искусство сближения душ

***

Хёнджина это начинало откровенно раздражать. Опять ему твердят, что картина получается неживая. И абсолютно не важно, что эта же картина победила на двух выставках, и ее пытались выкупить у него руководители этих мероприятий. Но кто они такие, чтобы их мнение повлияло на оценку уважаемых преподавателей? За пределами университета он может писать, как душа пожелает, а здесь должен подчиняться программе. Разве это справедливо? Разве они не должны поощрять его рвение творить? В такие моменты, когда его отчитывают при всем потоке буквально ни за что, просыпается желание послать это всё к чертям и отчислиться. Тем более, ему несколько раз предлагали работу, так что это образование ему не сделает погоды. Он возвращается на своё место и устало опускает голову на парту. Сынмин, что сидел рядом, запускает руку в его волосы и аккуратно массирует. Парень приходит на эти пары только в качестве моральной поддержки для друга. Сам он выбрал скульптуру вместо живописи, но давно забил на нудные и, как он считал, устарелые лекции. Всё свободное время он проводил либо в своей мастерской, либо в мастерской Хёнджина. — Не расстраивайся. Продолжай делать так, как тебе нравится. Это твоё искусство. Кто они такие, чтобы туда лезть? А тем более менять его. — Они сказали, если я в этом семестре не сдам хоть один рисунок с натуры, они поставят "незачёт". - бубнит Хёнджин. — Просто напиши что-то в своем стиле, а им скажи, что это с модели. — Если бы всё было так просто. Модель нужно: во-первых, утвердить у преподавателя, а во-вторых, прийти с ней сдавать работу. Хёнджин наконец выпрямляется и падает головой на плечо друга. Тот лишь тяжело вздыхает и ничего не говорит. За несколько лет, что они учатся здесь, на Хвана и его творчество постоянно злились профессора. Они не понимали, что у него есть своё видение мира и он пытается донести его через картины. Эта кучка взрослых и умных людей считают, что он просто пытается выделиться, идя против их мнения. Они никогда не пытались понять его творчество. А ведь это зеркало души. А Сынмин просто всегда был рядом. Он не умел успокаивать людей словами и, если честно, не пытался научиться. Он садился рядом и брал за руку, надеясь, что его поддержку поймут. Его чувства, что он не может выразить словами, поймут. И Хёнджин был тем, кто понимал. — Я не знаю, что ещё тебе сказать. Пойдем лучше в мастерскую. - прерывает их молчание Ким. Старший поднимает голову и быстро скидывает вещи в сумку. — Покурим? - уточняет он. — Тебе пора завязывать. - закатывает глаза Сынмин, но всё же нащупывает в кармане кофты пачку сигарет. — Творческие люди без этого не могут. — Прекращай искать глупые отмазки. — Я же знаю, что ты со мной согласен. — Я курю только с тобой. У меня нет зависимости от никотина. Младший поднимается с места и уходит. Хёнджин ещё пару секунд размышляет над его словами и выбегает следом. Его мастерская находится на третьем этаже. Вообще, она общая для студентов факультета, но пользуется ею только Хван. Недавно открыли новый кабинет для живописи, и все ученики перешли туда. Но Хёнджина устраивал этот. Он был уже как родной. На окне стояла пепельница, которую слепил ему Сынмин, в шкафу лежал ненужных фартук и перчатки, а на столе царил творческий беспорядок. Все эти детали имели огромное значение для парня, что провел тут несчитанное количество времени и создал большую часть своих работ. Он пока не был готов покинуть свое комфортное пространство и создать где-то новое. Сынмин подходит к окну и садится на подоконник. Он достает две сигареты и протягивает одну Хёнджину. Они поджигают их и открывают окно, чтобы мастерская не пропахла табаком. — Почему ты покупаешь только эту марку? Ты же говорил, что это ужасное подобие табака нужно сжечь на адском костре, а его производителей – повесить. - интересуется Хёнджин. Он давно заметил, что Ким покупает только эти сигареты. Даже несмотря на то, что сам не упускает возможности каждый раз покритиковать их цену и вкус. — Потому что ты их куришь. — Что? - зависает Хван. Его сигарета продолжает тлеть, испуская ужасный дым. — Ты вечно забываешь свою пачку дома и воруешь мои. Сынмин пожимает плечами и тушит сигарету. Он видит задумавшийся взгляд друга и тушит и его сигарету тоже. Они ничего не говорят. Просто смотрят в окно и вдыхают уже свежий воздух. — Что мне делать с моделью? - тихо спрашивает Хёнджин. Он правда устал от всего. От придирок преподавателей, от постоянных речей отца про то, что «Рисование – это не работа для мужчины» , и от кучи собственный загонов. В одном лишь он был уверен всегда. В Сынмине. — Я думаю, что тебе надо либо наплевать на них, либо искать кого-то. Я бы, конечно, предпочёл первое, но тебе слишком важны оценки. Так что придется искать модель. — Но никто мне не подходит. Вот в чём проблема. - вздыхает Хван и ложится головой на колени друга. - Мне нужно, чтобы у человека были какие-нибудь выразительные черты лица. Чтобы его хотелось нарисовать. Понимаешь? Крутые мышцы, кстати, тоже подошли бы. — Нарисуй какого-нибудь качка полностью без одежды. На зло этим гиенам. — Ага, чтобы меня отчислили вообще? — Задание было – нарисовать с натуры. А что именно, они не уточняли. Тем более, вас на первом курсе учили рисовать все части тела. Помню, как ты сидел весь красный и старательно выводил мужской... — Заткнись. Хёнджин легонько кусает чужое бедро, отчего по комнате проносится заливистый смех Кима. Он в отместку даёт старшему лёгкий подзатыльник. — Да, с твоими требованиями к модели тебе нужно рисовать человека из зеркала. — В этом и проблема. Хёнджин спрыгивает с подоконника и уходит за свое рабочее место. Он достает незаконченную работу и крепит ее на мольберт. На холсте виднеется очертание красивой розы. Пока ещё бесцветной и неживой. Сынмин понимает всё без слов. Хёнджину нужно выплеснуть эмоции. И он тут сейчас не нужен. Точнее, старший просто его не заметит, когда погрузится в творчество. Поэтому Ким надевает свою сумку и собирается уходить. У него тоже имеется незаконченная работа. — Я попробую найти тебе кого-то подходящего.

