Волк и его металлист

I was born on a Dublin street Where the Royal drums do beat And the loving English feet they walked all over us And every single night When me Da would come home tight He'd invite the neighbors out with this chorus: Come out ye black and tans, Come out and fight me like a man Show your wife how you won medals down in Flanders Tell her how the IRA Made you run like hell away, From the green and lovely lanes of Killeshandra. Напряжение в пабе можно было резать крупным заточенным ножом мясника, возле лавки которого крутятся изголодавшиеся псы. Волки с подозрением косились на Сириуса, а тот с не меньшим подозрением косился на них в ответ. И немного вызывающе: причина, по которой оборотни так на него смотрели, Сириусу была неясна, но факт был очевиден — они его боялись. Вероятно, потому что они террористы. Они совершенно точно террористы. Ладно, песню о славной Мэгги Тэтчер Сириус сам без зазрения совести наигрывал на гитаре под пение Джеймса — ну правда ведьма, о чём здесь спорить? — но то, что играло сейчас? К тому же, он не мог отделаться от ощущения, что эти песенные строки были адресованы лично ему. Английскому чужаку, затесавшемуся в унылое помещение (и что Рем нашёл такого особенного в этом протухшем подвале с запашком псины?) полулюдей, глядящих на него с откровенной враждебностью. Охрененно! Он-то думал, что у них дискриминация людей, а оказывается, всего-то англичан. Ремус был не менее напряжён — то, что волкам явно не нравилось присутствие Сириуса, чувствовалось в каждом взгляде. Они не приближались к нему, предпочитая наблюдать издалека: Шон курил возле бара, Ларри нарочито медленно протирал стаканы, молодые щенки уставились на Сириуса из-за своих столиков, и в этой осторожности чуялся подвох. Возможно, дело было в запахе Фенрира, который не выветрился до сих пор. Каждый раз, когда Ремус поворачивался к Сириусу лицом, в желудке слегка мутило — дёргалось уже позабытое ощущение тошнотворной дрожи, преследующее его все подростковые годы. — Лучшее пиво во всём Нью-Йорке, чёрт дери, — сияющий Гарет плюхнулся рядом с ними, с дребезгом опуская стаканы на стол — бедняга то ли старался делать хорошую мину при плохой игре, то ли искренне не замечал натянутых в задымленной атмосфере паба струн. Его улыбка была как всегда простодушна, а волк приветливо вилял хвостом в знак дружбы. Сириус кисло взглянул на него и почти сразу же оглянулся на Ремуса. — Ты же не пьёшь, Рем. Ты не умеешь пить. Да ты пьянеешь с одной пинты. — Времена меняются, — Ремус пожал плечами. Затем отпил у Сириуса на глазах, заставляя того нервно глотнуть воздух. — А-а, чёрт дери, приятель, видел бы ты мой первый раз! Просто зверюгам алкоголь даётся в разы тяжелее чем вашим человеческим шкуркам, — Гарет хохотнул и хлопнул Ремуса по плечу. Сириус снова скривился. Вернее, улыбнулся, но эта кривая ухмылка была слишком похожа на ту, что часто мелькала у Рега — Ремус за семь лет уже научился разбираться в фирменных блэковских лицах и знал, что кроется за этой вежливой маской. Гарет, однако, воспринял усмешку как дружеский жест, и придвинул стул ближе к Сириусу. Пока тот был вынужден слушать поток интересных фактов о волках и серьёзно кивать, словно не жил семь лет с оборотнем бок о бок, Ремус оглянулся на Шона: тот разговаривал с темноволосой кудрявой ирландкой. Она появлялась в пабе редко, но Ремус уже без труда мог угадать в ней жену Шона. Под её платьем свободного кроя отчётливо выпирал круглый живот — скоро на свет должен появиться будущий предводитель стаи. Переговариваясь, они косились на Сириуса — когда их взгляды столкнулись с глазами волка Ремуса, ретировались прочь. Это было странно и могло вызвать скепсис, но Рем остался спокоен: волк не почувствовал от них вражды ни к себе, ни к своему парнишке, сидящему рядом с таким лицом, словно в него влили стакан