Мои учитель и одноклассница вампиры! (Эксперимент: Редбрук)

Эва резко выдохнула, прежде чем смогла произнести это вслух: — Она меня пугает. — Рой? — Да. Алесса Рой... Не лучшего мнения обо мне, и от этого становится не по себе. Макс со сдержанной улыбкой потёр переносицу. — Знаете, мисс Эванс, от ее взгляда любому придется несладко. Ее многие обходят стороной, и думаю, это именно то, чего она добивается — чтобы ее оставили в покое. Но я понимаю, о чем вы. Иногда, пересекаясь с ней в аудитории или коридорах, мне нередко приходят в голову те же мысли. Это по-своему жутко, но происходит не потому, что с вами что-то не так. Не переживайте. Помимо мисс Рой, у вас все в порядке? — Да. Все хорошо. Он кивнул, улыбнувшись. — Я рад. Не зная, куда себя деть, Эва уставилась в пол. Макс коснулся ее плеча и бегло — подбородка, невзначай заставив поднять взгляд. — Не унывайте, мисс Эванс. Для вас все тут в новинку, как и для меня. Вы справитесь. — Спасибо, — ей стоило усилий отшагнуть, увеличить дистанцию, ринуться к двери в коридор. — Досвиданиясер. — До встречи, Эвелин.

***

— Как прошел день? Все хорошо, папа. Голоса отступили. Ей даже удалось сосредоточиться на уроке, вслушаться в речь и почти не отвлекаться. Домашнее обучение потеряло эффективность, дома невозможно было не прислушиваться, выжидая, когда мама выйдет из комнаты или заглянет проверить, как у нее дела. Мамы больше нет. С этого момента голоса атаковали ее беспощадно, поправляли, ругали, осуждали ее на английском, китайском и латыни. Текст в учебниках расплывался, превращаясь в смазанные силуэты, форму сплющенного об фуру автомобиля — откуда вытащили только Эву, чудом оставшуюся в живых. Несколько лет она не выходила из дома по воле папы, слишком опасавшегося за ее состояние. Ей и не хотелось никого больше видеть, но с возрастом ситуация не становилась лучше. Ее память постепенно ухудшалась, несмотря на все усилия по обучению анатомии, химии и языкам. Коллеги рекомендовали «наладить социальный аспект» им обоим, ведь папа тоже окунулся в работу, что произошло бы независимо от их горя. Эва дичала, сторонилась новых людей, и тоже начала считать это опасным. Ей хотелось иметь друзей, наставников, испытать настоящую влюбленность в кого-нибудь из параллельного класса — все, что так превозносят в подростковых комедиях. Папа больше опасался из-за того, что столкновения с молодежью неминуемо приведут его дочь к веществам, а те резко и драматично добьют все защитные механизмы ее слабой психики, поэтому курс лекций о составе и воздействии психотропных веществ на кого бы то ни было стали частью ее подготовки к колледжу. Редбрук — самое престижное заведение, готовящее к поступлению на медицинские и исследовательские факультеты лиги плюща. Его покровители — нередко представители богатейших аристократических семей, тесно связанных с наукой и новейшими технологическими достижениями. Доктор Эванс имел возможность устроить дочь туда не в последнюю очередь благодаря связям и собственным выслугам, оттого на Эву — помимо вступительных и адаптации к новому окружению — взвалился груз ответственности «не разочаровать и не опозорить отца». Все это, безусловно, окунало ее в леденящее беспокойство каждую минуту, но удивительным образом не влияло на интенсивность и громкость привычных голосов. На территории Редбрука, стоило переступить порог класса, как они замолкали. Она остервенело трудилась и безбожно уставала, но старалась не подавать вид, как бы ни было сложно и тяжело. Эва руководствовалась тремя истинами: будь вежлив, будь честен, и если чего-то не понимаешь — проси помощи. С первых дней все было непривычным, ярким, шумным, множество студентов, беспечные разговоры, смех. Эва попала в свой класс не с самого начала сезона, запоздали некоторые бумаги, но блестяще выполненные вступительные снимали любые вопросы. Все приковали к ней внимание, когда куратор представил новенькую в начале дня, но это, к счастью, продлилось недолго — позволив ей занять свободное место, он представил нового преподавателя химии, и к доске вышел Макс. Он был первым преподавателем на первой лекции, которую она слушала в колледже. Не супер-старый, но и совсем не молодой, в светлом костюме, он казался исследователем, отлучившемся с научной конференции, где рассказывал о своем невероятном открытии, и заглянул в аудиторию буквально на пять минут, чтобы дать эксклюзиный комментарий по теме их сегодняшнего занятия. Блестящий специалист, он будто попал сюда из совсем другого мира — совсем как Эва, что вырвалась из стен родного дома и объятий встревоженного отца. Макс увлеченно разбирал тему, Эва сосредоточенно конспектировала, Алесса смотрела ей в затылок — почти не моргая.

