you make me so thirsty

      Иногда Чонвон сожалеет, что родился бетой.       В ночи, подобные этой, когда от усталости немеют ноги и болят даже волосы, в общежитии тихо. Слышно сопение Сонхуна, уснувшего раньше всех, в соответствии с въевшимся в самые кости спортивным режимом, приглушённые звуки игры из телефона Ники, а из второй комнаты, где живут остальные альфы, разве что доносятся редкие разговоры.       Чонвон смотрит в потолок с вершины второго яруса кровати и мечтает, чтобы кто-нибудь пришёл и вырубил его. Иначе тьма, крадущаяся с углов, грозит забрать его в утешающие объятия.       Группа продвигается уже третий год.       Не сказать, что всё было гладко с момента дебюта. Тогда ещё юные участники шоу на выживание не догадывались, в логово какого зверя забрели, и что с финалом I-LAND ничего не закончилось. Наоборот.       Быть лидером-бетой пяти совсем юных мальчишек-альф то ещё испытание. Чонвон порой думал, что ему не следовало честно отвечать на вопросы тестирования, но в таком случае во главе ENHYPEN встал бы Хисын. И страшно представить, какие проблемы это сулило.       У него нет проблем с Хисыном. Казалось, у Хисына были проблемы с ними. А точнее с Сону.       Чонвон переворачивается на бок и смотрит на фонарь, чей рассеянный тусклый свет достигает его кровати. Ему на ум приходит мысль, что он похож на этот фонарь. В одиночку старается отбросить тени подальше, но с каждым годом перегорает. Разница лишь в том, что днём его работу выполняет солнце.       Да, в такие ночи Чонвон действительно жалеет, что родился бетой.       Хотя глядя на своих альф при свете дня он думает иначе. В конце концов, сколько недоразумений произошло по вине гормонально нестабильных подростков, делящих одно пространство с привлекательной омегой.       Но, по крайней мере, у хёнов есть оправдание. У Чонвона его нет.       Будь он альфой, то смог бы по полочкам разложить причину бессонницы, терроризирующей его в такие ночи. И может тогда он бы понял, как вести себя с Ким Сону, не задыхаясь от невозможности стать ближе.       «Чонвон…»       Мягкая ладонь касается щеки, пробуждая от невероятно сладкого и одновременно тёмного сна. Он открывает глаза, щурится и встречается взглядом с Сону.       Границы сна и яви размыты, поэтому для Чонвона совершенно естественно вытянуть руку из жаркой хватки своих бёдер под одеялом и положить её на прохладную кисть. Наверное, Сону умылся и сразу пошёл его будить — с чужих пальцев скатывается влага, останавливаясь в уголке рта. Чонвон проводит языком по губам, желая ощутить вкус Сону, но с отрезвляющим разочарованием понимает, что это просто чистая вода.       Сону обычно избегает физического контакта, но не до такой степени, чтобы грубо разорвать соприкосновение. Чонвон знает, что ему Сону никогда не обидит и не откажет.       Чистое белое лицо совершенно открыто благодаря повязке в виде кошачьих ушек на голове. Эту повязку Чонвон купил недавно, когда заметил, что предыдущая порвалась.       Что-то в груди нежно урчит, видя, как Сону использует её. Чонвон специально взял две с единственным отличием в виде цвета ушек: для себя рыжую, для Сону белоснежную. Иной цвет казался грязным рядом с нежной кожей омеги.       — Ты так крепко спал, что мне совестно было тебя будить, — говорит Сону, его голос с утра наполнен тягучей ноткой, он ниже и глубже, чем Чонвон может вынести.       Волоски на его теле поднимаются, и приходится грузно кашлянуть, дабы отвлечь себя от разглядывания пухлого рта. Кажется, будто он и не просыпался, оставаясь во власти сна, где этот рот шептал ему совсем иные вещи.       — Я разбудил Сонхун-хёна и Джей-хёна, — продолжает говорить Сону, не замечая невысказанной неловкости. Впрочем, Чонвон не обманывался, прекрасно зная, как Сону способен вести себя в комнате, полной людей, желающих и любящих его.       — Да, спасибо.       Они молчат некоторое время. Вес внимания Сону ощущается как пресс, придавливающий Чонвона к кровати, слишком сильное давление способно раскрошить кости, сдавить внутренние органы, выбить мозги. В ярких солнечных лучах радужки глаз Сону сияют как соты чистейшего мёда, собранного с просторов зелёных лугов.       Одного присутствия Сону достаточно, чтобы Чонвон задыхался, неспособный двигаться или даже думать. Это никогда не было любовью с первого взгляда, но это всегда было с ним, с тех пор как красивый мальчик посмотрел на него, увидел его и решил, что отныне они будут друзьями.       Словно видя, как смятение образуется в сердце Чонвона, Сону склоняет голову вбок.       — Надо что-то сделать с Ники и его полуночными шастаньями, — шепчет он, будто беспокоясь, что разбудит остальных, будто не в этом состоит цель его визита.       Чонвон сглатывает вязкую слюну.       Тихое утро и спокойная атмосфера волшебным образом подталкивает Чонвона к действиям. Если он прямо сейчас не уйдёт подальше от магнетического присутствия Сону, то натворит кучу дел, о которых пожалеет позже.       — Может быть… — Чонвон запинается, чего не происходило с ним уже очень давно. — Может быть ты пока чайник включишь?       Для справки: никто не пьёт чай. Но Сону не подвергает сомнению его просьбу, только улыбаясь и кивая. Только когда его рука выскальзывает прочь, до Чонвона доходит, что уход Сону также означает потерю прикосновения.       Чонвон подавляет порыв схватить узкое запястье и держит руки при себе. Нужно чтобы кто-то из них покинул комнату, и, видит Бог, это должен быть Сону.       Обычно он не такой, но будь у него выбор встать прямо сейчас или позволить лучшему другу умереть… Что ж, Джей прожил на этом свете больше двадцати лет, для кого-то это уже достижение. Чонвон ни за что не может позволить Сону увидеть, какое желание в нём разжигает его присутствие.       Когда Сону, наконец, уходит, перед этим ненавязчиво намекнув, что душ пока свободен, Чонвон со всей силы ударяется затылком о подушку и затихает. Глаза широко распахнуты и снова смотрят в потолок.       Там нет ничего интересного, но Чонвон надеется найти свой здравый смысл.       Подготовка к туру проходит как обычно. Это второй мировой тур, который начнётся в Сеуле через пару дней, и Чонвон может предсказать, какой ажиотаж вызовет их выступление с учётом всех изменений, которым подверглась хореография некоторых песен.       Компания не продвигала Сону как омегу, с самой презентации им объявили, что руководство не собирается выделять или наоборот как-то ущемлять его позицию. С некоторыми моментами Чонвон соглашался, но в большинстве случаев он считал, что им пойдёт на пользу учитывать суб-гендер участников. Чаще всего в кпоп-индустрии наличествовало превознесение альф, из-за чего в мужские группы оных набирали охотнее. То же самое касалось женских групп и превалирующего количества участниц-омег.       Каждый знал, для чего проводится такая выборка. В конце концов, во все времена люди любили истории о храбрых альфах и красивых омегах.       Появление Сону, как мужчины-омеги, слегка сбило с толку руководство. Может, поэтому те решили не обращать на него особого внимания.       До сего момента.       — Повторим ещё раз!       Сону убрал руки с плеч Хисына и отвернулся в поисках чего-то. Чонвон проследил за тем, как Джей появился рядом, что-то говоря омеге, пока тот вытирал пот с лица и шеи протянутым полотенцем. С расстояния не видно, но Чонвон мог чётко представить, как бешено бьётся пульс на обнажённой и мокрой шее.       Их хореограф похлопала в ладоши, и Джей нехотя отошёл в сторону, давая место для манёвра.       «Bite me» заиграла за три секунды до отрывка, который репетировали Хисын и Сону.       