горечь невозможности. А Виктор... горел. Тоска по Зайчику превратилась в физическую боль, в навязчивую манию. Тело требовало того жара, той близости, того потерянного контроля. Перед сном повторялся один и тот же мучительный ритуал. Виктор лежал на спине, дыхание уже сбившееся, учащенное еще до прикосновений.Одна рука судорожно впивалась в простыню, сминая ткань в тугой комок. Другая... медленно, почти нерешительно, скользнула под резинку спортивных штанов. Пальцы начинают трогать горячий, твердый, как камень, член, уже налитый кровью от одних только мыслей. Приди... – мысль пронеслась, влажная и настойчивая. Приди... снова... Пальцы обхватили ствол, сжали. Головка была влажной, скользкой от предсемени. Большой палец провел по уздечке – волна жара прокатилась от копчика до затылка. Виктор застонал тихо, прикусив нижнюю губу, чтобы не крикнуть. Его рука задвигалась вниз-вверх, сначала медленно, смазывая соком всю длину, делая кожу гладкой, горячей. Потом – быстрее. Настойчивее. – Ах...– хриплый стон вырвался сквозь стиснутые зубы. Рука ускорилась до бешеного темпа. Бедра Виктора приподнялись, судорожно упираясь пятками в матрас...Простата пульсировала, посылая волны жара. Слезы выступили на глазах – от стыда, от тоски, от невыносимого напряжения. – ...приди... умоляю... – его шепот был прерывист, губы дрожали. – ...ахх... не могу... скучаю... Дыхание стало хриплым, свистящим.Тело напряглось в дуге. Мышцы живота сжались. Взорвалось белое пламя. Горячая, густая струя вырвалась из него, забрызгав живот, пальцы, простыню. Спазмы содрагали его несколько секунд. Потом – обвал. Он рухнул на спину, грудь болезненно вздымалась, ловя воздух. Рука, липкая и дрожащая, выскользнула из штанов. Тишина. Только стук сердца в ушах и пустота. Глубже, чем прежде. Он чувствовал себя опустошенным, грязным, запертым в клетке и одиночестве. Слезы, уже не от удовольствия, а от отчаяния, потекли по вискам, смешиваясь с потом на подушке. Он снова был один.