***

Хёнджин сидит в кафетерии и рисует в своем скетчбуке. Он всегда при нём, чтобы в любой момент можно было записать свои мысли или набросать новый скетч. Это тоже в каком-то роде его личное место. Частичка души. Его душа уже давно разбита на множество маленьких частей, которые он вкладывает в важные для него вещи. В свои картины, наброски и даже стихи. Единственное, куда он не отдаст свою душу – это людям. Потому что они это не ценят. — Привет трудящимся. - здоровается Сынмин и падает рядом. Хёнджин закрывает блокнот и собирается убрать его в сумку, но замечает, что за столиком сидит ещё один человек. На вид он чуть ниже Сынмина и Хёнджина, но намного крепче. Его накачанное тело хорошо подчеркивает облегающая футболка темного цвета. Он с любопытством рассматривает Хвана и, когда замечает его взгляд, сразу тушуется. — Знакомься, это Чанбин. Твоя будущая модель. Удивление Хёнджина невозможно не заметить. Его глаза расширяются, и даже рот немного приоткрывается. Сынмин нашел ему модель за один вечер? В то время как он сам не мог найти ее целый семестр? — А это Хёнджин. Он будет тебя рисовать. Парни жмут друг другу руки и неловко поворачиваются к Киму. Тот же решает, что он свою миссию выполнил, поэтому может вернуться в мастерскую. — Я, что обещал, сделал, а дальше вы и без меня разберётесь. Я надеюсь. И он ушел. Хёнджин смотрит ему в след непонимающим взглядом. Когда до него дошла вся произошедшая сейчас ситуация, он кивает сам себе и поворачивается к Чанбину. — Ну что ж. Я полагаю, он тебе ничего не объяснил? — Лишь сказал : «Пойдем скорее, ты нужен моему другу» — Это в его стиле. - смеётся Хёнджин. - Позволь, я тебе всё объясню. Я учусь тут на факультете изобразительного искусства, и в этом семестре мне нужно сдать картину с натуры. То есть, когда ты рисуешь живого человека, что стоит перед тобой. И я всё никак не мог найти нужного человека. Вчера я случайно ляпнул Сынмину, что не прочь нарисовать кого-нибудь с крутыми мышцами, а он видимо серьезно воспринял мои слова и нашел тебя. Но на самом деле, ты и правда хорошо выглядишь. И если ты не против, я бы попробовал тебя нарисовать. Хёнджин выпалил это на одном дыхании. Он никогда ещё не был так вдохновлён внешностью человека. Но Чанбин в его глазах выглядел просто превосходно. На взгляд художника, естественно. — Это немного неожиданно. Но если я могу тебе помочь, то я не против. Только, я надеюсь, я буду позировать в одежде? - уточняет старший и пытается дышать ровно, а то его красные уши сейчас выдадут его волнение. Не каждый день твое тело расхваливает красивый художник. — Конечно. Всё в рамках приличного. Хотя, футболку я бы с тебя снял. Думаю, так твои мышцы получится передать более правдоподобно и выразительно. Хёнджин заметил, как покраснели щеки парня напротив. Это выглядело мило. Хван сделал пометку в голове - обязательно изобразить их на картине. — Знаешь, это смущает. Но хорошо. Я согласен. — Замечательно. Спасибо тебе большое. Давай тогда начнем завтра. Приходи после пар в старую мастерскую на третьем этаже. Парни ещё раз пожали друг другу руки, и Хёнджин вышел из кафетерия. По пути в аудиторию он открыл чат и написал другу короткое «Спасибо».

***

Сынмин сидел за рабочим столом и смотрел на набросок скульптуры в своем блокноте. В нем были расписаны размеры, пропорции и много дополнительных заметок. Даже пепел от сигареты был на этих страницах. Ким его не убирал. Это ведь тоже воспоминание. О том, как было тяжело в этот момент. Чувства никогда не были для него чем-то сложным. Они не тяготили его, а наоборот, заставляли почувствовать себя живым. Он не видел смысла убегать от них, ведь они никуда не уйдут. Ким никогда не пытался скрыть их, как многими казалось. Он всегда был честен с людьми. Просто он выражает свои чувства по-другому. Не так, как люди привыкли. Не словами. Его чувства – это маленькие рисунки в чужой тетради, подарки, сделанные своими руками, его любимая пачка сигарет, теплые прикосновения и внимание. Сынмин тушит сигарету и поворачивается к большой скульптуре, что стоит за спиной. Он смотрит в глаза глиняного человек и улыбается. Это тоже его чувства. Эту скульптуру знакомого человека он лепил почти сутки исключительно по памяти. Каждую деталь он помнил досконально. От формы губ до родинки под глазом. Он старался воссоздать красоту своими руками. Он пытался передать всё, что чувствует, глядя на этого человека. Он не считает эти чувства романтическими. Для него вообще не существует такого понятия. Лишь истинная дружба и не больше. Разве вы не любите своих друзей? Отношения - это такая же дружба, просто с дополнительно повешенным на нее ярлыком. Чувства то остаются такими же. Поэтому Сынмин не боится своей любви. Он признаёт и разрешает себе ее чувствовать.

