Бумажный самолетик

Дим

18:53

Мне хуево

18:53

      Медиум медленно сполз по стене. Щеки горели, тело пылало жаром, к горлу подкатывал ком, нос забит. Уязвимое положение. Бесы пользуются этим и стремятся скорее овладеть телом Олега, а тот, из последних сил, сопротивлялся: от напряжения выгибался в спине, размахивал руками и рычал. Получалось правда не очень, он чувствовал, насколько обессилен. Закрыл руками глаза. Темно. Видны странные формы: какие то точки, жгутики и цветные пятна. В ушах громко-громко звенит. Пальцы немеют. Олег? 18:54 Олег, как ты??? 18:54 Не молчи, пожалуйста. 18:55       Телефон неприятно жужжал, что не давало Шепсу успокоиться и совладать со своим телом, хоть как-то заземлиться. От ощущения своей беспомощности на глазах собирались слезы. Демоны все чаще и чаще одолевали его, видимо подхватил кого-то на кладбище. Он постоянно болел и хворал, что физически, что морально. Выезжаю. 19:01       Олег зажмурил глаза, слезы медленно поползли по щекам парня. Он грязно выругался и схватился за копну шикарных волос, резко дернул и заплакал навзрыд. Медиум был один дома и поэтому никого не стеснялся, кричал и рвал связки, будто ему снова три. Он надрывался то ли чтобы отогнать духов, то ли от душевной боли, но результат был один — сорвал голос. Я буду через 10 минут. 19:09       Шрамам на руке всего часа четыре. Кровь запеклась маленькими капельками на запястье. Это самое запястье было украшено тонкими алыми и бордовыми полосками. Если не знать что это, то легко подумать, что это очередной браслет младшего Шепса, который дает ему силу, знание или истину. Но только Олег знал, что эти «браслеты» силу только отбирают. Так же как и простуда, которая проявлялась все ярче и ярче. Все таки у человека, энергополе которого мощнее и обширнее любого другого, болезни протекают тяжелее и намного хуже. Духи шумели в ушах и говорили одно: «Сделай это!». И он сделал. Острые ногти царапали свежие шрамы, срывая маленькие капельки и разрывая тонкие алые и бордовые полоски. Даже если ты это не читаешь, я все равно всегда рядом. Скоро буду. 19:15       Ему просто необходимо было почувствовать эту боль еще раз. Кровь не останавливалась, голова кружилась, перед глазами снова жгутики, цветные точки и пятна. «Ты не успел стать главным, кому-то очень нужным» — громче и яростнее твердил голос в его голове. Алая жидкость капала на белую футболку, на домашние шорты и на пол, а медиум вновь взялся за виски окровавленными пальцами.       — Уходи, уходи, уходи… Уходи!!! — твердил как мантру Олег. Твердил своим севшим голосом. Твердил неуверенно.       Звонок в дверь. Он слегка отрезвляет парня, заставляет его поднять свое ватное тело. Оно шатается из стороны в сторону, не слушается и как только Олег открывает замок он падает на пол. Холодная плитка принимает в объятия тряпичного Шепса. Первое, что видит Дима, открыв дверь уже такой родной квартиры, это обессиленный комочек страха на полу. Весь в красно-коричневых пятнах, с разъебанными в хлам запястьями и опухшим красным лицом.       — Черт, Олег! — Матвеев кидается к телу, трогает лоб, щеки, и, на всякий случай, прощупывает сонную артерию.       Без резких движений Дима закрывает дверь и тихо садится на колени рядом с Олегом. Рядом с его комочком страха. Чернокнижник поглаживает лицо Шепса-младшего, на глазах собираются слезы:       — Ну же… Вставай… Вставай, прошу, ты очень-очень мне нужен…       Медиум открывает глаза. Перед ним все еще плавают какие-то знаки, образы, в ушах звенит, но он так рад видеть своего человека. Уголки губ тянутся наверх. И хоть у него не получается улыбаться в тридцать два своих родных, но в этой гримасе улыбку распознать несложно.       — Я знал… я ведь знал, что ты приедешь, — шепчет усталый комочек. Он тянется окровавленной рукой к волосам Димы и вновь закрывает глаза.

