Blind spot

      Хонджун ненавидит ночь.       Это время суток, когда он наиболее активный. Потому что вокруг тихо, никого нет и можно собрать мысли в порядок. Тексты пишутся на ура, усталость ощущается приятным покалыванием и не более, а в голове ничего лишнего.       Днём Хонджун другой. Его почти не узнать — уставший, сонный и слишком недовольный. У него всё валится из рук и внешность его оставляет желать лучшего. О нём беспокоятся, предлагают помощь и спрашивают о самочувствии. Хонджун не любит отвечать на такие вопросы, отмахивается, уходит, убегает, прячется.       Но сутки он предпочитает больше, чем полночь.       Потому что ночью он слишком уязвимый. Работа не помогает отвлечься полностью: он пишет, удаляет, рисует и стирает, разбрасывает и выбрасывает, рвёт волосы на голове, а потом ищет листы обратно. Мятые эскизы плывут перед глазами, недописанные дорожки песен давят на мозг.       Хонджун выкуривает по две сигареты, долго смотрит в ночное небо, пытается найти луну, а когда не находит — с грустью возвращается обратно в дом. Дома ждут альбомы и блокноты, исписанные тетради, стёртые карандаши и порванные страницы.       Показ через полгода, ему надо рисовать новую линейку, но руки не слушаются от слова совсем. Всё не то, Хонджуна трясёт, когда он понимает, что ничего не получается. Слишком не так, нет какой-то изюминки, отсутствует вкус…       Хочется кричать. Он знает, что ночью все его слабости выходят наружу, открываются всему миру — смотри, не хочу. Хонджун для всех и одновременно с этим ни для кого. Только один человек может его успокоить. Только одного человека он подпускает к себе, впускает в себя, позволяет врастать в себя с корнями.       Хонджуну хочется умереть и переродиться в следующий же миг. Но уже кем-то другим, обычным человеком, у которого будет всё проще, чем есть сейчас. И чтобы он переродился тоже. И чтобы они были вместе. И чтобы никто им не мешал. И чтобы-чтобы-чтобы…       Моя Вселенная, 3:47       Тебе надо отдохнуть       Родной       Умоляю       Я рядом       Эти слова — поперёк горла. Хонджун медленно ложится на пол, хватаясь за голову. Хочется кричать, смеяться и плакать. Тело трясётся, а сердце совсем не слушается, заставляя мозг работать с удвоенной силой.       Давление подскакивает, но Хонджун не обращает внимание. Он смотрит на самый верх, в потолок, где приклеен маленький снимок-полароид. Глаза наполняются жгучими слезами, заставляя его подавить всхлип.       Как же сильно он хочет это всё прекратить.       Моя Вселенная, 3:50       Джун-и       Пожалуйста, не изводи себя       Я переживаю       Вы, 3:55       Ты сейчас с ним?       Хонджун не знает, зачем задаёт этот очевидный вопрос. Ответ всегда положительный, но каждый раз он думает, что Сонхва ответит иначе. Молчание заставляет его рассмеяться. За окном собирается рассвет, и Хонджун плетётся на балкон, чтобы скурить ещё одну сигарету.       Моя Вселенная, 4:00       Я приеду сегодня?       Вы, 4:01       В студию?       Моя Вселенная, 4:04       Да       Надеюсь получится       Отдохни, прошу тебя       Вы, 4:06       О ком ты думал?       Моя Вселенная, 4:06       О тебе       Хонджун слабо улыбается и убирает телефон в карман. Всё равно отвечать больше нечего. Сигарета тлеет, обжигая пальцы, он возвращается обратно в квартиру и заканчивает несколько эскизов, засыпая только ближе к восьми часам утра.       И так было всегда. Хонджун ненавидел ночь.       У Сонхва не получается приехать. Он понимает без слов, но Сонхва всё равно отправляет одинокое «прости». И в этом слове слишком много всего и сразу, что сдавливает Хонджуну грудную клетку и мешает нормально дышать.       