***

Алесса Рой была непостижима. Черные круглые очки, бледная кожа, темные волосы, черное платье — сдержанный деловой, немного ретро-стиль с белоснежным воротником. Черной казалась даже ее дорогущая брендовая сумка — пока лакированная поверхность не ловила блик, чтобы проявиться глубоким винным алым. Алесса Рой не привлекала внимания — больше, чем это необходимо. Во многом она была лучшей — это признавали. Во многом, но не во всем. Клятую физкультуру по негласным правилам было принято прогуливать, или по крайней мере предоставлять разумное оправдание для бездействия. У нее в справке — малокровие и сердечная недостаточность. Это в любом случае не помешает ей курить ни в туалете, ни во дворе, ни около стадиона. Эвелин Эванс в хорошей спортивной форме. Она делает, что скажут — отжиматься, пробежать, проскакать всю дистанцию попеременно то правым, то левым боком. Такая беспрекословная покорность смешила, умиляла, внушала пренебрежение и в некоторой степени даже смущала. Если учитель скажет этой дуре отсосать у него, она возьмётся расстёгивать ему ширинку?

***

Эва вела себя хорошо. У нее не было цели всем понравиться: что в фильмах, что в книгах о подростковых драмах это обязательно заканчивалась трагедией. Она просто следовала правилам, была учтива и вежлива, и надеялась, что в непредвиденных ситуациях поступит правильно — что бы это ни значило. Переживать об этом и думать наперед — бессмысленно. Не обидеть, не дать себя в обиду, успевать на занятиях — этого достаточно, чтобы состояться, как студент. Алесса вызывала беспокойство, но не проявляла к ней открытой враждебности, не была ей врагом, поэтому все было хорошо — она не делала замечаний, не задевала и не касалась ее вещей, чаще просто не обращала внимания и игнорировала ее существование. Просто иногда удостаивала своим фирменным взглядом. В эти моменты хотелось затаиться, оборвать фразу и снова обдумать ответ, чтобы начать сначала, на этот раз правильно и более уместным образом. Или так, чтобы новый ответ стал достаточно обыкновенным и не стоящим внимания, и темно-карие, почти алые глаза не уничтожали ее на месте, обвиняя в первородной тупости с рекомендацией покончить с собой. — Это совсем не уникальное явление, — Макс отряхнул руки от мела и присел на краешек учительского стола. Бумаги, ручки, листы со сданными тестами покоились в состоянии, близком к организованному хаосу. Алесса что-то решала у доски — как всегда, молча. Как всегда, идеально. Эва пыталась решать самостоятельно, но иногда упускала детали — суетливость вела к невнимательности, тогда же начиналась и неуместная спешка, и все неумолимо валилось из рук. Отчаявшись, она подняла голову, увидела элегантное решение в пару строк — и Алессу, что возвращалась на место по ее ряду. Приближающуюся к ней. Минующую ее стол. Эва замерла, не дыша, дождавшись, когда Алесса пройдет мимо. Казалось, что она увидела все неловкие ошибки и одним взглядом приравняла к грязи. Нет, она надумывает. С чего бы ей было до нее дело?! Сердце у Эвы в эту секунду тоже замерло — чтобы не спровоцировать лишнее недовольство неуместным стуком.