***

Хёнджин открывает старое окно нараспашку и впускает свежий воздух в мастерскую, что пропахла краской. Он закрепляет холст на мольберте и смотрит на Чанбина, что сидел на стуле перед ним. Парень выглядел немного неловко. Как будто чего-то стеснялся. — Ты слишком зажат. Если тебе некомфортно, то ты можешь отказаться. Я не обижусь. - говорит Хван, подходя ближе. Он кладет свои руки на чужие плечи и несильно массирует их, чтобы расслабить парня. Тот очень напряжён. — Нет, всё нормально. Просто это немного непривычно для меня. Чанбин прикрывает глаза и пытается контролировать дыхание. Чужие прикосновения действуют успокаивающе. Плечи расслабляются, а голова откидывается назад. — Разве никто раньше не любовался твоими мышцами? Ни за что не поверю. — Ты меня переоцениваешь. - смеётся страший, не открывая глаз. — Это ты себя недооцениваешь. Знаешь, не то, чтобы я люблю сильно перекачанные мужские тела, но твое выглядит очень хорошо. Тебе идёт такая комплекция тела. И я рад, что Сынмин нашел мне тебя. — Я не говорил, что считаю себя уродом, но спасибо. Это приятно слышать. - улыбается Чанбин. Ему стало легче. — Хорошо. Тогда давай приступим. Хёнджин уходит на свое рабочее место и оценивающе смотрит на парня. Он пытается понять, как именно ему хочется изобразить его. Хван на пару минут погружается в себя и свои чувства. Он старается представить картинку в своей голове. И у него получается. — Я думаю, надо сделать акцент на твоём теле, но добавить какую-нибудь деталь, что перетягивала бы всё внимание на себя. Понимаешь? Хёнджин подходит к парню и начинает бесстыдно его трогать. Он проводит руками по плечам, груди и прессу. Сейчас в нём включился художник, поэтому он совсем не замечает краснеющих ушей Чанбина. — Если честно, не совсем. Просто скажи, что мне надо сделать. — Снять футболку. — Что? Но Хван его не услышал. Он отошёл к стеллажу за спиной Чанбина и что-то усердно начал искать. Немного озадаченный парень просто смотрел на него, не зная , что делать. Когда Хёнджин вернулся к нему, то был удивлён тем, что Со ещё в одежде. — Снимай. Или ты хочешь, чтобы я ее снял? Провокация работает и Чанбин оказывается раздет. Хёнджин без стеснения рассматривает его тело, а после завязывает на шее белую широкую ленту. Удовлетворённый результатом, парень кивает сам себе и немного поправляет атласную ткань, чтобы она более эстетично смотрелась на чужих мышцах. — Тебе идёт. Особенно хорошо смотрится с твоими розовыми щёчками. Хёнджин садится за мольберт и достает заточенный карандаш. Он делает первые штрихи, полностью погружаясь в свои мысли. Он поглядывает на Чанбина и переносит его тело на холст. — Ты всегда молчишь, когда рисуешь? - интересуется через пару минут Со. На самом деле, это оказалось немного скучнее, чем он ожидал. — Что? - отрывается от скетча Хёнджин. - Да, прости. Я полностью погружаюсь в это дело, и для меня перестаёт существовать окружающий мир. Только я, моя картина и мои чувства. Если что, ты можешь включить себе музыку. Я всё равно её не услышу. - предлагает он, кивая на маленькую колонку на столе. Чанбин отказался. Он прекрасно понимал Хёнджина, ведь сам был таким же. — Ничего. Я, когда пишу музыку, тоже выпадаю из реальности. — Так, ты в своем роде композитор? - интересуется младший, продолжая делать набросок. — Можно и так сказать. Учусь тут на режиссерском. Мы с тобой почти коллеги. Оба создаём искусство. Только ты с помощью образов, а я с помощью звуков. — О чем ты пишешь? Стой. Замри на секунду. - Хёнджин что-то быстро правит в рисунке и кивает головой в знак того, что Чанбин может отвечать. — Всегда о разном. Нет смысла крутиться постоянно около одной темы. Когда-нибудь слова закончатся, да и в мире всего семь нот. Мои тексты – это мои чувства. Моя душа. Вдохновение может прийти в любой момент. Даже самый неожиданный. — Например? — Недавно я сутки провел в студии. У меня всё никак не выходило закончить аранжировку. Постоянно было что-то не то. В общем, я сидел там целый день без отдыха и перерыва на еду. И когда я наконец поехал домой, до зашёл в какой-то маленький магазин и купил рамён. Боже, я клянусь, это был самый вкусный рамён в моей жизни. Тогда я понял, что такие мелочи, как вкусная лапша после тяжёлого дня, делают нас счастливее. Я так вдохновился этой мыслью, что после перекуса вернулся в студию, доделал аранжировку и даже ещё одну песню записал. — Я тебя понимаю. Я тоже как-то несколько часов зимой сидел в мастерской под открытым окном и рисовал. У меня поднялась температура и появился озноб, но я ничего не ощущал, пока не закончил работу. Чанбин искренне улыбнулся. Ему было приятно, что Хёнджин его понимает. Он уже не чувствовал себя неловко, даже несмотря на свой обнаженный торс. С младшим было комфортно. Потому что они похожи. — Ты долго не мог найти модель. Почему? — Потому что я не искал. - Хван смеётся, замечая удивленный взгляд парня. - Я редко рисую людей, а с натуры тем более. Поэтому я долгое время пытался уговорить преподавателей разрешить мне сдать в этом семестре что-то другое. Но мне не разрешили. — Из-за чего? — Они говорят, что рисование живых людей развивает наблюдательность, приучает мыслить и пробуждает желание к анализу. И это всё прекрасно. Но теряется главный смысл искусства – чувства художника. Что я выражу через свою работу, если просто срисую какого-то человека, не добавив ничего из своего стиля? — Да, но наверно это чему-то учит? Как базовые знания. — Но и мы не на первом курсе. И не в школе рисования. Ну, сидим мы, тридцать человек, в комнате и рисуем одного и того же человека. И все картины получаются одинаковыми. Как под копирку. Какой в этом смысл? Если потом взять эти тридцать работ и перемешать, никто никогда свою не узнает. Потому что в них ничего нет. Мы выпускной курс. Мы уже должны развиваться в своем стиле. А кто-то из нас до сих пор дальше срисовывания не продвинулся. Чанбин слушал его очень внимательно, вслушиваясь в каждое слово. Ему эта ситуация знакома. Преподаватели часто сравнивают его музыку с чужой, не понимая, что это не мотивирует, а лишь разочаровывает. — Тебе не нужно идти на их поводу. Это твоё искусство. Только ты знаешь, как будет лучше для твоих работ. Учителя могу подсказывать, направлять, но не менять тебя. Хёнджин на его слова лишь мягко улыбается и тихо говорит спасибо. Приятно, когда тебя поддерживает человек, которого ты знаешь пару часов. Искусство сближает. Ведь оно о чувствах. — Давай на сегодня закончим. Я доделал набросок. На днях проработаю детали и цвет. Хёнджин начинает прибирать рабочее место. Чанбин надевает футболку, забывая про ленту на шее, и подходит к мольберту. — Это... вау, Хёнджин. Не могу поверить, что это я. Мне нужно целовать твои руки, ведь твоя картина прекрасна. - искренне восхищается Чанбин. Он никогда не смотрел на себя под таким углом. Ему нравится, как видит его младший. Невероятно нравится. — Спасибо, но работы ещё много. Хёнджин подходит к парню и кладет свои руки на его шею. Парни находятся достаточно близко, чтобы ощущать чужое дыхание. Сердце Чанбина начинает биться быстрее, но младший лишь аккуратно снимает ленту и отходит. — Если я получу пять за работу и зачёт, то обещаю сводить тебя в ресторан. Или любое другое свидание, что ты захочешь.

