4:30

— И на сколько… Ага, да, благодарю, сенсей, — в последнем слове скопилось столько невысказанного змеиного яда, что впору собирать его в кубок и подливать врагам на пиру. Сукуна вертит ключ карту между пальцев, постукивая по ней черным длинным ногтем. Клыки побаливают, намекая, что новое тело, созданное, буквально по его образу и подобию прошлой жизни (не считая отсутствия второй пары рук), готово к следующему гону. — Плохая новость, машину за нами смогут прислать только к утру, — Фушигуро плавным слитным жестом подхватывает промокший рюкзак и прячет зевок в вороте плаща. — Чем порадуешь ты? Новость предсказуемо не оказалась радостной. Как и задание в целом, иногда, Сукуна задумывался над тем, что был бы не против убить весь чертов мирок, а не идти на сотрудничество с… с бог знает насколько старыми пердунами. Но вывернуться из ловушки Кендзяку хотелось больше, эпизод за эпизодом, пакт о перемирии, новое тело и вот каким-то абсолютно дурным образом он оказался тут. В точке невозврата, когда сносит одним движением особый класс, перед этим играя с ним в кошки-мышки с приманкой. Приманка к слову перешагивает две ступеньки и держит косой путь прямо в перила винтовой лестницы. Красный ковролин поглощает шум их шагов и капли воды с чужих вещей. Внутреннее зверье недовольно водит носом и интересуется какого хрена бета ведет впереди, но… если честно мнение зверюги Рёмена почти не волнует. Чужая-родная за все эти годы рожа кирпичом выражает ровно весь спектр эмоционального негодования касательно лебедя на простынях номера для молодожёнов. Сукуна же считает, что он попал в апогей человеческой поп культуры ромкомов нулевых. Сопляк обожает подобного вида клише и наверняка бы написал целый восторженный опус о том, как Рëмену и Мегуми… Повезло. Повезло застрять посреди гребанного ничего, посреди жаркой весны, когда мистер-я-сплю-в-ванной чуть трижды не впечатался, от усталости и переутомления в дверной косяк. Фушигуро может и слегка за двадцать, но мозгов будто бы с семнадцати не прибавилось. Слишком привык вывозить все один и так и не научился отдавать контроль кому-то другому. Мальчик слишком и чересчур. Он прекратил напоминать косолапого щенка овчарки со слишком длинными ногами и угловатым телом, и расцвел на манер цветов сакуры за окном. Плечи шире, взгляд тяжелее, первые морщинки в уголках глаз, еле заметные гусиные лапки, появляющиеся вместе с редкими улыбками. Шаман, один из сильнейших мира сего… И непроходимый упёртый зануда в некоторых вещах. Очаровательное ослиное упорство граничащее с откровенным безумием и самоотверженностью, соседствующая с людской глупостью. В конечном счёте, Сукуне слишком много лет и он чересчур стар, чтобы лезть в эту голову и стараться, там что-то менять. Себе дороже. Больше нервов сэкономит. Взгляд у Мегуми… Пустой, даже стеклянный, он молча опускается в глубокое кресло у окна, проверяя заряд на телефоне и прикладываясь губами к термосу, горячая сладко пахнущая жижа, которая явно чересчур для данного тёплого климата. — Иди в душ первым, — тонкая кожа под веками, покрасневшие мешки под глазами и анемичная бледность. Он едва ли впихнул в себя омурайсу на завтрак и с тех пор только со своим термосом и носится, будто с драгоценностью. Сукуна приподнимает уголок губ в намеке на кривую ухмылку. — Гордая бета настолько боится за свою честь, что серьезно решил спать в ванной? — ему не нравится упоминания второго пола. — Не валяй дурака. — У тебя клыки торчат, — рубленная топором фраза, он даже не отрывает глаз от телефона. — И гон скоро должен наступить. — Следишь за моим циклом, маленький сталкер? Бутылочная зелень чужой радужки на мгновение цепляет взгляд Двуликого. — Не думай о себе слишком много, — и чуть погодя добавляет. — И иди в душ, у тебя эктоплазма в волосах засохла. Смертное очарование чужого беспокойства и подростковая вредность. Эти маленькие