Боль, любовь, всепоглощающие чувства, желание быть рядом, улететь куда-нибудь очень-очень далеко, отдаться страсти, моменту и никогда больше не оставлять друг друга.       Он пишет музыкальную дорожку и старается отвлечься. Но уже больше для виду, потому что знает, если они долго не видятся — работоспособность сходит на нет. Сегодня песня слишком грустная, но вроде заказчик просил лирику. Если бы люди только знали, кому пишутся и посвящаются все песни Хонджуна, разразился бы огромный скандал.       Хонджун слабо улыбается. Да, он много раз представлял, что было бы, если бы все СМИ узнали, что Хонджун и Сонхва — любовники, которые без ума друг от друга почти пять лет.       И ему бы хватило денег откупиться и защитить их. Увезти куда-нибудь далеко-далеко и так, чтобы никто не нашёл. Хонджун знает, что Сонхва тоже этого хочет. Но они всё ещё топчутся на одном месте, как малые дети, ездят друг к другу на несчастные пару часов по ночам и всё.       Обещают любовь и чувства, говорят, что никогда не оставят, что всё обязательно изменится, но вот уже пятый год Хонджун влюблён в занятого мужчину и не может ничего с этим сделать.       Больно.       Он смеётся и бьётся в истерике, когда видит следующий заказ. Мужчина Сонхва решил со всей серьёзностью подойти к их годовщине и попросил написать песню. Хонджуну даже угадывать не надо, кто сделал запрос. Этот человек был успешный бизнесмэн, богатый владелец нескольких корпораций не только в Корее, но и за её пределами.       Однако по мнению Хонджуна главным сокровищем в его руках был Сонхва. Хонджун очень сильно хотел бы его украсть, чтобы спрятать и никому больше не отдавать. Если бы ему пришлось отказаться от всего, что у него есть сейчас, он бы не раздумывая сделал это.       И пусть это имя канет в лету, исчезнут его деньги, песни перепишутся на других авторов, а одежда окажется на помойке. Ему всё равно, если рядом вечно будет Сонхва.       Господи, как же Хонджун безрассудно влюблён.       Моя Вселенная, 00:34       Джун-и       Родной, я еду       Я скоро буду       Потерпи       Сонхва появляется перед ним как обычно: в чёрной толстовке, кепке и маске в цвет. Ни в коем случае нельзя, чтобы его здесь увидели. Да и просто заметили где-нибудь на улице в такое позднее время.       Хонджун не встаёт с кресла, не встречает и даже не произносит банальное «привет». У него перед глазами ноутбук, на столе тетрадь с ручкой и карандашом, а в голове сплошное «люблю-люблю-люблю».       — Джун-и, — голос Сонхва обволакивает нежностью, из которого сквозит волнение, — привет. Как ты?       Родные ладони ложатся на плечи, и Хонджуну хочется, чтобы они же его и убили. Он больше не может мучиться и не хочет испытывать столько всего за раз.       — Ты снова над чем-то работаешь, — продолжает Сонхва, подходя ближе и наклоняясь ниже, чтобы носом зарыться в волосы Хонджуна, — расскажешь?       Хонджун прочищает горло и жмётся ближе к родному теплу. Сонхва оставляет поцелуи на макушке, потом за ухом, а следом на шее, чтобы наконец разместить подбородок на его плече.       — Не поверишь, кто песню заказал, — Хонджун хрипло смеётся и тычется носом в острую скулу, — твой ненаглядный.       Сонхва замирает, и Хонджун чувствует, как его тело напрягается. Два взгляда встречаются друг с другом, только один уставший и грустный, а второй — такой виноватый и слезливый, что не по себе становится.       — Почему ты не отказал?       — Ну как же, там такие деньги…       — Хонджун, ты серьёзно сейчас говоришь о деньгах?       