Kneel

— …ан Ма… Кап… и…виш… Соуп! Резкий окрик выдёргивает Джона из его мыслей, и он испуганно вздрагивает, оглядываясь вокруг. — Ну наконец-то! А то совсем ушёл в себя и заблудился, — задорно, с лёгкими ехидными нотками, смеётся девушка, что стояла в дверях его кабинета. Невысокая, миниатюрная брюнетка, на вид хрупкая, словно фарфоровая статуэтка, но МакТавиш знает: её инструктор гонял девчонку круглыми сутками, пока не удостоверился, что она может постоять за себя. — Не дерзи начальству, — уже привычно ворчит на неё шотландец, слегка смущённый тем, что действительно слишком крепко задумался и совсем не заметил чужого присутствия. — Я в твоём возрасте был более сдержанным. — Ага, дядя рассказывал, каким ты был сдержанным, — так же привычно парирует девушка, насмешливо фыркая, и подходит ближе, водружая ему на стол стопку бумаг. — Это всё надо будет проверить и подписать к завтрашнему вечеру. Соуп шипит себе под нос тихие ругательства, откладывает в сторону подвеску, которую до этого вертел в пальцах, и тянется к первому листу. — Я думала, ты его давно уже потерял, — хмыкает девушка и, в ответ на недоумённый взгляд, кивает на цепочку. — Эй, эта штука мне жизнь спасла! Дважды! — возмущается мужчина и вновь берёт подвеску в руки. Щербатый осколок тёмного металла тускло поблёскивает, отражая свет, и лишь на некоторых гранях ярко бликует уже порядком истёртая заточка. — Да-да, все мы помним историю твоего чудесного спасения, — отмахивается девушка, но голос её едва заметно подрагивает и звенит напряжением. — Провалялся в больнице несколько месяцев, так ещё и повышение до лейтенанта получил. — Лесли… — нахмурившись, осторожно зовёт шотландец. — Шесть лет прошло, ты что, до сих пор сердишься? — Ты-то себе спокойно в коме валялся, а на Саймона смотреть страшно было! Ты же помнишь, чем тогда все закончилось?! Соуп виновато поморщился. Да уж, ситуация тогда получилась не очень приятной. Совсем неприятной. Наверное, эта миссия ещё долго будет преследовать его в кошмарах. Казалось бы, нужно было схватить очередного террориста, ничего нового. Обязательно живым, Ласвэлл несколько раз об этом напомнила, так, чтобы до всех точно дошло. Это несколько осложняло дело, но тоже не впервой. Так что Джон особо не волновался по поводу этой операции и, когда они загнали противника в тупик, самонадеянно рванул вперёд, не обращая внимания на предостерегающие окрики Прайса и Гоуста. Понял, что ошибся только когда над левым ухом услышал щелчок затвора и следом оглушительный грохот. Очнулся он только спустя пару недель в больнице с чудовищной головной болью. Как ему потом весьма путано объяснили врачи, пуля, столкнувшись с обломком ножа, который он больше по привычке продолжал носить за ремнём шлема, сменила направление и разлетелась на осколки, большая часть которых застряла в самом шлеме, а те, что всё-таки смогли пройти сквозь кевларовую броню, не пробили череп. Основной урон он получил больше от ударной волны, чем от образовавшейся шрапнели, и отделался лишь тяжёлым ушибом мозга, частичной глухотой и глубокими шрамами, что неровной звездой расползались во все стороны чуть выше виска. Едва к нему тогда только начали пускать посетителей, как появился злющий как сто чертей Прайс и устроил ему такую головомойку, что Соуп от стыда готов был провалиться под землю и даже не смел возражать против его гневной проповеди, хотя и недоумевал от такой бурной реакции. Но на следующий день пришёл не менее мрачный Газ и вот он, неуютно ёжась, объяснил наконец, в чём было дело. Как оказалось, все тогда подумали, что его убили и прежде, чем они успели хоть что-то предпринять, Гоуст в несколько прыжков