После нескольких часов практики получить немного времени на передышку — настоящее благословение. Футболка прилипла к спине, а стопы горели от трения кроссовок со скрипучей поверхностью паркета, но Чонвон не замечал неудобств. Сидя в отдалении рядом со скучающим Ники, он молча теребил крышку бутылки и наблюдал за танцем дуэта.       — Они хорошо смотрятся вместе.       Голос Ники ударил по барабанным перепонкам. Чонвон моргнул и повернулся к макнэ, буквально слыша, как предыдущие посторонние мысли вылетели из головы со свистом.       Он сказал что?       — Вообще-то, было бы круто, если бы Сону-хён и в клипе снялся с Хисын-хёном, — продолжает говорить Ники, не видя, какой эффект дают его слова.       — Нет.       Ники приподнимает бровь, и Чонвон отворачивается.       — У Сону-хёна должна быть своя линия, — делая упор на «своя», Чонвон хмурится, представляя, как ему приходится видеть дуэт альфы и омеги постоянно, а не только для одного тура. — Он хорошо смотрелся в кадре с девушкой, как и все мы. Если позволить Сону-хёну исполнять всю партию танцовщицы, то ему придётся постоянно бегать на сцене туда-сюда.       Ничего не говоря, Ники только пожимает плечами. Тогда до Чонвона доходит, что тот просто высказал то, о чём думал в данный момент, на самом деле не имея в виду это. Чонвон придал его словам значение.       Сону приближается к стоящему на одном колене Хисыну и невесомо поднимает пальцами его подбородок. Прикосновение едва обозначено, но этого достаточно, чтобы альфа последовал за ним, как Тесей за нитью Ариадны. Они смотрят друг другу в глаза пару захватывающих мгновений, будто остального мира нет.       Чонвон стискивает бутылку с противным скрипом и быстро успокаивается, когда острый взгляд хореографа падает на него.       Голос Хисына в колонках поёт: «dasi yeongyeolhae jwo, nal, samkyeo, nal», когда Сону кладёт руки на его плечи. Хисын ловит их, закрывая полностью своими ладонями, скользя от запястий к кончикам пальцев.       Скрип чужой обуви и мелодия, выученная назубок, — всё, что прерывает тишину зала.       Дальше начинается партия Сону, что как раз-таки и послужило причиной, почему было решено поставить его в пару с Хисыном. Это удобно, и не нужно сильно менять оригинальную хореографию.       Чонвон знает и всё равно поджимает губы, когда ошибка в танце вынудила дуэт проиграть отрывок заново.       Через час практика подходит к концу, к этому моменту бутылка в руках Чонвона переживает несколько неприятных эпизодов, становясь похожей на пропущенную через мясорубку, а вода нагревается от частого трения ладоней. Он выбрасывает мусор и идёт собирать вещи, пока Ники и Сонхун дурачатся у зеркала, а Джей и Джейк спорят, куда пойдут на ужин.       Сону появляется рядом совершенно неожиданно.       — У тебя футболка совсем мокрая, — говорит Сону, поднимая ткань за воротник сзади. Ногти случайно царапают шею, пуская сладкую волну вниз по позвоночнику, и Чонвон вздрагивает, роняя телефон.       Не дожидаясь просьбы, Сону быстро приседает.       — Он цел, — вздыхает омега и протягивает телефон.       Привычка Сону сидеть на корточках никогда раньше не беспокоила, но сейчас, когда омега весь вялый от перенапряжения мышц, ленивый, с размазанным макияжем вокруг глаз, смотрел на Чонвона снизу вверх, это становится проблемой. Руки тянутся к запутанным волосам, лишь вчера окрашенным в чёрный цвет.       Сону с чёрными волосами нравился Чонвону сильнее всего.       Не отдавая отчёт своим действиям, он тянет торчащую прядь до тех пор, пока Сону не издаёт протестующий писк. Ему хочется обхватить голову Сону и прижать к своей груди, дать услышать, как бьётся сердце.       Сказать: «Прислушайся, это всё из-за тебя».       — Прекрати, Чонвонни! Ты делаешь мне больно! — звуки перекатываются на языке Сону, мягко ударяя умоляющими нотками по барабанным перепонкам. Чонвон отшатывается, не понимая, что на него нашло.       Он заново оценивает то, как сидит Сону, даже не пытаясь сопротивляться, даже не собираясь пнуть или толкнуть Чонвона, как сделал бы любой другой на его месте. Словно домашняя кошка, привыкшая к тому, что с ней обращаются бережно, и не знающая, как дать отпор бродячему коту, забравшемуся на её балкон.       Мысли неизбежно путаются.       — Чонвонни?       Сону, наконец, поднимается и заглядывает в лицо. На кончике прямого острого носа блестит капля пота.       Не давая себе времени передумать, Чонвон размашистым мазком вытирает каплю большим пальцем.       Длинные ресницы падают на щёки, Сону растерянно моргает, и Чонвон пользуется чужим замешательством, чтобы выхватить свой телефон из безвольной хватки, и широким шагом покидает зал.       Он не может поверить, что возбудился просто от вида Сону на коленях перед ним.       Чонвон залетает в туалет, едва успевая с шумом задвинуть щеколду, в то время как другой рукой лихорадочно расстёгивает молнию джинс. Трусы запутываются в штанинах, почти доводя его до отчаяния. Ему кажется, что он умрёт, если не коснётся себя сию же секунду, и тогда лучше вообще исчезнуть, чем быть найденным в уборной компании со спущенными штанами.       Жар, бурлящий в теле, то ли от непрерывной практики длиной в четыре часа, то ли от возбуждения, скапливается внизу живота.       — Ах, чёрт, — выдыхает Чонвон, с облегчением освобождая стоящий колом член.       Абсолютно иррационально он вдавливает палец, дотронувшийся до носа Сону, прямо в головку. Это попросту грязно, развратно, но никто не увидит его. Чонвон с зажмуренными глазами стукается затылком о деревянную поверхность и издаёт стон, когда, наконец, полностью обхватывает свой стояк.       Капля высохла где-то на полпути к туалету, а преэякулята недостаточно, чтобы облегчить скольжение. Чонвон размашисто лижет ладонь и снова начинает дрочить с проклятиями, застывшими в середине выдоха.       Когда в доме проживают семь молодых парней, ситуации, когда кто-то из них попадается на пикантных моментах, происходят чаще, чем хотелось бы. Чонвон до сих пор помнит, как Джейк забыл запереться в ванной, и ему пришлось стать свидетелем его дрочки. Зрелище было таким травмирующим, что Чонвон чуть не сломал дверь, когда в ужасе слишком сильно захлопнул её. И это не говоря уже об эструсах.       Если в первый год альфы уходили переживать интимный период, то, после презентации Ники и плавного сплочения группы в стаю, не было никакого смысла в изоляции. Что увеличивало количество казусов.       В такие дни Чонвон радовался, что является бетой. Как смотреть в глаза Сону, будь он альфой в эструсе, когда ему и сейчас приходится тяжело, он не представлял.       Как вообще смотреть на Сону, если Чонвон находил любое его действие привлекательным?       Чонвон никогда не предполагал, что после дебюта он обнаружит себя, стоящим на полусогнутых ногах посреди бездушной обстановки общественного туалета, потным, измученным вынужденным наблюдением за тем, как другой мужчина получает ласковые взгляды и касания Сону. Пусть даже если это просто сценический образ, раз за разом ломаемый, когда Сону слышал чей-то смешок и смеялся в ответ.       Этот смех словно преследовал везде, начиная с раннего утра, как сегодня, и заканчивая любым другим вечером. Даже в сон пробирался, щуря лисьи глаза и соглашаясь на каждое предложение Чонвона.       «Да, я хочу тебя поцеловать».       Сплюнув ещё раз, он гладит себя мучительно медленно, воспроизводя в памяти сцену из сна, сменяющуюся картиной сидящего на корточках Сону. То, что заняло секунды в реальности, в фантазиях растянулось на долгие минуты, позволяя разглядеть изящные прямые брови, словно нарисованные тонкой кистью на безупречном лице, длинные ресницы, делающие взгляд гораздо глубже, прямой нос.       