«А что ты сделала для меня?»

Начало марта выдалось убийственным: Пётр гнобил меня за отказ до последнего, как я поняла, потому что работа превратилась в экзекуцию. Эта злоебучая профессия запросто могла и доводила до нервных срывов. Дни становились как один, похожи: утром в потемках на работу, вечером такая же хуетень и по кругу. Я прекрасно понимала: этот обиженный мальчик отравляет мне жизнь, пока я сама не приползу умолять его сменить мне отдел или хоть сбавить обороты. Вместо нормальной работы мне приходится разгребать архивы доисторической давности, от чего лишь сложнее: Те невероятно сложно полноценно обрабатывать в силу нехватки нужных документов и операций, проводимых в компаниях, которые уже и не существуют вовсе. Хуй там плавал — я в пыль сотрусь, или в конце концов уволюсь, но ни за что на свете не пойду к этому самоалюбленному уебану о чем-либо просить. Что насчёт Евы… Мрак да и только: мы практически перестали видеться и разговаривать. При возможности она никогда не здоровалась первой или вообще не здоровалась, движимая, как мне казалось, понятием «из крайности в крайность», потому что иначе её внезапные рвущие меня на части лукавые улыбочки я объяснить не могла. Наши диалоги не уходили дальше рабочих тем, а груз вины, который я до сих пор в себе выращивала, заставлял мой взгляд больше не встречаться с красотой азура. За всем этим молча наблюдал Артём. Я так и не смогла ему рассказать, не хотела или боялась — не суть. Он не знал, но видел: как пожираемая собственными мыслями, я всё сильнее отстраняюсь от реального и больше провожу времени с самой собой, а это практически последняя точка начала конца. Он не сталкивался со мной настолько «загруженной» и совершенно не знал, что с этим делать, хотя пытался, предлагая побывать то здесь, то там, пытаясь даже знакомить меня с новыми людьми, разумеется, безуспешно. Вообще он много чего пытался предпринять, но чем больше он «докучал» моей замкнутости, тем сильнее я ощетинивалась. Ещё один удар под дых — увольнение Артёма, буквально одним днём и опять же без необходимых извещений, предупреждений. Я не была к этому готова, знала, что рано или поздно это произойдёт, но не была готова. Моей ненависти к Петру тогда не было придела, а он лишь шутил, что это ожидаемый конфуз, да и ему здесь всё равно не нравилось. Мне предстояло теперь уж точно в гордом одиночестве молча глотать весь этот рабочий навоз в одно рыло, не произнося при этом ни слова. Хуже только его предостережение о Еве: через тридцать три знакомые руки и, хер знает сколько ещё незнакомых языков, он поведал, что у той могут быть недоброжелатели, возможно, преследующие её до сих пор и желающие отомстить за её ноу-хау схемы по разводу старых дядечек на большую денюжку. Весь этот кромешный пиздец доводил меня до истощения не только физически, но и морально, когда в свои законные выходные я заканчивала рабочий навал и оставалась наедине буквально ни с чем. Даже если я знала, чем могу или хочу заняться — у меня не было сил. Я могла часами лежать без дела, сверля тупым взглядом потолок, параллельно лишь сгущая негатив в голове новыми догадками, сомнениями и переживаниями. На сайт знакомств, само собой, не было времени, а если и было — он сокрушительно сдал позиции перед моим состоянием молчаливой банки для накопления тревоги. Диалог с Мисс Х почти зашёл в тупик. Я искренне старалась держать «старую планку» хорошей собеседницы, а она лишь чаще то забывала, то не хотела отвечать, о чём говорила честно. Всё это вселяло в меня невероятную слабость и разочарование в самой себе. Я знаю, что сама довела себя до такого состояния, но стоит мне начать выправляться — один неверный шаг возвращает к самому началу, к жалкому и неприятному мне самой.