***

Сынмин заканчивал работу и уже убирал глину, как в мастерскую кто-то зашёл. Ким смотрит на этого парня и устало улыбается своим мыслям. Он знает, что сейчас услышит. — Это... Хёнджин? Чанбин удивлённо смотрит на скульптуру, что была почти выше него. Это выглядело пугающе. Но взгляд было трудно отвести. — Нет. Это моя любовь. — Что? Чанбин подходит к глиняному парню и аккуратно касается его лица. Сынмин бьёт его по рукам и накрывает скульптуру белой тканью. — Никто не может к ней прикасаться. - холодно произносит Ким, после чего выключает освещение в этой части комнаты. Пряча свою любовь от посторонних глаз. — Он знает? — Про работу нет. — А про любовь? Сынмин игнорирует этот вопрос. Нет смысла объяснять. Он устал. Устал от того, что люди не хотят попробовать понять что-то самостоятельно. Почему всегда нужно всё объяснять? — Ты сюда вопросы пришел задавать? — Ну как бы да. Сынмин тяжело вздохнул и сел на стол. Он достал откуда-то из творческого завала две кружки и отправил Чанбина наливать им кофе. Благо, в мастерской стояла кофемашина. Вообще, она была принесена сюда, потому что сломана, но Ким, не упуская возможности, починил ее. Точнее заплатил за это нужным людям. — Слушаю. — Почему модель именно я? — Хёнджин описал, кто ему нужен, и единственный мой знакомый человек, что подходил под описание, был ты. Всё просто. — Не ври. У тебя ничего не бывает просто. - Чанбин отпивает горячий кофе и смотрит прямо в глаза младшему. Тот что-то знает. Он всегда что-то знает. — Окей, я вру. Но ты прекрасно знаешь причину. Смысл твоих вопросов? Лишь время моё тратишь. Сынмин отодвигает кружку в сторону, чтобы забыть о ней на время. Холодный кофе намного вкуснее. А забытый – тем более. — Боже, Чанбин, ты такой упёртый. Ты сам просил меня познакомить вас. Я познакомил. К чему этот допрос? — К тому, что это было месяц назад. И тогда ты был категорически против. Что поменялось сейчас? Чанбин раздражён. Он сам не понимает, почему сейчас испытывает этот негатив. Наверно, ему просто никогда не нравилось, как люди уходят от ответа. Даже от самого простого. — Моё отношение к нему поменялось. Я понял, что ему нужен кто-то кроме меня. Я продолжаю его любить, но больше дружбы я ничего не могу ему дать. А Хёнджину нужно что-то большее. — Я не понимаю тебя. - устало шепчет Со. Он падает обратно на стул и трет глаза. — А он понимает. Он знает, что я отрицаю романтические чувства. Он знает, что дружба – это мой предел взаимоотношений. И он уважает мое мнение. Но это не значит, что он думает так же. Ему нужны чувства. Другие. И я не могу их ему дать. А ты можешь. — И ты решил нас свести? - смеётся старший. Он не понимает этих игр и этого геройства. — Ты интересовался им. Ты купил его картину. Это о многом говорит. - Сынмин спрыгивает со стола и поднимает с пола сумку. - Но помни, что я хорошо орудую двумя вещами : глиной и скальпелем. Так что, если хоть одну слезу он проронит из-за тебя, я лично разрежу тебя на кусочки и закатаю в глину. Чанбин снова смеётся, а Ким просто уходит, оставляя его одного. В мастерской становилось душно. Парень закрывает глаза и тяжело вздыхает. После чего тоже уходит.

