Рядом с ним

Закатное солнце ненавязчиво пробивается через окно. В приоткрытую форточку легко дует ветер, поднимая под собой светлые шторы. Блондин перед зеркалом в ванной очевидно прихорашивается. Мягкой кистью пудрит лицо, укладывает волосы, наносит полупрозрачный блеск на губы. Сегодня у него важный день. Мысли в светлой голове путаются и перебивают друг друга, но Тенма не обращает внимания. — «Сегодня Руи придет, сегодня Руи придет!» — мысленно пищит он, убегая в ярко освещенную кухню. Заранее достаёт две кружки и пару каких-то десертов из холодильника. Он носится по дому и светится от счастья. В просторных светлых помещениях гуляет освежающий ветерок с улицы. Вбегая в свою комнату юноша скользит взглядом по склянке с таблетками, делая мысленную пометку не забыть их выпить. Нервно смотрит на часы. — «Еще полчаса...» За бессмысленными делами и заботами незаметно пролетают сорок минут. Цукаса проверяет все, что может: везде ли чисто, все ли есть к чаю, хорошо ли он выглядит и нет ли дома посторонних. Взгляд вновь прикован к часам, и Тенма понимает, что Камиширо опаздывает. Впрочем, он не удивлён — такое часто бывает. Цукаса уже давно чувствует себя не очень хорошо. Уже час-другой его преследуют странные ощущения. Блондин напрягает память, но не помнит, в чем проблема. Пара мгновений и он решает, что ему кажется. Мальчик замечает, как в стенах становится прохладнее и вихрем несётся закрывать окна. Садится за стол, ждёт. Ждёт полчаса. Ждёт час. Начинает чувствовать, что прошло уже полдня и опять глазеет на часы. Ах, нет. Всего лишь пятьдесят минут с назначенного времени. Цукаса прикрывает янтарные глаза и погружается в свои беспорядочные думы. Под молочно-белой кожей начинает кипеть и бушевать кровь. Цукаса слышит, как она кричит. Кричит отчаянно, кричит разочарованно, яростно. — «Он забыл о нас! Забыл! Как ты не понимаешь?» — рвется она. — Все в порядке, — он старается придать голосу максимальное спокойствие, — он просто опаздывает. Живая шпинель начинает реветь в сосудах и бешено рваться наружу. Мысли скатываются в огромный ком из надежд и сомнений, а в ушах начинает отвратительно звенеть. Голова медленно разрывается от боли, Цукаса инстинктивно тянет себя за красные концы прядей. Отчего-то вскакивает из-за стола, почти роняя стул. Горло и легкие режет паника. Блять, блять, блять. — Хватит! Прекратите, сука! — взывает он и уже думает идти за таблетками, когда все звуки резко стихают. Дин-дон. На мальчика накатило облегчение. Он чувствует себя блядским камнем на морском берегу. Шторм начинается быстро и неожиданно, а иногда растягивает свое начало на целый день. Он ничего не может сделать. Он может лежать и принимать это. Мягкая улыбка снизоходит на худое лицо. Он бежит к двери, почти выбивая ее от предвкушения сегодняшнего вечера. За ней стоит Руи. Целый, здоровый, как всегда необычайно красивый и с пакетом в руках. Волны больше не бушуют. Вместо них — мягкая белая пена. Жёлтые глаза хитро блеснули в лучах солнца. Камиширо забавно улыбается и щурится. — Вечер добрый, Цукаса-кун, — режиссёр хихикая проходит в коридор. — Я рад видеть тебя здесь, Руи! Глаза Тенмы горят алым янтарем даже в полумраке прихожей без света и он, роняя счастливые звездочки из радужек, поспешно закрывает дверь на все замки. Отвернувшись слышит, как Руи уходит из его поля зрения на кухню. Кровь под кожей смеётся, говорит, что Руи странный сегодня. Очень-очень странный. Он не извинился за опоздание, ничего об этом не сказал. Он странно смотрел на него. Цукаса не подал виду, но ему показалось, что он видел в чужом взгляде что-то хищное. Он странно улыбался. Как-то непривычно. Странно, странно, странно. Тенма даёт себе звонкую почещину и вновь вспоминает про таблетки. Отойдя от двери, он уже идёт к лестнице, чтобы выпить их наконец. Его прерывают: — Цукаса-кун! Подойди, будь добр! Актёр вымученно вздыхает. — Руи, я сейчас приду! Он собирается продолжить путь, но... — Это