Красота, которой Чонвон восхищался и втайне желал погубить.       «Я хочу, чтобы ты коснулся меня, Чонвон».       Бесстыдно гоняться за наивысшим наслаждением в столь грязном месте, жаждать, чтобы руки, естественным образом лежащие на плечах Хисына, дотронулись до него, Чонвон не знал, когда успел так низко пасть.       Просто в один момент он понял, что пялится на голые ноги Сону, гуляющего по общежитию в коротких шортах, и представляет, как его ладонь пробирается под свободную ткань, задирая так высоко, что край врезается в полное бедро.       «Возьми меня».       Чонвон кончил спустя пару десятков ускорившихся толчков в ладонь, приоткрывая рот в беззвучном стоне. Сперма разлилась по руке, капнув на кроссовки и немного на пол.       Тяжело дыша после стремительного оргазма, высосавшего из его тела последние крохи сил, Чонвон тупо смотрел, как с пальцев тянется длинная белая капля. Мысленно представляя, как Сону морщится подобно лисе, когда пытается стереть с лица полосы его спермы.              — У Сону эструс начался, — уведомляет его Джей, поймав одного на кухне.       После тяжёлых презентаций участников, падающих на голову как снег посреди лета, Чонвон предпочитал знать, когда наступает день Х. Джей взял за правило предупреждать лидера-бету, не подозревая, что Чонвон уже научился по косвенным признакам определять эструс Сону. Пока только Сону, потому как остальные не занимали столько места в его голове.       Чонвон успел сходить в магазин, закупить любимые продукты Сону и заранее освободить корзину с грязным бельём, чтобы в случае чего тому не пришлось ждать со своей стиркой.       Будучи бетой в семье, где никто не объяснял, как работают стайные связи, Чонвон изначально старался охватить всё, что касается суб-гендеров своих коллег. Ему важно было убедиться, что он ничего не пропустит из-за невнимательности.       Если с альфами всё понятно, то любопытство касательно омег-мужчин толкнуло Чонвона в такие дебри, что он по сей день не мог выбросить увиденное из головы.       Всякий раз, когда Сону проходил мимо, покачивая бёдрами в такт шагов, Чонвон знал, что скрывается под одеждой. Он никогда не видел его голым, но мог сложить дважды два, проводя целые часы ночью и днём, в попытках изгнать образ пухлой задницы, наверняка такой же светлой и упругой, каким был весь Сону. Кожа тонкая, как зефир, идеальная для укусов и шлепков.       Словно этого недостаточно, однажды Чонвон решил помочь Сону и закинул его одежду в стиралку, чтобы среди уже постиранного обнаружить маленький спортивный топ с плотными бретельками.       Все те моменты, когда сквозь тонкую рубашку Сону просвечивались очертания нижнего слоя, вспыхнули осознанием. Чонвон чуть не задохнулся от волны похоти, охватившей его, стоило представить Сону без рубашки.       Во время эструса омега любил полежать в одиночестве, иногда допуская Ники или Джея в своё гнездо. Чонвон ещё ни разу не был приглашён.       Он никак не ожидал, что его поймают на выходе из ванной поздно вечером.       — Сону-хён, тебе что-то нужно? — первым делом уточняет Чонвон, рефлекторно поддерживая за предплечье. Через пару дней они выступят впервые в рамках мирового тура, а потом вылетят из страны, Чонвон был занят подготовкой весь день и устал. Но Сону редко ластился к кому-то, так что он не собирался торопить его.       — У меня всё тело ломит, — прямо жалуется Сону и устало опускает голову на его плечо. — Пожалуйста, скажи, что я могу пропустить утреннюю практику?       Чонвон застывает, чувствуя, как жар Сону окутывает оголённую руку и бок. Запах шампуня доносится до носа, пряди волосы разметались вдоль шеи, даря щекочущие ощущения.       — У тебя температура? — сосредотачивается Чонвон.       — Возможно, — вздыхает Сону, слегка поднимая голову, и тёплый воздух согревает подбородок Чонвона. В тот же миг воображение поражает картина, как он быстро наклоняется, чтобы поймать выдох ртом.       В сумке омега таскает с собой кучу бальзамов и спф-защиту в любом виде. Чонвон видел разные вкусы, гадая, какой из них сейчас на губах Сону.       Ему нравится клубника, но персик подходит Сону больше всего.       Впрочем, вряд ли бальзам продержится достаточно долго, если Чонвон когда-нибудь доберётся до рта Сону.       Он мог бы целовать розовые губы, покусывать их, мог одной рукой удерживать запястья Сону над головой, а пальцами другой широко раскрыть его рот. Наблюдать, как чужой язык лижет его ладонь, пока Сону смотрит на него сквозь полуприкрытые ресницы.       Альфы и омеги с помощью феромонов могли демонстрировать, в каком состоянии находятся на данный момент. Радость, тревога, страх, злость, возбуждение.       Как бета, Чонвон остался в стороне от суеты с запахами, лишь в недоумении наблюдая за своими альфами, дерущимися друг с другом из-за вони. Дебют прочно ассоциируется с притиркой, особенно после презентации Джейка.       Омега в доме устанавливал совсем иной порядок. Если на выходки альф Чонвон только качал головой, то вид принюхивающегося Сону, когда мимо проходил Джей или Сонхун, заставлял кровь кипеть.       Что такого потрясающего в феромонах? Это просто запах, так почему и Сону, и альфы продолжали с завидным удовлетворением чуять друг друга после формирования стаи? Даже сейчас, стоя в коридоре с обнимающимся Сону, Чонвон видел, как позы Хисына и Джейка на диване изменились. Казалось, помани Сону пальчиком, и они сорвутся с места, чтобы заключить омегу в капкан и обнюхивать подобно оголодавшим, пред которыми поставили тарелку с мясом.       Чонвон опустил нос на шапку мягких тонких волос и прикрыл глаза.       — Чонвон, — Сону встаёт на цыпочки и трётся щекой о его щеку, одним невинным действием пуская разряд тока. — Помоги мне кое с чем.       Он совершает ошибку, когда заглядывает в глаза омеги.       Сону смотрит пристально, ни следа изнеженности, присутствующей в голосе и движениях, лишь томная поволока смягчает взгляд.       — Конечно, — с пересохшим горлом отвечает Чонвон и позволяет увлечь себя в комнату.              В сентябре погода обычно хорошая, но сегодня весь день лили дожди. Хорошо хоть, концерт будет в закрытом помещении, иначе тысячи людей просто-напросто уйдут заболевшими, а сама группа с возможными травмами из-за мокрой сцены.       Чонвон размышлял об этом мельком, стоя столбом в уютной маленькой спальне, в то время как Сону юркнул в постель.       Он был готов сразиться с пауком или помочь перетащить тумбочку, если туда что-то закатилось, в целом, неважно помощь какого рода требуется. Сону не раз приходил просто поболтать, чтобы успокоить нервы, но Чонвон никак не ожидал, что вместо объяснений ему просто укажут на свободное место рядом.       — Ты сказал, что поможешь, — фыркает Сону и хлопает по простыне. — Ложись и помоги мне заснуть.       — Что? — ни в коем случае, его пригласили поспать вместе? Почему его, а не Рики или Джея или, на худой конец, Джейка, который во время своего эструса то и дело пытался прокрасться в кровать омеги?       — В комнате холодно, и вообще мне нужно продолжать тебя уговаривать? — Сону скрестил руки на груди, плюхаясь на подушку. — Не хочешь, не надо.       — Да я не про это, просто кровать слишком маленькая для нас двоих.       — Ну мы же как-то умещались с Ники раньше.       — Ники только в высоту растёт, — хмыкнул Чонвон, усаживаясь на край. Под его весом матрас прогнулся. — В ширину он до сих пор глиста.       Сону успел закутаться в плед и от души посмеялся, пряча лицо в складках мягкой ткани. При этом чёлка забавно подпрыгивала, а весь домашний вид омеги излучал комфорт.       