тупые шпильки в собственный адрес бьют мимо, но приятно. Сукуна стягивает одежду на ходу, направляясь в ванную. За спиной раздается тяжелый и усталый вздох беты, которому не нравится этот чертов мир поделенный на слишком большое количество вторых полов, в котором ему не нашлось места. Не нравится, когда в разговорах только мелькает намек на нечто подобное. Почти незаметно сведенные брови, фонит раздражением и смертельной скукой. Рёмену и свысока своих тысячи лет это кажется… чересчур близким. Миллионы лет эволюции, а природа свела всё к тому, что ей требуется больше шаманов. Больше новых потомков, что передают технику своим отпрыскам и не дают роду магов зачахнуть. Выиграть лотерею и оказаться невидимым в феромоновом царстве между всеми страстями кажется, чем-то невероятным. И все равно, чужое опасение горчит чем-то неясным на корне языка. Некоторые эмоции даже спустя долгие годы слишком непонятны. * Горячая вода успокаивает, расслабляет напряженные мышцы, так что к тому моменту, когда Рёмен в клубах пара выплывает из ванной комнаты чужое наигранное благородство и тревога касательно собственной чести, его не беспокоит. Сукуна обрушивается на широкую койку наслаждаясь мягкостью матраса, растекается по простыням и прикрывает тяжелые веки. Долговязая фигура шамана ныряет в душную ванную тенью. Даже не раздеваясь. Человеческий стыд довольно милый, как и смущение. Что ж, никто не настаивает… когда-то они с мальчишкой были врагами. Стены в отеле тонкие, слышно все вплоть до шороха одежд и включенной воды. Рёмен лениво перекатывается на левую сторону кровати вытягивая ступни и растворяясь в негромком шуме дождя, что барабанит по крыше здания, вода стекает в водосток, щелчок геля для душа… Что ж. Если мальчишке хочется повыпендриваться пускай, никто препятствовать не будет. Смешные существа смертные. Фушигуро Мегуми не боится довериться ему в бою, принимает его планы, но остаться наедине в одной кровати и быть уязвимым, нет уж увольте. Насмешка срывается с губ… /… глухой удар коленей о керамику ванной. / Какого?.. Сукуна обнаруживает себя держащим ручку двери. — Фушигуро? Ответ совсем тихий, его с легкостью заглушает барабанный бой дождя и журчание душевой лейки: — Все хорошо. Но звучит он так будто нихрена не так. Ручка поддается слишком легко, сломанный замок? Или чужая неосмотрительность, какая разница сейчас, когда мальчишка настолько уязвим? И кажется не в порядке. Мегуми не реагирует на чужое присутствие. Сведенные плечи, обнаженная скорчившаяся фигура, что сидит на коленях в глубокой белой купели. Бледная кожа блестит от воды, упругие струи душа продолжают поливать темную макушку, пока парень обнимает себя руками глубоко и рвано дыша. /Блять./ — Эй? — звук гулким эхом отражается от пошло-розовой плитки. — Иди-ка сюда. Рёмен выключает воду, опускается на корточки рядом, пытаясь разглядеть чужое лицо. Гримаса боли, скрюченные пальцы на широких плечах, что оставляют красные выпуклые полосы. Мокрые темные пряди обрамляют лицо, а взгляд… взгляд пустой. Бутылочное стекло на проверку и правду стекло, взгляд в вечность, масляный и невидящий будто… Ладонь застывает в миллиметре от чужой кожи. — Я же сказал, что все хорошо, — как всегда чересчур сдержано. — А выглядишь так будто сейчас сдохнешь, — мужчина осторожно убирает волосы с чужого лба. — Встать можешь? /Что это? Проклятье? Остаточный эффект? Переутомление? Что? Почему тело так реагирует, почему он выглядит так будто…/ Мегуми опирается на его руку, неспешно поднимаясь во весь рост, неловко пытаясь свести ноги и прикрыть столь очевидный стояк. Возбуждение, стыд, алеющий на скулах и щеках. Мальчишка перекидывает ногу через невысокий бортик, когда… когда Рёмен видит и по большей части слышит это. Как вязкая тягучая капля смазки ударяется об остатки воды в ванной. На внутренней стороне чужих бедер поблескивают яркие вязкие