Тон Сонхва слишком серьёзный и даже слегка недовольный. Хонджун хмурится, слегка отпрянув.       — А ты пришёл мне скандалы устраивать? Я не могу отказать без весомых причин, и они чётко прописаны в контракте. Лучше у своего любимого спроси, чего это он решил в романтика поиграть.       Между ними сквозит слишком явное напряжение, от которого Хонджуну не по себе. Сонхва отходит на какое-то расстояние и отворачивается. Молчание давит на обоих.       — Он не мой любимый, — тихое и неуверенное. Хонджуна переворачивает.       — Пятый год уже, я знаю, — хмыкает в ответ и качает головой, — не волнуйся, напишу красиво, как тебе нравится.       — Не надо, иначе я не смогу слушать эту песню, — Сонхва оборачивается и хмурится.       — Ну до этого же слушал. Что с этой не так?       — Я буду смотреть на него и думать о тебе.       — Мы живём таким образом уже пять лет, что изменится?       — Хонджун!       Сонхва срывается на крик, и Хонджун поджимает губы, отворачиваясь. Он не мог держать язык за зубами.       — Не кричи, нас могут услышать.       — Да пусть слышат, — фыркает Сонхва, — мне плевать.       — А мне нет. Это ты потом выйдешь сухим из воды благодаря ему, а я… Дай бог, я вообще хоть откуда-нибудь выйду.       Смех получается таким печальным, что Хонджун откидывает от себя ручку и опускает голову вниз. Проходит секунда, и буря внутри выходит из-под контроля: он швыряет блокноты и листы в сторону, сбрасывает мышку, клавиатуру и что-то ещё. Хонджун почти ничего не видит перед собой, глаза застелены пеленой, а в ушах стоит непонятный гул. Он больше не может держать это в себе.       — Джун-и, Джун-и, тише. Всё, хватит, умоляю тебя, успокойся. Я рядом, я здесь, слышишь меня? Прошу тебя.       Он приходит в себя постепенно. В крепких объятиях Сонхва так хорошо и спокойно, от чего слёзы текут с новой силой. Хонджун мотает головой, его прижимают ближе, продолжают что-то шептать. Он цепляется за Сонхва, как утопающий за воздух.       — Хва, пожалуйста. Почему ты не можешь от него уйти? Почему мы не можем уехать? Что такого есть в нём, чего нет во мне? Объясни. Умоляю, я больше не могу. Я не живу, понимаешь?       — Он не идёт ни в какое сравнение с тобой, — Сонхва поджимает губы, — тебя я люблю больше жизни, но он меня не отпустит.       — Почему тебе вообще нужно его разрешение?       Сонхва не отвечает, а Хонджун отрывается от него и разрывает объятия. Любимые руки слишком цепкие, не хотят отпускать, но Хонджун всё равно сбрасывает их с себя. Хватаясь за голову, он пытается нормально дышать.       — Разве ты не видишь, что со мной творится? Мне не хватает наших встреч пару раз в неделю на несколько часов. Хва, я люблю тебя. Я всё для тебя. Песни, душу, себя… Чего тебе не хватает? Денег? У меня они есть. У меня всё для тебя есть.       Сонхва уезжает от него в слезах. Хонджун находит себя возле реки Хан. В лицо бьёт холодный ветер, а руки скользят по мокрому ограждению на мосту.       В голове — показ через полгода и неготовая коллекция. В сердце — Сонхва и безграничная любовь к нему.       Хонджуна разрывает. На частицы, каждая из которых до безобразия любит и готова пойти на всё. Но Сонхва не даёт чёткого ответа и снова пропадает на неделю. Всё это время Хонджун не выходит из дома.       Его линейка одежды почти готова. Хотя бы на бумаге, но ему нравится, что получилось. Хонджун знает, что эта одежда будет идеально сидеть только на одном человеке.       Сонхва был моделью и актёром, по которому сходили с ума если не все, то очень многие. Его репутация была идеальной. Никаких скандалов или интриг. Всё ровно и прекрасно, менеджер постарался. Примерный и воспитанный, красивый до безобразия, ухаживающий за собой и имеющий рядом прекрасного надёжного партнёра.       