«А что ты сделала для меня?»

После того рассказа Артёма мои прежде ушедшие способности к безмерному самокопанию вернулись, и вернулись не одни, а со злобой на пару. Мысли обо всём, что произошло между нами с момента первой встречи, как цунами накрывали голову. Я отчаянно пыталась собрать всё воедино и понять, где и когда я свернула не туда, но быстро осознала: это не только моё дело. Если я вела себя странно или глупо, да даже неправильно — я не одна в этом участвовала, и не я козёл отпущения. Если потасовка была способом от меня избавиться, то почему именно так? Почему Ева не удосужилась позаботиться о том, чтобы я не пострадала? У неё должны быть веские причины выдумать этот цирк и, в целом, на то, чтобы заваривать такую кашу между нами. Никто не заставлял её проявлять взаимность, предлагать компромиссы, в конце концов, быть такой… искренней со мной. Маленький горящий костёр превращался в адское кострище, когда я тщетно пыталась спустить на «нет» и более глубокие размышления о Еве вне контекста этого переполоха. На вопрос, нравится она мне или нет, я дала поспешный и совершенно необдуманный ответ, но, находясь в гордом одиночестве, убедилась: я сказала правду, а сейчас сказала бы и больше. Да, она мне нравится, очень, к любви не близко, но с острой нуждой — нуждой в нахождении её подле меня, в её внимании, в том малом хорошем, которым она успела поделиться. Отсюда же вытекает и чувство вины — моё собственное, за мою же «ошибку». Страшно и стыдно так легко привязаться, стыдно от нужды в той, что не брезгует лишний раз убежать. Несколько суток я, как заведённая, не видя ничего, кроме работы и собственных мыслей, пыталась придумать, что можно сделать. Моё задушевное ныло от тоски и скоро вернувшегося вселенского одиночества. Гордость вдруг упиралась и отказывалась искать пути случайного или намеренного соприкосновения. А эго и вовсе скулило лишь об одном — понять и простить. Так или иначе, ничего ладного не сложилось. Я продолжала работать, занималась хобби, с небольшой периодичностью встречалась с друзьями, а о Еве старалась не думать, как бы не саднило внутри. И это давалось легче, чем я думала, потому что, видя моё «потухшее» от размышлений лицо, Артём мог выдать что-то из духа: «Да и голова у тебя больше не болит, потому что мозг на место встал», и двусмысленность этих слов была как никогда кстати. Рядом нет Евы — не о чем голову ломать; рядом нет Евы — значит, буквально голову не сломаешь. И хоть и не быстро, но жизнь налаживалась, а беспокойные мысли всё реже пробирались меж постоянных волнений о работе или мелочных домашних заботах, до тех пор, пока Ева вновь не заявила о себе. Может, это мой личный крест — вот-вот отпускать её и снова видеть, как она ни в чем не бывало появляется? Это был самый типичный день. Утро, душ, кофе, попытки добраться пораньше до офиса невзирая на пробки, и пытка в виде сидения на жопе ровно. Ничто не могло нарушить моего «покоя», но, найдя таки две несчастные минуты свободного времени, я решила быстренько сбегать за ещё одним кофе и обомлела, когда столкнулась с Евой почти нос к носу в лифте… Ну как нос к носу… Девушка, по всей видимости, спускалась с верхних этажей, количество входящих со мной вместе было приличным, и она, кажется, вовсе не заметила моего присутствия, а вот я обознаться не могла. Внешний вид её был крайне непривычным. Учитывая имидж, даже «непозволительно» простым: на ней почти мешком висела чёрная толстовка, что даже мне велика будет, а на ногах — свободные синие джинсы. Лица я толком разглядеть не успела, но заметила, что волосы Евы, как по классике, не собраны и не красиво уложены, а по обыкновению лежат