Мысли в зеркалах

Ему хотелось ни о чем не думать. Именно сейчас, в этот короткий миг растерять разом, расплескать, разбить, разогнать этот рой хрупких назойливых мыслей. Выбросить из окна мчащегося автомобиля, чтобы остались они лежать и таять на раскаленном городском асфальте. Ему хотелось не думать, не ощущать, не задыхаться. Но горько-соленый привкус на языке вперемежку с коричной пряностью не давал закрыть чувствам и мыслям глаза. Не давал их ослепить и бросить. Эйджи еле слышно хмыкнул под нос, отмечая знакомый привкус любимой жвачки, которую подарил Эшу после знакомства, так как не нашел ничего лучше у себя в карманах, чтобы отблагодарить за проявленное доверие. Он цеплялся за эту коричную горькость, чтобы больше ни о чем не думать. Но в сжатой ладони скомканной притаилась страшная, изматывающая адреналином мысль. Чайнатаун, Шортер, банды и мафия, сообщение, которое надо передать, жизнь, которую надо сохранить. За окном плескалась предлетними лучами городская суета. И Эйджи вдруг подумалось, что в Японии уже давно отцвела сакура и что хотелось бы опять ее увидеть именно сейчас, в эту секунду, и сжимать в руке другую руку, а не нервно скомканный клочок бумаги со свидетельством его принятия на себя нежданной ответственности. И ведь, подумалось Эйджи, Эш стал единственным человеком, отнесшимся к нему с уважением. Как к равному, способному выполнить, казалось бы непосильное для такого неженки, задание. Без умилительных сюсюканий, лелеющих переросшее детство, без гиперопекаемого и душащего патронажа. Эш взял и одним небрежным взмахом руки, одним по-юношески резким касанием губ вырвал это детство, эту наивность и неуверенность из сердца Эйджи. И вложил в образовавшуюся рану целебные чувства храбрости, настойчивости и решимости. Эйджи смотрел на свое хмурое отражение в боковом зеркале и хотел ни о чем не думать. Мимо проносились растопленные солнцем озерные миражи, таяли в вечернем дыхании вихри выхлопных газов, стирались из памяти удаляющиеся небоскребы. Он почувствовал как в ловушке из липких нитей бесполезных мыслей запуталась одна стоящая внимания, разбивающая сердце и сшивающее его вновь тысячи тысяч раз. Эту мысль он прочитал в быстром серьезном взгляде зеленых глаз, ощутил вкусом недавно избитых до крови губ, почувствовал нервным жаром ставшей вдруг колючей собственной кожи. Он понимал, что еще несколько минут — и он выйдет из машины, поднимается в номер и соврет Ибэ, что пойдет прогуляться, и пойдет туда, куда его не звали и где точно уж не ждут, пойдет и сделает все, что просил его Эш, без необходимости требовать объяснений. И бояться он будет только одного: не успеть, подвести. Это потом. А сейчас ему хотелось ни о чем не думать, не ловить эти мысли в зеркалах дорожных миражей, а только помнить цветущую сакуру, чувствовать этот коричный привкус и сжимать в руке тепло того, что так нечаянно вдруг стало родным.