настиг противника и принялся вколачивать его голову в пыльный бетонный пол. Гэррика передёрнуло, когда он рассказывал, как лейтенант, не выказывая никаких эмоций, размеренными, почти механическими движениями впечатывал свои кулаки в чужое лицо, не обращая внимания ни на крики боли, ни на отвратительный хруст костей. Оттащить его смогли только после того, как выяснилось, что МакТавиш ещё жив, но к тому времени террорист уже не подавал признаков жизни, а его голова была похожа на лопнувший перезрелый арбуз. Если верить слухам, у того мужика были какие-то очень необходимые разведке сведения, так что выволочку Саймону тогда устроили страшную, грозясь отправить его чуть ли не под трибунал. И хотя по итогу дело всё-таки замяли, внезапно откуда-то всплыла информация о старых проблемах Гоуста. И как бы Прайс не старался его выгородить, ему всё-таки пришлось уйти из армии. Помнится, с последствиями той миссии они разбирались ещё очень долго. Как с физическими — очередная черепно-мозговая дорого обошлась шотландцу, до сих пор напоминая о себе сильными мигренями, так и с эмоциональными — когда Саймон в первый раз всё-таки пришёл навестить его, почти перед самой выпиской, выглядел он настолько подавленным и опустошённым, что Соупу захотелось сесть и совсем по-детски разреветься. Сам же бывший лейтенант хоть и вёл себя более мягко и заботливо, чем обычно, но смотрел так, что МакТавиш нутром чуял, если бы они находились не в больнице, мужчина сам бы его придушил. И когда шотландца наконец выписали и Гоуст, не слушая возражений, забрал того к себе домой, он всё-таки дал волю эмоциям. Бить его блондин, конечно, не стал, но орал так, что у Джона звенело даже в том ухе, что едва слышало. А после, выпустив пар, крепко сжал парня в своих объятиях, уткнувшись лицом ему в плечо и не отпускал в течение нескольких часов, словно пытаясь удостовериться, что с ним всё в порядке. И Соуп этому совсем не возражал, лишь поглаживал дрожащие плечи и перебирал светлые волосы, с грустью отмечая, что в них изрядно прибавилось седины. А после начальство решило, что на место Гоуста нужен новый человек и сколько бы шотландец не отбрыкивался, ему всё-таки дали лейтенанта. Да уж, тот год МакТавиш вспоминал весьма неохотно. Радовало только то, что Саймон довольно быстро оправился после увольнения и вскоре нашёл себе занятие по душе, всерьёз занявшись ремонтом мотоциклов, чем даже неплохо зарабатывал. — Мы надеялись, что после того случая ты наконец станешь осторожней, — тихо говорит брюнетка, кажется, тоже вспомнив то время. Для неё тогда всё тоже было весьма непросто, ведь девушка, не смотря на все возражения британца, всего за год до тех событий только поступила в армию. И весьма недовольный этим Гоуст лично занялся её тренировками и всеми правдами и неправдами добился того, чтобы Лесли прикрепили в качестве штабного работника именно к их базе. Так что неожиданно потерять наставника и защитника, который был с ней рядом не один год, для девушки было весьма сильным ударом. Но она достойно с этим справилась, ставя на место подозрительно знакомыми едкими комментариями любого, кто пытался её задеть. — Эй, да я сама осторожность! — возразил Соуп, на что получил в ответ очень скептический взгляд, тоже очень знакомый, кстати. — Тебе напомнить про последнее задание? — Ой, да просто задело рикошетом, — легко отмахнулся МакТавиш. Девушка грозно прищурилась, и мужчина снова сник, отлично понимая, что она хочет сказать ему одним только взглядом. Газа не стало два года назад. Шальная пуля отрикошетила от какой-то старой бочки и попала ровно между пластинами бронежилета. Им не хватило буквально пары минут, чтобы дождаться