разводы. Разводы, что потеками каплями стекают между ног и тягучими каплями падают вниз. * Он говорит. Говорит-говорит-говорит… слишком много на вкус альфы, слишком мало на вкус самого Рёмена. Мальчик без запаха, бракованная племенная кобылка клана Зенин. Ни техники, ни полного пуза будущих щенков. Какое разочарование (аж смеяться тянет, ну и кому там в голову пришла мысль, что парень, уверенный в том, что его жизнь стоит гроши на фоне других, будет хорошей племенной послушной маткой?). Трепет густых ресниц, растрепанные влажные волосы, все еще виден стоящий колом член, а смазка наверняка пропитала собой часть халата. — Можешь выключить свет? Фушигуро сворачивается на простынях, прикрывая глаза широким рукавом махрового белого нечто. Сукуна действительно находит это все… занимательным. Омега без запаха, не работающие подавители, общая слабость и чужая тупость, что злостью скребет черепную коробку. Если бы его так накрыло во время борьбы с проклятьем? Если бы их очаровательная игра в кошки мышки с особым классом накрылась (сраным медным тазом) чужим болезненным спазмом и вялостью? Идиотизм. Щелкает выключатель и номер погружается в темноту, нарушаемую каким-то кулинарным шоу на испанском, что мельтешит рябью на фоне. Широкая плазма, триста с лишним каналов… — И в этом все дело? — Рёмен скучающе опускается на край кровати рассматривая чужие стопы, что трогательно торчат из-под полов халата. — Поэтому хотел ночевать в ванной и вел себя целый день, как кусок раздражающего говна? Зелень радужки обжигает на мгновение. Мегуми убирает руку с лица. Лихорадочный румянец все еще пятнами цветет и пышет яркими красками на анемичном полотне чужой бледности. — Если ты не чувствуешь запаха моих феромонов, это не значит, что это работает в обе стороны, — шаман морщится. — Ты… от тебя несет. Это тяжело, ясно? — Тяжело работают твои человеческие мозги и рамки условностей, в которые ты себя загнал, — а если так подумать. Термос с подавителем, шмотки, что скрывают широковатые для обычной беты бедра, в нем было столько от омеги начиная от тонких щиколоток и изящных запястий, но Рёмен списал все на особенности генетики. — Зачем ты мучаешь себя? Пацан (смешно его так называть, осознавая что ему уже далеко не семнадцать когда можно было двусмысленно шутить и выводить его из себя) фыркает что-то неразборчиво в ткань подушки. — А не мучить, это видимо лечь под близлежащего альфу? — Фушигуро приподнимается на локтях смотря расфокусированным взглядом на Рёмена. Презрительно, как смотрел раньше, когда они только заключили перемирие. — Сукуна, пожалуйста давай… — Почему сразу под? Сам сказал, что раньше течки помогали пережить беты и омеги, которых ты трахал, — на последнем слове Мегуми отводит взгляд к экрану телевизора, всего на секунду. Человеческий спектр эмоций и чувств потрясающий! — Что мешает тебе провернуть такое с альфой? — Альфа ложащийся под омегу? Сколько неверия в этом тоне, ну вы гляньте. Двуликий не удерживается от смеха и щелкает омегу по лбу. — Рамки тут только в твоей голове, Мегуми Фушигуро. Есть те, кому плевать на тему второго пола. — Например тот… кому глубоко за тысячу? Аккуратный пробный шар. Трудно винить шамана за это, каждый второй подозревает, что Сукуна их в какой-то момент не инфернально наебет, погрузив мир в хаос. А тут… тема гимнастики в постели смешная и крохотная на фоне всего. Фушигуро лишь делает то, что сделала бы любая здравомыслящая омега на его месте, проверяет риски. Трудно контролировать партнера, когда самому сносит крышу. Ураумэ, когда-то чересчур давно для этого века, выпадала из реальности на пять дней. Пугающее и вместе с тем завораживающее зрелище. Что происходит с Мегуми? Что происходит с ним, когда самоконтроль рассыпается в прах и остаются лишь голимые инстинкты? /Какой он? Какой он мальчик с бесконечными рамками, когда их с него снимают? / Его кадык