Чонвон положил руку на кровать и нагнулся, чтобы сдёрнуть плед с головы Сону.       — Если я тебя потесню ночью, то не жалуйся, — предупреждает Чонвон и получает кивок.       Путь в четыре шага до выключателя Чонвон проводит в самоорганизации, старательно запирая запретные мысли. Ему не нужны проблемы прямо перед туром, когда его омега мучается от гормонального всплеска и ищет поддержки в членах стаи.       Сону просто пригласил его поспать вместе, чтобы утешиться. Так было с альфами, он отнюдь не особенный.       Чонвон проговаривает последнюю фразу на грани слышимости, давая себе секундную задержку, чтобы сглотнуть горечь, и ложится рядом с Сону.       «Потрогай меня, Чонвон-а, мне так не хватает твоих рук».       Чонвон гоняется за обрывками сна, в котором Сону оказался в его спальне в родном доме, в его рубашке, застёгнутой лишь на одну пуговицу, едва справляющуюся с тем, чтобы спрятать тело от жадного взгляда.       Сону протягивает ему руку, приглашая в свои объятия, умоляя дотронуться до него, снять последний оплот благоразумия с его плеч и мыслей. Его колени подняты высоко, поджаты, демонстрируя совершенно открытую гладкую кожу. Лодыжки скрещены, прикрывая пах.       У Чонвона во сне руки действуют быстрее мозга, хватая стопы Сону и ставя на свои плечи. Он гладит тонкие лодыжки, ощупывая выпирающую косточку, изящный подъём стопы, пробирается вверх по икре, укладывая большие пальцы на коленки, и разводит ноги в стороны.       Его тело потряхивает дрожь вожделения настолько мощного, что Чонвон страдает от одного взгляда на раскрытого ждущего Сону.       Разум девственно пуст. Ничего, кроме Сону, приглашающего его нагнуться ближе.       Чонвон проводит кончиками пальцев по впалому животу, завороженно следя за тем, как Сону втягивает его одновременно с судорожным вздохом.       Ноги крепко обвивают Чонвона, и нет ничего более правильного, чем, наконец-то, отказаться в сладком захвате.       Сквозь туман возбуждения Чонвон находит искру удивления, каким образом они оказались в таком положении. Ему хочется верить, что это правда, что простыня, захваченная в кулак для устойчивости, по текстуре напоминает ту, что в комнате Сону, а талия под ладонью действительно такая тонкая.       Чонвон вдыхает запах цветочного геля для душа с кожи Сону, проводя носом по линии от пупка до груди, где единственная пуговица прячет от его взора нетронутую часть тела. Бёдра вокруг него напрягаются в ответ на прикосновения. Чонвон чуть не теряет рассудок окончательно, видя, как Сону приоткрывает влажный рот и прижимается задницей к его члену.       «Чонвон, Чонвон-а…»       Высунув язык, Чонвон вырывает новые вздохи, очерчивая узоры на груди Сону. Ему нравится, что омега такой чувствительный.       Член такой твёрдый, что он не может не прижаться к мягким половинкам, стараясь проникнуть сквозь слои одежды во влекущий жар. Он чувствует, как преэякулят выделяется, смачивая его трусы. Из-за этого трение становится некомфортно, но он не может остановиться.       «Ах!.. Чонвон, пожалуйста!.. Поцелуй уже меня, ты нужен мне прямо сейчас».       Губы Сону приоткрыты, Чонвон видит ряды белых зубов и поблескивающий юркий язык.       Сграбастав тёплую шею, Чонвон запускает пальцы в короткие пряди и опускается на манящий рот. Его зрение становится туннельным, ограничиваясь лишь пределами влажных губ.       «Чонвонни».       Распахнув глаза, Чонвон втягивает воздух.       В комнате невыносимо жарко, его футболка прилипла к телу, а трусы неприятно сдавили ноющий член. В местах соприкосновения с кожей Сону влажно и скользко.       Сону лежит, чуть ли не вжавшись лицом в стену, в то время как рука Чонвона оттягивает его бёдра назад. Вся длина Чонвона удобно расположилась промеж ягодиц, он до сих пор ощущает давление мягкой плоти, и лишь усилием воли остановил порыв зарыться глубже.       На омеге тонкий комплект пижамной футболки и шорт, задравшихся слишком высоко, чтобы это было естественным.       Замерев, как кролик перед удавом, Чонвон недоверчиво закрывает глаза.       Образы из сна, и реальный Сону в его объятиях прямо сейчас, вскружили ему голову вседозволенностью.       Он облапал Сону, пока спал, а тот даже не проснулся.       Близость наводит на плохие мысли. Например, проснётся ли Сону, если просунуть пальцы под его шорты, обнажая упругую задницу, с краем трусов, застрявших поперёк. Или вытащить стояк, протиснутся за пояс с широкой резинкой, чтобы та прижала его член к коже Сону.       Расстегнуть все пуговицы на ночной рубашке, повторяя картину из сна.       Сжать бёдра и трахнуть Сону промеж них, пока нежная кожа внутренней части не покраснеет от агрессивного трения.       С гулко бьющимся сердцем Чонвон резко отстраняется, глядя в потолок распахнутыми глазами. Чёрт, он скоро с ума сойдёт.       — Энджин сошли с ума!       Торжественный голос Джейка ворвался в хаос подготовки к отъезду в Анахейм. Вся группа бегала туда-сюда, не взирая на крики сбитых людей.       — О чём ты? — спрашивает Джей, примчавшийся в комнату Чонвона, чтобы найти свои серьги. — Сонхун, открой свою сумку.       — Да не я их брал, ты мне не веришь?       — Нет.       — Они планируют ждать начала концерта с ночи, и кто-то уже сфоткал, как они сидят на улицах. Но, самое главное, похоже, США особенно страстно ждут одной партии «Bite me», — Джейк разворачивает экран к ним и играет бровями.       Сонхун роняет сумку и перешагивает через неё.       После танца Хисына и Сону на двухдневном концерте в Сеуле, весь фандом напоминал потревоженный улей. Чонвону было даже страшно заглядывать в интернет, потому что он не ожидал подобного ажиотажа.       Руководство знало, что делало, когда после строгой диеты вдруг накрыло для фанатов шведский стол фансервиса. По крайней мере, так себя утешал Чонвон, в очередной раз зависая на попадающихся видео, снятых с разных ракурсов, где опасно красивый Сону с Хисыном подожгли сцену.       С экрана толпа энджин сидит на земле, многие держат плакаты, и большинство надписей так или иначе касается Хисына и Сону.       — Ты уже собрал свои вещи? — резко спрашивает Чонвон.       — А? Да нет, я как раз собирался…       — Тогда лучше поторопись, я не хочу опоздать в аэропорт.       До него дошло, что высказывание определённо было грубоватым, когда слова встретили стеной тишины. Джейк смущённо почесал затылок, не привыкший к перепалкам с Чонвоном, а потому не знавшим, что вообще ответить.       Джей и Хисын только переглянулись, чем ухудшили настроение Чонвона. Но он уже потерял контроль над собой, придётся терпеливо снести бремя стороннего наблюдателя снова.       Ситуацию не спасает Сону, в чьём обществе язык Чонвон прилипал к нёбу. После совместного сна омега больше не звал его в гнездо, что одновременно обрадовало и расстроило, но Сону в принципе больше никого не звал. Это не мешало бурному воображению настигать Чонвона в самые неподходящие моменты, вынуждая терпеть боль в чреслах или бежать в ближайший туалет. Он чувствовал себя подростком, и даже тогда не было настолько плохо.       Сону достаточно сесть рядом, невзначай задеть рукой, как Чонвон вспоминал и сон, и явь той ночи.       — Вы чего тут делаете? — подозрительно спрашивает Сону, уперев руки в бока на пороге. Взгляд его блуждает по комнате, пока не останавливается на Чонвоне. — Менеджер Бэк написал, что приедет в течение двадцати минут. Вы что, даже сумки не упаковали?       — Черт! — доносится со всех сторон, и Чонвон пользуется суматохой, чтобы юркнуть в дальний угол. Подальше от Сону и непрошеных мыслей.              Они погружаются в фургон, и Чонвон не успевает глазом моргнуть, как оказывается на задних сиденьях, отделённый от всех милым личиком Сону.       