***

Чанбин идёт по коридору третьего этажа в сторону мастерской Хёнджина. Уже на полпути он услышал, что из комнаты доносился грохот. Парень ускорился и, когда вошёл, то замер в удивлении. Он буквально не мог пошевелиться. Хёнджин стоял посреди кабинета и ударял какую-то картину об угол стола. Полотно было изорвано, но Хван усиленно пытался разбить и раму тоже. — Эй, ты чего делаешь? - выходит из ступора Чанбин. Хёнджин от неожиданности дёргается и выдыхает, когда понимает, что это лишь Со. Он отбрасывает пострадавшую картину в угол и ярко улыбается. — Ты должен был прийти позже. Прости, что тебе пришлось застать это. Ты пока располагайся. И возьми ленту в шкафу. Я быстренько уберусь. Младший достал из-под стола метёлку и стал убирать мелкий мусор. Он открыл окно на проветривание и убрал бедную картину. Чанбин заметил, что это был тот самый холст с незаконченной розой, что он увидел в мастерской в первый день. Хёнджин вернулся за рабочее место и достал холст с Чанбином. Он был почти завершён. Осталось лишь до конца заполнить цвет и добавить мелкие детали. Работа была на финишной прямой. Скорее всего, сегодня последний день их совместных посиделок в мастерской. — Так, что это было? - спрашивает Чанбин, когда понимает, что младший в прекрасном настроении. — Негативные эмоции тоже хотят выйти наружу. Их надо выпускать. — Но можно же направить их в творчество. Для этого не надо ничего разрушать. — Я разбил свою картину. Чем не творчество? Искусство всегда граничит с разрушением. - улыбается Хван. - Иногда лучше разрушить какую-то вещь, нежели самого себя. Я никому не причинил вреда, но смог избавиться от определенных эмоций. Я не хочу смотреть на свои работы и вспоминать, что я чувствовал злость или раздражение в этот момент. Хёнджин берет белую краску и заполняет пустую ленту на шее Чанбина цветом. Аккуратными, но широкими мазками. — Но пострадала твоя картина. Неужели она ничего для тебя не значила, что ты легко от нее избавился? - всё ещё хочет понять старший. — Она была незаконченная. Чувства, что я хотел в нее вложить, прошли. И я не успел их внести. Поэтому я не знал, когда вернусь к ней. Я не могу знать, когда вновь испытаю тоже самое. Она лишь действовала мне на нервы. Но если тебе она нравилась, думаю, я смогу написать ее для тебя. Чанбин воспринимает последние слова как-то по-особенному. И ему хочется верить, что и сказаны они были тоже по-особенному. Для него. — Ты сегодня закончишь? — Думаю, да. Осталось сделать ленту более реалистичной. И добавить твои розовые щёчки. Как я и обещал. - Хёнджин подмигивает парню, вгоняя его в краску. То, что нужно. — Кстати, я в первый день подумал, но забыл сказать: почему ты не мог просто сфотографировать меня и рисовать? — Если ты хотел, чтобы в моем телефоне оказались твои полуголые снимки, то мог просто попросить мой номер телефона и прислать их. — Я...не это имел ввиду. - смущается Чанбин. Этот парень так нагло перефразировал его слова в другую сторону. Что была против Со. — Тогда теряется смысл рисования с натуры. В таком случае, я бы не парился и просто взял любого человека из интернета. — Я не подумал об этом. — Да ладно. Признай, что хотел заставить меня глазеть на твое тело. — И мысли такой не было! - вспыхивает Чанбин. В какое русло они перешли? А главное, как? — Жаль. — И ты и так глазеешь на него несколько дней. - закатывает глаза старший. Что за игры такие пошли? Не то, чтобы ему не нравится, но пока они были не в его пользу. — А скоро на него будет глазеть ещё половина кафедры изобразительного искусства и куча студентов. — Что?! По комнате проносится искренний смех Хёнджина, когда он видит округлившиеся глаза Чанбина. Хван садится на край стола, закрепляя кисточку за ухом. — Работу, как ты знаешь, я буду вместе с тобой сдавать преподавателям. А потом будет проведена выставка картин, которую наш факультет проводит каждый конец семестра. — Почему я за пять лет учебы ни разу не слышал об этом? — Потому что из студии нужно хоть иногда вылазить. Кстати, я закончил. Хёнджин поворачивает мольберт к Чанбину и наносит последний, завершающий штрих. Свою подпись. — У меня нет слов. Это невероятно. Если я мог бы передать свое восхищение словами, я бы написал про это песню. Хёнджин, ты прекрасен. Глаза Чанбина искрятся неподдельным восторгом. Он впервые видит себя такого. Он бы встал перед Хёнджином на колени, но не уверен, что это будет уместно. Видимо, ему всё-таки придется написать песню. — Да ладно тебе. Это лишь картина. - отмахивается Хван. Оказывается, рисовать реальных людей очень приятно. Особенно, если они это ценят. — Эй, не запрещай мне расхваливать тебя. Да твои преподаватели обязаны повесить ее в рамочке на стену и молиться денно и нощно. Чанбин наконец поворачивается к младшему и замечает, что в его глазах стоят слезы. Он подходит к нему и с улыбкой на лице аккуратно вытирает их. — Ты чего плачешь? — Мне ещё никто таких слов не говорил. Никто так не отзывался о моих работах. - Хёнджин лишь сильнее начинает плакать. Чанбин обнимает его, и младший принимает его объятия. Они теплые и успокаивающие. Небольшая мастерская вдруг наполнилась новыми чувствами, что были рождены здесь – среди искусства. Ведь оно о чувствах. Оно о любви.