смешно дергается вверх-вниз. — Без… без глупостей. И излишеств, — его ладонь упирается в грудь Рёмена, когда попытка сесть ровно на кровать увенчивается успехом. — Никаких вязок, никаких узлов. Либо ты… — Либо ты трахаешь меня, либо я, скажем, имею тебя только пальцами? — это твое «без излишеств», да? Трогательно. Мило. Все еще чересчур забавно. Сукуна видит воспаленные железы. — Никаких меток, это до кучи? Шаман кивает, чересчур медленно и неспешно. Переваривая эту мысль, приходя ко внутреннему компромиссу. Пока он думает, Сукуна погружается в процесс со скоростью света. Отправляющаяся в полет майка, быстрые рваные движения с которыми он стягивает пижамные штаны. Пока Мегуми Фушигуро думает, он просто не оставит ему путей к отступлению. * Голодная дорожка из меток ведет от груди до паха. Распахнутые белые тряпки, мокрый рот. Мегуми жадный. (Кто бы мог подумать…) Огромные зеленые глаза, жажда на дне расширяющегося зрачка, в нем можно утонуть. В нем можно захлебнуться. Все еще видно чертов поводок за который он держит сам себя. Быстрее. Куда тебе быстрее? Из лубриканта у них только один единственный, естественный аналог на двоих. Никто этого не озвучивает, но… в этом определенно что-то есть. — Ты довольно крупный. Для омеги, — констатирует Двуликий ведя ладонью по толстому изогнутому члену. Толстый, но не большой, будет приятно ощущаться внутри. Ладонь скользит вдоль всего ствола, проходится по тяжелым яйцам, согревает их и ныряет меж разведенных ног, выбивая из груди мага сдавленный стон. Влага пачкает пальцы, меж чужих ягодиц натуральный потоп. В голове всплывает этот дурацкий тяжелый звук ударяющейся о дно ванной капли смазки. Черт. — А ты слишком терпеливый для альфы, — длинные пальцы обхватывают запястье Рёмена и убирают его от судорожно сжимающего входа. — Планируешь трепаться все время? — Ну кто-то же из нас должен издавать хоть какие-то звуки, — острая шпилька слов, перебранка без конца и края. — Ты тихий. Так ведь? Из тебя и стона не вытащишь. Фушигуро не роняет: ты не знаешь. Не говорит: вранье. Лишь смотрит этим своим цепким кошачьим взглядом немого недовольства. Сукуне же очередное подтверждение теории. Такие, как он не скулят, не бьются в истериках под партнером. Самые лучшие оргазмы, самые тихие. Сбившееся дыхание и шорох простыней. Мальчик конфетка. Мальчик вечные рамки, даже сейчас. (Даже наедине с самим собой.) Сукуна заводит руку за спину, касаясь сжатого колечка мышц, размазывая по нему чужую горячую вязкую смазку. Пальцы у него цепкие, а взгляд мутный, желающий и разнузданный. Сукуна может представить его снизу, может представить, как не острые клычки прокусывают собственную ладонь лишь бы быть достаточно тихим. Мегуми сейчас сдерживается, прячет, забивает палками и тряпками, примеряя роль, которая ему велика и тяжела. Рëмену если честно смешно до колик в животе. Но тут абсолютно не его дело. Гибкая фигура шамана в один момент напрягается и позиции меняются. Сукуну прижимают спиной к влажному тёплому матрасу, пока Мегуми Фушигуро, растрепанный и раскрасневшийся и до ужаса желанный прижимает его к кровати, нависая сверху. Медленно. Теплое дыхание опаляет местечко рядом с брачной железой, Фушигуро ведет от запахов, мажет тонким слоем по всей поверхности и сносит крышу, пока он разнеженный, собирает собственную вязкую смазку и не особо церемонясь… даже не растягивает, скорее просто смазывает Рёмена. Вот ты какой, Фушигуро Мегуми? В погоне за собственным удовольствием можешь и пренебрегать другими. — А ты слишком торопишься, — урчит Сукуна. — Боишься, что передумаю и сбегу? — Нет, — короткий ответ дающий понимание на многие, многие и чересчур многие вопросы. Вот он — омега — весь на ладони. С простым и понятным желанием и не принятием своей роли. — Ты не… не нарушаешь данные… слова. — Обещания, — подсказывает Двуликий поддаваясь бедрами вперед. Мягкая тянущая