***

      Они на кухне. Сидят на стульях, а на столе стоит открытая аптечка. Рядом с ней перекись и огромная куча красной ваты. Щуплая фигурка нежно перевязывает запястья фигурки побольше. Фигурка побольше не сопротивляется и лишь изредка шипит. Его взгляд направлен куда то в окно. Такой пустой и безэмоциональный.       — Я знаю, что неприятно. Потерпи, пожалуйста, ради себя же.       Олег поднял свой пустой взгляд на парня. Только посмотрев на него он понял — у него есть защита, опора и поддержка. Всегда. Дима корячился над рукой медиума: вытирал нескончаемую кровь, кое-как пребинтовывал запястья и шептал какие-то заговоры. От напряжения даже высунул язык. Он привез каких-то таблеток, да пару свечей и пучок трав — все-таки они могли положиться не только на себя, но и на своих духов и богов. Надо будет сделать ритуал.       — Вот так. Не дергать, не развязывать, не драть, — чернокнижник серьезным взглядом посмотрел на парня — ты меня слышишь?       Тем временем порезы ныли и чесались, а перекись под бинтами щипала. Слезы предательски закапали с напряженного подбородка медиума.       — Я не могу так больше, понимаешь? Мне больно. Что физически, что морально. Все это будто зудит под кожей, голова трещит от каких-то голосов: то ли бесов, то ли духов, то ли у меня просто в ушах звенит. Температура еще эта… Мне никогда так не хотелось просто лечь на пол и реветь. Понимаешь? Просто реветь. От беспомощности, от обессиленности, от своей… глупости. Только это нихуя не помогает. Я уже ничего не чувствую. Ни радости, ни восторга, да, блять, даже печали не чувствую. Похуй уже. Не представляешь насколько… Ты только мне помогаешь. Своим существованием.       Чернокнижник медленно перевел взгляд с руки на лицо Олега. Он осторожно, чтобы случайно не спугнуть, встал и, буквально, на цыпочках подошел к парню сзади. Дима обнял Шепса за плечи и уткнулся головой в макушку младшего. Тихо-тихо прошептал:       — Я всегда рядом. Даже в самом дерьмовом дерьме. И если ты будешь тонуть — мы утонем вместе, — он нежно чмокнул медуима в макушку и встал так, чтобы Олег смотрел только на него — но я сделаю все возможное, чтобы этого никогда не произошло.       И еще один поцелуй, на этот раз легкий, невинный и в щеку. Шепс все это время наблюдал за действиями и словами старшего, медленно улыбнулся и посмотрел ему в глаза:       — Я тебе верю — и одними губами добавил — спасибо, что рядом.

***

      Из открытого окна восьмого этажа доносилась приятная мелодия и пение молодого человека. Это Дима завоевал гитару Олега и что-то играл.

Лёжа в разбросанных по дому мыслях

В нас с тобою ищу смысл

Но смысл — это моветон

      Они сидели на полу зала, оба в позе лотоса. Олег подпер ладонью подбородок, прикрыл глаза и завороженно слушал. Мелодия лилась, текла рекой и перемешивалась с вокалом. Матвеев пел не слишком тихо, но и не слишком громко, так, чтобы не сделать хуже шумом. Уж очень Шепсу нравилось пение Димы, он просто ловил кайф с него. Это покруче всяких сигарет и алкоголя. Стоило только чернокнижнику открыть рот, как у Олега внутри все рвалось наружу, все его эмоции и чувства, а спокойствие уходило. Он хотел буквально оглохнуть от этой музыки и ему совершенно не важно, что будет играть его человек.

Когда тебе это будет важно

Я самолетиком бумажным

Приземлюсь на твой балкон

      Эти строки явно были списаны с них. Чернокнижник был готов всего себя отдать своему возлюбленному. Он был готов любить и не получать ничего взамен от такого обессиленного Олега. Он правда был готов отдавать всю энергию, весь свой потенциал только ради того, чтобы парень почувствовал себя хоть немного лучше. Дима осторожно бил по струнам правой рукой и перебирал пальцами левой. Медиума это очень завораживало, он был готов вечно смотреть на то, как играет его человек. Хотелось петь, даже не зная текста и Олег просто мычал в такт. Порезы больше не ныли, душевные раны затягивались, бесы успокаивались. И только любовь горела в его глазах синим пламенем. Дима закончил петь.       — Ты чудесно играешь, как тебе это удается? — спросил младший       — Любовь.

***

      Время около десяти вечера. Они лежат в кровати после ритуала чистки и защиты. На всю квартиру воняет жженой полынью. Около кровати догорает черная и золотая свеча. Дима уже заканчивает читать заговор и нежно смотрит на Олега. Тот засыпает под тихий шепот. Бесы покидают его тело. Он тихо сопит, но еще не провалился в сон. Ему очень комфортно находиться здесь и сейчас. Матвеев легко трясет уставшего парня за плечи — пора пить таблетки. Дима берет с тумбочки блистеры, лежащие рядом со свечами. Он достает разноцветные пилюли и берет стакан воды, заботливо подготовленный ранее.       — Просыпайся. Я знаю, что ты устал, но удели себе минутку.       Шепс что-то промычал, но приподнялся на локтях и послушно открыл рот, закинул таблетки и запил их водой.       — Как ты себя чувствуешь? — чернокнижник очень волнуется, но старается это скрыть всеми возможными способами — Олегу не нравится, когда за него боятся, он считает, что недостоин.       — Я? Да я… Норм вроде, намного лучше чем часа два назад, — глоток — ты то как? столько энергии потратил… — ага, заметил все-таки, что за него переживают       — Я понимаю, что очень сексуален, но можешь не думать обо мне хоть минутку? Я тут только ради тебя — Дима улыбнулся и потрепал шикарную шевелюру Шепса — спать хочешь?       — Если честно — очень, до безумия, — медиум лег на спину, положил руки под голову и закрыл глаза. Спустя время он шепотом спросил — а ты правда приехал ради меня?       Чернокнижника подкосил этот вопрос. То есть он сначала в коридоре боялся за жизнь Олега, потом обрабатывал ему раны, а затем плясал с книжкой и свечами просто так?       — Ну конечно ради тебя, дурашка — тоже шепотом ответил Дима — ложись спать, а. И не забивай голову ерундой. Когда тебе это будет важно я прилечу хоть на край света, в любое время и в любое место. Спокойной ночи, любим… — Матвеев остановился. На том ли они этапе отношений, когда можно говорить «любимый»?       — Чего остановился? Да, я твой любимый, — вдруг через сон своим севшим голосом сказал Шепс и, переворачиваясь на другой бок, добавил — а ты мой.

А ты мой.