Обычно он садился впереди, чтобы менеджер мог с ним поговорить без попытки сорвать себе горло. Поездка буквально в углу машины — нечто новое, но больше всего его напрягает соседство с Сону.       Впереди сидят Сонхун с Джейком, надевшие одни наушники для просмотра некоего шоу, одиночные места через проход заняли Ники с Хисыном, ну а Джей сидел с менеджером в самом начале. Чонвон вздохнул и упал на спинку кресла. Что ж, нет ничего плохого в том, что Сону составил ему компанию. В конце концов, он не хотел избегать его, это глупо.       Чонвон берёт свои слова назад через пятнадцать минут. Разговоры затихли, кто-то заснул. В том числе и Сону, чья голова опасно качалась из стороны в сторону, так что Чонвон в панике быстро уложил её на своё плечо.       Ведомый игривым настроением, Чонвон включает камеру и фотографируется со спящим. А после просмотра результатов едва сдерживает себя от яростного умиления, когда видит расплющенную его плечом щеку Сону.       Он редактирует фото, добавляя стикеры, и планирует выслать их в групповой чат, когда Сону причмокивает во сне и шевелится. Почесав нос, Сону роняет руку на колени Чонвона и затихает.       Пронзительный звук закипающего чайника оглушает Чонвона. Он тупо опускает глаза вниз и молчит.       Рука такая же белая и мягкая даже на вид, как и всё тело Сону. Чонвон тысячу раз обнимал его, хватал ладони, сжимая меж пальцев его пальцы, гладил живот, даже шлёпал по заднице. Он делал всё это не только с Сону.       Но только Сону мог случайно коснуться его и вызвать дрожь по всему телу от неконтролируемого желания. Чёрт, Чонвон реально ощущал себя подростком в самый пик пубертатного периода, вынужденный тихо дрочить под одеялом, пока мать не заглянет в комнату.       Чонвон чуть приподнял зад, скользя вниз по сиденью, чтобы рука Сону сдвинулась выше. Практически касаясь полутвёрдого члена.       Быстрый взгляд из-под ресниц дал понять, что никто не смотрит в их сторону, занимаясь своими делами.       Давление на пах дарило тянущие низ живота ощущения. Это не похоже на пожар, охвативший его вследствие горячего сна, это как медленное нарастание. Как домино: толкни первую фигурку, и та потянет за собой остальные, пока не сложится узор.       Чонвон прикрыл глаза, не двигаясь.       Ему казалось, что он плывёт по волнам, старательно убегая от водоворота.       Ким Сону — его водоворот.       Взгляд, дыхание, прикосновение, голос, смех, Чонвон любил каждую частичку личности Сону.       Ему не нравилось видеть Сону в окружении альф, в очередной раз напоминающих, что у них есть то, чего нет у беты Чонвона. Что, по статистике, мужчины-омеги выбирают мужчин-альф. Что Сону даже не видит в нём мужчину. Что он никогда не сможет полностью удовлетворить Сону из-за грёбаной физиологии. В то время как Сону для Чонвона — всё, о чём он только мог мечтать.       Чонвон слабо выдыхает и невесомо целует макушку Сону, позволяя себе эту слабость. Потом он обязательно соберётся и может быть, наконец, признается, что влюблён давно и безнадёжно, хотя бы ради группы. Когда Сону пошлёт его, тогда он сможет двигаться дальше.       Ну или попытается, что тоже неплохо. Лучше чем застрять в трясине невысказанных желаний.       Сону шевелится во сне.       К огромному сожалению Чонвона, шевелится и его рука, поднимаясь выше. Ладонь накрывает опавший было член, и достаточно минуты, чтобы Чонвон поражённо откинул голову назад.       Все мысли вылетели прочь под напором тепла, которое дарила рука Сону.       Чонвон чуть не кончил просто, потому что Сону неудачно сдвинулся, даже не подозревая, что буквально держится за пах своего лидера. Совесть кричит немедленно прекратить пользоваться ситуацией, но слабый голос отчаяния твердит, что другого шанса не будет. Шанса на что, Чонвон и сам не знает, возможно, его мозг окончательно поехал от продолжительных сеансов дрочки украдкой.       До сего момента никто не касался Чонвона. Он использовал руки, имея опыт лишь в детских поцелуях, а всё остальное — плод богатого воображения. Чонвон полагал, что мало кто подозревает, насколько извращён его разум.       Если бы кто-то мог читать мысли, то был бы шокирован.       Он представляет, как Сону съезжает с плеча вниз, утыкаясь носом в его колени. Смотрит наверх, находя задыхающееся лицо Чонвона, и улыбается лукаво, знающе, что именно он довёл его до такого состояния.       Пока остальные спят или смотрят фильм в наушниках, Сону проводит губами по молнии его джинс, обхватывая очертания стоящего колом члена. Ткань слишком плотная, чтобы можно было реально почувствовать жар его рта. Но Чонвону достаточно. Его ноздри раздуваются, пытаясь ухватить живительную порцию кислорода, иначе он перестанет существовать. Иначе Сону прекратит его существование.       Чонвон представляет, что они одни, и ничего не мешает Сону встать на колени, держась за его бёдра для равновесия. Чонвон судорожно цепляет замок и расстёгивает молнию, давая разрешение спустить джинсы до лодыжек. И член, не сдерживаемый более одеждой, выскакивает наружу, шлёпая по безупречному лицу.       В его грязных фантазиях Сону прикрывает глаза. Его действия наполнены смущением, когда ситуация доходит до прямого столкновения с последствиями его дразнилок. Как всегда, когда Сону не может выдержать долгий зрительный контакт, несмотря на всё своё нахальство.       — Открой рот, Сону-я, — переходит на неформальный язык Чонвон, завороженно наблюдая, как его хён послушно следует указаниям. Как сидит, будучи хорошим мальчиком, ожидающим порцию твёрдости во рту.       Возбуждение столь болезненное, что Чонвон почти плачет от невозможности его унять. Так тяжело, так трудно сдерживаться, зная, что всё о чём он думает возможно лишь в голове.       Когда ладонь сжимается, Чонвон не сразу понимает, что это не сон.       Но повторение действия заставляет распахнуть глаза. Чонвон смотрит наверх, не видя ничего, целиком и полностью сосредоточившись на ощущениях внизу. Там, где Сону надёжно держит его член.       Он почти стонет. Вместо звука изо рта вытекает дорожка слюны, которую Чонвон и не думает стереть. Он слишком далёк от этого.       Пальцы оглаживают очертания твёрдой длины, проходясь от основания к кончику. Как он и думал, джинсы не дают в полной мере ощутить прикосновения. Чонвон молится всем известным богам, чтобы не проснуться снова в одиночестве посреди мокрой от пота постели и храпящим Ники на нижней полке.       Словно доказывая, что предположения ошибочны, Сону тянется вверх и натыкается на ремень. В эту секунду Чонвон ненавидит решение надеть эту пару штанов, которые без ремня держатся лишь на бёдрах.       Но Сону, кажется, всё равно на помеху. Он ловко вытягивает полосу кожи из застёжки, тихо вынимает язычок из отверстия и добирается до пуговицы.       — Сону, — голос разума прорывается сквозь туман вожделения, желая напомнить им обоим, что они в общественном транспорте.       Невесомый, но резкий шлепок по животу затыкает его. Чонвон больше ничего не смеет говорить, широко распахнутыми глазами следя за проезжающими мимо автомобилями.       Через прорезь между сиденьями видна рука Сонхуна, держащая телефон на весу. Точно также они могут повернуться назад и узреть, в каком положении находятся младшие. Опасность раскрытия не просто нависает, она рядом.       Стабильность и безопасность — кредо Чонвона. Кто знал, что достаточно одного Ким Сону, который уж точно не похож на адреналинозависимого человека, чтобы его предпочтения полетели в бездну. Есть что-то в том, как обожаемый всеми омега грязно дрочит ему прямо за спинами участников.       