перемёрзшего молока. По мере того, как он раздражался всё сильнее, Гарет напротив — расслаблялся. — И что вы здесь делаете? Просто… пьёте? — сдержанно спрашивал его Сириус, и его вопросы ощущались очень аккуратными — как прощупывание почвы. — Пьём, поём — мы здесь живём, Сириус! Можем быть собой. Видишь вон тех двух? — Гарет кивнул на двух девушек, переговаривающихся волчьим звучанием: картина, которая не вызывала у Ремуса ни капли диссонанса, но Сириуса по странной причине удивляла. — Эти близняшки с детства были особенно близки со своими волчьими сущностями и говорили друг с другом на нашем истинном языке даже вне полнолуний — родители выколачивали это из них палкой, и добились того, что их дети стали немыми. Но здесь — здесь они говорят. Чёрт дери, это ли не чудо? — А жизнь там? — Сириус кивнул на дверь. — За пределами этой дыры — она у вас есть? — Конечно есть, чёрт дери, — Гарет заулыбался, не замечая колкий тон. — У кого работа, у кого забота, у кого веселье, молодняк здесь тоже есть. Шон вон, работает в полиции — меня к себе пристроил. У многих семьи, детишки, у кого-то даже человеческие. Иногда даже здесь бывают, а щенки так и вовсе целыми днями крутятся. Он показал на небольшой закуток, отделённый от общего помещения паба тяжеленной бордовой занавеской — оттуда изредка со смехом выбегали дети, чумазые и лохматые, разыскивали в толпе своих родителей и хватали чипсы с бара, а потом ускакивали обратно. Если отогнуть занавес, перед глазами откроется пространство подушек и одеял, среди которых резвятся, ползают и воют дети от двух до шести лет — на знакомых взрослых они с визгом набрасывались, зовя играть, а при виде чужаков сбивались в заинтересованную кучку. Ремус невольно радовался за зреющих в их душах волчат, которые росли неотделимо от человеческого тела — Сириус смотрел на диких полузверёнышей со смесью ужаса и сожаления. — Они же никогда не социализируются, — вполголоса пробормотал он. Гарет отхлебнул ещё пива. — Так удивительно видеть тебя здесь, дружище, — он утёрся локтем, а потом им же толкнул Ремуса в бок. — Скажу прямо, обычно мы англичан здесь не жалуем, без обид, да? Но наш Ремус, — тут Рем почувствовал, как Сириус на секунду задержал дыхание, — так много рассказывал про тебя!.. — О да? — глаза Сириуса нехорошо сощурились. — Очень интересно, что конкретно. И почему Ремус вообще считает классной идеей всем разбрасываться о наших отношениях. — Чёрт дери, да ничего страшного, у нас и не такие странности встречаются. Лиззи как-то влюбилась в настоящего пса, сложно поверить, правда? — Гарет снова рассмеялся нарочито громко. В этот раз Сириус даже не выдавил из себя улыбку. Рем молча отпил, а парни с музыкальными инструментами под хитроватый голос Ларри заиграли весёлый мотив. Through the little streets of Belfast In the dark of early morn British soldiers came marauding Wrecking little homes with scorn Heedless of the crying children Cragging fathers from their beds Beating sons while helpless mothers Watched the blood poor from their head. — Хорошая у вас тут музыка играет, — Сириус сухо прокомментировал. Гарет бесхитростно закивал. — О да, чёрт дери, она такая. Её написал старина Пэдди, славный мужик! Бриты сунули его за решётку во время своих рейдов, ну, вы называете это интернированием… — Я знаю, что такое интернирование, — перебил его Сириус. — Я не знаю, — вырвалось у Ремуса. — Серьёзно? — глаза Гарета полезли на лоб. — Чёрт дери, как ты можешь не знать про операцию Деметриус! Британская армия пачками сажала за решётку всех, которых подозревала в связях с ИРА. Не было ни суда, ни следствия, просто врывались в дома и волокли на решётку. А сколько невинных было убито из ружей этих англичан, чёрт дери. ИРА обещала отомстить за всех. «Мы отомстим за каждого убитого сегодня» — это были их слова… За всё время его бурных