на плечах, чуть путаясь на кончиках. В целом образ создавал впечатление человека, который вдруг проснулся слишком поздно, понял, что опаздывает, и надел, что попало, так как дело не важное, да и времени нет. Не стой она лицом в момент моего подхода в сторону входа — я, быть может, и не узнала бы её в таком виде, но аромат духов, мельком уловленный, пока меня не притеснили к стене подальше, подтверждал: это не галлюцинация, это она. Мы проехали ровно этаж, и всё это время я старалась зрительно держать ту зону, где стоит девушка. Мне удавалось разглядеть только её руки, держащие телефон. Для меня эта очередная внезапная встреча обернулась больше, чем просто напряжением. В дело впустили гордость и желание быть рядом. Моё лицо застыло в самом хмуром, почти мрачном выражении, а мысли сменяли одна другую. Я отказывалась верить в происходящее и безумно хотела просто упустить Еву из виду из чувства гордости: пусть идёт своей дорогой, а со мной так и не встретится даже взглядом. Другая же моя сторона и желание быть рядом необратимо молились не спускать глаз и непременно последовать за ней. Времени на размышления не было, а когда я увидела, как девушка выходит вместе с остальными на следующем этаже, желания вдруг одержали верх над гордостью, и я двинулась вслед за Евой. Я не обращала внимания, в каком мы отделе, что это за офис, не видела никого, кроме неё, но и не спешила обогнать или хотя бы поравняться. Я просто следовала, мысленно ненавидя себя за то, что меня даже звать не нужно, чтобы я упорно плелась следом, как побитая собака. Ева не спеша дошла до двери в конце огромного офисного помещения и, не стуча, взялась за ручку, чтобы открыть. Быстро сообразив по табличке рядом, что это, видимо, кабинет одного из руководителей, я аккуратно пристроилась сзади и подтолкнула девушку вперёд, как только дверь была открыта. Благо кроме нас двоих никого внутри не оказалось. — Чт… — встревоженно бросила она, поворачиваясь ко мне. Я же ловко повернула защёлку двери, хорошо, что такие замочки есть у всех кабинетов, отведённых для руководства. Вперив пустой взгляд в почти напуганное лицо девушки, я упорно молчала, продолжая упираться спиной в дверь. — Что ты здесь делаешь? Зачем ты закрыла дверь? — Ева, кажется, нервничала не меньше моего, более того, она явно была напугана, чёрт знает чем. — Я здесь работаю… А вот что ты здесь делаешь — мне не понятно, — выдерживая почти деловой от стресса тон, начала я, делая несколько шагов вперёд, чтобы сблизиться. — Дверь закрыта… Чтобы снова не упустить тебя. Что тогда произошло, Ева? — Кажется, чем медленнее и осторожнее я проговаривала слова, тем больше читалось в лице девушки недоверие. — Я… Мы не должны разговаривать, пожалуйста, просто оставь меня в покое, — пятясь назад, почти шёпотом протестовала она. Чувствуя, как перед нами по кирпичу строится стена из-за холодности Евы, я сделала ещё несколько шагов и оказалась перед ней в упоре. — Почему не должны? Что на тебя нашло? Я просто хочу знать правду, — казалось, Ева пытается вжаться всем телом в стеллаж с папками позади, лишь бы не ощущать так близко моё присутствие, а меня уже ничто не могло остановить. — Зачем ты располагаешь к себе, если потом так тщательно избегаешь? Знаешь, сколько дерьма я успела надумать, пока не убедилась в том, что ты в порядке, и то не лично?! — Последнее, словно само собой, не по моей воле вдруг резво приобрело настолько громкий и негативный окрас, что Ева дернулась и, хмуря брови, воткнула взгляд в пол. — Ты можешь ответить мне хоть на что-нибудь?! Нормально, по-человечески, разве я прошу многого?! — всё, о чем так сильно хотелось молчать, срывалось почти