Член в хватке выпускает каплю преэякулята, которую Сону подхватывает большим пальцем и растирает по головке. Гладкость ладоней полностью обнимает его, ощущаясь даже лучше, чем Чонвон представлял. Стон рвётся из пересохшего горла, Чонвон так старается сдерживаться, что вены вздулись на напряжённой шее. Его плечи трясутся.       Сону двигается. Чужое дыхание ударяет по чувствительному уху, как разряд тока. Свободной рукой он накрывает колени Чонвона бомбером, который снял ранее.       — Сонхун сейчас повернётся, — жарко шепчет Сону и ложится обратно. Мозг регистрирует слова в тот самый миг, когда лицо Сонхуна с широкой улыбкой протискивается в щель между сиденьями.       — Эй, вы видели!.. а, Сону спит, — осёкся Сонхун. — Чонвон, ты видел дрон с плакатом?       — Какой дрон? Я не смотрел по сторонам, — Чонвон надеется, что голос не выдаёт, насколько ему плевать на все дроны мира. Больше всего он волнуется о Сону, который медленно поглаживает его член прямо перед Сонхуном.       Лицо горит, бёдра болят от напряжения, между ног так жарко и влажно, что Чонвон боится кончить в любую секунду. С тем, как безжалостно доит его член Сону, он не сомневается, что умрёт после оргазма.       — На плакате надпись была! — болтает Сонхун, не подозревая о проблеме под бомбером.       Чонвону приходится слегка приподнять колено, чтобы топорщившаяся в районе паха ткань не навела на подозрения. С одной стороны ему хочется шлёпнуть Сону по заднице, стянуть штаны и войти до упора, с другой схватить за волосы и насадить открытым ртом на всю длину.       Варианта остановить Сону не было даже в мыслях.       — Жаль, ты не сфоткал, — выпуская воздух малыми порциями, говорит Чонвон. Глаза так и норовят скользнуть вниз, проверить, как едва заметно двигается ткань на коленях. — Скорее всего, энджин позже выложат в интернет.       — Да, ты прав, — теряя заинтересованность, отвечает Сонхун, наполовину вернувшись в прежнее положение. Чонвон так пристально смотрит на точку между бровей альфы, что, возможно, там образуется дыра. — Осталось ещё полчаса, и мы на месте. Уф, я устал уже сидеть.       Пальцы тычут в бедро, вынуждая Чонвона приподняться и раздвинуть ноги шире. Он распахивает рот в молчаливом стоне, языком смачивая обезвоженную полость.       — Потерпи немного, — слабо отвечает Чонвон, обращаясь скорее к плачущему члену, чем к старшему. Сонхун кивает и, наконец, возвращается к своим занятиям.       Он чувствует прилив тепла в паху. Зная, что осталось совсем немного, и Сону доведёт его до самого сильного оргазма, Чонвон дёргает плечом. Не давая ни себе, ни Сону опомниться, Чонвон сдавливает светлую шею, задирая пальцами подбородок выше и впивается поцелуем в рот.       Крик вибрирует в горле, пока он слизывает сладость персикового бальзама. Сону воспринимается так хорошо в его руках, так идеально его губы поддаются жадным посасываниям. Чонвон глохнет на пару секунд, выплёскивая экстаз в поставленную ладонь, а язык дрожит глубоко во рту Сону.       Кто-то тихо выругался. Чонвону плевать, если характерные звуки поцелуя раздавались на весь салон. Сону был тем, кто схватил его за яйца, а это значит, что теперь очередь Чонвона сделать свой шаг.       В отеле омегу заселяют в отдельный номер. Аксиома, которую нельзя нарушать. Менеджер даже шутил, что благодаря Сону остальных проще поделить по двухместным комнатам. На этот раз Чонвон целенаправленно выбрал Джейка, зная, что тот не будет засиживаться до поздней ночи.       Они приехали на день раньше, чтобы успеть спокойно осмотреть концертный зал, и по-хорошему им нужно спокойно выспаться.       Во время ужина Чонвон практически не смотрит на Сону. Это бессмысленно, омега и бровью не повёл, будто каждый день дрочил парням на заднем сидении. Вместо этого Чонвон договаривается походить по магазинам с Сонхуном и Джеем, смеётся над перебранкой Ники и Хисына, обсуждает с менеджером различные дела.       Сходив в душ в своём номере, Чонвон переодевается в домашнюю одежду и вытаскивает из внутреннего кармана рюкзака смазку. Джейк увлечён просмотром фильма перед сном и только лениво машет вслед, когда Чонвон предупреждает, что уходит.       Цифры, выгравированные на двери, врезаются в мозг.       Не поднимая руки, Чонвон стучится.       Шагов не слышно, дверь приоткрывается без предупреждения через долгую минуту. Сону выглядывает, как настороженная кошка, чью вечернюю рутину внезапно прервали.       Взгляд меняется с любопытного на выжидательный, метнувшись по сторонам.       Чонвон опирается кулаком об косяк двери и загораживает проход полностью, вынуждая Сону смотреть только на себя.       — Ты что-то хотел, Чонвон-а? — спрашивает вполголоса омега, заправляя прядь волос за аккуратное ухо.       — Да, я хотел обсудить то, что произошло по дороге в аэропорт, — прямо говорит Чонвон, не собираясь давать лазейку для выхода. Ну уж нет.       Сону замирает, глядя, как пойманный зверь, его рука опускается с ручки. Чонвон тут же толкает последнюю преграду и шагает вглубь номера.       Внутри царит полумрак, верхний свет везде приглушен, создавая таинственную атмосферу. Чонвон видит двуспальную кровать, и тормоза в его голове с визгом обрываются.       — Не хочешь объясниться, Сону-хён?       Сону прислонился спиной к закрытой двери. Чонвон видит его в полный рост, и вопросы умирают в горле, мгновенно пересохшем от невыносимого желания приблизиться.       Судя по расставленным баночкам и флаконам, омега готовился ко сну, на что намекал и выбор его одежды. Длинный халат или кардиган, Чонвон, честно, понятия не имел, но сочетание чёрного цвета с белой кожей сделало своё коварное дело. Он обычный человек с предпочтениями, а Сону слишком красив в чёрном.       — Смотря, что ты хочешь услышать, — Сону открывает рот, и внимание перетекает вверх. Его губы красные, или Чонвону уже мерещится? — В зависимости от твоего выбора… Я могу подстроиться.       Тянет к нему просто невероятно.       Сону наклоняет голову вбок и улыбается.       — Что ты выберешь, Чонвонни?       Выбор, выбор. Какой ещё выбор может быть, когда фантазии становятся реальностью?       — Когда я танцевал с Хисын-хёном, то всегда был человек, который следил за мной от начала до конца, — вдруг тихо заговорил Сону, крепко удерживая полы халата на груди. — Когда у меня наступает эструс, этот человек всегда знает заранее. Мне не нужно беспокоится о чём-то, за меня уже всё сделали. Когда мы ехали в аэропорт, он даже поцеловал меня тайком, пока думал, что я сплю. Как ты считаешь, Чонвонни, он влюблён в меня или нет?       Сердце колотится в груди, как сумасшедшее. Хотя Чонвон морально подготовился к тому, чтобы тайное стало явным, страх всё же присутствовал.       Конечности немеют, будто поступаемой крови недостаточно для правильного функционирования.       — Да, — выдыхает Чонвон, глядя настойчиво, отчаянно. Он вытаскивает сердце из груди и предлагает ответный выбор. — Он влюблён в тебя. Я влюблён в тебя, Сону.       Напряжение можно резать ножом. В полутёмном номере отеля, одного из десятков, что разбросаны по Анахейму, в преддверии первого концерта в США, Чонвон стоял на пороге собственного открытия. Единственное, что волновало сейчас, — Сону.       — Ты наблюдал, потому что ревновал, или потому что хотел быть на месте Хисын-хёна?       Заморгав, Чонвон почти нахмурился. Сону же ждал, будто ответ действительно имеет значение, так что ему пришлось затолкать недовольство подальше.       — Есть разница?       — Можем проверить вместе, — на выдохе Сону тянет пояс халата, полы распахиваются.       