***

Хёнджин, не дождавшись Сынмина в кафетерии, поднимается на этаж мастерских скульпторов. Дверь кабинета оказывается открыта настежь, поэтому Хван без зазрения совести заходит внутрь. И видимо не вовремя. Точнее, ему не стоило входить вообще. Хёнджин никогда не был в мастерской Кима. Исключением был момент, когда он помогал другу переносить вещи сюда. Но это было на первом курсе. Парни понимали друг друга в этом и уважали желание быть в одиночестве в момент созидания чего-то. Они знали, что когда мы создаём, то погружаемся в свой маленький мир, за границы которого не пускаем даже самых близких людей. В этом месте мы уязвимы, поэтому обезопасить нас может лишь полное одиночество. Хёнджин подходит к рабочему месту Сынмина и смотрит на его новую скульптуру. Точнее на свою глиняную копию. Сначала ему кажется, что это просто совпадение. Похожий человек. Но потом он замечает родинку под глазом, и становится понятно, что это точно он. Он не верит своим глазам. Он знает, что такого размеры скульптуры создаются чуть ли не месяцами. И его друг всё это время скрывал своё творение. Даже намека не было. Если честно, Хёнджин растерялся. Он не знал, что чувствует, смотря в свои глиняные глаза. Он не знал, что должен чувствовать. Хван лишь садится прямо на пол перед этим произведением искусства и устало подпирает голову рукой. В этот момент в мастерскую возвращается Сынмин. Видимо, он хотел забрать свои вещи и пойти на встречу с Хёнджином. Но его застают врасплох неожиданным визитом. Он пугается. Ведь этот момент должен был произойти не сейчас. И не в скором будущем. Сынмин тяжело вздыхает и подходит к другу, садясь рядом с ним. Как обычно. — Ты не сказал мне. Когда ты собирался это сделать? - шепчет старший. Ему не хотелось сейчас говорить громко. Хотелось, чтобы слышал только Ким. — Тебе не понравится ответ. Хёнджин понимает. Сынмин не собирался рассказывать вообще. — Это я. Почему я могу узнать об этом? — Потому что я боялся, что ты не так поймёшь. Я глупый. - смеётся младший и опускает голову на чужое плечо. — Мы давно с тобой это обсудили. Ты не должен скрывать свои чувства от меня. Ты же знаешь, что я их приму. — Их становится слишком много. Я перестаю это контролировать. - устало выдыхает Ким. Чувства никогда не были для него чем-то сложным, но когда их становится много, они съедают тебя. — Тебя никогда не будет слишком для меня. Не бойся себя. То, что ты чувствуешь – нормально. — Я рад, что у меня есть ты. Хёнджин смеётся с серьезного лица Сынмина, и тот подхватывает его веселье. Всё-таки слова – это не для него. Но если Хвану вдруг что-то понадобится достать с луны, младший без раздумий полетит туда и принесёт это. — Я даже не знаю, что должен сделать в ответ на твою скульптуру. — Не делай вид, что не знаешь ответ. — «Мне достаточно того, что ты рядом» в этот раз не прокатит. Сынмин закатывает глаза и возвращается на плечо друга. Ему правда большего не нужно. Когда ты любишь человека, ты не требуешь от него ничего сверхъестественного. Ты лишь наслаждаешься его присутствием рядом и вашими совместными моментами. — Знаешь, - прерывает тишину Ким. - Я планировал разбить статую после завершения. — Что? Зачем? - удивляется Хёнджин. - Стараться над ней огромное количество времени, чтобы потом сломать? — Да. Моя скульптура была создана из любви. Той любви, которую я отрицаю. Она о чувствах, которые люди называют романтическими. Поэтому я не хотел ее тебе показывать. — Но разве это плохо? — Наверно нет. Но моя задумка была другой. Я просто взял глину и лепил. Я не понимал, что я делаю, но потом увидел, что из глины появляется твой силуэт, твоё лицо. Я слепил тебя, не задумываясь. Это было странно, но я продолжил. На следующее утро я пришел в мастерскую и хотел продолжить работать, но ничего не получалось. Глина не слушалась, инструменты валились из рук, и на секунду в голове появилась мысль бросить всё это. А потом я встретился с тобой. Сынмин поднял голову и взглянул другу в глаза. Свою исповедь он хотел донести раз и навсегда. Только сейчас и никогда больше. Никогда больше он не вернётся к этой теме. — После каждой встречи с тобой я возвращался и творил. Это будто происходило само собой. Я понял, что не контролирую это, так как не понимаю, что чувствую. Поэтому я решил, что, как только все будет закончено, я сломаю ее. Как протест. — А что сейчас поменялось? — Её увидел ты. Теперь ты всё знаешь, и протест не нужен. Моё мнение насчёт чувств не поменялось, но эта скульптура говорит мне, что я тоже, оказывается, умею любить по-другому. Хёнджин берет младшего за руку и переплетает их. Он впервые услышал о чувствах Кима от него самого. Это ощущалось тепло. Они так много друг для друга значат. — Ким Сынмин, ты безнадёжный романтик. — Ещё раз обзовешь меня, и я похороню тебя в глине. Хёнджин смеётся громко и искренне. Это был комфортный вечер. И у них будет ещё бесконечность таких. — Я люблю тебя. - тихо признается Хёнджин. — Спасибо, что научил меня любить.