жестикулирований и восклицаний Сириус не произнёс ни слова. Ремус тоже упорно смотрел перед собой. Напряжённую тишину разрушил усевшийся за их молчаливый столик Шон. — Ладно, парень, переходим к делу, — он сказал Сириусу хмуро, без предисловий и приветствий. — Что наплёл тебе Фенрир? — О, так вы знаете его? — Сириус усмехнулся в стакан, от которого ни разу не отпил за вечер. — Мы знаем всех оборотней этого города. Фенрир — один из самых опасных типов. — Опасный? — Сириус насмешливо изогнул бровь. — В ваши рыжие башки так напела английская кровь этого дряхлого старика, который не хочет иметь с вашими шайками ничего общего? — Отрицать свою природу — признак слабости, — согласился Шон, изящно упуская остальные колкости. — Но человеческая сторона всегда опаснее звериной. — О, ведь она так безобидна! — воскликнул Сириус. — Особенно после того, как меня просветили, что любые волки кроме вашей шайки разодрали бы моего парня, — его глаза вдруг сузились на Гарете, прежде чем снова беспомощно оглянуться на Ремуса, — в клочки. Тебе опасно здесь находиться, Рем, ты в курсе? — Чёрт дери, да Фенрира слушать — себя не уважать, — Гарет заулыбался. — Ему свойственно преувеличивать. К тому же Ремус может отлично постоять за себя, ты видел его волка? Нам всем не терпится его увидеть на следующее полнолуние, одно дело чувствовать, но совсем другое… От злости Сириус покрылся пятнами — Ремус осторожно приблизил пальцами к его ладони, чтобы коснуться сжавшихся костяшек, но Сириус опустил руку под стол. Это кольнуло. — Ты говорил, что ничего не помнишь о той ночи, — вдруг вспомнил Рем. Сириус вскинул руки. — Да, да, я был с этим вашим Фенриром. Я перепил и увязался за ним в пьяном бреду. Случайно, Ремус, не смотри на меня так! Он никак и не смотрел — только волк застыл в немом недоверии. Сириуса можно было охарактеризовать многими чертами, увязываться за взрослыми мужчинами на всю ночь вполне подходило под некоторые определения, но отчего-то волк был уверен: Сириус не стал бы этого делать. Даже пьяный. Боже, да Сириус толком не пьянел. Это могло произойти только намеренно. Нехорошие, смутные догадки зашевелились в мозгах. Но абстрактно размышлять Ремусу и без того удавалось со скрипом, а здесь ещё и Сириус продолжил распаляться — поэтому ни одна мысль не успела оформиться до конца. — Он неприятный тип, да! Очень неприятный — но он, по крайней мере, не проводит сутки в каком-то пыльном пабе с идиотскими песнями, как вы все! И не боготворит свою волчью сторону! И Ремус, знаете ли, до вас тоже такого не делал! Да он вообще был против… — Сириус, — Ремус вспыхнул и быстро встал, прежде чем Сириус не наговорил лишнего. Надо отдать должное: то ли хватило ума, то ли доброты, но продолжать фразу тот не стал. — Мог предупредить заранее, если затащил меня в ваше волчье гнездо для допроса, — вместо этого он зло прошипел. Ремус поблагодарил его молчаливым взглядом. — Ты сам хотел пойти. — Если бы я знал, что будет так, то поискал бы себе сначала адвоката. Мы просто столкнулись в баре — я и ваш Фенрир. Это было случайностью. — Просто столкнулись посреди Нью-Йорка? — глаза Шона нехорошо сверкнули. — Оборотни не сталкиваются с людьми по случайности, парень. — А с оборотнями? — Сириус вдруг ощетинился. — Вы с Ремом посреди Нью-Йорка — просто столкнулись? Шон не ответил. Его волк, до того замерший в напряжении, дрогнул. Ремус обернулся, но распознать эмоцию не успел: в этот раз вклинился Гарет. — Чёрт дери, да вы ругаетесь прямо как пожилая парочка! Может, ещё по пинте? — он снова бесхитростно заулыбался, и это послужило для Сириуса последней каплей — с грохотом подорвавшись вслед за Ремусом, он вскинулся: — А ты ещё кто! Закипание дошло до бурления — желая предотвратить взрыв, Ремус схватил Сириуса за локоть. — Мы пойдём. В этот раз даже не пришлось применять дополнительную физическую силу.