Зрачки Чонвона сужаются, в одно мгновение сконцентрировав поле зрения на Сону, демонстрирующего то, что прятал под внешней оболочкой приличия. Это топ на груди и, самое главное, длинная чёрная юбка с высоким разрезом. Прямо как аутфит танцовщиц «Bite me».       Можно легко представить, как Сону идёт в этой юбке, бёдра покачиваются, каждый шаг оборачивается опасностью полного раскрытия. Если добавить ботфорты, то можно искать другого лидера для группы.       Чонвон чувствовал, что в номере Сону узнает много нового. Просто не ожидал, что это будет новый кинк.       — Хочешь быть на месте Хисын-хёна? — Сону проводит по изгибу талии и смотрит.       Обратный отсчёт в голове Чонвона останавливается на огромной красной цифре 0. Вот столько терпения и желания сопротивляться пожару, разжигаемому внутри, осталось после провокационных вопросов Сону.       Чёрт. Чонвон хотел быть нежным.       — Хисын-хёну нет места рядом с тобой, — бросает Чонвон. — Не заблуждайся, хён.       И стремительно пересекает метры между ними, обвивая гибкую талию одной рукой. Чонвон ловит шокированный вздох своим ртом и вжимается своей твёрдостью в мягкое тело Сону.       — Ах!.. Чонвон! Дай мне минутку, подожди… — Сону извивается под напором жаждущих прикосновений, его затылок стукается о деревянную поверхность.       — Минуту на что? — покрывая поцелуями пухлый рот, Чонвон спускается вниз по линии челюсти. Он размашисто лижет гладкую кожу, едва сдерживаясь от желания вонзить зубы, чтобы оставить полноценный отпечаток.       — Я хочу сказать, что… — Сону с силой проводит по широким плечам, мышцы горят под его прикосновениями, а когда он начинает поглаживать заднюю часть шеи, то Чонвону хочется игриво замурлыкать. — Я имею в виду, ответ…       — Я знаю ответ, — Чонвон заглядывает в глаза Сону, они тяжело дышат в унисон. — Тебе не нужно говорить вслух.       Долгая пауза не причиняет дискомфорт. Чонвон держит голую ногу в захвате, вынуждая Сону обнимать ею его талию. Хватка на бедре крепкая, пальцы полностью погрузились в мягкую плоть.       Без слов Сону опускает взгляд ниже и тянет к себе за шею.       Может быть когда-нибудь они обсудят, что беспокоит Чонвона, и чего хочет Сону, но сейчас определённо не тот момент.       Сону издаёт сдавленный стон, его бёдра толкаются вперёд, в рот Чонвона. Он едва стоит на ногах, вынужденный опираться спиной о дверь и приглушать крики, дабы никто проходящий по коридорам не услышал.       Высокий разрез юбки открывал отличный доступ к нижней части тела, халат сиротливо лежал на полу, сброшенный кем-то из них, бретельки топа спущены, трясутся в такт судорожным рывкам. Чонвон смотрит на прекрасную картину разврата снизу вверх. Ему нравится то, что он видит.       — Чонвон… Я не могу, я с-сейчас… — ногтями Сону царапает плечи сквозь тонкую ткань футболки, пытаясь то ли заземлиться, то ли оттолкнуть его. — Ах!       Чонвон пробирается под юбку, сжимая упругую ягодицу и оттягивает в сторону, чтобы легонько обозначить прикосновение среднего пальца к сжимающейся дырочке. Сону вздрагивает, поддаваясь вперёд, в заднюю часть горла Чонвона.       Другой рукой он грубо дёргает топ наверх, открывая жадному взгляду голую грудь. Как он и думал, соски затвердели, розовые, торчащие на едва заметных холмиках. Он подщипывает пальцами один, вырывая визг с искусанных губ.       Член Сону не такой твёрдый, как его, и Чонвон знает, что настоящее удовольствие омега получит, когда в его дырочку проникнет узел альфы. Что ж, он не альфа, но Сону сам его выбрал.       С причмокиванием выпуская член омеги изо рта, Чонвон проводит языком полосу вдоль бедра. Его рот горячий и скользкий, до сих пор хранивший вкус Сону.       — Повернись, — хрипло просит, поддерживая Сону, иначе тот давно бы рухнул на пол.       — Чонвон-а… Пойдём на кровать.       — Сначала я закончу с тобой здесь, — качает головой Чонвон и шлёпает по упругой ягодице. — Повернись, Сону-хён.       Глядя в ответ поблескивающими глазами, Сону медленно разворачивается. Он утыкается лицом в дверь, опирается ладонями для лучшей устойчивости и бесстыдно выгибает поясницу.       Чонвон с силой бьёт по заднице, сталкивая Сону с дверью, и тут же задирает юбку до талии. Нижнее бельё отсутствует, что доказывает: Сону ждал этого с таким же нетерпением, как он сам. Он знал, что делал, когда вытащил член Чонвона из штанов в машине, и когда надел этот опасный комплект одежды.       — А если бы я не пришёл, что тогда? — прижавшись к спине, Чонвон даёт в полной мере ощутить силу своего возбуждения, медленно проводя головкой по щели. Ткань штанов мешает, но в его планах не стоит снять их прямо сейчас. — Ты бы сидел здесь без трусов под этой юбкой до самой ночи?       Сону слушает молча, прерывисто дыша и замирая всякий раз, когда Чонвон вжимался глубже.       — Я бы пошёл к Хисыну, — с едва заметной улыбкой шепчет Сону. — Или к Джей-хёну, он тоже интересовался можем ли мы станцевать «Bite me» вместе, или…       Раздвинув пальцами ягодицы, Чонвон прикусывает плечо Сону до вскрика и опускается на колени. В полумраке не видно, но он может представить, как дрожит вход.       — Можешь позвать их прямо сейчас, — Чонвон смачивает обод языком, а затем резко проводит полосу, выбивая несдержанный стон. — Я не против.       Сону может только хвататься за ручку двери, чтобы удержаться на ногах, пока Чонвон вылизывает его снизу. Он не может двигаться, не может бежать, находясь в цепких тисках рук и рта.       Вонзив кончик языка в сжавшуюся дырочку, Чонвон кружит вокруг, уговаривая расслабиться, впустить его внутрь, осязая момент, длиною в вечность, когда Сону ахает. Слизь смешивается с обильной слюной, увлажняя вход.       Чонвон проникает пальцем до упора, крутит одновременно с языком, подготавливая к тому, чтобы Сону смог принять его член. Свободной рукой он нашаривает в карманах тюбик и откручивает крышку не глядя.       Холодная вязкая смазка щедро выливается на пальцы.       — Ну так что? Будешь звать? — требует ответ, хотя отлично видит, насколько далеко ушёл от темы разговора его омега. Сону хнычет с открытым ртом, елозит щекой по двери в попытке стоять ровнее, пока Чонвон раздвигает податливую упругую мышцу.       Внутри он весь скользкий, мышцы подрагивают вокруг пальцев, естественная смазка вытекает наружу. Становится жарко и грязно, как в полуночных снах, что кружит голову осознанием — больше не сон, больше не фантазия.       Чонвон хочет вернуться в уютное тепло, довести Сону до наивысшей точки наслаждения одними пальцами и языком, но его собственная проблема ноет всё сильнее и громче, упираясь в ткань свободных штанов. Он больше не может ждать.       — Ответь мне, Сону-хён, или я оставлю тебя раскрытым.       Сону протестующе вскрикивает, когда он показательно убирает руки, но лишь для того, чтобы потянуть шнурок пояса и выпустить член на свободу. Омега тянется вслед за ушедшим прикосновением, оттягивая задницу прямо к лицу усмехнувшегося Чонвона. Он награждает Сону шлепком и следит, как подрагивают мясистые ягодицы.       — Не буду! — плачет Сону, стискивая кулак. — Я не буду никого звать, перестань меня мучить!.. ах!       Удовлетворившись ответом, Чонвон прикусывает холмики по очереди и поднимается с колен. Он позволяет стоящему члену проникнуть в щель и толкается вперёд, с шумом прибивая их к двери.       Жар окутывает длину, посылая сигналы блаженства вверх по позвоночнику, вытягивая нити порочного удовольствия вдоль выгнувшегося тела. Ощущение мягкости и тепла поражает мозг, уменьшая мыслительную способность до нуля, до животного состояния, в котором управляют инстинкты.       