медиков. Для всей команды это стало большим ударом, но больше всего сдал Прайс. За несколько дней он постарел буквально лет на десять и вскоре подал в отставку. А Соуп получил очередное, ненавистное ему повышение. — Бобже, ладно, я буду внимательнее, — поднял руки в примирительном жесте капитан и улыбнулся. — Может вообще уйду только в бумажную работу, а то, знаешь ли, возраст. — Ой, кончай заливать, тебе всего тридцать восемь! И перестань коверкать слова, сколько можно уже? — насмешливо фыркнула девушка. — Хотя дядя до сих пор вспоминает твою истерику, когда тебе исполнялось тридцать. — Мне кажется, вам надо поменьше общаться, — недовольно поджал губы мужчина. — И с каких это пор Саймон стал таким треплом? Ну да, накануне своего тридцатилетия Соуп внезапно решил, что молодость прошла весело, но мимо него и что после дня рождения он мгновенно превратиться в дряхлого старика, годного только на то, чтобы сидеть в кресле, укрывшись пледом, курить трубку и бесконечно ворчать, из-за чего сильно разнервничался и, возможно… Только возможно!…Излишне драматизировал. Гоуст, наблюдавший тогда за всеми его душевными страданиями, только искренне веселился, подпитывая панику парня рассказами про давление, метеозависимость и прочие прелести взрослой жизни. — Кстати о Саймоне, — хмыкнула Лесли, бросив короткий взгляд на свой телефон, который только что свистнул уведомлением о новом сообщении. — Он ждёт тебя на КПП. МакТавиш коротко выругался и бросил взгляд на стопку бумаг, к которой он так и не притронулся. Брюнетка, видимо оценив его печальный вид, сжалилась и обречённо выдохнула: — Иди уже, герой-любовник. Я разберусь с документами. — Что бы я без тебя делал? — тут же просиял мужчина и, быстро собрав свои вещи, рванул на выход, махнув девушке на прощание. Ещё на подходе к парковке, он слышит чей-то громкий смех и невольно улыбается, когда выйдя за ворота, видит высокого, крупного мужчину верхом на матово мерцающем в закатном солнце мотоцикле, вокруг которого, словно восторженные щенки, скачут его караульные, чуть ли не пуская слюни на байк. Они наперебой что-то спрашивают у водителя и тот, негромко посмеиваясь, с удовольствием отвечает на их вопросы. Соуп не может сдержать тихого смешка. Эти солдаты ещё совсем молодые, они в армии не больше чем пара лет, так что они никогда не знали мрачного и нелюдимого лейтенанта Райли, который одним только взглядом мог распугать людей вокруг себя. Они не знают, какой путь ему пришлось преодолеть, чтобы справиться с этим и научиться доверять людям, и позволить себе расслабиться в их присутствии. Они знают только Саймона — спокойного, приветливого, но порой не в меру ехидного мужчину, который каждый вечер забирает их обожаемого капитана с работы. Они видят сильного, крепкого мужчину, только почти белые волосы которого намекают на то, что он уже не молод и не знают, сколько шрамов скрывается под наглухо застёгнутой одеждой. Они слышат бархатный, завораживающий, британски-мурлычащий голос, но не знают, что когда-то он звучал глухо и скрежетал ржавым металлом. Они смущённо тушуются под взглядом цвета тёмного золота и не знают, как страшно может скалиться зверь в чёрных провалах бездонного зрачка. Они не знают, а значит Джон всё сделал правильно. Он подходит ближе и слышит, как один из бойцов неуверенно говорит: — Мне кажется, что Вам бы больше подошла какая-нибудь классическая модель. Харлей или что-то из той же серии. Что-то более статное, сдержанное. — Может быть, — миролюбиво рокочет Саймон и взгляд за их спины переводит, в Соупа пристально вглядывается и в тёмном золоте огненный янтарь вспыхивает. — Но люблю я что-то более безбашенное.