на крик в моём голосе, а кулаки сжались до побеления в костяшках. — Я не могу ничего сказать… — шёпот девушки был слишком тихий, и едва сдерживая нападки злобы, я яростно прошептала: «Что?». Ева дернулась, как от удара тока, и вдруг подняла на меня красные, наполненные слезами глаза. — Я не могу ничего тебе сказать! — В её словах было столько же зла, сколько и печали, а мои собственные чувства почти сразу напрочь улетучились при виде такой картины. «Она плачет из-за меня?» Уперевшись в мою грудь руками, Ева шмыгнула носом и снова заговорила. — Пожалуйста, просто оставь меня, просто уйди… — Её голос дрожал, а руки слабо пытались сдвинуть меня с места. — Просто уйди… — голос совсем поддался слезам, а сама девушка, не с того ни с сего, не медля, обвила меня руками и ткнулась лицом в плечо, заключил меня в самые крепкие из всех объятий, уже не просто плача, а взахлёб рыдая. Действуя машинально, как чувствую, а не как думаю, я медленно обняла Еву в ответ и начала осторожно гладить её по голове. — Прости, что накричала, но я не хочу никуда уходить, я хочу быть с тобой, чтобы ни случилось. Прошу, не гони меня… После моих слов Ева будто на несколько секунд успокоилась, видимо, переваривая сказанное, а затем снова разрыдалась, прижимаясь ко мне лишь сильнее. — Я не могу тебя не гнать, у меня не хватает сил, чтобы всё это терпеть, мне страшно, что ты не примешь меня настоящей, — всхлипывая почти через каждое слово, изливала Ева. Коротко поцеловав висок девушки, я не сильно отстранилась и потянула её за подбородок вверх, чтобы встретиться взглядом. Не только ей слова давались тяжело. Я бываю грубой, но чужих слёз от эмпатии не переношу, особенно близких мне людей. — Я уже говорила, я хочу быть рядом с тобой, чтобы ни случилось. Значит, мне придётся понять и принять, я хочу помочь тебе, мне больно смотреть на твои слёзы… — видя покрасневшие от слёз и уставшие от внутренних перипетий глаза, я и сама с трудом держалась. Из-за слёз тушь на глазах девушки потекла, а вместе с ней и часть тонального крема. Помимо красноты, отчётливо выделялось пятно фиолетово-жёлтого цвета чуть ближе к щёке. Узнав в нём синяк, я невольно вздохнула и вновь прижала девушку к себе. Я не смогу сейчас спросить об этом, ей и так тяжело, но я уверена: мужчины, строящиеся в ряд её окружения — худшая её тягота. Некоторое время мы так и стояли в обнимку. Я не решалась ничего сказать, но продолжала успокаивающе гладить Еву, и это понемногу помогало. Уверена, мой пиджак в месте её лица должен быть уже насквозь мокрым, но кого это вообще волнует… — Обещай, что не изменишь своего решения, — наконец совсем тихо заговорила она, уже самостоятельно поднимая на меня взгляд. Взгляд, которого я раньше не видела… Такой разбитый и требующий, нуждающийся в защите… Я не из тех людей, кто может обещать о чём-либо не фактическом, но, опять же, Ева мой человек, и добивать её ещё сильнее было бы подло, даже если в этой подлости больше честности. — Я… обещаю, — копируя шёпот, я дала слово, от которого вряд ли захочу отказаться, и, судя по ответной полуулыбке, это то, что от меня нужно, остаётся лишь сдержать обещание. И, как-то ни странно, мы продолжали стоять в объятиях друг друга, а ощущалось оно так, словно я уже прошла с Евой и огонь, и воду. Только вот… мне это только предстоит это сделать. — А я в свою очередь… — не меняя громкости и тона, более серьёзно заговорила Ева, — постараюсь не подвести тебя… За мной должен был последовать ответ, но я, скажем, объяснила, что не стоит ничего говорить другим способом — поцелуем, кратким и ненавязчивым, но кажется, очень нужным и напоминающим мне, что я безумно скучала по ней.