***

Эва убрала учебники на верхнюю полку своего ящика, перебрала тетради, убеждаясь, что ничего не забыла. Потом подхватила мешок со спортивной формой, закрыла створку — и встретилась с Алессой нос к носу. Ей с трудом удалось подавить испуганный крик. Алесса молча смотрела на нее сквозь темные линзы круглых очков. — Надо поговорить. — ...Мне нужно переодеться, может, по дороге к залу? — В кабинет 334. — Прямо сейчас? Кивок. — Но тренировка... — Не развалишься. Увидительно, что до сих пор не забила. Это была экстраординарная ситуация. Вот уж насколько ей не хотелось персонализированного внимания, настолько же казалось диким самовольно отклониться от курса и пропустить занятие, где требовалась абсолютная посещаемость. Не допуская неповиновения, Алесса развернулась и пошла по коридору, к лестнице. Эва, чуть запоздав (шкафчик закрылся только с третьей попытки), нагнала ее на ступенях. В кабинете 334 был диван, пара кресел напротив, журнальный столик посередине, комод с кофемашиной и кувшином свежей воды. Нечто вроде неформальной переговорной или учительской комнаты отдыха. Странно, что у Алессы был сюда доступ — но Эва знала о ней так мало, что и тут не удивилась. Вероятно, Рой — дочь или племянница кого-то из персонала? Не факт, но даже такая догадка немного успокоила во всем этом потоке неизвестности. Усевшись напротив, Алесса закурила, совершенно не опасаясь срабатывания датчиков дыма — если прислушаться, здесь неплохо работала вентиляция, удерживая в комнате комфортную прохладу. — Учитель химии. Что ты о нем знаешь? Холод. Почему-то это ощущение вызвало какое-то призрачное воспоминание, чувство смутного узнавания. Эва тряхнула головой, сосредотачиваясь на разговоре. — Макс? Ну, он здесь недавно. Мой отец видел его на каких-то конференциях, обрадовался, что он преподает у нас. М, он, вроде бы, европеец? У него немного немецкий акцент, но это незаметно по его латыни. В общем-то, вот. Алесса сидела неподвижно, с сигаретой в зубах, глядя на Эву поверх черных линз. Уничижительный взгляд уже ощущался, как что-то привычное. Бессмысленно пытаться ей понравиться, но и провоцировать нет нужды. Она и не собиралась. — Если я могу ещё чем-то помочь, буду рада, просто скажи прямо, — Эва перехватила мешок с формой и повесила его на плечо, поднимаясь. — Но если я тебя так раздражаю, пожалуй, не буду мозолить тебе глаза. Эва протянула ладонь к ручке двери, когда Алесса произнесла где-то за спиной: — Ты ничего не помнишь? Замедлившись, Эва оглянулась: — О чем ты?.. Алесса стояла позади. Снова это смазанное воспоминание, смутное узнавание, от которого волоски на шее встали дыбом. Знакомый благоговейный страх — но в миниатюре. — Похоже, что помощь нужна тебе. Рой толкнула ее к стене и закрыла замок на ключ. «Будь умницей...» Негласный договор о неразглашении. Само собой, это запрещено — нельзя пить студентов или делать их гулями. Плохо скажется на общей успеваемости. «Это тебе не понадобится». Пиджак скользит с плеч и рук, потом водолазка — через голову, поднимая волосы. Кожу на спине щекочет холодный воздух. И чужое косание. «Сюда». Это ласковый шепот, дружеский совет, который не может быть компрометирующим. Просто так удобнее — сидеть у него на коленях, лицом к лицу, вжимаясь голой грудью в его рубашку, убрав волосы и отклонив голову — для особенного «поцелуя». Эва резко вдохнула. Глаза Алессы погасли — она опустила руку, что-то мутное растаяло у нее под пальцами, растворяясь в воздухе. Тишина продлилась ещё секунду. Потом Эву атаковали голоса. Это произошло так резко и неожиданно, что захотелось заорать, чтобы не оглохнуть. Эва схватилась за голову, стиснула зубы, уткнулась лбом в колени — она снова сидела на диване, как будто и не вставала. На этот раз латынь, с обсессивно-компульсивными вставками по-английски. Там не было только детских голосов, все остальные разновидности по полу, возрасту, национальности, акценту и мировоззрению замешались, как пестрые смеси разной плотности, перемежаясь в водовороте внутри ее головы и очень плохо смешиваясь. Эва замычала на одной ноте, чтобы оттенить нереальные звуки реальным ощущением вибрации. Уже было не до Алессы с ее мнением. Хорошо, если приступ не продлится слишком долго и пройдет до начала следующих занятий. «Эванс!» Она ухватилась за этот голос, как утопающий в отчаянной надежде на спасение. Эва подняла голову. Ее окатило холодной водой. Как ни странно, это сработало. Алесса стояла над ней с пустым кувшином, изогнув бровь. После паузы, оценивая ее состояние, спросила с опаской: — Ты как? Похоже, Эве удалось застать ее врасплох, хоть и сама она оказалась ровно там же. Восстанавливая дыхание, постепенно замедляя его и приводя в норму вместе с сердцебиением, Эва утерла лицо рукавом. — Порядок. Спасибо. Это случается, потом проходит. Прости, если напугала, знаю, жутко... Алесса уставилась на нее с абсолютным непониманием. — Тебя в учительской потрахивает преподаватель, пьет тебя и стирает память, чтобы сделать это снова, а ты спрашиваешь, не напугана ли я? Ты точно ебанутая. Эва подумала, что ей это все снится, и сейчас она тоже спит — просто осознала и вот-вот очнется. Но сон не заканчивался. Размышляя, что предпринять дальше, Алесса взяла ещё одну сигарету. Самый нелепый сон на свете. Это было так дико, страшно, странно, неуместно, стыдно, что Эве ничего не оставалось, кроме как рассмеяться, утирая слезы, смешивая их с водой на коже.