Чонвон толкается вперёд, крепче сжимая бёдра, пока скользит внутрь, перестраивая девственное отверстие под размер своего члена. Пот капает с висков, свидетельствуя об огромном усердии, прилагаемом, чтобы просто не сорваться в безжалостный резкий темп. Сону под ним задыхается, елозя короткими обрезанными ногтями по двери, у него нет другого способа выразить острое наслаждение, даруемое давящей тупой полнотой.       Он отрывает свой член, затем выталкивает обратно, чувствуя, как обод легче раскрывается вокруг него, весь мягкий, влажный, звук скользкого проникновения оглушает. Кроме их сдвоенного частого дыхания только он нарушает тишину номера, за которым открытый длинный коридор. По нему прямо сейчас мог проходить кто-то из их альф, даже не подозревая, что лишь тонкая древесина скрывает запах секса и похоти.       — Чонвон-а, ах… — едва слышно шепчет Сону, будто не имея сил, чтобы говорить громче, будто Чонвон выбил из него способность выражаться нормально. — Н-не останавливайся, прошу!..       Смех рождается в горле, перебиваясь протяжным стоном, когда он погружается дальше в обжигающую плоть. Чонвон зажмуривается, вдыхая воздух короткими глотками, его тело похоже на натянутую струну.       — Даже если кто-то войдёт сюда и увидит, — Чонвон растягивает руками вход, расправляя вокруг члена, и толкается быстрыми рывками, прижимаясь, вдавливая себя в жаждущее тепло. — Я вряд ли остановлюсь, Сону-хён.       Скользкая естественная смазка смешивается с персиковой, купленной пару месяцев назад, когда невозможно стало терпеть пронизывающее желание. Мышцы дрожат, будто всасывая Чонвона глубже, вход раскрывается шире под ударами твёрдого раскалывающего изнутри члена.       — Как ты… Как ты себя чувствуешь? — Чонвон тянется ближе, но футболка застревает между телами. Верный своему слову, он не останавливается ни на мгновение, одной рукой сдёргивая мешающуюся ткань и отбрасывая куда-то назад. — Скажи мне, Сону-я.       Топ некрасиво скомкан подмышками, скрученный в горбатую полосу.       Чонвон приподнимается, трахаясь глубже, удобнее, из-за чего нить внутри звенит от напряжения, готовая лопнуть. Его ладони скользят по влажной коже бёдер, приходится цепляться крепче, впиваясь пальцами в податливые мышцы.       — М-мне хорошо, — стонет Сону и вздрагивает крупно, стоит головке задеть чувствительную точку внутри, его голос становится резким и хрипловатым. Спина выгибается, когда он тянется к нему с приоткрытым ртом. — Поцелуй меня, Чонвонни… Я-я… Я хочу тебя как можно ближе.       Одной рукой взъерошив чёрные обвислые от пота пряди, Чонвон тянет Сону за волосы, уверенно, но не сильно, беспокоясь о том, чтобы даже случайно причинить ему боль. Он целует нежное местечко под ухом и шепчет: «Я буду целовать тебя столько, сколько захочешь, хён».       Сону скулит, зажмурившись, с длинных густых ресниц падают слёзы. Он всегда много плакал, чаще, чем кто-либо другой из группы, и Чонвон привык быть тем, кто первый спешит утешить и обнять.       Ему нравится, что талию получается обнять одной рукой, Чонвон и не подозревал о добром десятке кинков, рождённых от присутствия омеги поблизости. Сону достаточно просто дышать, просто смеяться, передвигаться слегка повиливающей походкой, есть с огромным удовольствием, чтобы Чонвон зависал, находя очаровательным и горячим любое действие. Как будто он сошёл с ума.       Звук вырывается из груди, понижаясь на выдохе, пока не растворяется в полумраке гостиничного номера.       Сону трясётся в его руках, конвульсивная рябь удовольствия прогибает спину ниже, почти уходя от захвата, но Чонвон протискивается ближе, продолжая череду шлепков кожи по коже. Его рука двигается вниз, поглаживая член Сону, находя большим пальцем щель, что вызывает оторопь, переходящую в вскрик.       — Я буду целовать тебя, — следуя словам, Чонвон приникает губами к острому выступу плеча, прокладывая дорожку влажных поцелуев к шее, где останавливается над пульсирующей жилкой. — Буду обнимать тебя, — смыкает руку на впалом животе, удерживая на месте, под рваный нетерпеливый ритм толчков. — Я буду любить тебя, хён, так сильно любить, как ты этого заслуживаешь.       Сону выгибает шею, крупные капли намочили его щёки, он тянется навстречу, и Чонвон приникает в горячем поцелуе к влажному рту. Он чувствует, как бёдра омеги напрягаются, задница заглатывает всю длину с громким хлюпающим звуком смазки, удовольствие вырывается из горла, и Сону стонет прямо в его губы.       Яростная животная потребность опустошить себя, запачкать, наполнить Сону пробивает кол в позвоночник, Чонвон кусает ставший расслабленным и вялым рот, пытаясь догнать ускользающее удовольствие, пока, наконец, не выплёскивает семя глубоко во внутренности омеги.       Он видит, как всплеск наслаждения иссушил тело, силы окончательно покинули конечности Сону. Чонвон расслабляет железную хватку, всё ещё трахаясь в отупляющем хаосе мощного оргазма.       Колющие искры под кожей затихают, разжимая барабанные перепонки, оглушённые взрывом страсти, впервые за долгое время не сдерживаемой в одинокой камере душевой.       Чонвон вытирает пот и стряхивает с ладоней на пол.       Находясь так долго посреди тугого кольца, в плоти, приветливо открывающейся в такт каждому рывку, Чонвону не хочется покидать уютную дыру. Он поглаживает широкой ладонью спину Сону, собирая бисеринки ледяной влаги, и успокаивается.       — Сону-хён, ты в порядке? — тихо спрашивает Чонвон, поднимая обвисшее тело омеги, пока тот пытается установить связь с собственными ногами, но чуть не падает обратно. С неохотой Чонвон выскальзывает наружу, покидая гостеприимное тепло, и жалеет, что света недостаточно, чтобы запечатлеть момент, когда из растраханного входа покажется головка его члена, покрытая спермой.       Сону пошатывается, принимая помощь, но стоит так неуверенно, что Чонвон только прячет улыбку и нагибается. Ему самому тяжело и неудобно, но комфорт омеги стоит выше. А особенно потому, что причиной подобного состояния стал сам Чонвон, и ему в радость видеть результаты его неутомимых фантазий.       — Что? Я могу сам, — ворчит было Сону, но в итоге замолкает, устало прислоняясь щекой к плечу. — Ладно, тогда искупай меня, раз уж не терпится уложить меня спать.       — Я хорошо поработал над твоим крепким сном? — игриво спрашивает Чонвон, ногой отпихивая дверь ванной. Он включает свет, едва не подарив Сону сотрясение мозга об косяк, но чего омега не знает, то идёт ему на пользу.       Они смотрят друг на друга в ярком свете лампочек. Лицо Сону красивое, несмотря на то, как сильно Чонвон его потрепал, излучает собственный свет.       Сону надувает губы, как всегда делает, когда хочет дать окружающим понять, что чем-то недоволен.       — Настолько, что скорее всего завтра я даже встать с кровати не смогу.       Чонвон улыбается так широко и довольно, что Сону вспыхивает подлинным возмущением и пытается отмахнуться, но ему сложно это сделать на весу.       — Не волнуйся, — обещает Чонвон слишком торжественно для ванной. — В будущем ты привыкнешь, потому что я не намерен позволять тебе ходить своими ногами.       — Ч-что?! Эй, Чонвон-а, что ты имеешь в виду? Ай! Стой, вода холодная! Ян Чонвон!       Громкий заливистый смех рвётся из груди, как птица, стремящаяся на свободу. Чонвон наклоняется и звонко целует скривившийся пухлый рот, улыбается счастливо, несдержанно, и целует снова.       Неважно, что Сону не успел признаться в ответ. Чонвон хорошо знал своего хёна, и ему не нужные иные доказательства, когда правда чётко горит в любящем взгляде.       В ночь, когда солнце не успело уйти за горизонт, а фонарь включился слишком рано, их лучи пересеклись, рисуя двойные тени вокруг одних и тех же предметов.