***

Они выкатились из паба, и всё пошло по накатанной дорожке: злые взгляды, недовольное сопение и много, слишком много неосторожных слов. В этот раз первый начал Сириус. — Какого чёрта, Рем? — он прошипел, заботясь о том, чтобы держать голос тихим — Ремус подозревал, что скоро это пройдёт. — Хотел спросить тебя то же самое, — хмуро отозвался он, доставая сигарету. Пока не стал зажигать — просто зажал в подрагивающих пальцах. — К чему было это детское поведение? — Детское?! Они меня допрашивали! — Ты воняешь оборотнем, с которым у них тёрки, — резонно заметил Ремус. — У меня это тоже вызывает вопросы. — Ты в чём-то меня подозреваешь? — воскликнул Сириус, и в его возмущённом голосе прозвенели болезненные нотки. Ремус вздохнул. Ситуация со всех сторон смотрелась паршиво: какие-то тёрки, недомолвки, Сириус, отказывающийся идти на контакт, запах Фенрира, который подымает шерсть на дыбы. Почему, почему он до сих пор не выветрился? Ладони задрожали сильнее, и Ремус отвернулся. Это помогло: ворчащий волк понемногу успокаивался. — Я не знаю, что думать, потому что ты не говоришь, что произошло, — он честно сказал, по-прежнему не глядя в сторону Сириуса. — А они? Много правды тебе сказали они? Ты вообще слышал, что у них играло?! — А что не так с тем, что у них играло? — сухо спросил Ремус и краем глаза заметил, что в лице Сириуса мелькнуло что-то паническое. Тем не менее, он упрямо продолжил: — Да что ты вообще знаешь о них, Рем? Об этом мужике, который тусуется в полиции? Об этом парне, который строил тебе глазки?! Боже. Это ещё что за новости. — Гарет? — Ремус удивлённо уточнил, нащупывая в кармане замшевой куртки зажигалку — пальцы от нарастающей дрожи не с первой попытки сумели ухватить прохладный металлический прямоугольник. Сириус тяжело усмехнулся: — Ты знаешь его имя. Отлично. Просто отлично. — Конечно я знаю его имя, мы приятели, — тон Ремуса стал чуть тише. Сириус напротив, распылялся всё сильнее: — Да вы отлично спелись за две недели, как я посмотрю. Я не помешал вашему флирту? Может, мне стоило уйти? Ремус на секунду прикрыл глаза. Казалось, Сириус должен быть последним человеком, на которого дружелюбие произведёт такое впечатление, до Нью-Йорка он вообще не создавал впечатление ревнивого человека — неужели просто не думал, что на сопливого Лунатика кто-то посмотрит всерьёз? А на него смотрели. Не бедняга Гарет, на которого теперь валились все шишки просто за то, что он был рядом — но смотрели. Они оба чувствовали это, идя по улицам. Взгляды оборачивающихся к ним прохожих были адресованы вовсе не Сириусу — таких парней с тенью давно увядшего рокерства было сотни на улицах Нью-Йорка. Природная сила вожаков манит людей, притягивает — здесь, где восприятие людей не было замутнено тем, что перед ними стоял вшивый замарашка Рем, это ощущалось особенно ярко. О да. Они оба чувствовали это. — А что? Что! — Сириус почти кричал. — Ты не замечаешь, каким взглядом он на тебя смотрит?! «Наш Ремус», о да, конечно, это очень дружелюбно! — Сириус, он смотрит на меня, потому что я вожак, — Ремус попытался защититься, но всё безрезультатно: Сириус был слишком заведён, чтобы слушать голос разума. — Охрененная отговорка, Рем. Я этот взгляд чую за версту, он запал на тебя, как школьница, а ты ничего с этим не делаешь, ты… — Даже если запал, нет разницы! — Ремус воскликнул в сердцах. Он облокотился на кирпичную стену, лихорадочно чиркая зажигалкой. Закурить. Ему срочно нужно было закурить. Сириус явно был готов на второй круг. — Нет разницы? — он зло усмехнулся. — Это почему же? «Потому что я тебя люблю!» — Потому что я не гей, Сириус, я не западаю на парней просто потому, что они западают на меня! — резко сказал Ремус, и Сириус остолбенел. Буквально: ещё секунду назад злобный сгусток энергии в нём кипел настолько, что он не мог стоять смирно, но после этих слов он замер бледнолицей статуей в блестящей кожанке. Весь словно из мрамора. — В смысле? — недоверчиво переспросил он. — В смысле не гей? Огонёк зажигалки чиркнул. Ремус затянулся сигаретой. — В прямом, — отрывисто бросил он. Сириус громко фыркнул — покачав головой, спрятал ладони в карманы куртки. Почти сразу же выдернул одну и провёл ей по лицу, переминаясь с ноги на ногу. Ремус молча наблюдал за его суетливыми