***

В аудитории становилось невыносимо душно. Весеннее солнце грело так, будто хотело поджарить каждого до хрустящей корочки. В кабинете с большим количеством людей было нечем дышать. Они сидели тут уже час. У Хёнджина от нервов дрожали руки. Осталась пара человек до того, как его вызовут сдавать работу. Парень никогда не боялся конца семестра и экзаменов, потому что был уверен в своих картинах. Но сейчас всё было по-другому. Во-первых, студентов просят рассказать немного о работе. Это глупо, ведь что нужно рассказывать, когда на холсте просто человек, которого ты срисовал? Во-вторых, как бы Чанбин не хвалил картину, Хёнджин был не уверен, что получит высокую оценку. Тем более от этих гиен, что не особо то его и любят. И самое главное – Хван забыл утвердить модель у преподавателя. И теперь его картину могут не засчитать, если кафедра сочтет Чанбина некомпетентным. Хёнджину становилось плохо. То ли от волнения, то ли от жары. Он положил ладони на парту и пытался силой мысли заставить их перестать дрожать. Не получалось. Возможно, он бы не выдержал и выбежал в коридор, чтобы успокоиться. Но сейчас ему это не нужно, потому что Чанбин, что сидел рядом, берет его руки в свои. Этот маленький жест действует успокаивающе. — Всё будет хорошо. Твоя работа прекрасна. Я уверен, они ее оценят. — А если нет? — Тогда это их проблема, что у них отсутствует вкус. - Чанбин аккуратно проводит рукой по чужим волосам, зачесывая выбившуюся из хвостика прядь за ухо. - Они лишь люди, которых кто-то поставил оценивать твои работы. Но никто их не предупредил, что делать это надо объективно. Ты можешь уважать их мнение, но не ставить выше своего. — Хорошо. Мне достаточно того, что тебе и мне нравится. — Вот это правильный настрой. — Хван Хёнджин. - оглашает один из преподавателей. Хёнджин поднимается с места и выходит к столу профессоров. Чанбин идёт следом и встаёт рядом. Младший начинает защиту.