срочно. Любопытство берет верх, а Цукаса направляется на кухню. Входя в столовую он уже видит на столе что-то желтое. Что? Подходит ближе. Глазницы резко распахиваются и Тенма почти начинает прыгать вокруг возлюбленного. На столе стоял жёлтый тортик с рисунком цыпленка. Блондин наблюдает за бликами на пластиковой упаковке. В голове неясный туман, так что он просто приобнимает режиссёра за предплечье и восторженно благодарит. Руи согласно качает головой. — Мы съедим его сейчас? — не сдерживается юноша. — Нет-нет, — мотает Камиширо рукой, — я думал, мы оставим его на вечер. Тенма сомневается: разве не лучше съесть сладость сейчас, тем более он приготовил кружки для чая... — Руи, может все-таки, — он поднимает голову к другу, но тот, будто читая его мысли, опережает: — Не знал, что будущая звезда так нетерпелива... На лице Камиширо заговорщическая улыбка. — Это вовсе не так! — смущается Цукаса, — я просто подумал, что... Он замолкает и режиссёр, замечая паузу, предлагает: — Как насчёт кино? — Я не против! Последующие пару часов за фильмами пролетают довольно быстро... Лилово-золотые блики заката давно сошли со светлых стен, не оставив после себя совершенно ничего. Недавно начался дождь. Часа три назад Цукаса слышал стуки. В дверь или по стенам, кажется. Но Руи его успокоил, сказав, что это начинает барабанить дождь, или на улице играют какие-то животные. — «Верно,» — думает юноша, — «мне всего лишь послышалось.» Экран телевизора мерцает убийственно сильно в абсолютной темноте остальных комнат. По телу расползаются мурашки и сердце начинает стучать громко-громко. Камиширо прижимает Тенму к своему плечу, обнимая. Это ощущается для Цукасы чем-то интимным и невероятно нежным. Он пытается прильнуть ближе, чтобы не упустить момент чужой ласки. Но рука на предплечье блондина сжимается подозрительно больно. Он закрывает на это глаза, отодвигая явно не на второй план. На тридцатый, может быть. — Цукаса, — подаёт голос Руи. Без приставки. Он обратился к нему без этого раздражающего суффикса. Бабочки в животе водят хороводы и танцуют присядку. — Да? Голос отвратительно ломается от волнения, но это не так важно. — Кто там в углу? Тенму вдруг настигает ступор. В каком ещё, блять, углу? Разве этот баран не видит, как трепетно Цукаса относится к этому мгновению? Актер нехотя поворачивает голову, осматривая все углы в поле зрения. И вдруг замечает. В углу справа от него возвышается огромная чёрная тень. Бабочки с оглушительным грохотом падают вниз живота. Цукаса хочет подорваться с места, чтобы убежать от высокой худой фигуры с длинными конечностями, но чужая ладонь намертво впивается в него. — Р-руи?.. Ответом служит тишина. — Руи, пойдём включим свет... Тенма пытается убрать с себя чужую руку. Безуспешно. — Нет, — разрезает воздух знакомый голос, — никуда ты не уйдёшь. У Тенмы пробегает новый табун мурашек не от стального тона друга, а от его слов. Что значит никуда он не уйдёт? —Руи, ты пугаешь меня. Кровь в жилах начинает неистово орать, чтобы обладатель бежал-бежал-бежал куда подальше. От внезапной паники и страха в глазах начинают скапливаться слезы. Цукаса набирается духу посмотреть в лицо режиссёру. Глаза. Чёрные, как смоль. Он глядит на него этими ужасными глазами и улыбается. Это было последним толчком: плевав на все, блондин со странным хрустом вырывается из объятий. Подбегает к выключателю и в спешке щёлкает им. Но ничего... Ничего не изменилось. Ужасающая тень до сих пор стоит почти под потолком, а его, как казалось, друг медленно встаёт с дивана, не отрывая взгляд. Животный ужас охватывает с головой, и из горла рвётся почти женский визг. Цукаса бежит на кухню, включает свет. Все внутреннее естество кричит, плачет, рыдает. Все плохо. «Что происходит, что происходит, что происходит?» Глаза бешено метаются по трапезной в поисках защиты или оружия. Когда актёр подбирает нож все резко смолкает. Помещение погружается в гробовую тишину, а ощущение