движениями. — Знаешь, я сейчас не в состоянии смеяться над такими шутками, — наконец, сказал Сириус. — Сириус… — Нет, это даже не шутка, — Сириус издал смешок. — Это издевательство. Это издевательство — прикалываться так над своим парнем после семи лет отношений! — Я не гей, — безжизненно повторил Ремус. Он снова затянулся, наблюдая за тем, как улыбка медленно сползает с лица Сириуса. Кажется, он понял. — Ты серьёзно, — он не спросил — утвердил факт. Ремус кивнул, и молчание продержалось не менее минуты после этого жеста. Тишина, гробовая тишина — только гул машин на суетливой улице за углом и приглушённая мелодия, доносящаяся из-за массивной двери. — А как же мы? — наконец, вполголоса спросил Сириус. Ремус поднял на него вопросительный взгляд. — Что мы? — Мы, Рем, как мы тогда работаем? — он выдохнул, снова явно начиная закипать. — Конечно же ты гей, чёрт возьми, мы семь лет вместе! Да мы трахались как грёбаные кролики эти семь лет! — То, что у меня нет половой дисфункции, не делает меня геем, — Ремус пожал плечами. — Я тебя не привлекаю?! Ремус болезненно вздохнул: Сириус выглядел так, будто вот-вот расплачется, и это было совершенно справедливо. — Сириус, это не имеет значения… — он осторожно попытался объяснить, но замолчал, когда Сириус резко поднял руку. Тот нервно открыл рот, собираясь что-то сказать, возразить, может, и вовсе выкрикнуть на всю улицу, но почти сразу же захлопнул обратно. Лицо приобрело вид напускного равнодушия Блэков, не сулящее ничего хорошего. Сириус медленно пошёл прочь. — Сириус, — Ремус устало окликнул его. Тот не обернулся. — Просто оставь меня в покое, Рем. Он ускорил шаг — тогда Ремуса прострелил странный ужас. Волк знал, волк чуял каждой своей звериной частичкой, куда направляется его парнишка — волк знал, что это могло обернуться очень плохими новостями. — Сириус, — Ремус снова окликнул его с нарастающей тревогой. — Сириус! Обернувшись, Сириус язвительно показал средний палец: — Обещаю, что вернусь раньше полуночи. Ремус потом долго проклинал себя за то, что не нагнал его. Не решился пойти за ним. А ведь стоило — стоило увидеть, как после длительной поездки на метро от Бронкса до Бруклина за однообразными кварталами, похожими один на другой как хлопья снега, по адресу, вручённому подозрительным стариком с неприятным запахом ещё прошлым днём, Сириус обнаружил распахнутый настежь гараж и парнишку, возящемся с мотоциклом и гаечным ключом. От такого совпадения он бы невесело усмехнулся — ловко Фенрир забрался им в души. И уже тогда догадался, кто ему в этом помог. — Привет, — тот парень сказал с английским акцентом — таким же чистым, как у Фенрира. Как у самого Сириуса, если на то пошло. Сказал, вытер перепачканные в смазке пальцы носовым платком и протянул руку. — Ты Сириус, так? Фенрир рассказывал, что ты можешь зайти на днях. — Ага, — рассеянно отозвался Сириус, пожимая крепкую ладонь. — Ты типа ремонтник? — Скажешь тоже, — парень насмешливо усмехнулся и прошёлся рукой по собранным в небрежный хвост светлым волосам. — Я кастомайзер. Делаю мотоциклы на заказ и совершенствую модели под запросы клиентов. Сириус расширил глаза: в его картине мира байки клепались на заводах, а их исходный вид не поддавался сомнению: купил, а потом только ремонт, мойка, для особых выпендрёжников перекрашивание, но не более того. — Вот эта двухтактная детка готовится для мужика, который любит скорость, — парень деловито хлопнул по сидению мотоцикла. — В аварию на ней попасть как раз плюнуть, если ты не спец. — Опасная малышка, — вполголоса проговорил Сириус. Парень усмехнулся. Облизав губы, вскинул на Сириуса пытливый взгляд. — Здесь есть неплохая трасса поблизости. Хочешь обкатать? Он захотел. Он катался, катался, катался на мотоцикле до ночи, пока Ремус ждал его в маленькой бруклинской квартире, уставившись пустым взглядом в окно. Дома был только Регулус. Он очутился на пороге комнаты без стука, бесцеремонно распахивая дверь — вероятно, для него ни Сириус, ни Рем по-прежнему не были полноправными членами этого дома. Несколько секунд молчал, изучая смятого, злого и привычно тихого Ремуса с головы до ног. Тот ответил ему тем же — напряжённый волчий взгляд. Они молчали. Потом Регулус неожиданно вежливо спросил: — Играешь в шахматы? Помедлив, Ремус кивнул.