***

— Господи, я думал, что умру, когда они начали задавать вопросы. Хёнджин выходит из аудитории и начинает кричать, не заботясь о том, что его всё ещё могут услышать. Чанбин закрывает дверь и принимает чужие объятия. Он рад видеть улыбку на лице младшего. — Я же тебе говорил. - Со подхватывает парня и начинает его кружить, пока тот заливисто смеётся. — Всё, всё, отпусти. Ты не представляешь, как я рад. Ни единой придирки с их стороны не было, понимаешь? Это точно мои преподаватели были? — Конечно, твои. Просто картина настолько их поразила, что они даже слова плохие забыли. Уверен, если бы они могли сматериться, они бы это сделали. Хёнджин закатывает глаза, но улыбается. Когда он с Чанбином, то улыбка не сходит с его лица. Это ведь хороший знак? — Знаешь, раз я получил «зачёт», то теперь должен тебе свидание. Мы ведь договаривались? - Хёнджин начинает говорить тягуче и несколько игривее. У него явно прекрасное настроение. Он подходит к старшему и кладет свои руки ему на шею, невинно наклоняя голову и хлопая глазками. — Я всё помню. Но хочу удостовериться, что ты говоришь об этом, потому что хочешь, а не лишь выполняешь обещание. - руки Со опускаются на чужую точную талию. Он кладет одну ладонь на спину, но во взгляде у него читается серьезность. — Тогда пойдем со мной. Хёнджин берёт его за руку и они выходят из здания университета. — Куда мы идём хоть? - уточняет Чанбин. — Ко мне домой. — Уже с родителями познакомить хочешь? Тогда я, как порядочный мужчина, должен буду подарить тебе кольцо и попросить у них твоей руки и сердца. Хёнджин в шутку бьёт его по плечу, но всё равно искренне улыбается, ведя старшего в сторону остановки. Он любит такие шутки. Особенно, если они потом превращаются в реальность. За время совместной работы над картиной, парни очень сблизились. Этому, конечно, помогла общая одержимость искусством и схожие на него взгляды. Но точек соприкосновения оказалось намного больше. Им нравятся одни и те же аниме, музыкальные исполнители и книги. Они сошлись в чувстве юмора. То есть Чанбин глупо флиртовал, а Хёнджин так же глупо подыгрывал или громко смеялся. Хван не был дураком. Он понимал, что их отношения давно вышли за рамки рабочих. Но и на дружеские они не были похожи. Им комфортно вместе. У них всегда есть тема для разговора, но даже просто молчать с Чанбином Хёнджину нравилось. От старшего он всегда получает поддержку и заботу. И ему хочется отдавать это ему в двойном размере. Хёнджин понял, что влюбился, когда слова Чанбина о его картине довели его до слез. Наверно, он сразу ему понравился. Такое бывает, когда ты встречаешь своего человека. Тем более, что Хёнджин просто так ничего и никого не рисует. Ведь его искусство о чувствах. Младший открывает дверь и впускает в свою квартиру Чанбина. В нос сразу ударяет запах краски и лака для покрытия холстов. Но за то время, что Со провел в мастерской Хёнджина, он привык к таким запахам. Они стали даже его любимыми. — Проходи в комнату, а я пока разогрею нам ужин. Там небольшой бардак, но не обращай внимания. Чанбин заходит в спальню Хёнджина и сразу же спотыкается о что-то. Если это младший называет небольшим бардаком, то Со боится представить, что будет, когда беспорядок станет огромным. Он падает на кровать и оглядывает комнату. Она была небольшая. В светлых тона. Несмотря на большое количество вещей вокруг, стол был абсолютно чистым. На нем лежал скетчбук и принадлежности для рисования. Это было странно и удивительно – такой уголок спокойствия в этой буре хаоса. Через пару минут Хёнджин приходит с подносом в руках. Оттуда так аппетитно пахло, что Чанбин встал с кровати, дабы посмотреть, что там такое. — Мама вчера заезжала и привезла кучу еды. Так что выбор у нас огромный. — Передай ей, что она святая. Парни раскладывают тарелки на специальном столике для кровати и решают включить на фон спокойную музыку. — Не сочти за упрёк, но почему твой рабочий стол так отличается от общей атмосферы комнаты? - как можно вежливее пытается задать свой вопрос Чанбин. — Что? - сначала не понял вопроса Хёнджин. - Боже, можешь не стесняться меня в выражениях. Почему только на столе порядок? Потому что на нём я не рисую. Я за ним вообще почти ничего не делаю. Только планер веду, а для него нужна чистая голова. Вообще, я полностью зависим от обстановки вокруг. Поэтому тут такой контраст : для искусства нужен хаос, для дел – порядок. — Иногда я тебе очень удивляюсь. — Вот не говори, что у тебя не так. - возмущается младший с полными щеками риса. — У меня везде порядок. - гордо заявляет Чанбин. — Кого ты обманываешь? Хоть один носок под кроватью точно есть. - продолжает бухтеть Хван. — Какого ты обо мне мнения вообще? — Самого наилучшего. - смеётся Хёнджин и подмигивает старшему, у которого уже начинают розоветь щёчки. Парни проводят полчаса за едой, обсуждая различные темы. Хёнджин жалуется Чанбину на то, что из-за аллергии на котов он не может забрать к себе уличного котика, что спит около подъезда. — Я ему говорю : «Не смотри ты на меня так. Я не могу тебя забрать.», а он мне такой: «мяу», и я поплыл. Я его кормлю каждый день и хозяина ищу. Чанбин успокоил младшего тем, что у него тоже аллергия и что он попробует найти котику дом. Когда тарелки опустели, парни отнесли их на кухню, помыли и вернулись в кровать. Хёнджин, как самый настоящий котёнок, улёгся на грудь Чанбина, свернувшись рядом калачиком. Старший потрепал его по голове и незаметно сделал фото. Чтобы потом пересматривать и глупо улыбаться. — Что ты будешь делать с картиной? - нарушает тишину Со, перебирая чужие волосы. — Я решил, что не буду относить ее на выставку. Я отдам ее тебе. Чтобы она была напоминаем обо мне. — Мне можешь напоминать о тебе ты. - смеётся старший, за что получает удар в бок. - А если серьёзно, это твоя картина, и ты имеешь право показать ее людям. — Не всё искусство хочется выставлять на обозрение. Иногда оно бывает слишком личным. В эту картину вложены чувства, которые я не хочу показывать никому, кроме одного человека. - Хёнджин поднимается и садится на кровати. Последние слова он произносит шепотом, глядя прямо в чужие глаза. - Никому, кроме тебя. Комната на пару секунд погружается в полную тишину, после чего Хёнджин чувствует губы Чанбина на своих. Он целует нежно и аккуратно, словно боится, что младший может разбиться. Словно он тот, кого надо оберегать и любить. Впрочем, Чанбин так и думает. Хёнджин садится на бедра старшего, закидывая руки на его шею. Поцелуй становится более чувственным. В нем передается очень много невысказанных слов, а главное – чувств. Хёнджин отстраняется и прямо в чужие губы произносит: — Полагаю, это не последняя картина, что я нарисую тебе. — Тогда я должен создать ещё несколько нот, потому что те семь не смогут передать всех моих чувств. Хёнджин глупо улыбается и вновь втягивает парня в поцелуй. Он рад, что именно благодаря искусству, он нашел своего человека. Ведь оно о чувствах.