В его жизни не было места для Хонджуна.       — Хонджун-щи, как будет называться ваша коллекция?       — «Моя Вселенная». Вселенная с большой буквы, не перепутайте.       И сколько бы вещей Хонджун не шил, они с Сонхва с самого начала договорились, что никогда не будут работать вместе. Потому что просто не выдержат. Либо сдадут себя с потрохами, либо их слишком неприятно раскроют. Хонджун вообще был согласен на всё, что предлагал Сонхва.       Но бывали и такие ночи, когда Хонджун заново учился жить и дышать.       — Хва?..       — Он уехал в командировку, а я сразу к тебе. Впустишь?       Сонхва на пороге его квартиры такой взволнованный, растрёпанный и красивый, что сердце Хонджуна начинает биться с удвоенной силой.       Они целуются в коридоре, как дикие. Хонджун прижимает Сонхва к стене, толкается языком глубже и стягивает чёрное пальто, кидая его на пол. Даже если Сонхва будет возмущаться, он купит новое, сам сошьёт — не важно.       Сейчас главное то, что руки располагаются на любимой стройной талии, сжимают её и забираются под рубашку. Сонхва стонет в поцелуй, путает волосы Хонджуна на голове и протяжно мычит, когда ощущает касания к своей груди.       Им не хочется тратить время на разговоры. Хонджун движется к комнате, Сонхва тянется за ним и со стороны это похоже на неумелое танго. Они не отрываются друг от друга ни взглядами, ни губами, ни руками. Хонджуну кажется, что если он моргнёт, Сонхва исчезнет.       — Моя Вселенная…       — Я слышал, — на выдохе произносит Сонхва и толкает Хонджуна на кровать, а сам начинает стягивать с себя рубашку, — ты назвал так свою коллекцию.       — Да, потому что она сделана полностью для тебя, — кивает Хонджун и тянется к обнажённому телу, — ты моя единственная муза. Я умру без тебя.       Очередной поцелуй выбивает воздух из лёгких. Они уже без одежды, Хонджун наслаждается стонами Сонхва, пока осторожно растягивает его и дуреет от того, что внутри слишком свободно. Резкая вспышка ревности заставляет остановиться.       — Я готовился перед этим для тебя, — Сонхва хватается за его плечи и смотрит в глаза, — он меня не трогал.       Хонджун выдыхает с облегчением и целует любимые губы, заменяя пальцы собой. Сонхва так восхитительно стонет, царапает спину и плечи, оставляет метки на шее и просит ещё-ещё-ещё.       Набирая темп постепенно, Хонджун еле сдерживает себя, чтобы не оставить никаких следов. Играется с грудью Сонхва, посасывает её и притирается, слушая стоны. Эти звуки — его спасение. Самая лучшая мелодия в мире.       Они кончают одновременно, содрогаясь от резко нахлынувшего оргазма и переизбытка чувств. Хонджун с нежностью зацеловывает разомлевшее под ним тело. Причём не ограничивается только губами, опускается к шее, затем по груди и вниз до пупка. Сонхва слабо посмеивается от щекотки на боках и коленях, поглаживая Хонджуна по голове и путаясь в волосах.       — Любовь моя, самая яркая Звезда, самая большая Вселенная, — исступлённо шепчет Хонджун и выдыхает, притираясь к нежной коже на животе, — как же сильно я тебя люблю. Я без тебя не могу.       Какое-то время стоит комфортная тишина. Никто и ничто не нарушает их покой. За окном слышно пение поздних птиц, и полная луна бьётся белым светом в окно.       Хонджун почти засыпает, когда Сонхва ласково треплет его по волосам и тихо зовёт:       — Джун-а, посмотри на меня.       — Ммм?       Хонджун тонет в этих невероятных глазах.       — Давай уедем.