инородного присутствия сходит на нет. Это продолжается лишь пару секунд, пока в слух не врезаются шаги. Явно не Цукасы — он уже стоит на месте. В глазах начинает мутнеть от нервов, но Тенма, взяв себя в руки, дерганно оборачивается. В груди больно щемит, а тело сковывает как параличом. Руки и ноги пронзает глухая боль, и колени подгибаются. Блондин чувствует дрожь во всем своем теле, не может пошевелиться. Его кровь и мозг теперь вместе бьются в истерике. Они истошно визжат, уговаривают уносить ноги, но испуг сковывает цепями. На пороге кухни стоит он. Стоит Руи. Иссиня-черные глаза теперь увлекательно блястят под светом большой люстры. Улыбка не сходит с его лица. Это не та улыбка, что так нравится Тенме — Руи почти всегда улыбается по-кошачьи хитро, загадочно, он улыбается мило и искренне, но то, что видит Цукаса сейчас — ввергает его в ужас. Улыбка до громкого крика пугающа. Хотя, нет, не улыбка, оскал — вот верное слово. Дикий и кровожадный. Блондин издает ещё один перепуганный вопль, когда Камиширо, отмерев, начинает двигаться в его сторону. Двигается не так, как двигался бы нормальный человек. Он пошатывается из стороны в сторону, с неясным треском неспешно шагает, медленно подтягивая руки к Цукасе. Кожа у фиолетововолосого нечто мертвенно бледна, а под глазными яблоками пролегли серо-фиолетовые синяки. У актера в голове щелкает, и он, оббегая стол по кругу, пулей летит на второй этаж. От больного испуга запинается о ступени, но бросает быстрый взгляд в тот злополучный угол. — «Уебское чучело еще там...» Мальчик с обмре не успевает осмыслить, когда его успевают схватить за левую руку ледяные ладони. Он жмурится и наугад бьет ножом. Черт знает, куда попал, но что-то с неадекватным грохотом падает на лестницу. Ноги несут в собственную комнату, дверь с неистовым хлопком закрывается за Цукасой. «Все хорошо, все хорошо, все хорошо...» Он наконец-то позволяет себе разрыдаться навзрыд. Осознание содеянного обдает ведром холодной воды. Он убил Руи. Он убил Руи. Он убил Руи. — «Нет, нет, нет, нет,» — ужас вновь подбирается к нему, — «нет, нет, нет... Этого не может быть, это сон...» — «Я не мог убить его, не мог! Я должен проверить!» Все сомнения отметаются стуком в дверь. У Цукасы было ощущение, что кто-то набрал хороший мешок всякой всячины и с силой кинул его в эту жалкую дверь. Скорбь и сожаление от убийства вновь затухают. На смену им приходит приевшийся испуг. Он бежит к столу, судорожно хватает с него склянку, что заметил только что. Закидывает в горло пару таблеток и, слыша за дверью шум, прячется в шкаф. Тенма не знает, сколько там провел, находясь в полудреме. Открыв глаза, он прислушался. В доме стояла абсолютная тишина. Он все вспомнил спустя пару секунд после пробуждения. Нужно было выйти из комнаты, но он так боялся. Боялся, что увидит там труп близкого человека. Мальчик подпрыгивает от неожиданности, услышав громкое телефонное уведомление. Точно, ведь смартфон все это время был в комнате. Нервно хватая гаджет, Цукаса не глядя тыкает пальцем в баннер. К его удивлению открывается один из чатов. — «Цукаса-кун? С тобой все в порядке? Боже, прости, я так опоздал. Я звонил тебе, чтобы предупредить, но ты не отвечал, а когда пришёл ты не открыл. Ты дома?» Что?.. — «Неужели ты так сильно обиделся, что не хочешь меня впускать?(» Какого... — «Цукаса-кун? Я уже полчаса под дверью. Ты точно дома?» — «Все в порядке?» — «Прости. Я зайду к тебе завтра утром ещё раз.» Тук-тук-тук-тук. В светлой голове медленно сложился пазл: странное поведение Руи, тот торт, что ему почти запретили есть... И те стуки. Все это... Опустошение и настороженность медленно разъедают стеклянное сердце. Цукаса с пустой головой тащится к двери. Открывает. Дом встречает его девственной чистотой. Лишь нож валяется под лестницей. Телефон медленно выскальзывает из руки и падает на пол. «10:07» Дыхание замирает в ужасе, и зрачки сужаются когда до него доносится... Дин-дон.