боль растекается внизу, в конечном счете, он чересчур давно не был в принимающей позиции. Чужие пальцы длинные, изучающие. Мегуми замедляется, скорее неосознанно. Он гладит горячие стенки кишки, рвано дышит и задевает твердым мокрым от предсемени членом бедро. — Обещания, — эхом вторит шаман. — Просто хочется… ты… — Жаркий? Тесный? Тугой? — перебирая темные пряди сквозь пальцы, насмехается Рёмен. — Альфа, — прямолинейный, будто стрела ответ. — Это возбуждает. Сукуна не сдерживается и откидываясь на подушку затылком, звонко смеется разряжая душную обстановку номера. Дождь за окном превращается в полноценный ливень. * У него никакой техники, но Фушигуро до смешного тактильный. Льнет, ищет прикосновений, ласки, ныряет ладонью меж их склеенных тел и ласкает набухший у основания узел, в такт собственным фрикциям. Он порыкивает и иногда негромко мурчит, чисто омежьи повадки и навряд ли он даже осознает, что издает подобные звуки. Это интересно. Его ошейник и поводок ослабевают незаметно, рамки падают на манер карточного домика, а жгучее, пылающее лавой «хочу» проступает сквозь кожу и подавляет. Он ловит ногу Сукуны и устраивает ее на своем плече, изменяя угол проникновения, будто чувствует, что так будет намного приятнее. Его ресницы трепещут, он неловко пару раз пытается клюнуть в уголок губ, пока Рёмен не перехватывает инициативу утягивая его в глубокий поцелуй. И точно знает, что завтра утром, Фушигуро будет тактично отводить взгляд от ковыляющей походки и даже выдаст нечто в стиле: это было в течку, предпочел бы не вспоминать и остаться в прежних взаимоотношениях. Смертные. Очарование стыда за собственные эмоции. Сукуна — гедонист до мозга костей думает о том, что не стал бы разрушать мир не под каким из предлогов, пока он… пока он смотрит своими зелеными глазами цвета бутылочного стекла. Пока шикигами ластятся к его рукам. Пока мальчишка, что превратился во взрослого шамана, насаживает его на своей член, закусывая щеку изнутри, до крови лишь бы не издавать звуки. Он сжимает Мегуми внутри себя, выбивая воздух из легких и воруя очередной смазанный поцелуй. Мозолистая ладонь давит на низ живота короля проклятий, а короткие ногти скребут кожу, пока Мегуми с низким рыком изливается где-то глубоко внутри его тела. Горячие струи семени, сносящая остатки рамок волна оргазма. Тело Фушигуро отпускает, будто кто-то разжимает пружину, он выгибается дугой, литые, красиво очерченные мышцы блестят от пота и перекатываются под бледной кожей. Он ускользает из этой реальности, неспешно стекая разумом в глубинное, животное, растворяясь в сладких спазмах внизу живота и теряясь лицом в шее Сукуны, наваливается на него всем весом, блаженно шепча, какую-то откровенную ересь. * — Раскрой рот. Рëмен давит на мягкие зацелованные розовые губы и Мегуми поддаётся, приоткрывая их и обхватывая не плотным кольцом большой палец по фалангу. Посасывает его, обводит кончиком языка, слизывая весь предъякулят. Шаман отстраняется, пьяный и околдованный, моргает чересчур медленно, прежде, чем выдохнуть рваное: — Хочу тебе отсосать, — и чуть подумав, опускаясь на колени перед кроватью, ластится головой к рукам, просит. — Можешь спустить с узлом в глотку? (Никаких… излишеств, хорошо? Ни вязки, ни узлов…) Влажный язык мелькает между приоткрытых губ, открытый соблазн. Подозревает ли Мегуми о том, как выглядит? Подозревает ли Мегуми Фушигуро о том, насколько он порочен здесь и сейчас? Сукуна давит на чужой затылок, кривя рот в подобии улыбки. — Смотри, не пожалей о своей просьбе. А дальше, все, как в гребанном тумане, потому что Фушигуро будто крышу сносит, цепь собственных страхов и неуверенности рассыпается в прах у его ног, пока он вбирает головку в рот, при этом не разрывая зрительного контакта. Плюет вязкую белую слюну на член, размазывает по всей длине, покачивает головой и издает эти отвратительно-восхитительные хлюпающие звуки, когда заглатывает чересчур глубоко. Слишком умело для мальчишки, которому едва ли перевалило за двадцать. Тянет уколоть этим. Дразнить. Ревностные когти дерут грудную клетку. Кто тебя этому научил? Перед кем ты так же… кто был тем, кому ты научился угождать своим умелым ртом? Он вылизывает яйца, поочередно согревая их в жаркой влаге рта и возвращается к попытке принять весь член с узлом целиком. Никакого рвотного рефлекса, только желание воплотить, желание получить узел хотя бы таким способом. Рёмен вжимает чужую голову в пах, вынуждая Мегуми упереться кончиком носа в нежную поросль розовых лобковых волос. Горло сокращается вокруг всей длины, пока оргазм прошибает до костей. Яркие звезды фейерверков, проносятся мириады звезд перед глазами. С уголков неплотного кольца чужих губ подтекает не ровная струйка из семени и слюны. * Из-за ветра шалят линии электропередач и скачет напряжение. Телевизор вырубается между тремя или четырьмя часами утра, если честно, к тому времени Сукуна теряет счет собственным и чужим оргазмам. Он только слышит глухое, манящее мурчание. Колыбельная омеги, что тянет за собой хищника, зовет оберегать свернувшегося рядом человека. Мегуми Фушигуро — сытая усталость, розовый оттенок на щеках и мягкие густые ресницы, он во сне обнимает самого себя, подтягивает колени к груди и перекрещивает лодыжки. Ладонь Сукуны покоится на чужой груди, согревая, пойманная в ловушку объятий и зова. Вибрация пульсирует по коже. От Фушигуро пахнет… никак ровным счетом, наверное другой бы сказал, что он провонял Рёменом от макушки до пят, но никого другого в номере отеля нет. На бледной шее россыпь голодных следов засосов поставленных непонятно когда. Бутоны синяков. Ни одного укуса. Зато сам Сукуна исцарапанный и искусанный донельзя. Соски все еще ноют от чужого повышенного внимания, а местечко рядом с брачной железой прокушено почти до крови. Сперма подсыхает в районе бедер, и неплохо отнести мальчишку в ванную, да и самому отмокнуть там. Неплохо бы… — Сколько время? — хрипло интересуется Мегуми не оборачиваясь. Сонный, все еще с закрытыми глазами. — В районе четырех тридцати. Фушигуро явно устроенный таким ответом, переворачивается на другой бок, пряча лицо в широкой груди Сукуны, по новой проваливаясь в небытие сна. Что ж. У них будет довольно много времени, чтобы обсудить все произошедшее, хочет ли этого Мегуми или нет. Сукуна прикрывает глаза, чувствуя почти несмелое прикосновение губ к собственному подбородку и нежные, человеческие объятия. Второе пробуждение происходит, по внутренним ощущениям, минут через пять, а может десять, растерянный и полностью голый Фушигуро прижимает к груди клубок из собственных вещей и перепачканных эктоплазмой шмоток Двуликого. Босоногий шаман переминается с ноги на ногу и раздраженно выискивает что-то еще. Инстинкты приказывающие вить гнездо, играют злую шутку. — Возвращайся обратно, — грязный прием. Зов альфы работает в мгновение и Мегуми забирается обратно на кровать, раскидывая их вещи по всей площади матраса. — Легче? — Нет. Или не много… Не могу понять. Пока, — шаман ныряет в утробу постели, закидывает ногу на бедро Сукуны, морщась на мгновение, а потом выдыхая, блаженно утыкаясь лицом в брачную железу. Он неосознанно переплетает пальцы с пальцами Короля проклятий. — Спасибо. Слово гротескное и неуместное. Забавно. — Сочту за комплимент, но ради уточнения ситуации, это было за узел в глотку, римминг или возможность трахнуть мен… — За то, что ты рядом, — емко и как всегда просто. Мегуми Фушигуро ловит его взгляд, с неохотой разрывая контакт кожа с кожей. — Спасибо за то, что я могу тебе доверять. Может быть… Сукуна ошибался. Может быть… Он перебирает волосы Мегуми Фушигуро, пока тот по новой погружается в сон. /может быть, всe его суждения были ошибочны, а Мегуми Фушигуро человек без каких-либо рамок, в принципе./